Время предательства

Луиза Пенни, 2013

Роман «Время предательства» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Психологическая острота и динамизм повествования, присущие всем детективам Пенни, обещают читателю захватывающее путешествие по перипетиям сюжета вплоть до самой развязки. Для Армана Гамаша настали трудные времена. Его самый верный и преданный помощник отвернулся от своего наставника. Отдел по расследованию убийств, который Гамаш кропотливо создавал многие годы, расформирован, все сотрудники переведены в другие отделы, а на их место приняты бездельники и наглецы. Самого Гамаша всячески вынуждают уйти в отставку. Но прежде чем сделать это, он должен провести последнее расследование. Из деревни Три Сосны ему приходит сообщение о том, что пропала подруга Мирны Ландерс, обещавшая приехать к ней на Рождество. Начиная поиски пропавшей женщины, Гамаш еще не знает, что под именем Констанс Пино скрывалась одна из самых знаменитых личностей не только Канады или Северной Америки, но и всего мира… Впервые на русском языке!

Глава двенадцатая

«Слушай внимательно, — умолял себя Жан Ги Бовуар. — Бога ради, сосредоточься».

Его колени дрожали, и он положил на них руку, поприжал.

Мартен Тесье инструктировал агентов, назначенных в рейд на одну из байкерских баз.

— Это вам не какие-то татуированные громилы, — говорил заместитель Франкёра, поднимая глаза от схем в блокноте. — Слишком многие мертвые полицейские и главари банд недооценивали байкеров. Это воины. Внешне они, может, и похожи на бездомных бродяг, но не сомневайтесь: они подчиняются дисциплине, они преданны и весьма мотивированы на защиту своей территории.

Тесье продолжал — сыпал образами, схемами, планами.

Но Бовуар слышал только собственный умоляющий голос: «Господи боже, не дай мне умереть».

Старший инспектор постучал в дверь и вошел в кабинет Терезы Брюнель. Она подняла голову и взглянула на него.

— Пожалуйста, закройте дверь, — сказала она, снимая очки.

Ее голос и манеры показались ему необычно резкими.

— Я получил ваше сообщение, но меня не было в городе.

Он посмотрел на часы на ее столе — стрелки только-только перевалили за двенадцать.

Она показала ему на стул. Он помедлил секунду, потом сел. Тереза опустилась на стул рядом. Выглядела она усталой, однако одета была, как всегда, с иголочки и полностью владела собой.

— Извините, Арман, но мы дошли до конца.

— Что вы имеете в виду?

— Вы знаете, что я имею в виду. Я думала об этом, говорила с Жеромом, и мы считаем, что искать тут больше нечего. Мы гонялись за собственным хвостом.

— Но…

— Не прерывайте меня, старший инспектор. Вся история с видео вышла из-под контроля и раздулась до невероятных размеров. С ней покончено. Видео ушло в свет, и, что бы мы ни делали, назад его не вернуть. Вы должны остановиться.

— Не понимаю… — Он вгляделся в ее лицо.

— Все очень просто. Вы обиделись, рассердились и захотели отомстить. Вполне естественно. Потом вы убедили себя, что за этим стоит нечто большее, чем просто видео. Вы распалились и распалили всех вокруг. Включая и меня. Тут уж моя вина, не ваша. Я позволила себе поверить вам.

— Что случилось, Тереза?

— Суперинтендант, — отрезала она.

— Désolé. Суперинтендант. — Он понизил голос. — Что-то случилось?

— Конечно случилось. Я пришла в чувство. И вам советую сделать то же самое. Я почти не спала прошлой ночью. Утром встала и набросала кое-какие заметки. Хотите посмотреть?

Гамаш кивнул, внимательно глядя на нее. Она протянула ему листок с записями. Он надел очки, прочитал написанное и аккуратно сложил листок пополам.

— Как видите, я перечислила все, что может свидетельствовать в пользу вашей версии, согласно которой старший суперинтендант Франкёр организовал утечку видео и имеет еще более далеко идущие и зловещие цели…

— Тереза! — воскликнул Гамаш, внезапно наклонившись вперед, словно хотел физически воспрепятствовать продолжению ее монолога.

