Код Гериона: Осиротевшая Земля

Людмила Брус

Что делать, когда птицы принесли в твой город смертельную эпидемию, а врачам приходится работать без электричества? Как найти топливный стержень для реактора в мире, где они больше не производятся?Простые земляне ввязываются в конфликт между пережившей глобальный Блэкаут корпорацией «Наутилус», вооружённой сектой Крестителей и разведчиками с Марса.P.S. Эту книгу вместе с предыдущей частью серии – «Бессмертие без жизни» – читают полярники на станции «Прогресс» в Антарктиде.

Однорукий и одноглазый

Джек Марч, Иван Василевский, 6 сентября 2192

Я прибыл на собачьей упряжке с рассветом, чуть задержавшись, чтобы полюбоваться новым городом со скалы, ведь мой родной Гелиополис прячется в глубокой пещере с горячими озёрами, а Семь Ветров словно вырастают из береговой линии (кто-то скажет — стекают с горы, как поток лавы). Издали Cемь Ветров похож на острый уступчатый мыс; перед Блэкаутом была такая мода — максимально вписывать архитектуру в окружающий пейзаж. Пройдёт ещё каких-то сто лет, и жители окончательно уверуют, что эта гигантская, но по-своему изящная многоуровневая конструкция — творение богов или титанов, но никак не смертных людей. «Человек такого не придумает», — скажут они и будут почти правы.

В старину (хотя какая, к черту, старина, у нас немало кто застал это совершеннолетним!) туристы прибывали сюда со всех континентов. К Семи Ветрам могли пристыковаться два пассажирских лайнера или даже небольшой плавучий город — пополнить запасы пресной воды и продовольствия, если вдруг закончились свои. Здесь процветало всё, чего не было в поселениях учёных: казино, публичные дома, бары с наркотическими коктейлями, театры сновидений, в которых каждый сморчок мог почувствовать себя героем и каждая Золушка, будь ей хоть сто пятнадцать лет, обязательно обретала своего принца. Даже лучшим сотрудникам «Крылатого Солнца» несколько раз в год выдавалось разрешение посещать Семь Ветров — но лишь по достижении двадцати пяти лет, чтобы восторженные юнцы не торчали в мире грёз месяцами.

Дорога случайным гостям была открыта не везде: город делился на две части — одна для «избранных», и другая для «всех остальных». Посетить Семь Ветров, а тем более иметь годовой допуск на территорию, было особой гордостью, знаком высшего жизненного успеха. Но было у этого особенного города ещё одно назначение, а всю эту мишуру с фривольными развлечениями придумали для отвода глаз. Самое ценное лучше всего прятать не на закрытой военной базе, а там, где шумит толпа, скачут голые девицы и вращается рулетка. Поэтому я здесь.

Со дня Блэкаута в Семи Ветрах, как и везде, переменилось многое. Береговая линия рядом с городом обросла хибарами из камня, китовых скелетов и брошенных яхт: растерявшиеся люди стали инстинктивно собираться вокруг места, которое давало хотя бы иллюзию безопасности. На палубах некогда роскошного лайнера «Пайн Айлэнд» — последнего гостя Семи Ветров — развешивают для сушки белье, а на площадках для вертолётов разбили огороды. Кое-где проломлены взрывами стены: виновата гражданская война, которая два с половиной года тому назад завершилась победой некоего Хайдриха. С ним ещё предстоит познакомиться — и лучше это сделать до того момента, как к нему пожалует гость из «Наутилуса».

На воротах меня и мои сани проверили на взрывчатку. Огнестрел, холодняк и арбалеты тут носит каждый, но всё, что взрывается, находится под строгим запретом. Отправив на псарню собак и отсчитав десяток патронов за их содержание, я выбрался на одну из главных улиц — Пассаж Айн Рэнд — и долго привыкал к запахам; не знаю точно насчет канализации, но на вентиляцию в Семи Ветрах явно махнули рукой.

Внешнее величие вблизи оборачивается разрухой и запустением. Стеклянный купол над главным атриумом (бывшая Площадь Cвободы) провалился, оставшись открытым для дождя и снега, но мерцающее дерево, что росло в самом центре, умудрилось выжить. То, что до сих пор его не распилили на дрова, говорит о наличии сознательности у местных жителей хотя бы в остаточном состоянии. Дерево окружает шумный базар, где торгуют всем, что удалось вырастить, убить или подобрать в брошенном поселении. Со всех сторон — крики и толкотня: сначала меня едва не сшибла тачка с рыбой, затем я едва сам не грохнулся, поскользнувшись на кальмаре, выпавшем из все той же тачки. Но если в других поселениях нельзя пройти по рыночной площади без того, чтобы тебя в надежде что-нибудь спереть не облапали, то местные, даже если смотрят жадно в твою сторону, попыток обокрасть не предпринимают. Вскоре я понял, почему: по периметру площади стоят люди с шипастыми дубинками, которых здесь называют Зрячими: это местное подобие сил правопорядка.

