Несчастные куклы для Мары

Лори Лютер

Молодой человек, с детства уверенный в своей умственной отсталости, практически не выходит из дома и живёт тем, что делает необыкновенно натуральные шарнирные куклы. Покупатель, который берёт подозрительно большое количество кукол, будит в нём любопытство, и герой решает проследить за ним, чтобы понять – зачем?

II

Таинственный покупатель

И всё же через пару недель Лили купили — перевели деньги на мамину карту. Я аккуратно запаковал куклу в старую коробку из-под обуви и отправился на ближайшее почтовое отделение. Открыв тяжёлую металлическую дверь и впервые увидев это помещение, я совсем растерялся, потому что не знал куда идти, что делать и даже куда смотреть. Там стояли какие-то терминалы, горели цифры на табло, а я не понимал даже того, в какую сторону мне двигаться от входа. Я так редко бывал в толпе людей, что совершенно терялся среди них. Когда я уходил из дома, мама, посмеиваясь, сказала, что почтовое отделение будет для меня настоящим Вавилоном.

Там было человек двадцать, все они стояли в очереди какие-то мрачные и недовольные. Один мужчина кричал на бедную съёженную женщину за компьютером за то, что она, по его мнению, медленно работала. Мне стало её жалко, потому что я вообще не понимал, как там можно работать. К тому же я никогда не находил в своей голове оправдания тем, кто кричит на других. Я увидел, что в окошки обслуживания вызывают людей по номерам и, кое-как сообразив что к чему, взял свой номер в автомате, как делали все остальные, а затем сел на край скамейки, стараясь никому не мешать и никого не задеть. Люди стояли и заполняли графы на конвертах, пакетах и коробках, и я сначала испугался, что сделал что-то неправильно, потому что заполнил всё дома, как было написано в интернете. Когда шум усилился, и несколько человек начали ругаться, я вдруг почувствовал себя плохо, мне стало душно и закружилась голова, но я уставился в пол, считая до десяти и обратно, и постепенно состояние моё пришло в норму. Всё эти толпы. В последний раз я видел столько народа в поликлинике несколько лет назад, но всё же тогда со мной рядом была мама, и мне не приходилось ни с кем разговаривать. Я уже пожалел, что не попросил её отправить куклу по почте, хотя, скорее всего, она бы отказалась и сказала, что я сам уже взрослый, чтобы сделать это.

Я уставился на свой номерок, чтобы не смотреть на людей. Они меня смущали. Я хотел услышать слова поддержки или подсказку, как себя вести, но здесь никто не мог мне помочь. Все бы только посмеялись надо мной.

Я очень старался не слушать того, что происходит вокруг. Иногда мне казалось, что половина стоящих в очереди людей — такие как я. Дураки. Потому что они спрашивали глупые вещи, например, сколько будет идти их посылка. Даже я знал, что девушки за компьютром везут посылки не сами.

Наконец, автоматический голос назвал мой номер. Я встал, подошёл к окну и дрожащими отчего-то руками протянул бумажку с цифрами и буквой темноволосой девушке в синей жилетке и белой рубашке. Она проигнорировала номерок и протянула руку к коробке.

— Здравствуйте, — сказал я.

— О, уже всё заполнили, отлично, — весело сказала она. Мне показалось, что она не услышала, как я с ней поздоровался. Иногда мой голос становился очень тихим, когда я волновался.

Она что-то перепечатала с коробки в компьютер, назвала цену за отправление, я оплатил наличными, взял чек и, чуть не забыв про сдачу, поскорее выскочил из здания почты. Оказавшись на почти пустой улице, я глубоко вздохнул, втянул в себя весенний прохладный воздух, а затем поспешил домой.