— Да бога ради, старший инспектор, прекратите вы. В моем кабинете нет жучков для прослушки. Нас никто не слышит. Никому мы не нужны. Все это в вашей голове. Посмотрите на мои записи. Там нет никаких доказательств. Груз нашей дружбы и мое уважение к вам затуманили мой разум. Вы соединили точки, которые существуют только в вашей голове. — Она подалась к нему чуть ли не с угрозой в голосе и облике. — И все по причине вашей личной неприязни к Франкёру. Если вы и дальше будете продолжать так, Арман, то я лично пойду к нему со свидетельствами ваших действий.

— Не пойдете, — произнес Гамаш, едва владея голосом.

— Я устала, Арман, — сказала она, вставая и пересаживаясь за свой стол. — Жером без сил. Вы затащили нас обоих в ваши фантазии. Прекратите. А еще лучше — подайте в отставку. Поезжайте в Париж на Рождество, подумайте о моих словах, а когда вернетесь…

Она не закончила предложение, и оно повисло в воздухе между ними.

Гамаш встал:

— Вы совершаете ошибку, суперинтендант.

— Если и совершаю, то сделаю это в Ванкувере с нашей дочерью. И там мы с Жеромом обсудим мое будущее. Пора отступить, Арман. Квебекская полиция не разваливается на части. Разваливаетесь вы. Мы динозавры, и метеорит уже упал на землю.

— Готов? — Тесье похлопал Бовуара по спине.

«Нет».

— Готов, — ответил Бовуар.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты повел команду на второй уровень бункера.

Тесье улыбался, словно только что вручил Бовуару билет на Багамы.

— Да, сэр.

Он сумел дотащиться до туалета и заперся в кабинке. Его рвало и рвало без остановки, пока желудок не опустел и из нутра не стал прорываться наружу лишь зловонный воздух.

— Вас, шеф.

— Это важно?

Секретарь заглянула через открытую дверь в его кабинет. За все те годы, что она работала со старшим инспектором Гамашем, он никогда не задавал такого вопроса. Доверялся ей — если уж она переводит звонок на него, то, по ее мнению, разговор того стоит.

Но после встречи с суперинтендантом Брюнель он казался каким-то рассеянным и последние двадцать минут просто смотрел в окно.

— Хотите, чтобы я приняла телефонограмму?

— Нет-нет. — Он потянулся к трубке. — Я отвечу.

— Salut, patron, — раздался веселый голос Оливье. — Надеюсь, не оторвал вас от дел. — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Габри просил уточнить, понадобится ли вам номер сегодня.

— Кажется, я его уже предупредил. — Старший инспектор услышал в собственном голосе некоторое раздражение, но не сделал ничего, чтобы изменить тон.

— Послушайте, я только выполняю его просьбу.

— У него что, избыток желающих?

— Нет, номера есть, но он хочет знать, сколько вас будет.

— Что значит — сколько?

— Инспектор Бовуар тоже приедет?

Гамаш резко выдохнул в трубку.

— Voyons^[27], Оливье, — раздраженно начал он, но тут же взял себя в руки. — Послушайте, я же ему все объяснил. Инспектор Бовуар работает по другому делу. Инспектор Лакост останется в Монреале, будет продолжать расследование здесь, а я приеду в Три Сосны, буду распутывать клубок с той стороны. Я оставил Анри у мадам Морроу. Так что я в любом случае приеду.

— Не надо так беспокоиться, старший инспектор, — фыркнул Оливье. — Я просто задал вопрос.

— Я не беспокоюсь, — сказал Гамаш, хотя было ясно, что это не так. — Я просто занят, и у меня нет времени на всякие глупости. Если в гостинице есть номер, значит все в порядке. Если нет, я заберу Анри и вернусь в Монреаль.