На счастье, отель «Бархатная ночь» располагается в престижной «носовой» части города, вдающейся в океан. Окна в моем номере, правда, смотрят не на воду, а в небо, и, первое, что я сделал, когда оказался у себя, разулся и повесил на крюк собачью шубу, — упал на кровать и долго смотрел своим единственным глазом, как ползут прямо надо мной облака — вид, которого сильно не хватает дома, несмотря на безопасность и комфорт. Вскоре вид испортила жирная черная точка на стекле, в которой я идентифицировал клопа. Ликвидация насекомого показала, что оно успело как следует оторваться в соседнем номере.

Но с чем здесь настоящая беда, так это с дверьми. Раньше замок, как и везде, считывал отпечаток руки. Так совершалась и плата за номер — одним касанием ладони. Теперь же, когда ты в комнате, нужно запереться изнутри на задвижку. Пошел погулять — говоришь хозяину или привратнику: те запирают дверь на замок и ключ оставляют себе. А значит — им ничего не мешает порыться в твоих вещах, пока тебя нет. О том, что для купания нужна вода, надо заранее извещать портье, чтобы тот ее нагрел и закачал с помощью насоса. Но хоть на этом спасибо: в других городах тебе в номер просто ставят таз для мытья рук — и платить за это удовольствие приходится отдельно.

Отдохнув часа полтора, я стал планировать вторую половину дня. Задача на сегодня — побольше выяснить о Хайдрихе и понять, что ему можно предложить для начала. Придется взаимодействовать с местными на всех уровнях, и, начну я, пожалуй, с кабаков. Этот пункт работы Следопыта пока самый трудный, потому что пить спиртное мне всё ещё противно.

В Семи Ветрах у меня несколько задач. Во-первых, выяснить, насколько возможно открыть в городе наше отделение и не прибрала ли город к рукам иная пережившая Блэкаут организация. Во-вторых — исследовать это место на наличие рабочих артефактов Золотого века. По архивным данным, в Семи Ветрах находился объект «Наутилуса», но чем он занимался и пережил ли катастрофу, мы пока не знаем. Данный объект мог быть как лабораторией, так и просто офисом или складом. Но даже в этом случае там может быть немало интересного, значит, обойти придется каждый закоулок. Третья задача самая сложная — узнать о судьбе очень нужного нам человека и, если он до сих пор живой, привести его в Гелиополис.

****

Караванщик Джек, всё ещё слабый от сотрясения мозга и потери крови, стоял в одном из роскошных кабинетов океанского атомного лайнера «Пайн-Айлэнд», навеки обосновавшегося в полузакрытом пассажирском терминале. И без того чувствуя себя паршиво — что морально, что физически, он мысленно проклинал это место за старую рану, которая была с ним связана. Третьей причиной раздражения и тревоги, после ненавистного места и головной боли, был сидящий перед ним правитель города Хайдрих, воцарившийся в Семи Ветрах после окончания кровопролитной гражданской войны за право на торговлю наркотиком «Искра» между семьями де ла Серна, Вартанян и Мизрахи.

Трёхмесячная мясорубка между давними конкурентами и их сторонниками закончилась бегством де ла Серна, примирением Мизрахи с Вартанянами и династическим браком. Однако во время свадебной пирушки, на которой собрались две сотни человек (по местным меркам — цифра огромная!), грянул жесточайшей силы взрыв, обваливший пятую часть первого — самого верхнего — уровня. Он похоронил под обломками и Дядю Эйба — главу семьи Вартанянов, и его сына Эйбрахама-младшего с молодой женой Деброй, и почти всех Мизрахи. Все решили, что это дело рук недобитых сторонников де ла Серна, и что скоро те вернутся в Семь Ветров с наемниками.

Незадолго до этого события Семь Ветров и познакомились с Хайдрихом, который сначала был помощником местного врача, а затем стал костоправом у Дяди Эйба. Он оказался одним из тех немногих, кто после взрыва не впал в панику, а грамотно и четко организовал разбор завалов и спасение пострадавших, проработав двое суток без сна, пока обморок не свалил его с ног.

Молодой, не старше тридцати пяти лет, но при этом спокойный, как скала, немногословный, в те трагические дни он внушал перепуганным людям спокойствие, а стало быть — и доверие, а его самоотверженный труд по локоть (и чуть ли не по пояс) в крови окончательно завоевал доверие измотанных разрухой и насилием людей. Бывшие противники, ещё вчера готовые покромсать друг друга на мелкие кусочки по прихоти чужих им людей, ныне благоговели перед тем, кому обязаны были жизнями родных и близких. Неведомо как для постороннего человека он заставил сторонников обоих кланов слушаться себя, как слушаются погонщика ездовые собаки.

Страх перед Хайдрихом пришел позже, когда, не моргнув глазом, «добрый доктор» уложил уличного вора, стащившего рыбину с прилавка. Уложил на бегу, в мгновение ока выхватив из кармана пистолет и едва прицелившись. Не то чтобы стрельба на улице была чем-то из рук вон выходящим, конечно, нет… Да только мало кто ожидал такой прыти от скромного врача, который и голоса почти не повышал.