Вскоре я продал и Нарциссу, тоже отправив её по почте, хотя мог встретиться с покупательницей лично, потому что она тоже жила в Петербурге, только на окраине. Но мне сложно было даже представить, что я стою и жду неизвестно кого, неизвестно где, и вообще я не знал, как правильно общаться с какой-то неизвестной женщиной. Разговаривать с работниками почты почему-то было проще, наверное, потому что форма общения там у всех одна и не нужно ничего придумывать. Хотя мне всё равно не нравилось на почте. Отправив Нарциссу, я пришёл домой, а потом до самого сна вспоминал каждую деталь: как чихнул какой-то бородатый мужик в длинном чёрном пальто, а я постеснялся пожелать ему здоровья; что бубнила старушка, которая не могла распечатать свой номерок, а я побоялся попытаться ей помочь; какой формы было пятно от кофе на жилете работницы, и стоило мне ей об этом сказать или нет. От этого всего я очень долго не мог заснуть, и это злило меня.

Зато мама была довольна и сама сказала, чтобы я шёл покупать материалы для новых кукол. Она сняла с карты половину полученных денег и отдала их мне.

За две недели я выходил из дома так часто, как не выходил со времён сдачи вступительных экзаменов. Дважды я был на почте, дважды покупал овощи в лавке Андрея, а один раз даже ходил в магазин за материалами для кукол. То ещё было приключение! Я заметил, что ткани стоят очень дорого и обрадовался, что у мамы в шкафу было ещё много ненужных ей платков и других тряпок, из которых можно было шить одежду для кукол.

Я сделал ещё две куклы, но уже лучшего качества. У меня получилось найти для них натуральные волосы и купить воск подороже. Астра и Виолетта, так я их назвал. Я одел их в пёстрые платья, сшитые из маминого старого сарафана, в который она уже не влезала, сфотографировал их и посадил на полку рядом с Розой, а фотографии выложил в интернет.

Я уже начинал привыкать к новым куклам, когда мне пришло сообщение на электронную почту. Предыдущие покупатели писали прямо в личные сообщения в социальной сети, и письмо на электронную почту смутило меня своей официальностью.

Здравствуйте, Савелий! Я увидел ваше объявление о продаже шарнирных кукол и хотел бы приобрести одну из них, у вас она записана под именем Роза. Я нахожусь в Санкт-Петербурге и готов подъехать в любое удобное для Вас время.

С уважением, Николай

Меня передёрнуло от того, что он написал моё полное имя. Я привык, что ко мне так обращались только в каких-то серьёзных случаях: в институтах и университетах, поликлиниках и других холодных и неуютных местах. И даже в школе так говорили только учителя, когда вызывали к доске или делали перекличку.

Я рассказал маме об этом письме, и она улыбнулась, выпуская изо рта в приоткрытое окно сигаретный дым.

— Видишь, как хорошо, — сказала она, — тебе не придётся идти на почту.

Потом она повернулась ко мне и пригрозила пальцем.

— Только не забудь пересчитать деньги прежде, чем отдашь товар.

Кивнув, я ушёл к себе в комнату и сразу написал Николаю адрес.

Мы с мамой и так были удивлены, что покупателем на этот раз была не девушка, но когда я открыл Николаю дверь, то понял, что и его представлял совсем другим.

Передо мной, держа спину прямо, стоял высокий носатый мужчина возраста моей мамы, с густой и довольно длинной, закрывающей половину горла, каштановой бородой. Мне вдруг пришла мысль, что в такой бороде можно было бы спрятать целый бутерброд. У него были густые, сдвинутые к переносице брови и глубоко посаженные синие глаза, сильно контрастировавшие с тёмными волосами и смуглой кожей. Он был в лёгком весеннем пальто до колен, и я сразу обратил внимание на красивую плотную идеально чёрную ткань. Мне очень захотелось пощупать её, но, конечно, я этого не сделал. Сам же покупатель был очень мрачен и своим видом немного пугал меня.

— Здравствуйте. Николай, — сдержанно и деловито представился он, протянув мне руку. Я пожал её нерешительно, потому что уже забыл, когда последний раз с кем-то так здоровался.

Он пару секунд выжидающе смотрел на меня своими проницательными глазами, так что я замешкался, не зная, что сказать. Почему-то мне Николай показался недобрым, хотя ничего плохого он не говорил и не делал. Может быть, он просто устал, поэтому выглядел злым. У людей так бывает.

Я занервничал и заметил, что руки мои покрылись красной сыпью. Я торопливо одёрнул рукава.

