Теперь или никогда

Людмила Астахова, 2011

Есть тайны, которые не только жгут руки, но и дотла сжигают сердца. Хрупкий мир Империи обречен рухнуть, едва лишь тайное станет явным. А людям придется сделать выбор. Оставить все как есть или восстать, сохранить Империю – или возглавить кровавый мятеж? Стать бешеным зверем – или найти свою тропу? Убить врага – или протянуть ему руку и назвать братом? Остаться верным – или шагнуть на узкую дорожку между изменой и страхом? Наступил час перемен. Боги и духи молчат – они не вправе вмешиваться. Времени на сомнения не осталось. Решать должен человек.

Джона, Аластар, Грэйн и Джэйфф

Не заметить прекрасную «Меллинтан» посреди синего моря сложно, она, словно костер в ночи, сияла парусами, и, разумеется, первый же шуриа, который увидел, как синтафский фрегат бросает якорь в Тюленьей бухте, передал весточку для Джойаны Алэйи. Мальчишке достаточно было постучать по оконной раме, чтобы женщина пробудилась, скоренько оделась, причесалась и вышла встречать Аластара. Как деревенская кумушка — к невысокому покосившемуся заборчику, ограждающему скудный огород от посягательств козы Шишки и ее бодливого потомства.

И едва завидев, как Эск идет по тропинке — в длинной темной шинели без знаков различия, простоволосый, с мушкетом за плечом, Джона поняла — что-то случилось. В коленках тут же поселилась мелкая дрожь, а желудок скрутило тупой болью.

— Что с Рамманом? — выдохнула она вместо приветствия.

— С ним все в порядке, — заверил ее Аластар. — Передает тебе поклон и десять тысяч нежных поцелуев.

— Тогда — что?

Эск тяжело вздохнул. Раз связал жизнь с шуриа, значит, не будет ни страшных тайн, ни сокрытых чувств. Она же видит дух.

— Пойдем, я тебе все расскажу, — вздохнул диллайн и предупредил: — У меня плохие новости.

— Совсем плохие?

— Хуже не бывает.

И не соврал.

Сначала Джона натурально онемела. Стояла и как дура хлопала глазами, глядя сквозь Аластара. Так хотелось не поверить, так хотелось заткнуть уши руками, сморгнуть и… проснуться от паршивого сна. Чтобы снова раннее утро и стук в окно.

А потом вдруг скрутило все внутри, свело каждую жилочку, сжало горло. Должно быть, Дилах-Локка обзавидовалась вся, увидев, как вместо крови течет по телу Джойаны Алэйи Янамари густая огненная лава.

— Предатель! Торгаш! Лжец! Вот кто такой твой бог, Аластар! — взвизгнула она, когда воздух снова смог ворваться в легкие. — Твой бог — предатель! Предатель, потому что у народа предателей не может быть других богов!

От бога, именем которого правили в Синтафе диллайн, она такого не ожидала. Ах он… негодяй! Так всех обмануть?!

И вдруг ужасной мыслью женщину пробило насквозь точно молнией. Джона впилась в собственные волосы, норовя снять с себя скальп.

— Мои дети! Наши дети! И… мой Бранд! Значит, он тоже бродит бесприютным? А-а-а-а-а! Мой Бранд, мой отец, мои братья и сестры — все они… выброшены, как ненужные вещи?! Нет! Аластар! Так не может быть! Так нельзя! Он не может… Твой поганый Предвечный! Будь он проклят!

Ей показалось, что сердце ее живьем вынимают из груди и жарят на медленном огне прямо тут, на глазах у всех: у ошалевшей Грэйн, у перепуганных до смерти Эндриты и Шайи, у окаменевшего Джэйффа.

— Джона…

Аластар ждал чего-то подобного, если не более ужасного.

— Мой Бранд, мой Бранд! — раскачивалась из стороны в сторону шуриа, все еще пытаясь выдрать с корнем свои косы. — Бра-а-а-анд! Ты не заслужил таких мук, ты был лучшим мужем, ты был чудесным отцом, ты был почтительным сыном, ты был настоящим другом… Ты верил в… бога-обманщика. За что? Ты не виноват! Не виноват! Слышиш-ш-шь, Аластар Эск, он не виноват ни в чем, и наши с тобой дети. Это я… я во всем виновата… я родила их… я-а-а-а!