В толпе, остолбеневшей от этой сцены, никто даже не пикнул, что стрелять в таком людном месте как минимум небезопасно. Спустя несколько минут послышались голоса одобрения: вот, дескать, тот, кто наведет порядок, не церемонясь с презирающим чужую собственность отребьем, на что Хайдрих кратко и торжественно обещал не обмануть возложенных на него ожиданий.

Между тем, вспомнить имени Хайдриха местные не могли; и никто не вспомнил бы, каким он был в детстве. Семьи по фамилии Хайдрих в городе тоже не знали, что значило одно: парень был пришлым. Но кого это среди всеобщего хаоса и паники волновало?

Город, наполовину оказавшийся в руинах, нужно было как-то восстанавливать, и жителей в возрасте от десяти лет обязали три дня в неделю, отбросив остальные дела, класть камни и латать дыры. Что касается пополнения разоренной междоусобицами казны, то Хайдрих возродил в Семи Ветрах производство «Искры» — самого сильного в Антарктиде стимулятора, ходившего по континенту ещё до Блэкаута: от нее людей «искрило» в течение добрых шести-восьми часов. Вещество дарило небывалый прилив сил, ускоряло работу мозга и веселило без каких-либо галлюцинаций, если не считать сладкое ощущение всемогущества и созидательной силы.

Лаборатория по производству зелья сгорела во время гражданской войны вместе со всем запасом сырья, именовавшегося «атомным грибом». Каким-то хитрым, неизвестным Джеку образом Хайдриху удалось решить проблему с оборудованием, «атомный гриб» продолжали выращивать в Новом Пекине китайцы, продавая его уже засушенным — то есть неспособным к дальнейшему разведению, чтобы сохранить монополию. Сами они, утратив рецепт «Искры», перетирали гриб в порошок и курили, как опиум; в таком виде его действие было слабым и сопровождалось неприятными побочками, но на популярности они не сказывались.

«Искра», однако, была тоже небезобидна. Регулярный прием давал осложнения — ночные кошмары, нервное истощение, аномально долгий сон и спустя месяцы — деменцию, подобную старческой. Через год «искроман» переставал мыться и узнавать знакомых, путал «право» с «лево» и терялся на собственной улице, удирая от исполинских многоножек. Чтобы не спровадить всю потенциальную клиентуру на тот свет, Хайдрих использовал свои познания в медицине и доработал «искру» до концентрации, не пожирающей человека столь быстро, но и не позволяющей легко соскочить. Подбодрить такой «искрой» можно было даже уставших ездовых собак — если, конечно, патронов и сахара на такие вещи не жаль…

Но Хайдриху патронов было жаль всегда, а в особенности — сегодня, когда Джек, сглатывая ком в горле, рассказал, что «атомный гриб», закупленный в Дюмон-Дюрвилле, отняла у него с товарищами банда Потерянных Детей.

Словно призраки, они объявлялись то здесь, то там, сея горе и смерть, отбирая съестные припасы и оружие, угоняя с собой молодых здоровых мужчин, но никогда не доводя разорение до конца — чтобы осталось чем поживиться в будущем. Они регулярно совершали набеги на разбросанные вдоль Магистрали станции, а с десяток лет тому назад едва не прорвались в Рэйлтаун — вскоре после того, как не стало тогдашнего правителя Харальда. Однако антарктические города, которые Магистраль когда-то соединяла, были слишком далеко разбросаны для того, чтобы объединиться для отпора мерзавцам.

Хайдрих сидел на аляповатом золотистом диване, водрузив ноги на низкий столик и держа в зубах самокрутку. То, насколько сильно он не вписывался в помпезную обстановку комнаты, бросалось в глаза даже Джеку. Он был коротко острижен по старинной моде и бледен, словно никогда не бывал на улице. Очки с дымчатыми стеклами, длинный серый застегнутый на все пуговицы тренч, чёрные брюки и высокие ботинки с металлическими пряжками хорошо сочетались между собой и сильно отличали его от большинства местных жителей, натягивавших на себя все, что попадалось под руку (только б сохранить тепло!) и таскавших на поясах и ремешках уйму мелкого хлама «на всякий случай». На запястье у него красовались механические часы с черным металлокерамическим браслетом. Что примечательно, часы работали.

— И как так вышло, что ты — с твоим опытом, с пушками и патронами — и вдруг не сумел отбиться от этого сброда? — сказал он низким холодным голосом, медленно, точно каждое слово стоило как минимум патрона. Джек подумал, что лучше бы Хайдрих орал на весь лайнер: в некоторых случаях огонь лучше льда.

— Четверо из них были на снежных собаках… — ответил он. — Вы этих тварей когда — нибудь живьем видели?

— Нет, до сегодняшнего дня я считал, что они вымерли. Хочешь сказать, их не берёт пуля?

— Нет, они просто быстры, как черти. Попробуй попади в такую в темноте — пусть даже когда костер горит… Одного зверя мы, правда, все-таки убили; мои псы налетели на него со всех сторон, а Хью выпустил в него пять пуль. Тварь не меньше полутора центнеров весом…

— Но, ясное дело, я ее не увижу… — покачал головой Хайдрих.

