Жажда

Лучезар Ратибора, 2021

У каждого из нас есть своя тайная пагубная страсть, от которой практически невозможно избавиться. Чего только не перепробовал главный герой Мигель в своей героической борьбе с зелёным змием. Проще говоря, никак не мог он избавиться от своей дурной привычки прикладываться к горячительному. Ничего не помогало. Оставалось только уповать на чудо. Или на магию. Уж она-то точно должна помочь! Только вот каким способом и какой ценой?..Содержит нецензурную брань.«В книге встречается упоминание нетрадиционных сексуальных установок, но это не является пропагандой».

Лучезар Ратибора

Жажда

Мужчина сидел за кухонным столом, глядя на непочатую бутылку водки. «На берёзовых бруньках» — гласила надпись на этикетке, разом ввергая воображение в русский утренний лес, где пряно-свежий запах от берёзовых набухших почек разносится с росяной влажностью, окутывая и опьяняя. Мужчина не знал точно, что такое «бруньки», ассоциативно считая, что именно так называются берёзовые набухшие почки. За многие годы дегустации и употребления горького зелья наш персонаж перепробовал множество сортов алкоголя, включая дорогие и благородные, а также разные марки водки. И ума он никак не мог приложить, зачем в водке могут понадобиться берёзовые бруньки, если напиток сей всё равно готовится методом ректификации, а не дистилляции. Иначе говоря, даже если когда-то при приготовлении первичного сырья для получения спирта и использовались эти самые бруньки, то к стадии выхода конечного продукта вкуса от них никакого не оставалось. Всё та же привычная, одинаково любимая и ненавистная горечь.

Мужчина периодически чесался и подёргивался, неотрывно, словно в медитации, глядя на бутылку. Сглатывал сухую слюну. Ему страстно хотелось выжрать. Но он крепился и терпел, памятуя о собственном желании перестать общаться с зелёным змием. Пока змий побеждал. С последнего употребления прошла неделя. Довольно большой срок для нашего героя, но терпеть дальше становилось невмоготу.

— Ааа! Сгорел сарай — гори и хата! — выдал Мигель, судорожно быстро открыл бутылку, глубоко вдохнул запах и тут же закрыл. После чего мгновенно убрал ладони в штаны, вцепился в трусы, будто это как-то могло помочь удержать руки от их самовольных поползновений к заветной жидкости.

Мигеля начало трясти от нетерпения.

— Держись, тряпка! Ты же сможешь, сможешь отказаться от этого! Это не жизненная необходимость, как вода и кислород, без этого можно жить. Почти бессмысленно и скучно, конечно, но можно. Да, это поначалу тяжко, зато потом будет легче, — уговаривал себя мужчина.

Мигель прибухивал давно, лет десять точно. Ежедневно. Строго придерживаясь определённой дозы. Только в отпуске и в длительных государственно-праздничных каникулах он позволял себе снять верхний лимит дозы. Его разумения и осознанности хватало, чтобы понять, что если он начнёт выпивать более поллитры в день, то не сможет работать, тогда у него не будет денег, чтобы приобрести заветную поллитру. Замкнутый круг, как вечный двигатель: работать, чтобы выпить; пить в меру, чтобы работать. Работал он журналистом в одном политическо-злободневном журнале, крапал статейки, оповещая народ о житиях нынешних государей, вставлял свои мысли и выводы, обязательно в рамках существующей идеологии правящей партии. У него неплохо получалось, работа была однообразная, но более-менее прилично оплачиваемая для нужд Мигеля.

Близкое знакомство нашего персонажа с алкоголем началось в армии, где он с сослуживцами отмечал демобилизацию после года службы. А служил всего год, так как уже был к тому времени дипломированным журналистом. После армии пошёл работать по специальности. Работа преимущественно в стенах офиса имела свои законы и традиции, где-то свои особенные для отдельного коллектива, а где-то всеобщие и мировые. Одна из таких глобальных традиций — «Тяпница», когда вечером пятницы все начинали бухать в офисе, а заканчивали то вместе где-то в баре, то по отдельности на своей волне приключений. Так Мигель приучился пить раз в неделю.

Потом начались бутылочки пива по вечерам, потому что нервы, потому что устал, потому что надо расслабиться, да и вообще жизнь непростая, как тут не пить, чтобы не свихнуться. Пиво иногда сменялось вином, «Ягермайстером», вискарём, коньяком, ромом. Текила, джин и абсент как-то не прижились в утробе Мигеля. Чего-то в них не хватало. Или было в чрезмерном избытке, как ёлки в джине. Так постепенно, к своим сорока двум годам Мигель однажды обнаружил, что он прибухивает каждый день, а днём на работе всё чаще мечтает о наступлении вечера, когда наконец-то можно будет выжрать и погрузиться в некоторое состояние расслабленного блаженства, когда мир начинает слегка плыть, мерцать и вообще поворачивается чаще своей прекрасной стороной.

