Аише

Любовь Александровна Хилинская (2020)

Весь мой мир разрушен, а я сама почти уничтожена. Сжав зубы и стиснув до боли пальцы, стараюсь прорваться в этом мире жестокости и выжить. Я — Аише! Я простая девушка, случайно попавшая в поле зрения нашего Императора — Белого Феникса. Он потрясающе красив, но вызывает во мне отвращение. Как мне спастись? Как убежать от него? Как выжить?

10

Дни бежали за днями, неспешно тянулись с рассвета до заката, будто бесконечная тягомотная резина. Солнце уже вставало поздно, к девяти часам, а заходило рано — к восемнадцати. Хмурень сменился листопадом (сентябрь и октябрь — прим.авт). По утрам на землю выпадала холодная роса, местами зеленая еще трава покрывалась инеем, а маленькие лужицы тонкой, будто хрустальной, корочкой льда. Листва с деревьев давно облетела, ветви стояли голые, с редкими желтыми флажками, еще не успевшими оторваться и улететь в общий разноцветный ковер.

Дед Лукьян все чаще и чаще оставался дома, кряхтя, затапливал печь с утра, ставил большой пузатый чайник на плиту и ждал, когда тот закипит, сидя у окошка и с доброй улыбкой глядя, как суетится по хозяйству Аише.

Нога ее зажила, хотя наступать еще было больновато, потому девушка береглась и старалась не выходить часто на улицу, но все домашние обязанности взяла на себя — перетрясла матрасы и подушки, просушила их на улице в солнечные дни, перестирала тяжелые шерстяные покрывала, чтобы зимой в них не завелись насекомые, отмыла небольшую баньку, отскребла все доски добела смесью песка и мыльного корня, да в самом доме порядок навела — побелила печку, из цветных лоскутков, купленных дедом на ярмарке, сшила занавески и нарядную скатерть.

Дед оказался запасливым — за годы одинокого жития скопилось у него всякого добра в двух сундуках — и белье постельное, и одеяла, и подушки, будто для большой семьи купленные.

— Жениться хотел, — смутился он в ответ на немой вопрошающий взгляд Аише. — Одному-то век коротать тяжко. Вот и накупил всего. А потом уж подумал, какая женщина за старика-то пойдет, кому это надобно. Вот добро и осталось лежать. Тебе сейчас пригодится. Ты доставай все, пользуйся. Там вон еще шуба есть, с обоза выпала, а я подобрал, да приберег, будто знал. Еще сапоги тебе справить надо к зиме, скоро уже снег навалит, здесь у нас рано он бывает. Заметет так, что неделями будем сидеть. Эх, зимы-то тут суровые! Ну да ничего, справимся! Зайцев в лесу полно, будем силки ставить, так и проживем. Дров вот запас я мало, боюсь, как бы не замерзли мы! Стар стал, тяжело. Надо бы хворосту подсобрать, пока не навалило. Ты на лыжах-то умеешь ходить? Как снег выпадет, будем учиться!

Девушка улыбалась, слушая его болтовню. Руки ее мелькали быстро-быстро: она вязала теплые носки, выводя петельку за петелькой — напряла пряжи из шерсти, купленной на ярмарке неделю назад.

Дед ходил туда сам, обернулся за три дня, все это время Аише одна хозяйничала в лесном домике.

Рысь выздоровела, лапа срослась, только теперь большая кошка слегка прихрамывала, однако, охотиться ей это не мешало — периодически притаскивала то белок, то зайцев, что в зубах легко перенести. Дед Лукьян говорил, что она, как в полную силу войдет, может и кабана убить, и лося и человека. Пока ж молодая еще была, копила силы, да восстанавливалась после падения.

К Аише Рыська быстро привыкла. Поначалу рычала, конечно, но девушка не сдавалась. Первого зайца скормила ей частями, нарезая на кусочки, а потом большая кошка и сама справлялась, зажимая передними лапами и разрывая тушки зубами. Вставать начала спустя пару дней, а ходить, наступая на лапу, через почти полтора месяца, до того берегла конечность, поджимая ее и долго вылизывая поверх наложенного лубка. Дичилась, конечно, поначалу, порыкивала, поднимала губу и шипела — не без этого. Но Аише терпеливо ждала своего часа. Ее нога тоже зажила, почти и не беспокоила, раны на лице затянулись, превратившись в три уродливых полосы от виска к углу рта. Они расстраивали девушку, как она ни храбрилась перед дедом Лукьяном. Иногда, бывало, глянет на свое отражение в бочке с дождевой водой и ужаснется — ну кому такая страхолюдина нужна?! Наверное, это и к лучшему, император найдет свою потерянную девушку и успокоится, а Аише вернется к маме, да будет жить там, и замуж звать никто не насмелится больше.