Столько боли, столько горя было в этом отчаянном крике, что духи дома, духи вещей в страхе шарахнулись в разные стороны.

«Бранд! Бранд! Я зову тебя! Приди и скажи, что это неправда!» — взывала сквозь тонкий мир шуриа.

«Это — правда, Джони», — тихонько прошептали невидимые губы прямо в ухо.

«Почему же ты…»

«Ты знаешь. Нельзя, нельзя просить мертвым у живых. Совсем, никогда».

«Но что же делать?»

«Не знаю, Джони. Пусть придумает этот твой… Аластар. Я не держу зла. Он всегда любил тебя сильнее всех, он был для тебя. Не я. Но ты должна спасти Раммана… — голос духа слабел и затихал. — Детей… Но и Раммана тоже… обязательно… Скажи ему, что я люблю его… Скажи…»

«Бранд!»

Напрасно звала, выбиваясь из сил, теперь все напрасно. Все потеряно. Все!

Когда умерла Элишва, Джона не рыдала — она знала, мать рядом, она станет духом, она вернется в землю Джезима и пребудет с ним навечно в покое и счастии. Когда убили Бранда, Джона прекрасно представляла, что делать — мстить, мстить жестоко и страшно, чтобы впредь неповадно было. Но теперь, когда тебя, ладно, пусть не тебя, но твоих близких предает бог, что делать теперь? Кому мстить, кого казнить? Пойти и отрезать голову тиву Хереварду, сделать из черепа светильник, а скальп повесить над камином? Но выходит, его смерть только насытит Предвечного?

Джона перевела дух и огляделась, тут же устыдившись своей несдержанности. Шуриа простительно, но не графине Янамари.

— Все? Утихомирилась? — недовольно буркнул Джэйфф. — Грэйн пошла укладывать детей. Ты головой-то прежде думай, а потом устраивай истерические припадки.

Он успел нацедить мрачному Аластару кружку прошлогоднего сидра и сам потягивал хмельной напиток.

— Вставай. Чего расселась? Ты бы еще на спину повалилась и начала ногами дрыгать. Хочешь, чтобы Шэрр заикой стал? Мамаш-ш-ша! На твоем месте, диллайн, я бы женщину наказал.

— Хватит! — отрезала Джона, вставая с пола самостоятельно, отвергнув помощь Эндриты. — Я сама себя уже наказала.

Села на лавку напротив Аластара, требовательно заглядывая ему в глаза.

— Ну? И что теперь будем делать? — негромко спросила Грэйн, уложившая и успокоившая детей, а теперь застывшая в дверном проеме.

— Меня интересует другое — обнародована ли эта тайна?

Джэйфф, как всегда, зрил в корень. Не каждый день народ обнаруживает, что его уже который век водят за нос, и обещанного с высоких алтарей посмертия не будет, и вообще ничего не будет, а за погребальным костром ждет… тьма и пустота.

— Мы не можем держать в секрете и не хотим. Тайной войны с Эсмонд-Кругом не получится, — заявил Эск, хрустнув костяшками пальцев. — При всем желании. Эсмондам нечего терять, народу тоже.

— Синтаф развалится, — констатировал бывший рилиндар, поглядывая на князя поверх своей кружки. — Умоется кровью и захлебнется ею же. Ты… и твои соратники готовы идти до конца?

— Это было непростое решение. Но… да.

«Ночи оказалось мало, думали три дня», — вспомнилась Аластару та судьбоносная встреча в лесном домике.

— И ты, конечно же, становишься во главе восстания?

— Иного выхода нет. Мне придется возглавить мятежников, чтобы удержать под контролем земли и людей.

— Рамман с тобой? — поинтересовалась Джона.