— Non, non. Номер есть. Оставайтесь сколько пожелаете. Габри не принимает бронирование перед Рождеством. Он слишком занят концертом.

Гамаш не собирался продолжать разговор. Он поблагодарил Оливье, повесил трубку и посмотрел на маленькие часы на столе. Почти половина второго.

Старший инспектор откинулся на спинку кресла, развернулся спиной к кабинету и лицом к большому окну, выходящему на заснеженный Монреаль.

Половина второго.

Часы показывали половину второго.

Бовуар еще раз глубоко вздохнул и прижался спиной к стенке урчащего автобуса. Он попробовал закрыть глаза, но тошнота лишь усилилась. Он повернул голову, чтобы холодный металл охлаждал горячую щеку.

Рейд начнется через полтора часа. Жаль, что у автобуса нет окон: Бовуар хотел бы видеть город. Знакомые здания. Все надежно, предсказуемо. Жан Ги всегда предпочитал находиться среди творения рук человеческих, а не на природе. Он попытался представить, где они сейчас находятся. Уже проехали мост. Что там снаружи — здания или лес?

Где он?

Гамаш знал, где Бовуар. Бовуар должен был участвовать в рейде, начало которого запланировано на три часа.

Еще один рейд. Назначенный Франкёром рейд, в котором нет никакой необходимости.

Старший инспектор закрыл глаза. Глубокий вдох. Полный выдох.

Он надел куртку. У дверей остановился, глядя, как инспектор Лакост раздает задания агентам. Или пытается раздавать.

Это были новые агенты, переведенные в отдел, тогда как люди Гамаша получили назначения в другие подразделения Квебекской полиции. Ко всеобщему удивлению, старший инспектор не протестовал. Не сопротивлялся. Казалось, он не замечал, как потрошат его отдел. Или его не заботило то, что происходит.

Такая реакция выходила за пределы объяснимой невозмутимости. Некоторые стали спрашивать себя, а не потерял ли Арман Гамаш вообще интерес к службе. И все же, когда он подошел к группе, они насторожились, замолчали.

— На пару слов, инспектор, — сказал Гамаш и улыбнулся агентам.

Изабель Лакост последовала за Гамашем в его кабинет.

— Бога ради, сэр, почему мы должны мириться с тем, что происходит? — Она мотнула головой в сторону офиса.

— Давай просто делать все, что можем.

— Как? Подняв руки вверх?

— Никто не поднимает руки вверх, — сказал он убедительным голосом. — Ты должна мне верить. Ты замечательный следователь. Цепкий, наделенный интуицией. Умный. И у тебя безграничное терпение. Ты сейчас должна им воспользоваться.

— Оно не безграничное, patron.

Он кивнул:

— Я понимаю. — Ухватившись руками за края стола, он наклонился к ней. — Конечно, не позволяй им хамить. Не позволяй выбить себя из колеи. И всегда, всегда полагайся на свою интуицию, Изабель. Что она тебе говорит?

— Что нас имеют.

Он откинулся назад и рассмеялся:

— Тогда положись на мою. Все развивается не так, как мне хотелось бы, это несомненно. Однако до конца еще далеко. Мы не сидим сложа руки, мы просто делаем глубокий вдох.

Лакост посмотрела на агентов, которые бездельничали за своими столами, игнорируя ее приказы.

— Но пока мы переводим дыхание, они берут верх. Уничтожают отдел.

— Да, — сказал он.

Она ждала, что последует «но», но Гамаш молчал.

— Может быть, припугнуть их? — предложила она. — Лев уважает только более крупного льва.

— Они не львы, Изабель. Они могут досаждать, но они ничтожны. Они муравьи или жабы. Можно переступить через них или обойти их. Но не нужно наступать на них. С жабами не воюют.

«Жабы или какашки. Фекалии какого-то зверя покрупнее», — думала Лакост, выходя из кабинета шефа. Старший инспектор прав, решила она. Новые агенты не стоят того, чтобы тратить на них силы. Она их обойдет. Пока.