Джек нахмурился, вспоминая подробности ночного побоища; в последнюю очередь ему и его выжившим товарищам наутро хотелось думать о судьбе мохнатой туши, которую, к тому же, разбойники уволокли с собой — не пропадать же мясу, которое может сгодиться для прокорма других собак, и меху — самой ценной валюте Антарктиды!

— Ладно, — Хайдрих стряхнул пепел в пепельницу из дымчатого кварца. — Рассказывай все, как было. С cамых первых минут.

— Я позавчера как раз не спал, мы с Хью и Рамоном дежурили у костра. Хью заметил движение первым. Кто-то в рощице, что на склоне Угрюмого холма, бродил среди деревьев… Фонари у нас имелись, и мы с Хью решили на всякий случай взглянуть, кто это вокруг стойбища шатается. Зашли в эту рощу — неглубоко — и просветить ее попытались. Вдруг с холма сигнальная ракета в небо — взыщщщь!!! — на секунду стало как днем, аж глазам больно. Смекнул я, что сейчас будет — и дёру назад!

Джек поморщился, потирая тёмную от солнца щеку. Догадка: бандиты, как оказалось, подошли к его небольшому лагерю с двух сторон. Сумев отвлечь двух вооруженных пушками караванщиков, они налетели на спящий лагерь, уложив Рамона еще на подходе. Джек успел заметить, что они прекрасно видят в темноте. И действительно: каждый из бандитов носил старинные очки, чудом уцелевшие с Золотого Века.

— Тут свалка и началась. Наши, как только подстреленный бедняга Рамон заорал, похватали пушки, да было поздно… У них было два автомата, у нас — один.

— Ранили-то тебя как?

— Я укрылся за повозкой и подбил одну из тварей. Парень, что на ней ехал, слетел, покатился кубарем, но остался цел. Но пристрелить его я не успел: заклинило пушку. Мы схватились врукопашную, но подлетел еще один ублюдок — и тоже на снежной собаке. Ударил меня прикладом прямо с неё. Когда пришёл в себя, было уже утро. Хью мне рассказал…

Но Хайдрих резко поднял руку, и Джек, сам не успев того осознать, заткнулся. Неужели этот молодчик успел выдрессировать и его?

— Хью я выслушаю лично, — произнес глава Семи Ветров. — Так ты говоришь, они увезли весь «атомный гриб»?

— Нет, блин, я его украл и перепрятал!.. — выпалил Джек; в этот момент в черепе громко выстрелила боль.

— Как я понял, сырьё, пушки и трех лучших собак с моей псарни вы сдали кучке оборванцев почти без боя…

— А у кучки «оборванцев», снега им в рыло, были те монстры и автоматы! — огрызнулся Джек. Закаленный годами лишений и опасностей, он не благоговел перед Хайдрихом и не особенно боялся его. И поза его, и голос говорили не о страхе, а о горечи.

— Сколько трупов?

— Семь из пятнадцати. Питер, Фенриз, Рамон и Барри погибли от пули, Сэм и Эрик — от топора, Кудряшку раздавило чудовище. Странно, что не порезали всех и даже никого не угнали с собой.

— Тебя и по башке стукнули, — сухо продолжил глава Семи Ветров — настолько сильно, чтобы вырубить, но не настолько, чтоб убить или как следует покалечить.

Он встал с кресла, не спеша приблизился к оцепеневшему Джеку, размотал повязку, намотанную поверх слипшихся волос и задубевшую от крови, осмотрел рану и задумчиво покачал головой. Подумал что-то, не считая нужным этим делиться. Ярость стукнула Джеку в голову тяжёлыми кулаками.

— Вы же не считаете, что я сговорился с ублюдками? И что пожертвовал парнями ради ваших адских грибов?

— Скажем так, глядя на ювелирную работу безымянного Потерянного Ребенка, исключать этого нельзя. — Хайдрих брезгливо отпихнул ногой грязный кусок ткани и, расстегнув небольшую поясную сумку, извлёк из неё белый пузырек с распылителем, чтобы обработать рану; он никогда не отказывал себе в удовольствии кого-нибудь полечить развлечения ради. — Ты не хуже меня знаешь, сколько эти грибы стоят.

Джек чувствовал себя смертельно уставшим — как от этого разговора, так и от череды напастей, которые год от года лишали его сил. В последнее время судьба, казалось, тем и занималась, что вдавливала Джека в грязь, а теперь не стало семерых.

— Будь мы в сговоре, они бы меня просто прирезали, чтоб не делиться, — сказал Джек, чувствуя, как пульсирующая боль на месте удара сменяется приятным холодком.

— Может и так, — равнодушно ответил Хайдрих, возвращаясь на диван. — А может, я просто чего-то не знаю.

— Считаете, что я заслуживаю пули — валяйте; в конце концов, я за погибших парней в ответе! — Джек сделал на этом особый акцент. Своей жизнью он мог расплатиться лишь за других людей, но никак не за сырьё для какой-то отравы.