Когда прибухивающий репортёр осознал свою зависимость, появились первые мысли, что пора бы завязывать, потому что это ослабляет память и концентрацию, столь необходимые в работе. И тут же пошли оправдания и отмазки, которые нашептывал ему внутренний голос:

— Кого ты обманываешь, Мигель? Какие концентрация и внимание при написании статей про чиновников и политиков? Там всё ясно и прозрачно, шаблон давно наработан, можно вслепую вставлять прошлогодние статьи, никто не заметит разницы. Все споры, оппозиции и конфронтации искусственны и проплачены.

Внутренний голос оказывался чертовски прав, и Мигель с лёгкой душой продолжал вливать в себя амброзию до следующего укола совести. Тем не менее, он начал осуществлять попытки бросить пить. Потому что лицо начало выдавать его привычку: с возрастом появились одутловатость и краснота с оттенком в пунцовость. Да и печень иногда покалывала. На работе не было никаких замечаний, благо, что работу он выполнял исправно. Попытка не выпивать: день-два, потом срыв. День-два-три, снова срыв. Неделя! И срыв. Самое большее Мигель продержался месяц, три дня и пять часов. А потом в его жизни в тот момент как-то навалились проблемы, денежный пробел, так что жить особо не хотелось. Потому борец с зависимостью справедливо решил, а почему бы не выжрать, чего ради терпеть, если аж жить не хочется. И бухнул. От чего жизнь заиграла новыми красками, и появилась радость с лёгкостью, снова захотелось жить, будто в тело и душу влили божественный нектар.

Каждый раз, когда Мигель завязывал, внутренний голос показывал просто неимоверные чудеса изобретательности, изворотливости, открывал дьявольский дар красноречия и переубеждал, что надо снова выпить. Переубеждал даже на уровне логики, так что у Мигеля не оставалось контраргументов в споре. И всё продолжало течь огненной водой.

Вообще, наш герой считал, что у него есть право и повод прибухивать. Начать можно только с имени — этого уже достаточно, чтобы спилось несколько человек. Не имя, а проклятие. Особенно, когда ты Мигель Афанасьевич Трубецкой. Мама всю жизнь тащилась по мексиканской культуре, даже ездила в свою заветную страну пару раз. Отсюда и имечко такое придумала его родительница. За которое Мигелю доставалась изрядная доля насмешек в детском саду и школе. Дети найдут повод нагадить на ближнего, если тот слабее или имеет зацепку, за которую можно поддёрнуть крючком унижения.

Когда Мигелю исполнилось пятнадцать лет, мама осуществила свою давнюю мечту: бросила их с отцом и укатила в Мексику к любовнику по переписке. Так что, сиротливое и одинокое юношество часто служило железобетонным орудием внутреннего голоса в споре «Пить или не пить?» К возрасту совершеннолетия Мигель, наученный детским горьким опытом, проявил смекалку и стал представляться просто Мишей, чем избавил себя от дополнительных расспросов и последующих сожалений о бегстве изобретательной на имена матери. Не единожды Мигель порывался дойти до ЗАГСа и сменить имя уже официально на более благозвучное и привычное в северных широтах «Михаил». Только всё что-то мешало: то одно, то другое, то бокал надо сполоснуть после выпитого. Да и вообще, когда жизнь нагрета жидкими градусами, про нелепое имя как-то не вспоминается.

Когда Миша завязывал, пробуждался внутренний маленький бесёнок Мига, который вкрадчиво, издалека, исподволь начинал намекать, что Миша постарался на славу за последние дни, он большой молодец и заслужил награду. Миша, слегка поборовшись, выжирал. Снова завязывал.

В другой раз Мига показывал ему экзистенциальный ужас бытия во всех самых ярких его проявлениях: дёргал и сосредотачивал Мишино внимание на неполноценных людях-выродках вокруг, на беспросветность будущего, на абсурдность самой жизни — тут Мига не гнушался подсунуть самого́ Камю в качестве дополнительного авторитетного источника. И Михаил развязывался.