Гамаш поставил машину на зарезервированное место — знал, что сотруднице, которая обычно паркуется здесь, оно не понадобится. Она улетела в Париж.

Он посмотрел на часы: два часа. Помедлил, закрыв глаза. Потом открыл их и решительно зашагал по обледенелой дорожке к служебному входу в Национальную библиотеку. У двери он набрал код Рейн-Мари на замке и услышал щелчок запора.

— Месье Гамаш. — Лили Дюфур с понятной обеспокоенностью подняла голову. — Я думала, вы в Париже вместе с Рейн-Мари.

— Нет, она поехала вперед.

— Чем я могу вам помочь?

Она встала и направилась к нему — подтянутая, хорошо владеющая собой. Дружелюбная, но холодноватая, на грани формальности.

— Мне нужно провести небольшое исследование, и я подумал, что вы мне поможете.

— На какую тему?

— Пятерняшки Уэлле.

Она подняла брови:

— Правда? Зачем вам это понадобилось?

— Вы ведь не ждете, что я отвечу на ваш вопрос? — спросил с улыбкой Гамаш.

— А вы, значит, не ждете, что я стану вам помогать?

Улыбка сошла с его лица. Рейн-Мари рассказывала ему о мадам Дюфур, которая охраняла документы Национальной библиотеки и архива Квебека, словно свою частную коллекцию.

— Полицейские дела, — пояснил он.

— Библиотечные дела, старший инспектор, — парировала она, кивая на большую закрытую дверь.

Он проследил за ее взглядом. Они сейчас находились в кабинетах, где работали библиотекари. А за теми дверями раскинулось общественное пространство библиотеки.

Приходя к жене, Гамаш по большей части ждал ее в громадном публичном пространстве библиотеки, где стояли ряды столов с лампами, за которыми сидели студенты, профессора, исследователи и просто интересующиеся. На столах имелись розетки для подключения компьютеров, а вай-фай обеспечивал доступ к файлам.

Но не ко всем файлам. В библиотеке и архиве хранились десятки тысяч документов. Не только книги, но и карты, дневники, письма, хартии. На многих из них лежала пыль веков. И большинство еще оставалось неоцифрованным.

Десятки специалистов просиживали долгие часы, чтобы просканировать все, но на это требовались годы, десятилетия.

Гамаш любил бродить по проходам, представляя себе всю историю, хранящуюся здесь. Карты, созданные Картье. Дневники Маргерит д’Ювиль. Забрызганные кровью планы битвы на Полях Авраама^[28].

И может быть, может быть, история пятерняшек Уэлле. Не та, что предназначалась для публичного потребления, а их частные жизни. Их настоящие жизни, а не то, что происходило перед объективами камер.

Если где и хранилась такая история, то здесь.

И она была нужна Гамашу.

Он снова повернулся к мадам Дюфур:

— Я ищу сведения о пятерняшках Уэлле в связи с расследуемым делом, и мне необходима ваша помощь.

— Я уже догадалась.

— Мне нужно посмотреть их частный архив.

— Этот архив засекречен.

— Почему?

— Не знаю. Я его не читала. Он засекречен.

Гамаш почувствовал укол раздражения, но тут заметил, что она слегка подсмеивается над ним.

— Вы бы хотели прочитать эти документы? — спросил он.

Мадам Дюфур помедлила, выбирая между правильным ответом и правдивым.

— Пытаетесь меня подкупить? — спросила она.

Теперь пришла его очередь забавляться. Он знал ее валюту — такую же, как и у него. Информация, знания. Обнаружение того, что больше никому не известно.

— Даже если я вам позволю, вы не сможете использовать найденную информацию в суде, — сказала мадам Дюфур. — Она будет считаться полученной незаконным образом. Ее владельцы еще живы.

Под словом «владельцы» она, по-видимому, подразумевала самих пятерняшек.

Гамаш ничего не ответил, и она посерьезнела, оценивая своими умными глазами его самого и его молчание.

— Идемте.