После неловкой паузы он достал деньги и протянул их мне. Я пересчитал их, хотя, скорее, только сделал вид, что пересчитал — я просто перелистывал купюры и не мог полностью сосредоточиться на цифрах.

Мне показалось, что сумма другая, но я не был уверен.

— Сдачи не надо, — сказал Николай, и тогда я понял, что он дал больше денег.

Я подумал о том, что мама обрадуется. Она курила и смотрела на меня из кухни, но видеть Николая, стоящего за порогом, она не могла. Я положил деньги на комод, взял оттуда белый пакет из супермаркета и протянул покупателю. У него изменилось выражение лица, будто он был удивлён или хотел смеяться. Но он взял пакет и заглянул внутрь.

— Позволите? — спросил он, переводя взгляд на меня.

Я не понял, но кивнул. Он достал Розу из пакета и внимательно осмотрел её. Он держал куклу осторожно, тремя пальцами, словно боялся раздавить. Это мне понравилось и не понравилось одновременно. Я не мог до конца понять, аккуратность это или брезгливость. Жаль, что мама не видела — она бы точно разобралась.

— Очень… тонкая работа, — сказал Николай, положив Розу обратно в пакет и обмотав полиэтилен вокруг куклы. Меня невольно передёрнуло, потому что я представил, как она задыхается там, и я пожалел, что не сделал в пакете хотя бы несколько дырок на этот случай. Николай, казалось, не заметил моего волнения.

— Гмх, — прокашлялся я и вытер внезапно вспотевшие ладони о штаны. Николай не обратил внимания и на это.

— Совсем как настоящая девушка, но в миниатюре. Без этих огромных противоестественных глаз, какие обычно рисуют куклам. И вообще… Удивительно. — А потом добавил задумчиво: — Думаю, мне это и нужно.

— Спасибо, — пробормотал я, совершенно не зная, что ещё ему ответить.

Николай ещё плотнее обмотал Розу пакетом, завернул её, как колбасу, кивнул мне, мы снова пожали руки, и он ушёл. Я закрыл дверь и подошёл к маме. Она нетерпеливо повернулась к окну:

— Хоть глянуть на него. Очень приятный голос.

Чтобы посмотреть, она даже открыла окно и высунулась из него, одновременно закуривая новую сигарету.

— Хорош. Солидно выглядит, — сказала она, закрывая окно через пару минут и гася сигарету в пепельнице.

Я пожал плечами, всё ещё думая о Розе. Как скоро он вытащит её из пакета?

— Я слышала, он сказал «сдачи не надо», — мама встрепенулась и уставилась на меня.

Я пошёл в коридор, взял деньги и вернулся. Мама чуть не вырвала у меня из рук бумажки и пересчитала их, очень быстро.

— Так-так-так, — она закусила губу и, немного подумав, отдала мне две бумажки обратно, — это тебе на твоё дело. Остальное нам на еду.

Она убрала деньги в карман своего драного халата и зачем-то прихлопнула его рукой.

— Иди уже, чего стоишь? — резко спросила она, сделав телевизор погромче, а затем отточенным движением открыла бутылку с коричневым напитком, пахнущим клопами, выпучила глаза и добавила: — Кыш!

Я понял, что, наверное, начинается один из её любимых сериалов, и послушно ушёл в свою комнату.

В тот же вечер я занялся созданием новых кукол, поэтому быстро забыл про последнего покупателя. На свет появились Азалия, Камилла и Жасмин. У всех были натуральные волосы и милые платья, сшитые из двух разных шифоновых шарфов и мятого, извлечённого мной со дна корзины для грязного белья, носового платка. Разумеется, я его постирал. Я был практически счастлив от осознания того, что наконец-то нашёл своё любимое занятие и могу посвящать ему всё своё время.

Иногда мне вспоминались другие куклы, те, которые я продал. Я думал, как они там, нравится ли им на новом месте? Я очень надеялся, что всем моим куклам будет хорошо, я переживал за них, словно за народившихся в доме котят и розданных людям. Хотел верить, что куклы не лежат в тёмном глухом ящике, не пылятся на антресоли, не мёрзнут в каком-нибудь сарае или подвале.