Миша брал календарик и начинал в нём зачеркивать дни, когда он не пил спиртное. Это помогало видеть пройденные успешные дни воочию. Мига тогда маняще и лукаво предлагал не выпить, нет, ни в коем случае, мы же в завязке — он предлагал пройтись в алкомаркет и просто посмотреть на прекрасные творения искусства, то есть на бутылки с разной огненной водой. Миша шёл в магазин, облизывался, восхищался и собирался уходить. Тут бесёнок Мига убеждал его взять бутылочку. Нет, ни разу не для питья. А чтобы просто была перед глазами. Ведь какой же это подвиг терпения и воли, если перед глазами нет предмета вожделения? Вот если она тут, рядом, стоит только руку протянуть, а ты терпишь — вот это по-мужски, вот это железная сила воли. Миша покупал бутылку, шёл домой и ставил на стол. Иногда это всё-таки заканчивалось победой Михаила: он убирал бутылку глубоко в шкаф и шёл спать. Но чаще находились убедительные доводы, и дьявольски божественный напиток насыщал ссохшееся нутро Мигеля живительной влагой. Тогда в краткой череде зачёркнутых в календарике дней появлялись пробелы. Пробелы были регулярные, длина их превышала длину зачёркнутых дат даже невооружённым взглядом. Считать и уточнять необходимость не возникала.

Иногда сила воли Мигеля оказывалась слишком сильна, чтобы поддаться на толстые и грубые провокации внутреннего голоса. И тогда внутренний голос, пока непонятно какой — бесенок Мига или какой-то осознанный и зрелый голос — предлагал пройтись, прогуляться, отвлечь голову от искусительных мыслей. В один из таких дней Михаил пошёл куда глаза глядят, дышал свежим воздухом, гулял по парку. И каким-то чудом его вдруг занесло в коньячную забегаловку. Да, именно забегаловку самого низкого пошиба, где стоят высокие круглые столики без стульев, за которыми могут поместиться максимум трое. И завсегдатаи подобных заведений однозначно и всегда являются маргиналами околодонного пространства социальной иерархии.

Интерьер таких алко-дыр везде примерно одинаков: касса с тётей Валей необъятных размеров, за широкой спиной которой расположились ряды чекушек и фанфуриков, наполненные водкой, коньяком или портвейном. Также в ассортименте были напитки на разлив и нехитрая закусь в виде бутербродов с жёсткой копчёной колбасой, вкус которой остро напоминал Советский Союз. Не исключено, что колбаса валялась в морозильнике со времён распада красной империи. Шикарный интерьер завершали два столика и слегка затёртые на полу блевотина с харчками. Удобства для малых и больших нужд предполагались за территорией увеселительного заведения. То есть где-нибудь. По благоухающему во все стороны ядрёному амбре даже в дупель пьяный алкоголик мог найти свою заветную цель.

Мигель пришёл в себя, искренне недоумевая, как здесь оказался. Четыре мутных взгляда двух забулдыг с пропитыми серыми лицами уставились на вошедшего.

— Ооо! Брателла пришёл! — с непонятной радостью вскричал один из завсегдатаев. — Третьим будешь?

— Нет, нет, я не пью… — поторопился ответить Мигель и хотел поскорее убраться из этого грязного места. Но «братан» уже крепко схватил его в охапку и подтащил к столу.

— По взгляду вижу, что наш брат. Повторяю: третьим будешь? — окатил Мишу жёстким перегаром забулдыга.

— Я не пью. И мне вообще надо идти.

— Так ты нас не уважаешь?! — грозно спросил собеседник. — Молчун, смотри-ка, он нас унижает, не держит за людей, с которыми не грех выпить вместе! А если мы тебе все карманы вывернем вместе с кишками, браток?

Молчун молча кивнул и тоже агрессивно уставился мутным взглядом на Мигеля. Его товарищ прищурил один глаз, по взгляду которого было понятно, что он намерен серьёзно, что Мигеля, возможно, будут бить за неуважение. А он не дрался со времён школы. Хотя «дрался» сказано громко, потому что это была не двусторонняя драка: его просто били, когда у него не получалось убежать. Даже в армии Мигелю повезло больше, и тумаков он там не отведал. Благодаря своей образованности, навыку владения письменным словом и умению сносно обращаться с компьютером, он попал в писари. Таких ещё за глаза остальные солдаты называли «канцелярскими крысами». Именно за глаза, потому что писарь был приближен к офицерам и мог при необходимости достать увольнительную. Всё свободное и несвободное время он торчал в канцелярии, она же офицерская комната, составлял план боевого листка, печатал, рисовал, чертил, составлял таблицу. В общем, практически офисная работа. Так что даже в наряде Мигель побывал всего один раз, и то на КМБ.

— Хорошо-хорошо! Уговорили, буду третьим! Что у вас, водка? — сдался Мигель.

— Нее, сегодня у нас только благородный коньяк. Ты, как новенький, угощаешь. Меня, кстати, Виталиком зовут, — протянул свою копчёную кисть новый знакомый, растянув улыбку и обнажив ряд чищенных в прошлом веке зубов.