— Естественно. Он — мой ближайший соратник. Янамари, Локкэрни, Эскизар, Канаварри, Рэйсон, Дэссимм, Элввали и Лираэнф — весь север готов восстать по первому же зову. Но… — Аластар посмотрел на притаившегося за кружкой Джэйффа. — Я изучал историю Рилинды и понимаю, что в этой войне не будет победителей до тех пор, пока мы не сумеем предложить народу что-то взамен Предвечного, какой-то иной… выход.

Бывший рилиндар понимающе хмыкнул:

— Джона, у твоего… мужа все-таки есть голова на плечах. По правде говоря, мы проиграли потому, что сколько ни убивай ролфи, а Проклятье никуда не денется. Месть — хорошая штука, но не может быть целью.

Он нарисовал на столешнице кончиком косы хитрый узор, точно кисточкой.

— Дилах не примет вас обратно, диллайн. И, конечно же, это не выход.

— Мы никогда не поклонялись Меллинтан, как это делают ролфи.

— А кто говорит иначе? Вы же не ролфи. Мы вообще не поклонялись Шиларджи, мы и так часть этой земли и все, мы ее душа.

— Что ты хочешь сказать, рилиндар?

Аластар всегда немного ревновал к Джэйффу, но не Джону, разумеется, а детей. Элир проводил с Идгардом и Шэрраром больше времени, чем Эск.

— Я хочу сказать, раз есть диллайнская часть архива, значит, есть и ролфийская и, возможно, даже шурианская, нет? — вкрадчиво проворковал шуриа, как это всегда бывало, когда Элир собирался вытянуть из собеседника как можно больше сведений.

Забавно было глядеть, как два таких разных мужчины одновременно симпатизируют и не доверяют друг другу. Большой совиный лорд и великий змеиный воин — хоть героическую сагу сочиняй.

«Тьфу!» Грэйн едва удержалась от неприличного смешка. Слушать, как диллайн и шуриа с этаким знанием дела рассуждают о «ролфийских архивах», а тем паче — об отношениях ролфи с богами, было довольно забавно. Конечно же, кому как не совиному князю и бывшему рилиндару досконально разбираться в верованиях детей Морайг! Ха! «Потомок народа предателей и последний из проигравших, — подумала она со злостью. — Отличная парочка специалистов! Один — проклят, а другой вообще — корм!» Но для того, чтобы вслух напоминать им об этом, Грэйн была еще недостаточно зла, да и нет у ролфи привычки проворачивать нож в ране.

— Ты прав, рилиндар. Ролфийский источник уплыл у меня из-под носа в Эббо. Мои люди вышли на одного мошенника… Но его убили, а манускрипт исчез.

— Эсмонды? — насторожилась Грэйн.

— Не знаю. В том-то все и дело, что теперь я не знаю, что и думать.

— Когда вы намерены сообщить о своих планах Священному Князю, милорд? — довольно резко спросила эрна Кэдвен, рассудив, что пора уже разбавить этот очаровательный «тайный совет» между диллайнским князем и шурианским воином. А то слишком они увлеклись. Может, позабыли, что без участия Вилдайра Эмриса все равно ничего не решится?

— Я, собственно, к нему и направляю, так сказать, стопы, эрна, — ответил Аластар.

У них с Вилдайром имелся небольшой устный договор, заключенный на песчаном берегу Шанты под прекрасное ликерное вино. И настал момент о нем вспомнить.

Грэйн властно повысила голос, скрестив руки и всем видом своим символизируя ролфийское непосредственное участие в этом деле:

— Позвольте напомнить, господа, что речь идет не только о жителях Синтафа. Довольно большая часть обитателей Доминиона Шанта — полукровки. Дети наших солдат и местных жителей, но и не только. И я не стала бы ручаться за отсутствие в их жилах крови диллайн. И все они — подданные Вилдайра Эмриса, согласно недавнему договору между жителями острова и Ролэнси. — Она остро глянула на Джэйффа и продолжила еще резче: — Кроме того, на острове проживают также и несколько диллайн, да хоть бы и инженер-капитан Нер. Не думаю, что нашего Князя сильно обрадует перспектива их превращения в корм. Чем скорее он узнает эти новости, тем лучше. Кроме того, — прищурилась ролфи, — если кто-то и может точно знать о существовании так называемой ролфийской части вашего пресловутого архива, так это Священный Князь.