— Понимаешь, дело в том, что твоя смерть упущенной выгоды мне не вернёт, — сказал Хайдрих, словно рассуждая. — Для любой другой работы ты годишься мало — с одной — то рукой. И золота у тебя по нулям. А значит, твои собаки — теперь мои.

На несколько секунд Джек перестал дышать. Четыре красавца-маламута — дымчатых, с белой грудью — были его семьёй. А ведь он, возвращаясь, уже успел поблагодарить судьбу, что животным удалось cпастись при набеге!

Когда-то Джек откладывал деньги на свадьбу, но так и не сыграл её: пока он был в дальнем походе, его возлюбленная Амэ спуталась с богатым торговцем из Дюмон-Дюрвилля. Вернувшись с подарками из похода, караванщик обнаружил в доме Амэ нового жильца; счастливая парочка свалила дней за пять до его возвращения.

Но беда, как говорят, не приходит одна. Через три дня у Фреда, брата Джека, жившего с большой семьёй в деревне Аутлэнд недалеко от Семи Ветров, ураганом разворотило теплицы, и половину свадебных сбережений — патроны, уголь и золото — караванщик отдал, чтобы помочь бедняге отстроить её заново — за будущие проценты от продажи урожая. Вторую же половину он потратил на покупку и содержание четырех породистых щенков. Лишиться этих псов Джеку было по-настоящему страшно.

— Если ты с этой бандой никак не связан, придется это доказать, — продолжил Хайдрих. — У них наверняка есть база, и нужно, чтобы ты её отыскал.

— Разумеется. Я ничего так не хочу, как отправить их в грёбаный ад, — прохрипел караванщик. Но ярость в голосе неважно сочеталась с его физическим состоянием.

— Ясное дело, за тобой будут следить, и если ты не отыщешь базу через два месяца либо там никого не окажется, весь город узнает, что под удар Потерянных караван подставил ты. Тогда мне даже убивать тебя не придётся. Всё сделают твои же подчиненные и родные погибших. А долг я взыщу с твоего брата и его семейки. У них, я слышал, снова деньжата появились, а если что — ферму заберём…

— Стоп, стоп! — Джек поднял руку, словно его вдруг взяли на мушку. — По-вашему, я должен искать этих козлов в одиночку?

— Ты волен позвать кого-нибудь с собой, если после того, что случилось, найдутся люди, готовые с тобой пойти. Припас могу выдать максимум на троих. Когда не таскаешь за собой целый отряд, меньше риска спугнуть добычу. Всех вы, ясное дело, не поубиваете. Так что выясни, где находится их логово, а остальное мы сделаем сами, — в голосе Хайдриха Джеку послышалась сладострастная нотка. — Да. И про твою родню я не шутил.

Впервые с тех пор, как Джек лишился руки, он чувствовал себя беспомощным и жалким. Паника звенела в голове сотней колоколов, не давая сосредоточиться, думать… Он мог лишь проклинать себя за то, что не ушел работать на ферму к брату после того, как исчезла Кэт; уже тогда можно было сказать, что руку к этому приложил Хайдрих. Себя ему было не очень жалко — подумаешь, старый дурак без кола и двора! Фред же поднимал троих детей, чьи жизнь и свобода повисли на волоске.

— Как скажете… — тяжело вымолвил он и на ватных ногах зашагал прочь, продолжая при этом смотреть на угрюмого человека в очках, словно тот мог метнуть топор ему в затылок.

Когда Джек очутился снаружи, ветер ударил так сильно, что едва не впечатал его в стену: крыша пассажирского терминала укрывала лайнер не целиком, а на две трети, будто он засунул свой длинный нос в грот внутри горы. Пожалуй, смети караванщика за борт, он бы вряд ли об этом пожалел, но инженеры и архитекторы позаботились о том, чтобы такого не допустить.

Вскоре Джек уже сидел в некогда роскошном баре «Белая русалка», без передышки прокручивая в голове тяжелый разговор с главой Семи Ветров. Как теперь защитить Фреда? Как искать в одиночку (да хотя б и с друзьями?) банду, обладающую самым быстрым транспортом в Антарктиде (если не считать паровых дрезин)? И пускай на дне бутылки ответа не было, в ней можно было укрыться от паники.

— «Морскую деву», — хрипло скомандовал караванщик рыжей барменше по прозвищу Белка. Под романтическим названием скрывалось пойло из перебродивших сладких водорослей, выведенных учеными Золотого Века; оно отдавало машинным маслом, но в голову шарахало что надо. Привозное же вино, которое немногочисленные храбрецы возили из Южной Америки, было сейчас слишком дорогим удовольствием.

— Что стряслось? — нахмурилась Белка. — Выглядишь так, словно тебя пожевали да выплюнули.

— Почти в точку, — пробурчал караванщик, не желая углубляться в тему.

— Деньги-то есть?