Мигель понял, что не отвертеться. Придётся немного потратиться. И придётся выпить. Внутренний голос в виде бесёнка Миги радостно завопил, захлопал в ладоши, где-то на заднем фоне заиграли фанфары.

Так пролетел вечер в компании Молчуна и Виталика. Было выпито три бутылки коньяка дагестанского разлива, следом пошли две бутылки портвейна «777». Банка маринованных огурцов пустела медленно: не есть же туда пришли, в конце концов. Для Мигеля компания была так себе. Он зарёкся на будущее приближаться к данному питейному заведению. Но обмануть себя он не смог: коньячок пошёл знатно, мягко лёг на душу, подняв настроение и окрасив мир в прекрасные тона. Да и портвейн внедрился не хуже по смазанным коньяком дорожкам.

А на следующее утро Мише было очень плохо. Он даже не мог сразу вспомнить, когда ему было так хреново. Разве что после школьного выпускного, когда он с одноклассниками за зданием школы пил баночный коктейль «Ягуар», запивая крепким пивом. Потом у него впервые случились пробелы в памяти, в которой отрывочно, вспышками появлялись моменты: вот он блюёт во все стороны дальше, чем видит, вот он сидит и разговаривает сам с собой, вот его тащит домой отец, больно натирая уши. Вот примерно также ему было плохо после посиделок с Молчуном и Виталиком в коньячной. Страдающий Миша понял, что он бы не смог в таком состоянии пойти на работу. Спасало то, что был выходной.

***

Из напитков Миша опытным путём выбрал в итоге водку, после долгих дегустаций и примерок. Он в неё влюбился суровой странной любовью. И чаще всего отдавал предпочтение ей. Мигель подсознательно, а иногда и осознанно ощущал фальшивость, безысходность и абсурдность окружающего мира и людей, он словно видел их маски, видел их игру и истинные мотивы. И вкусные напитки наподобие виски, коньяка, рома, вермута, особенно ликёра, напоминали ему мягко стелющих психологов. Ты к ним приходишь и говоришь, что жизнь дерьмо и спрашиваешь, что с этим делать. Психолог отвечает, что жизнь, конечно, в целом дерьмо, но вот здесь можно побрызгать цветочным освежителем с запахом ландыша, вот здесь занавесить шторами, а вот всё сверху заполировать вкуснейшим «Ягермайстером», на фоне которого мелкие, оставшиеся незамаскированными детали не будут видны. Только вот достаточно лишь слегка протрезветь, как в глаз больно бьёт шитая белыми нитками суровая реальность, пронзают своей искусственностью шторы и шоры, слабо скрывающие жёсткую настоящесть, а запах явно выдаёт себя ощущением, что насрали в букет ландышей.

А водка — она честная. Она горькая, жгучая и отвратительная, как вся твоя беспросветная жизнь. И даже хуже. Ты вливаешь её сразу в глотку, стараясь не дышать и не чувствовать вкус. Но вкус всё равно чувствуется («А змее похуй!» — как говорил небезызвестный персонаж Вова Яковлев, имея в виду приоритет желаний змия). Всё твоё тело и душа содрогаются в ужасе от контраста между тем, что было, и тем, что в них только что погрузили. Это первая стадия ощущения разницы. Потом ты чуть не умираешь с утра. И перегар вместе с похмельем у тебя самый тошнотворный из всех возможных, это специфический водочный токсикоз, от которого хочется умереть. И благодаря которому ты понимаешь, что даже самая говённая жизнь прекрасна и полна райских чудес по сравнению с этим состоянием. Это убеждение длится до вечера, когда снова хочется выжрать.

Михаил жил один. Раньше у него были какие-то интрижки с прекрасным полом. Даже как-то раз более-менее серьёзные отношения продлились почти год. Но постепенно тяга к любимой беленькой вытеснила остальные интересы. Когда наш герой был моложе, после употребления волшебного зелья его внутренняя сила смещалась куда-то вниз к паху, появлялась лёгкая игривая похоть, хотелось помчаться навстречу любовным и сексуальным приключениям. Не всегда, конечно, получалось реализовать зажжённую страсть. Чаще не получалось. Даже так: получалось редко. Высшие Силы наделили Мигеля талантом к письменному слову, а вот внешностью и мужской харизмой явно обделили: узкие плечи, средний рост, небольшой животик, рано появившиеся залысины, вечно жирная блестящая кожа на лбу и щеках не входили в список признаков альфа-самца в человеческом обществе. Всё это дополнялось очёчками, которые со временем сменились линзами. И, несмотря на усилившийся от градусов дар убеждения и пространный велеречивый слог, красотки не спешили в постель к тщедушному оратору. Да и там он не блистал половыми подвигами, подтверждая шуточную пословицу «Рождённый пить — не может трахать».

Конец ознакомительного фрагмента.