У себя в комнате я освободил теперь самую широкую полку на стене и посадил туда всех своих кукол. Там было место ещё и для новых.

Через несколько дней после продажи Розы я получил новое сообщение от Николая. Сначала я испугался, увидев его письмо — подумал, что с Розой что-то случилось, или покупатель передумал и захотел вернуть её.

Но он только написал, что хочет взять ещё кукол, и спросил, сколько их у меня. На тот момент у меня их было уже пять, так что я так и ответил ему, и он сказал, что приедет.

Как и обещал, он приехал на следующий день.

На этот раз мама надела свои самые красивые и чистые юбку и блузку и выглянула в коридор.

— Здравствуйте, — сказала она Николаю.

Он тоже сказал «здравствуйте», но даже не посмотрел на неё. Он отдал мне деньги, снова отказался от сдачи, схватил пакет с куклами, в котором я на этот раз сделал несколько дырок и, не сворачивая его и быстро попрощавшись, убежал.

Я закрыл за ним дверь.

— Он что, даже не посмотрел на них? — удивилась мама, снова удаляясь на кухню, чтобы проводить Николая взглядом из окна.

Я покачал головой, хоть она этого и не видела. Это не было глупо, потому что мама тоже всегда качала головой, жестикулировала и строила гримасы, разговаривая по телефону — этого не мог видеть собеседник, но она же не казалась от этого дурочкой. Наверное.

— Нет, не посмотрел, — ответил я, вспомнив про её вопрос.

— Какой-то взволнованный был, тебе так не показалось? — спросила мама, вытягивая шею, чтобы лучше было видно Николая, садящегося в свою длинную и низкую чёрную машину.

Я пожал плечами. Я и сам не понял, почему он даже не посмотрел, что лежит в пакете, как в прошлый раз, ведь фотографии кукол я тоже ему не присылал. Это так озадачило меня, что даже разболелась голова. Мама тоже была удивлена.

— Да, это, конечно, странно, — сказала она, — брать кота в мешке. Какой-то несерьёзный подход. С другой стороны, видно, что он человек деловой — наверняка куда-то торопился. Да и вообще, может, он купил подарки каким-нибудь троюродным племянницам и плевать, красивые куклы или нет.

Я сначала согласился, потому что мама была умнее меня, а значит, ей было виднее, но потом мне всё равно подумалось, что тут что-то не сходится. Я напряг все силы своего ума.

— Если ему всё равно, то зачем приезжать сюда и покупать именно у меня? — спросил я маму, задумчиво почёсывая голову. — Он мог бы заказать доставку или купить в любом магазине сувениров. И почему он сначала купил одну, а потом ещё пять?

— Ох, Савка, не грузи, — попросила мама и откупорила бутылку своего любимого напитка. Она как будто не хотела, чтобы я думал. — Иди лучше новых наделай, вдруг ему ещё понадобится. Хотя, конечно, вряд ли. Шесть штук уж взял! Солить их что-ли, в самом деле?

Я уже знал это выражение про соль, иначе ничего бы не понял. Мама, возможно, и не подозревала, что была права, когда сказала мне опять заниматься куклами. Через две недели Николай снова приехал. Перед этим он написал мне на почту, что возьмёт все куклы, что у меня есть. У меня было шесть. Мне было жаль расставаться сразу со всеми, по крайней мере, хотелось понять ради чего. Я попросил маму узнать у него, зачем ему так много, потому что спрашивать сам стеснялся настолько, что боялся прослушать всё, что он ответит.

— Николай, — заигрывающим тоном начала мама, и на этот раз она удостоилась его взгляда, хоть и очень сурового. — Можно поинтересоваться, почему вы берёте куклы именно у Савк… у Савелия? — И добавила, будто спохватившись: — Нам важна обратная связь. Для разработки маркетинговой концепции, ну вы понимаете.