Караванщик выложил на стойку уцелевшие от налётчиков сахарные пакетики. Одежда его имела множество внутренних и внешних карманов, а потому заначка при Джеке была всегда и нередко оказывалась как нельзя кстати. А Потерянные Дети в этот раз сорвали слишком жирный куш, чтобы раздевать своих жертв догола.

— Приберёг бы, что ли, — покачала головой Белка, понимая, что гостя постигла беда посерьёзней «разбитого сердца» или проигрыша в кости.

— Тройную, без ничего! — Джек задался целью нарезаться по-настоящему, и сегодня его бы понял и самый упёртый трезвенник. Барменша пожала плечами, подставив стакан под кран бочонка.

Секунду спустя над входом в бар громко звякнул колокольчик, и в зале появился ещё один посетитель — рослый блондин лет тридцати. Сложен он был на зависть многим и прошел с неторопливым достоинством, словно похваляясь своей осанкой и разворотом плеч. Волосы, светлые и настолько блестящие, что казались сделанными из пламени солнца, были стянуты кожаным шнурком в тяжелый пучок и спускались до середины спины. Лицо его было неулыбчивым и состояло в основном из острых углов; о крупный, но узкий нос, казалось, можно было порезаться. Левый глаз отсутствовал, и пустая глазница пряталась за аккуратной чёрной повязкой. Ленты на ней не было: она словно клеилась к векам.

Тяжёлая дальнобойная винтовка за спиной намекала, что её владелец не склонен к сантиментам. Тёмно-синий, с легким металлическим отливом плащ одноглазого выглядел бы слишком легким для сентября — начала антарктической весны — если бы не принадлежал ещё Золотому Веку, когда людей защищали от холода довольно тонкие ткани.

— Знаешь его? — поднял бровь Джек. Ни одно несчастье не смогло бы погасить в нем природного любопытства.

— Впервые вижу, — прошептала Белка и поприветствовала гостя.

Тот ответил низким, но мелодичным и неожиданно теплым голосом, попросив тот же напиток, что и Джек. Cев в полуметре от караванщика, он снял перчатки, обнажив крупные, с длинными пальцами, руки, никогда не знавшие тяжёлого труда золотоискателя, ремесленника или фермера. Однако острый глаз караванщика сразу приметил большие, твёрдые, хорошо набитые костяшки пальцев — признак человека, много лет посвятившего единоборствам. Не упустил Джек и мозоль на пальце, характерную для стрелков. Неужто наёмник?..

«Глаза нет; даже прищуриваться при стрельбе не нужно», — подумал Джек и спросил:

— Из какого края будете?

— Новый Берген, — ответил вновь прибывший; оттуда в Семь Ветров привозили уголь, но сам Джек мало там бывал. — Я тут слышал — Потерянные Дети снова безобразничают?

— Это кто такое говорит?

— Хозяин гостиницы поделился. Сочувствую вашей потере!

— Эге… Слухи расходятся как огонь по луже с нефтью, — вздохнул караванщик.

— Вы-то сами как выжили?..

Джек молча показал на забинтованную голову. Любознательность одноглазого блондина действовала ему на нервы. А тот, не спрашивая караванщика, заказал новую порцию выпивки.

— Вы меня очень обяжете, если расскажете всё в подробностях, — сказал одноглазый, придвигаясь ближе. — Меня зовут Иван Василевский.

— Джек, — нехотя бросил караванщик, отставляя пустой стакан. Одноглазый коротко усмехнулся.

— Вы не верите в желание бескорыстно помочь?

— Я скорей поверю в Санта-Клауса.

— Наверняка вы хотите отомстить им, не так ли?

— Это личное, — сказал Джек, принимаясь за новую порцию «Морской девы». — И лучше в наши дела не лезьте.

— Так может, я и сам хочу разобраться с Потерянными Детьми. У меня бизнес, и моим поставкам в другие города ничто не должно угрожать…

Джек, все это время сидевший к пришельцу вполоборота, развернулся к нему полностью и внимательно оглядел. Тот был спокоен и расслаблен, словно находился в компании старого друга, и смотрел вполне дружелюбно. Джеку, как и любому человеку — даже самому стойкому и суровому — в самые темные часы хотелось выговориться, и незнакомец, который всё равно скоро уедет, подходил для этих целей как нельзя лучше.

— Так не бывает, чтобы твои проблемы кто-то брался решать… это слишком хорошо… и… невозможно! — он из последних сил цеплялся за остатки здравого смысла, опасаясь стать жертвой чьей-то злонамеренной игры или шутки.

— Напротив: решение приходит именно тогда, когда оно больше всего нужно. Поможете мне — я помогу и вам. Да и что вы теряете? Подозреваю, самое плохое с вами уже произошло.

— Что верно, то верно.

Лицо Ивана Василевского осветила короткая, но ясная улыбка, и лед между новыми знакомыми дал трещину. Они переместились за небольшой квадратный столик рядом с нишей, в которой когда-то было окно, чтобы разговор слышало как можно меньше народу. Вслед за рассказом о ночном набеге на караван пошли ещё более личные подробности…

— Ты глянь… Глянь, что я в этом дерьмище подобрал…

Караванщик полез в карман и показал Василевскому лопнувший шнурок, на котором висел темный отполированный лабрадорит овальной формы, дававший на свету золотистые и зеленые отблески.