Вздыхала, конечно, куда ж без этого.

Дед Лукьян с ярмарки мазь принес от шрамов, они стали мягче и цветом бледнее, но до конца все равно не прошли.

— Наградила ты меня, Рыська, клеймо свое поставила, — грустно шутила девушка, зарываясь пальцами в густую шерсть большой кошки.

Та урчала довольно и подставляла живот, поглядывая искоса, будто вслушиваясь в речь хозяйки.

Так и коротали время.

Снег выпал внезапно — накануне вечером еще было относительно тепло, безветренно, последние листья оторвались от веток и шуршали под ногами, а к утру обнаружилось, что дверь завалило — не открывается. Пришлось Аише брать лопату, вылезать через окно и откапывать дорожку к сараю и отхожему месту, да к бане.

Рыська сидела на поленнице, наблюдая за ней и щурясь от ослепительно яркого солнца.

— Ая! — позвал дед Лукьян, приоткрыв дверь. — Иди ка, я варенье достал, будем чай пить с малиновыми листьями.

— Иду, дедушка! — отозвалась она.

Надо бы сбегать до лесу, принести вязанки хвороста, заготовленные на днях, да оставленные до лучших времен, а то вдруг еще снег пойдет, потом не выберешься. Запасов еды должно хватить до весны при экономном расходе, а вот за дровами надо будет ходить, не обойтись, к сожалению. Дед сказал, что можно рубить у елок низко растущие ветви в крайнем случае, но Аише надеялась, что обойдется — так ей жаль было пушистых красавиц, наряженных искрящимися снежинками.

Чай был вкусный! Собранные летом листья лесной малины и смородины, да травы всякие — как же ему не быть вкусным! А варенье земляничное источало аромат на всю горницу, удалось на славу!

Зажмурившись, девушка отхлебнула из кружки и представила, что она дома, сидит в их кухоньке, а напротив мама улыбается. Мама! Как она там? Не болеет ли? Тревожится, наверное. И весточку не подать никак!

Дед Лукьян говорил, что по весне можно будет сходить до большого города, он в неделе пути, да отправить письмо. Еще б писать, да читать уметь для этого, но кто ж будет учить ее, если таких умельцев раз-два и обчелся? Потому вздыхала Аише, выводя палочкой на снегу каракули, похожие на буквы, представляя, что это письмо для мамы.

Напившись чаю, девушка засобиралась за хворостом. Надела шубу, подпоясалась кушаком, на ноги — унты, которые сшили сами из шкурок, подвязала их шнурком, поверх — широкие снегоступы, смастеренные из коры, варежки, связанные самолично, да платок на голову — пугало, конечно, но для тепла все сойдет.

— Ты осторожно, — напутствовал ее дед, — смотри, к оврагу близко не подходи, собери, что приготовила, да домой давай, завтра еще сходишь. Нынче темнеет быстро, потом дорогу не найдешь!

— Конечно, дедушка! — помахала она ему рукой и вышла к кромке леса.

Оглянулась — Лукьян стоял без шапки, борода его трепыхалась на ветру — переживал.

В лесу стояла тишина. Ветки под снегом изредка похрустывали, да от ветра снежная пыль летела в лицо.

Рыська скакала поверху, то удаляясь, то возвращаясь, заглядывала — идет ли хозяйка. К зиме шубка ее распушилась, сама она вся округлилась, стала ладненькая и крепкая.

Аише шла легко, будто всегда умела на снегоступах ходить, даже песню затянула веселую, которую с девушками часто пели, собираясь по грибы. Горланила ее, сшибая снег с низко опустившихся ёлочных лап, веселилась, и не сразу заметила темное пятно впереди.

Рыська учуяла чужака первой — вздыбила шерсть, замерла на ветке, зарычала.

— Что там, Рыся? — встревожилась Аише, остановившись и вглядываясь в пятно.

Человек! Лежит ничком, раскинув руки и ноги, снег окрашен красным, и ни следочка вокруг! Откуда ж он тут взялся?

Рысь считала, что не надо туда идти. От незнакомца веяло силой и опасностью. Аише преступила с ноги на ногу, оглянулась растерянно — что ж делать?