Омичка навсегда. Лирика и мистика

Любовь Сушко

Книга лирики об Омске, омичах, для всех кто любит наш город так, как любит его автор этих строк. Прошлое и грядущее, любимые улицы и дорогие сердцу люди встретились на страницах книги-

Достоевский в мертвом доме

ДОСТОЕВСКИЙ В ОМСКЕ

Над городом свинцовы тучи бродят,

И словно оправданья ищет гений.

Но арестантов партию приводят,

Сюда, на край земли, для исправленья.

Отторгнуты от питерской пучины,

Замерзшие, несчастные, больные

Они идут, виновны и невинны,

И смотрят с интересом остальные.

Здесь не было ни рабства крепостного,

Ни роскоши, пленившей навсегда,

И только Достоевский с нами снова

На Тарские ворота смотрит: «Да,

Здесь мертвый дом» запишет он позднее,

И словно вспоминая все грехи,

Сначала слабо, а потом сильнее,

Работает, ведутся дневники.

Иртыш бурлит, дерутся арестанты,

И губернатор с ним почти учтив,

Он понимает эту мощь таланта,

И оттого порой красноречив.

И где-то там высокий брег и воля,

Хотя Иртыш хоронит Ермака,

Я на брегу, и кажется там двое

Ведут беседу, и луна легка.

Оковы каторжан, потоки света,

Печаль до срока, горе без конца,

И вдруг во тьме далекая комета

Лучом коснулась скорбного лица.

И мертвый дом, отчаянью внимания,

Пытался арестанта обогреть.

И омичи, о рабстве смутно зная,

Могли ль понять, и начинали петь

Там в рощах соловьи, на бал спешили,

Над Любинским порхая в поздний час,

И кажется, что здесь иные шири,

Он не поймет, но он осудит нас.

О смертной казни скорбно забывая,

Мечтая вновь вернуться в Петербург,

Ведя дневник и яростью пылая,

Он этот мир далекий не забудет.

И при луне неспешные беседы,

Другая жизнь, другие голоса,

И вот они зовут его к обеду,

И арестант свободен полчаса.

И все-таки: «Тот мерзкий городишко» —

Он гневно вспоминает мертвый дом.

Но кажется, что это даже слишком,

Читая дневники, поймем с трудом.

Здесь памятник ему потом откроют,

Забытые в том питерском аду,

Где гений говорит лишь сам с собою,

И где герои бедные бредут,

То с топором, то с фигой над Невою.

И плач, и стон, но это мир родной,

Мерещится и окрик злой конвоя,

И губернатор с щедрою душой.

Он рвется вдаль, еще не понимая,

Что там страшнее и темней всегда,

А здесь, над Омском, в тишине сияет

Высокая и яркая звезда.

И сила духа, и свобода слова

Мерещатся в каком-то казино.

И проводивши гения больного,

Мой град его запомнит все равно…

И сохранит какие-то посланья,

Опять стоит у Тарских он ворот,

И тихо улыбнувшись на прощанье,

О Питере мечтает и живет

Химерами из призрачного мира,

Склонясь над черной пропастью Невы,

Туда уходит гений сиротливо.

И остаемся на просторах мы…

Бурлит мой город, Дневникам внимая,

И провожая всех, кто к нам суров.

На Тарской снова девушки немая

Пред памятником не находят слов.

Профессор улыбается лукаво,

И вчитываясь в эти дневники,

Он видит мир, с его посмертной славой.

Он на свиданье к гению летит.

Но мы ль виновны в том, что осудили,

Что он от бунта не умел уйти.

Мы просто здесь спокойно жизнь прожили,

И были от столицы далеки.

И нас она едва ль коснется снова,

Пустая разноцветная возня,

И казино с кошмарным сном былого-

Пытался страсть азартную унять.

Мы жили, не играя, не беснуясь,

И эта ширь и вольность нам мила,

И каменный, он снова торжествует,

И мертвый дом, где дневники вела

Мятежная душа, ему внимая

Хранит посланья призрачных миров,

И снова губернатор вспоминает,

Как был озлоблен гений, не здоров…

Нас нынче время рассудило здраво,

Нам жизнь в просторах, почести ему,

И в мертвый дом его вернулась слава,

Омск внемлет арестанту своему.

Он был здесь, это грустно и тревожно,

И где-то там в печали бытия

Тень гения проходит осторожно

Над шумным Омском внемля и коря…