Аластар согласно кивнул:

— Поверьте, мне есть о чем побеседовать с Вилдайром Эмрисом, и касательно архивов, и по поводу иных наших договоренностей. Синтаф стоит на грани религиозной войны и народного бунта. Тихие и спокойные времена кончились. — Он вздохнул и посмотрел на Джону. — Самое безопасное место сейчас — на Ролэнси. Для детей, я имею в виду.

Женщине, подобной леди Янамари, нет нужды объяснять, чем чревато открытое выступление Эска против законной власти в Синтафе. Вождь мятежников, прежде чем поднять знамя борьбы, должен тщательно прикрыть щитами свои самые уязвимые места. Для Аластара — это дети. И пусть пока никто не знает о Шэрраре, но не может такого быть, чтобы тив Херевард не придал значения внезапному исчезновению Джоны с младшим сыном. Придворная жизнь в Санниве приучила леди Янамари к простой мысли: «Абсолютных тайн не бывает». Пример с архивом Гарби показателен во всех смыслах. Ему стоило рот открыть о каких-то диллайнских страшных секретах, как эсмонды, взиравшие на очередной мелкий заговор с заоблачных магических высот, вдруг встрепенулись и прищучили умника.

Рано или поздно, но история с мальчиками всплывет, и тогда… Тогда единственным безопасным местом на свете станет для них замок Эйлвэнд.

Но Джоне туда путь заказан. Вилдайр никогда не отпустит женщину, в которой он видит саму Глэнну.

— Ты прав, дорогой. Ты очень верно все придумал, — улыбнулась Эску шуриа. — Я останусь и подожду тебя.

Он ответил еще более ласковой улыбкой.

— Я знал, что ты поймешь.

«И я не отдам тебя Вилдайру». Диллайн прекрасно помнил и этот шутливый поцелуй ручки, и жадную волчью зелень в глазах Священного Князя, стоило тому кинуть взгляд на Джону, во время торжественного ужина на борту «Княгини Лэнсилэйн». Да, у Хозяина Архипелага было на лбу написано сожаление о своем опрометчивом обещании. Маленькая шуриа ему нужна. Неведомо зачем, но это так, а в планы Аластара Эска подобная уступка не входит. Теперь, когда Лайд сбежала в Санниву, а на носу война с Эсмонд-Кругом, он сможет позволить себе если не всё, то многое.

— Я верно поняла, милорд, что теперь ваш корабль направляется в Эйнсли? — решила еще раз уточнить Грэйн.

— Так точно, эрна.

— В таком случае могу ли я попросить вас о месте на его борту? — И пояснила свою просьбу: — Меня отзывают с Шанты. Я должна отбыть в столицу как можно скорее и была бы весьма признательна за помощь.

— Я всегда готов оказать услугу подруге моей… Джоны. Каюта на «Меллинтан» к вашим услугам, эрна Кэдвен.

— Благодарю. — Грэйн тут же смягчилась и устыдилась своей недавней властной резкости. И добавила с искренней благодарностью: — Признаться, милорд, вы снимаете камень с моих плеч. Не представляю себе, как бы я докладывала Его Священной Особе об этом разговоре… а доложить обязана! — И все-таки не удержалась от замечания: — И, кстати сказать, вы заблуждаетесь. Вы оба, — объединив жестом Эска и Элира, Грэйн поморщилась: — Не стоит быть столь высокомерными. Мы не поклоняемся богиням, не приносим им жертв и не кормим свору жрецов. И не следует воспринимать наши отношения с Локкой и Морайг как какой-то… религиозный культ! Впрочем, вот об этом точно гораздо лучше меня расскажут Княгини.

«А беседа с Вилдайром предстоит долгая и сложная. Уж больно щепетильная тема эти древние ролфийские бумаги», — согласился с ролфи Эск.

— Я надеюсь, что Княгини окажут мне такую честь.