Она улыбнулась, оголив гнилые зубы и воспалённые дёсны. Николай бегло окинул взглядом маму, меня и нашу обшарпанную старую прихожую, как будто сомневаясь в чём-то. Но потом ответил:

— Савелий делает очень натуральные куклы, они сильно похожи на уменьшенные копии людей. С соблюдением всех пропорций. Это то, что мне нужно.

Он почему-то тяжело вздохнул.

— А зачем они вам? — спросила мама. На этот раз её голос прозвучал как-то хищно, и Николай сильнее сдвинул брови.

— При всём уважении…

— Жанна.

— При всём уважении, Жанна, это вам… не пригодится для маркетинговой — как вы сказали — концепции.

Мама задёргала руками, завозила ладонями по своей юбке, будто отряхивалась, и поджала губы. Она явно собиралась что-то сказать, но не успела.

— Всего доброго, — попрощался Николай. Он пожал мне руку, кивнул маме и ушёл. Я закрыл дверь и посмотрел на неё. Она злобно — как это называется — сверкнула глазами.

— Больше не проси меня ничего узнавать.

Мне показалось, что она обиделась, но я не понял — на что? Наверное, не понравилось, что Николай неясно ответил на вопрос. Она пошла на кухню, но не стала на этот раз выглядывать в окно. Она села на табурет, налила себе целый стакан мутного коричневого напитка и закурила сигарету.

— Подумать только, — возмутилась она, отхлебнув из стакана, — он меня отшил! Да я всегда вопросы во-о-от так решала. Никто мне так не хамил! — Она показала кулак, а потом с жалостью посмотрела на меня и добавила: — Пока ты не родился. Меня все боялись! И уважали. Все знали, что Жанка никому не позволит вытирать об себя ноги. Знаешь, как я могла разобраться с тем, кто меня не уважал?

Я пожал плечами. Я не знал. И ещё я так и не узнал, зачем Николаю столько кукол.

У меня было много версий. Я даже разозлился, когда подумал, что он их продаёт, но потом мама сказала, что он «не похож на того, кому нужны эти копейки». Тогда я решил, что он, наверное, коллекционер. Но мама сказала, что вряд ли коллекционер схватил бы куклы вот так — не глядя. Ей уже надоела тема кукол и Николая, так что она попросила не беспокоить её с этим вопросом. А я всё придумывал и придумывал версии, но не мог знать, насколько они правильные, потому что некому было подсказать.

Я снова стал творить, делая кукол похожими на девушек, которых я видел в магазинах, в фильмах и в интернете. Мне казалось, что куклы с каждым разом выходят всё чудеснее, и мама это подтверждала, уделяя им пару секунд своего внимания. Я давал куклам имена, иногда шёпотом пел им песни, когда она не могла услышать, и даже когда я просто смотрел на них — настроение моё улучшалось. Мне больше ничего не было нужно. Мне казалось, что это и есть счастье. Я никогда не мог разговаривать с девушками, даже когда учился в школе. У меня словно язык прилеплялся к нёбу, и я не мог и слова сказать. И если они что-то говорили, мне было тяжело их понимать, потому что я так сильно на них смотрел, что больше ничего не мог делать. В конце концов одноклассницы вообще перестали меня замечать. Я был для них как стена или стул, который нужно просто обойти. А после школы и многих попыток поступить в институты мне не пришлось больше разговаривать с ними. И куклы мне помогали: я создавал их, а они напоминали мне всех этих красивых девушек, но только с куклами я мог спокойно находиться рядом и общаться.

Они тебе не нужны! — послышалось снизу.

Я ничего не ответил.

Ещё через несколько дней Николай снова дал о себе знать. Он написал на почту, спросил, появились ли у меня новые куклы.

У меня было всего две, и я был ещё не готов их продавать. Мне хотелось хоть немного побыть с ними. Я знал, что врать нехорошо, но мама всегда говорила, что все люди врут каждый день, и в этом нет ничего такого, поэтому я сказал, что пока что новых кукол нет. Мне почему-то стало стыдно за то, что я его обманул, но сделанного было не изменить. Тогда Николай написал, чтобы я ему сообщил, когда они появятся, и он возьмёт всех.

Конец ознакомительного фрагмента.