Неправильная помощница

Любовь Попова

— Ты уволена… — Что? Вы шутите? — Нет. Я не смешиваю секс и работу. Так что сегодня переезжаешь ко мне и занимаешь место предыдущей любовницы. Моя челюсть разве что не падает на пол, насколько я в шоке от наглости босса. — Давайте будем считать, что я переспала с вами в рамках благотворительной акции Реабилитация престарелых боссов. Он встает, вжимая кулаки в стол. — Престарелых? Мне тридцать два. — В любом случае я не считаю, что один короткий, незначительный половой акт может помешать нам и дальше работать вместе. Если это все, то я пойду готовить совещание… — говорю и иду к выходу, но не успеваю открыть дверь, как ее закрывает тяжелая рука. — Сейчас мы проверим, насколько незначительным был половой акт…

Глава 12

Я сажусь за работу и стараюсь в течение дня больше не попадаться Распутину на глаза и разговаривать с ним только строгим, профессиональным тоном.

Задаю вопросы, получаю задания, выполняю, отчитываюсь.

Больше никаких неуместных фраз. Я даже больше ни в какие передряги не попадаю. Мой календарь снова на нуле, но, если я не буду волноваться, я и в передряги попадать не буду.

Заканчиваю работу ровно в шесть.

Встаю, собираю все в сумку. Иду к лифту, надеясь успеть до того, как выйдет начальник. На кнопку усиленно жму.

Давай, давай, чего ж ты такой медленный лифт.

Но мое везение не распространяется так далеко. Дверь в кабинет Распутина открывается, и он выходит как обычно при полном параде. Встает рядом, утыкается в телефон. Возможно тоже что-то для себя решил.

— Вам придется спуститься со мной на парковку.

— Это еще зачем? Мне уже бежать надо. Да и я сама доеду на автобусе.

— За моими рубашками. Они так и лежат в багажнике.

— А… Хорошо, — соглашаюсь, двери лифта открываются. Я как обычно мешкаю перед тем, как войти в эту кабину страха, а начальник уже привычно толкает меня в поясницу, активизируя все мои нервные окончания. — Я тогда доделаю тот эскиз?

— Да, он был самый удачный.

— А остальные?

— Остальные на свалку. Вы, несмотря на профессию, продолжаете романтизировать авиастроение. Это вам не пони с единорогами — это техника, которая может как и убить, так и спасти.

— Прямо как любовь.

— Что?

— Ничего, — тут же отворачиваюсь, смотря на горящее табло. Быстрее бы… Первый. Минус первый. Наконец-то.

Двери лифта открываются. Как ошпаренная выбегаю. Мы тут же идем к машине, возле которой уже ждет Гена.

— Добрый вечер? Подвезем Марию Викторовну?

— Сама доедет. Пакеты из багажника.

— А точно, — он что-то нажимает, и дверца открывается сама. Я вытаскиваю пакеты и улыбаюсь Гене.

— Спасибо большое, до завтра.

— Хорошего вечера.

— Гена, поехали! — рявкает Распутин, и я тут же убегаю обратно к лифтам. Поднимаюсь на первый этаж. Улыбаюсь девчонкам на ресепшне. Уже на выходе слышу свое имя. Раз. Другой.

— Маша! Маша! — Антон. Блин. Я вообще про него забыла. — Привет.

В его руках букет цветов, каких-то пошлых роз, насыщенного красного цвета.

Он грубо толкает его мне. А некуда. В одной руке сумка, в другой пакеты, но он все равно умудряется в пакет засунуть.

— Привет.

— Ну все, сроки все вышли, мы идем на свидание, — говорит он совершенно уверено, а у меня настроение, которое было ниже плинтуса, взлетает к самой крайней отметке.

Мне даже на миг жалко его становится.

Это же надо. Вырядился, рубашку надел, а может быть, даже презервативы купил.

Помню, как он всегда с собой носил. Ну а вдруг вот именно сегодня я передумаю и дам ему помять мои прелести. А вот не дам.

— Не идем, Антон. Можешь говорить моему начальнику все, что хочешь. Но пойти с тобой на свидание я и не подумаю. Ты свой шанс давно просрал… — отворачиваюсь от него и иду от офиса подальше. А Антон за мной. Ну вот чего ему неймётся.

— Я тебе советую не спорить со мной.

— А то что ты сделаешь? К отцу своей жены побежишь?

Наверное, переборщила, потому что Антон вдруг делает рывок и в локоть мой вцепляется. Да с такой силой, какой я раньше в нем и не видела.

— Сука, Котова. Ты переспишь со мной, иначе твой драгоценный босс не только о пилоне узнает. Я ему такое расскажу, что он тебя на километр к себе не подпустит.

— Отпусти, идиот, больно! Что такого ты ему обо мне можешь рассказать?

— Я ему… Я скажу, что ты шпионка и тыришь идеи для вертолетов ваших. Сразу он, конечно, не поверит, но работать ты точно не сможешь. Кто тогда будет лечить твою драгоценную больную мамочку?

— Отвали!

— Придешь ко мне как миленькая, на коленях приползешь и ноги свои раздвигать будешь.

Я замахиваюсь пакетом, он рвется, и Антона осыпает белыми рубашками. Правда это не помогает, и боль в руке становится адской. Но ровно до того момента, пока вдруг все не проходит, а улицу оглушает крик Антона. Я ищу его глазами и замечаю, как его нос зажат рукой Распутина. Так сильно, что уже начинает кровить.