— Я ж этот камень ей под цвет глаз подбирал!

— Вкус у тебя что надо, — похвалил Василевский. — Но у кого такие дивные глаза?

— У Катрины. — Джек весьма некстати икнул. — Теперь бы выяснить, как он к этим засранцам попал.

— Она… жива? — осторожно спросил одноглазый.

— Вряд ли, — буркнул Джек, опустив на ладони голову. — Удрала отсюда в одиночку и концы в воду. Кто в наших краях сам по себе выживет, а?..

— А что бежала-то? От тебя, что ли?..

Караванщик открыл было рот, собираясь выдать Ивану и эту историю, как вдруг опомнился: история исчезновения Катрины замыкалась на Хайдрихе и его логове — «Пайн Айлэнде». Однажды Джек и так сболтнул лишнего, и тоже, между прочим, спьяну.

— От меня, господин Василевский, от меня… — соврал он из последних сил. — Совсем своими приставаниями девку достал… А ведь с самого начала было ясно: не пара она мне. И выше на целую голову, и умнее на две.

Когда мужчины покинули бар, уже перевалило за полночь. Человек, назвавший себя Иваном Василевским, был почти трезв и, несмотря на внушительный рост, ступал легко. Джек передвигался по причудливой кривой, растопырив свои полторы руки и хватаясь за что ни попадя, в том числе и за самого Василевского. Уличные девки над ним хохотали.

— Облезлого пингвина вам в клиенты! — огрызался Джек.

Некоторое время гость из Нового Бергена терпеливо ждал своего подгулявшего товарища, который на три его шага умудрялся делать лишь один, но вскоре ловля караванщика, то и дело норовившего поцеловать тротуар, порядком ему надоела. Хотя Джек был далеко не хрупкого сложения, блондин без особенных усилий закинул его себе на плечи. Караванщик неразборчиво матерился и ёрзал, точно уж на сковородке, но освободиться не смог. В таком виде заезжий коммерсант доставил его в отель «Бархатная ночь», и как ни в чём ни бывало попросил портье принести в номер раскладную кровать. Прежде, чем Джека, уже почти неспособного пошевелиться, поглотила темнота, воспоминания обрушились на него лавиной, яркие и почти осязаемые.

Его несчастная история любви началась вскоре после гражданской войны — три с половиной года тому назад, во время летней ночёвки. Караванщик уже готовился ко сну, когда со стороны хребта послышались выстрелы и чьи-то крики. Он и три его товарища пошли на разведку — выяснить, что за чертовщина происходит и какую представляет опасность.

Подойдя ближе на звук выстрелов, они увидели в воздухе довольно крупную искусственную тварь, больше всего похожую на гигантского ската: в свете двух лун — Старшей и Младшей — было заметно, что его «спина» была чёрной, а «брюхо» — белым, имелся небольшой хвост с иглой на конце. «Скат» замер перед входом в узкую пещеру. Он не махал своими широкими крыльями, а висел, словно подвешенный на верёвке, издавая негромкий рокочущий звук, намекавший на работу сложных внутренних механизмов. Размах крыльев не позволял существу пролететь внутрь пещеры; Джек подумал, что если бы оно догадалось повернуться перпендикулярно земле, то просочилось бы в неё без проблем. К «брюху» робота крепился ствол — и надо думать, не для красоты.

Хотя Джек подобных тварей раньше и не встречал, он знал достаточно, чтоб осознавать угрозу. Люди Золотого Века создали их как помощников и наделили зачатками разума, но после Блэкаута они стали враждебными, словно в них вселились демоны. Ходили слухи, что некоторые Уцелевшие или, по-учёному, десмодусы, питаются человеческой кровью, когда солнечный свет — их главный источник питания — становится недоступен. Потому караванщики сообразили сходу: робота нужно валить.

Прицельный выстрел заставил Уцелевшего покачнуться, но заметного вреда ему не причинил. Оторвавшись от пещеры, тот послал в караванщиков ракету из небольшого горба на спине, уменьшив отряд на двух человек сразу. Джека и его уцелевшего товарища Хью спасло лишь то, что в тот момент они находились метрах в десяти от места, куда упала ракета, и вовремя рухнули наземь.

Даже увидев, что Уцелевший, низко гудя, приближается к ним, Джек не успел ощутить страха, а действовал бессознательно, как машина. Упал на землю (так с одной рукой удобней целиться), зарядил подствольник гранатой, выстрелил и сразу дал деру.

Летающая нечисть оказалась юркой, что рыба в море, и поразить её оказалось непросто: граната разорвалась, ударившись о скалу. «Глаз нет, значит, летит на звук, тепло или запах», — подумал Джек и помчался к ручью, намеренно проложив маршрут через чащу, сквозь которую твари было труднее двигаться. Он делал как можно больше шума, чтобы отвлечь чудовище от второго уцелевшего караванщика, которого ужас буквально сковал по рукам и ногам. Но тварь, как оказалось, выбирала не самую шумную жертву, а ту, что в данный момент находилась ближе. Очередь. Крик. Тишина.