Она повернулась спиной к большим дверям, которые вели к стеклу и металлу публичного пространства библиотеки, и двинулась в противоположном направлении. По коридору. Вниз по лестнице. Наконец она набрала код на клавиатуре, и большая металлическая дверь распахнулась с тихим присвистом.

Как только дверь открылась, автоматически зажглись лампы накаливания. В помещении без окон было прохладно.

— Извините за освещение, — сказала мадам Дюфур, заперла за собой дверь и пошла вглубь помещения. — Мы стараемся свести его к минимуму.

Когда глаза Гамаша привыкли к полумраку, он понял, что они находятся в довольно большом помещении, но лишь одном из многих. Он посмотрел направо, налево, вперед. Увидел анфиладу хранилищ под зданием библиотеки.

— Идете? — спросила мадам Дюфур и пошла дальше.

Гамаш понял, что если потеряет ее, то останется здесь навсегда, и поспешил следом.

— В каждом хранилище содержатся материалы за четверть века, — пояснила мадам Дюфур, быстро переходя из одного помещения в другое.

Гамаш пытался на ходу читать бирки на ящиках, но в тусклом свете это было затруднительно. Ему показалось, что на одном он увидел надпись «Шамплейн», и подумал, не хранится ли там Шамплейн собственной персоной^[29]. В соседнем хранилище он прочел: «Война 1812 года».

Немного погодя он перестал смотреть по сторонам и сосредоточил взгляд на стройной спине мадам Дюфур. Решил, что лучше не знать о сокровищах, мимо которых он проходит.

Наконец мадам Дюфур остановилась, и он чуть не натолкнулся на нее.

— Здесь. — Она кивком показала на один из ящиков.

На бирке значилось: «Пятерняшки Уэлле».

— Кто-нибудь еще видел документы по Уэлле? — спросил он.

— Мне об этом неизвестно. Думаю, после того как их собрали и засекретили, их никто не видел.

— А когда это случилось?

Мадам Дюфур подошла к ящику, прищурилась:

— Двадцать седьмого июля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года.

— Почему именно тогда? — недоуменно спросил он.

— А почему сейчас, старший инспектор? — спросила она, и он понял, что она стоит между ним и тем, что привело его сюда.

— Служебная тайна, — ответил он небрежным тоном, но не сводя с нее глаз.

— Я умею хранить тайны, — сказала мадам Дюфур, глядя на длинные ряды стеллажей.

Гамаш немного помедлил и наконец решился:

— Два дня назад умерла Констанс Уэлле.

Мадам Дюфур приняла эту информацию близко к сердцу:

— Прискорбно. Кажется, она была последней из них.

Гамаш кивнул, и она посмотрела на него внимательнее.

— Она не просто умерла, да?

— Да.

Лили Дюфур глубоко вздохнула:

— Моя мать ходила смотреть на них, ну, вы знаете, в тот дом, который им построили в Монреале. Стояла в очереди несколько часов. Они в то время были совсем детьми. Она не забыла этого дня до самой смерти.

Гамаш кивнул. Пятерняшки обладали какой-то магией, а их крайняя замкнутость в более поздней жизни лишь добавляла мистики.

Мадам Дюфур отошла в сторону, и Гамаш потянулся к ящику, где хранилась личная жизнь сестер Уэлле.

Бовуар посмотрел на часы. Без десяти три. Он стоял, прижавшись к кирпичной стене. Трое полицейских находились у него за спиной.

— Оставайтесь здесь, — прошептал он и завернул за угол.

Он мельком увидел удивление на их лицах. Удивление и беспокойство. Не из-за того, что им предстоит провести налет на владения байкерской банды, а из-за того, кто их поведет.

Бовуар понимал, что у них есть причины бояться.

Он слегка стукнулся головой о кирпичную стену. Потом согнулся так, что колени уперлись в грудь, и начал раскачиваться. Раскачиваясь, он слышал ритмичное поскрипывание своих тяжелых ботинок на снегу. Как лошадка-качалка, которой требуется смазка. Требуется что-то.