Его, человека до мозга костей светского, к тому же предубежденного относительно магии, никогда не интересовала суть диллайнской веры и божественные… хм… свойства Предвечного. Никогда не влекли Аластара Эска обряды и символы, а что до чудес, которые творили эсмонды, так балаганный фокусник тоже достает из уха цыпленка. Мало ли в каком рукаве тивы прячут свои «прозрения» и «исцеления». Но во время расшифровки архива Гарби волей-неволей Эску пришлось коснуться сакрального знания. Полностью перевести текст его людям все равно не удалось. К тому моменту, когда родился самый старший из найденных Аластаром переводчиков, древний язык диллайн вышел из обихода, став тайным наречием эсмондов. Впрочем, самое важное они сумели понять…

Хвала Локке, вещей у эрны Кэдвен было немного, да и из них половину она спокойно оставила в той самой пристройке, где они ночевали с Элиром. Сейчас шуриа сидел на топчане и молча смотрел, как ролфийка сортирует свои пожитки.

— Терпеть не могу прощаться, — мрачно призналась Грэйн и со злости так затянула горловину своего мешка, что затрещали тесемки. — И не умею!

— Не кокетничай, — ухмыльнулся бывший рилиндар и поднял оставленный ею на столе блокнот. — Как раз прощаться у тебя получается очень хорошо. Ты забыла его положить? — и пролистнул несколько страниц.

— Я же не успела закончить описание. — Ролфи вздохнула. — Отдай Неру или Тэлдрину, а впрочем… не думаю, что в ближайшие пару лет удастся заняться строительством новой крепости. Эск удружил с этим бунтом. Шанта лежит слишком близко к Эскизару… нет, будет не до строительства. И, кстати говоря, здороваться мне нравится гораздо больше.

— Так отдавать — или пусть твои записи полежат пока у меня? Будет еще один повод приехать, — он подмигнул. — И за блокнотом, и поздороваться.

— Не кокетничай, — передразнила она. — Мне и так хватает поводов.

— Тогда оставлю себе на память, — шуриа решительно засунул блокнот за пазуху.

— Положишь на полку рядом с черепушкой Нимрэйда? — хохотнула Грэйн. — А что, красиво получится! — Взвесив на руке мешок, она присела на топчан рядом с Джэйффом и сердито спросила: — Что ты обо всем этом думаешь? Эск… не преувеличивает? Ты же видишь этих, ну, духов…

— Думаю, он не только не преувеличивает, но даже преуменьшает.

— Они начнут искать виноватых. — Ролфи задумчиво поиграла черно-зелеными кисточками на темляке своей сабли. — И ведь найдут. Сперва начнут с эсмондов, но совиным колдунам нечего предложить полукровкам… И тогда они найдут тех, кому повезло больше. А Шанта слишком близко.

— Да ты, никак, сожалеешшшь о грядущей резне шшшшурий? — насмешливо зашипел он.

— Не передергивай, — поморщилась Грэйн. — Вы теперь не просто шурии, вы — наши шурии.

— Не обольщайся, — утешил ее Элир. — Резать начнут не только нас.

— Да я и не обольщаюсь, — ролфийка нахмурилась. — Вас — за то, что вами оно побрезговало сразу, видать, отравиться побоялось…

–…подцепить Проклятие Сигрейн, например, — подхватил Элир. — Что? Думаешь, я не понимаю, что это — одна из причин, почему диллайнское существо посчитало нас невкусными?

— Но ведь не только поэтому, — буркнула Грэйн и продолжила: — А нас — за то, что наша кровь стала для них ядом. И за то, что наши боги нас не предавали, а мы — не предавали их. И ведь будут правы! Нам действительно повезло, ведь даже дети получаются либо проклятыми шуриа, либо бешеными ролфи.

— Кстати о детях, — он взял ее за руку чуть выше браслета. — Не потеряй. Не хватало еще тебе полукровок. Довольно с нас и Джойаны, верно?

— Ох, не напоминай… — скрипнула зубами ролфи и, зажмурившись, потрясла головой. — Я и так… Боги! А каково же им, им обоим?! Береги ее, ладно? Я боюсь, что Эсмонд-Круг доберется до нее и здесь, когда там дознаются про дела Эска. И про детей.