Дрожащий, оглушённый пульсацией собственной крови, Джек вбежал в ледяную воду ручья и ушёл в неё с головой. Вылетев из леса, тварь заскользила над рекой. Преодолевая холод и потребность глотнуть ещё кислорода, Джек дожидался, когда смертоносная тень окажется прямо над ним, но невозможность удерживать в лёгких отработанный воздух заставила его поднять голову из воды — и тогда летучий убийца метнулся к нему. Крылатый больше не пускал ракет, но выпустил хвост, готовясь ударить иглой на его конце. Джек выстрелил снова. Граната взорвалась, отбросив хищного летуна на каменистый берег. Тот ещё минуту с противным шумом крутился на спине, как опрокинувшийся жук, пока не сдох.

Выбравшись из ручья, продрогший до мозга костей Джек бросился искать своего коллегу Зарифа, но нашёл его мёртвым: кожаный доспех не помешал крылатому роботу превратить человека в решето.

Проклиная забытого гения, придумавшего этих страшных роботов, опечаленный Джек избавился от своего мокрого тряпья, натянул на себя продырявленную одежду Зарифа, вернулся к пещере и увидел ещё одно существо. На сей раз оно было похоже на человека, но мужчина держал его на мушке, пока не убедился, что оно не опасно и само нуждается в помощи. Израненное и слабое, оно напоминало Джеку выпавшего из гнезда птенца, которого уже начали жрать муравьи; и, когда оно рухнуло без сил у его ног, караванщики не без труда распознали, что это женщина, а точнее — юная девушка.

Бедняжка дрожала крупной дрожью, разглядывая своих спасителей полубезумными глазами. Длинные тёмные волосы были спутаны и покрыты коркой засохшей крови. Они налипли на лицо так, что оно едва проглядывалось под ними. Чешуйчатый темно-серый комбинезон покрывала толстая пыль.

Обычно караванщики не брали с собой кого попало, тем более, людей, неспособных даже оплатить путешествие под их охраной; подойти к раненому в чистом поле решались тоже не все — это была излюбленная ловушка Потерянных Детей. Но бросать несчастную девчонку на голодную смерть Джек не захотел. К тому же, появись тут шайка бандитов — например, Потерянных Детей, они могли учинить над ней такое, что смерть от пуль стала бы актом милосердия.

Её умыли и накормили, но ещё два дня она не говорила ни слова, только кричала во сне да молча пускала слёзы днём, схоронившись за ящиками да бочками в глубине повозки. Джек всерьёз опасался, что от пережитого бедняжка повредилась умом.

На третью ночь он проснулся от неприятного сна и долго ворочался, пытаясь забыться снова. Вдруг, метрах в двадцати, он услышал сдавленные крики своей подопечной и, явившись на звук, обнаружил, что его спутник Гарри, с которым они ходили в походы уже как три года, затащил несчастную в кустарник и, придушив её одной рукой, второй пытается найти застежку комбинезона. Девушка кусалась и слабо дёргалась, пытаясь избежать насилия, но была слишком слаба, чтобы нанести серьезный урон. В диком приступе ярости Джек налетел на Гарри так, словно она была его родной дочерью, и, отшвырнув приятеля от жертвы, избил его до полусмерти — даром что рука уже тогда была одна. Когда Гарри, наконец, лишился чувств, Джек направился к девушке, которая до сей поры очумело наблюдала за расправой, а теперь испуганно поползла прочь.

— Тихо, — сказал Джек. — Не обижу! — И, остановившись метрах в полутора от неё, сел на корточки, словно беседуя с ребенком.

— Спасибо вам огромное, — с непривычным караванщику акцентом вымолвила она.

— Значит, разговаривать умеем?

Девушка кивнула.

— Ты откуда?

— С Огненной Земли.

В этом Джек засомневался сразу. Моряки с Огненной Земли (да хоть откуда!) никогда не забираются в такие дебри, передвигаются всегда группой и никогда не берут с собой женщин.

— Как звать?

— Катрина, — голос девушки прозвучал твёрже.

— Я Джек. Прости, что не углядел. Держись рядом, и с тобой ничего не случится.

— Мы же в Семь Ветров идём?

— Да. У нас есть электричество и кое-где работает водопровод. Приедем — отмоем тебя. Ты, наверное, красавица, только вот под грязью не разглядеть.

Правая рука Джека сама потянулась к её лицу, но девушка резко хлопнула по ней и отстранилась. Собственное убожество очень её угнетало. Весь оставшийся путь до Семи Ветров Гарри с его поломанными рёбрами везли в запряжённой овцебыками повозке. Остальные караванщики поглядывали на прибившуюся к ним девицу с досадой и ожесточением: в их глазах она совершенно не стоила того, чтобы так жестоко калечить своего. Но однорукого Джека уже тогда уважали и побаивались, и в отношении Катрины ему никто не смел перечить.