Без восьми минут три.

Бовуар сунул руку в карман бронежилета. Туда, где лежали бинты и пластырь для остановки кровотечения. Он извлек наружу два пузырька с таблетками, открутил крышку с одного и быстро проглотил две таблетки оксикодона. Две предыдущие вынесло из его желудка вместе с рвотой, и теперь он очень плохо соображал от боли.

И другую. Другую. Бовуар уставился на пузырек, чувствуя себя как человек, который прошел полмоста.

Он боялся принять таблетку и боялся не принимать. Он боялся атаковать бункер и боялся убежать. Он боялся умереть и боялся жить.

А больше всего он боялся, что все узнают, как ему страшно.

Бовуар отвернул крышечку и встряхнул пузырек. Таблетки посыпались с его дрожащей руки и затерялись в снегу. Но одна осталась в центре ладони. Его потребность была так велика, а таблетка казалась такой крохотной. Он поспешил закинуть ее в рот.

Без пяти три.

Гамаш сидел за столом в архиве, читал и делал записи. Его захватило то, что обнаружилось в ящике. Дневники, личные письма, фотографии. Но вот он снял очки, потер глаза и окинул взглядом еще не прочитанные книги и документы. Сегодня он никак не успеет их дочитать.

Он нажал на звонок вызова, который ранее показала ему мадам Дюфур. Три минуты спустя послышались шаги по бетонному полу.

— Я бы хотел взять это с собой. — Гамаш кивнул на стопку на столе.

Мадам Дюфур открыла рот, чтобы возразить, но передумала.

— Констанс Уэлле и в самом деле убили? — спросила она.

— Да.

— И вы полагаете, какие-то сведения из этих… — она посмотрела на документы на столе, — помогут вам?

— Да, полагаю.

— Знаете, в следующем августе я заканчиваю работать. Принудительная отправка на пенсию.

— Сочувствую, — сказал Гамаш.

Она огляделась вокруг и улыбнулась:

— Меня сдадут в архив. Надеюсь, ни я, ни документы из архива Уэлле не пропадут. Забирайте их, месье. Но пожалуйста, верните. Штраф будет очень серьезный, если вы их потеряете или их съест ваша собака.

— Merci, — сказал Гамаш, подумав, что мадам Дюфур, вероятно, знакома с Анри. — Я хочу попросить у вас кое-что еще.

— Почку?

— Код.

Несколько минут спустя они стояли у служебного входа. Гамаш обеими руками держал тяжелую коробку.

— Надеюсь, вы найдете то, что ищете, старший инспектор. Передайте мой привет Рейн-Мари, когда ее увидите. Joyeux Noël.

Но прежде чем дверь закрылась, она снова окликнула его:

— Будьте осторожны. Свет и влага могут нанести документам непоправимый ущерб. — Она внимательно посмотрела на него. — А вы, месье, наверное, лучше других понимаете, что такое «непоправимый ущерб».

— Oui, — согласился он. — Joyeux Noël.

Когда Арман Гамаш добрался до Трех Сосен, было уже темно. Он припарковался близ гостиницы и даже дверь не успел открыть, как из бистро появились Оливье и Габри. Гамашу показалось, что они ждали его прибытия.

— Как доехали? — спросил Габри.

— Неплохо, — ответил Гамаш, вытаскивая из машины сумку и тяжелую картонную коробку. — Если, конечно, не считать мост Шамплейна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

27

Послушайте (фр.).

28

Жак Картье (1491–1557) — французский мореплаватель, положивший начало французской колонизации Северной Америки. Святая Маргерит д’Ювиль (1701–1771) — канадка французского происхождения, основательница монашеского ордена. Битва при Квебеке, или битва на Полях Авраама (13 сентября 1759 г.) — одно из решающих сражений Франко-индейской войны.

29

Самюэль де Шамплейн (1567–1635) — французский путешественник, получивший в 1601 г. титул королевского географа, основатель и губернатор первых французских поселений в Канаде. Место захоронения Шамплейна неизвестно.