— Детей будет сторожить целая стая свирепых зубастых ролфи, — улыбнулся шуриа. — А о Джойане позабочусь я.

— Только не геройствуй, пожалуйста, в этом твоем партизанском стиле! — Грэйн толкнула его плечом. — Хорошо? Кроме тебя на острове есть еще целый гарнизон. И корабли в проливах.

— Корабли… — Элир чуть прижмурился и сказал задумчиво: — Ты сама будто корабль, Грэйн эрна Кэдвен. Словно «Верность Морайг». Красивая и сильная, как тот фрегат, и, подобно кораблю, не любишь якорей и долгих стоянок. Корабли ведь созданы для походов и битв, верно?

— А мы с нею ровесницы, — сказала эрна Кэдвен. — С «Верностью Морайг». Я родилась в тот год, когда она сошла со стапелей.

— Я уже давно не верю в просто совпадения, — кивнул он, словно ждал именно такого ответа. — Распускай паруса, выкатывай пушки и иди вперед, Грэйн. Не оглядывайся на берег, он никуда не денется.

— Паруса бесполезны, когда нет ветра. И корабль не найдет гавани, если не зажечь маяк. — Она на мгновение прижалась к нему и тотчас же встала, тряхнула головой, пробежалась пальцами по застежкам мундира, поправила ремень… И попросила: — Будешь ветром? Для моих парусов? И… зажжешь для меня огонь?

— Уже, — прищурился шуриа и улыбнулся краем губ. — И всегда.

— Я помню тебя, Джэйфф Элир. — Ролфи широко и клыкасто улыбнулась, вскинула голову, лихо заломила берет и вышла первой, шагая свободно и твердо.

Так всегда бывает — и это правильно. Кто-то уходит, кто-то остается, а ветер, огонь и земля все равно будут землей, огнем и ветром, какими именами их ни называй. Парусам не обойтись без ветра, но разве обрадуется ветер, если вдруг исчезнут паруса? Они равно нужны друг другу, разве нет? И совсем не обязательно называть это любовью. Совсем, совсем не обязательно.

Они стояли на берегу, обнявшись: ее щека прижалась к его груди, его губы — к ее макушке. Наплевав на сотни пар любопытных глаз, запретив себе думать о том, что готовит им всем недоброе будущее. Каждый день как последний — разве это шуриа придумали?

— Я виноват перед детьми. Моя кровь еще более проклята, чем твоя, — прошептал диллайн.

— Начинается, — фыркнула Джона. — Дух моего безумного предка Эйккена Янэмарэйна тоже любил сетовать на то, что я не нашла себе хорошего ролфийского парня. Теперь и ты туда же? Я никогда не пожалею о сделанном и никогда не упрекну.

— Никогда не мог понять, за что ты любишь меня. Не за что же.

От него пахло табаком, свежим потом, порохом и немного смолой, от него пахло морем и тяжелой работой, от него пахло опасностью. И так было всегда.

— Абсолютно не за что, согласна.

Шиларджи, невидимая за светом дня, скажи, за что же мы любим мужчин, за какие такие подвиги и доблести, за какие добродетели? Почему ждем из странствий и походов, почему прощаем обманы, почему верим в их безумные планы? Не знаешь? И никто не знает. За что их любить — жестоких и беспощадных, прирожденных убийц и идейных предателей, одержимых, бешеных, проклятых? Они ведь любят только себя, и еще свои короны, ружья, корабли, города, сабли, книги, телескопы, механизмы, они ценят свои победы и своих коней, они помнят формулы и цитаты из философских трудов, и для женщин в их сердцах остается совсем мало места, совсем-совсем. У кого-то вообще ничего не остается. Но если оно все-таки найдется… Тогда они обязательно возвратятся из походов и странствий, они не предадут, и не обманут, и осуществят самые невероятные планы, и совершат такое, о чем никому не мечталось. Поэтому мы их и любим. Так ведь, Сизая луна — Шиларджи?

— Делай, что считаешь нужным, и не волнуйся обо мне, — сказала Джойана на прощание.

Она всегда так говорила.