50 и одно дыхание глубже

Лина Мур

Когда шагать уже некуда, а прошлый путь перечёркнут полностью и бесповоротно, то остаётся только дышать. И даже это делать безумно сложно, ведь воспоминания продолжают изъедать, как и жизнь, продолжаясь, преподносит неприятные подарки. У меня не осталось ничего, кроме боли. Именно этого чувства, излюбленного тем, кто опустил меня на колени и заставил испробовать вкус шампанского на своём теле. Некуда больше двигаться. И теперь мне предстоит вновь научиться дышать. Хотя бы дышать… Книга содержит нецензурную брань.

Одиннадцатый вдох

Тёмные утренние тучи давят на меня. Собираю вещи, как в тумане, для нового дня. Теперь, кроме полной физической усталости, наваливается эмоциональная. Отчего в ночи мы так сильны в своих мыслях, а наступает утро и всё меняется? Отчего мы так уверены там, ночью, что справимся? А утро разбивает всё. Мне требуется передышка. Иначе умру. Действительно, умру. От нехватки сил, от нехватки энергии. Умру. Довела себя до грани. Из-за него. Из-за себя.

Поправляю на плече рюкзак, выходя из дома. И как мне сдать тест, когда я даже не помню ничего? А сдать надо…

Поднимаю голову и обессилено всхлипываю. Хватит. Хватит преследовать меня. Останавливаюсь, смотря на Николаса, облокотившегося о мою машину. В спортивном сером костюме, жилетке и кепке. Родной. Мой. В глазах собираются слёзы. Не могу без него.

— Доброе утро, Мишель, — кивает он, отталкиваясь от машины и подходя ко мне. Всё, больше нет сил, бегать. Нет сил, даже сопротивляться.

— Как самочувствие? — Продолжая, он смотрит в мои глаза. Не отвечаю, только вздыхаю, медленно моргая и смотря на его лицо.

— Спасибо, что поинтересовалась о моём. — Ведёт разговор сам с собой, словно не замечая, что жизни во мне нет. — Моё самочувствие, как у человека, которому дали по яйцам. Неприятно, скажу тебе.

— Зачем? — Выдавливаю из себя. Сам же улыбается от своей шутки, но после моего произнесённого слова шёпотом, губы его превращаются в тонкую линию. Отводит взгляд в сторону, качает головой. И снова возвращается в мои глаза, а в его вижу усталость, сродни моей. Как же это жестоко.

— Решил, что тебе это понадобится в работе, — наконец-то произносит он, поднимая руку с пакетом. И только сейчас замечаю его, поглощена им была.

— Я не могу. Спасибо, но… — опускаю голову, понимая, что в этом пакете. Камера. Но лишнее. Это его.

— Мишель, она необходима тебе и это был подарок. Подарок предполагает, что остаётся у того, кому он предназначался. А не у дарителя. Прошу, хотя бы это. Возьми, — дотрагивается до моей безвольно лежащей руки вдоль тела, и перекладывает пакет, сжимая мои пальцы в своих, даря тепло. Поднимаю на него голову, и всматриваюсь в глаза. Что-то происходит в них, но не даёт разглядеть. Моргает и обращается всё в холодную пустоту.

— Спасибо, — опускаю голову и отхожу от него.

— Не за что. Я был на пробежке. Начал бегать, — делится он. Издаю смешок. Нервное. Как он может быть таким спокойным? Как это ему удаётся?

— И добежал до моего дома? — Иронически спрашивая, обхожу его и останавливаюсь у машины.

— Нет. Ночь не спал. Переоделся. Выгулял Шторма и не смог заснуть, — движется за мной. Уже не вызывает никаких эмоций. Устала даже для этого.

— Понятно. Хорошего дня, Николас, — пожимаю плечами, нажимая на кнопку для разблокировки машины.

— Почему не Ник, Мишель? Почему не Ник? — Этот вопрос проносит дрожь по телу от боли, что уже просыпается внутри.

— Потому что ты Николас для меня. А Ник остался там… где-то там, — тихо отвечаю я, открывая заднюю дверцу машины, и бросая туда пакет с фотокамерой. Молчит, закрываю дверь и, несмотря на него, обхожу машину, чтобы забраться на водительское сиденье.

— Подожди, — окликает меня, быстрым шагом догоняя. Раздражённо вздыхаю и останавливаюсь, поворачиваясь к нему.

— Что ещё, Николас? Серьёзно…

— Береги себя, Мишель. И вот, — расстёгивает жилетку, копаясь во внутреннем кармане. — Вижу тебя и забываю напрочь все слова, и что хотел сделать.

Приподнимает уголок губ, доставая белый конверт, и протягивает мне.

— Что это? — Хмурюсь я.

— Поменял систему безопасности в своей квартире. Это новый ключ и пропускная карточка в одной вещи, — объясняет он.

— Мне это не нужно…

— Возьми, хорошо? — Берёт мою руку и с силой вкладывает конверт. — Пусть будет. Выброси, сожги, да хоть что. Мне так спокойнее, и ты помнишь мои слова. Что бы ни произошло, ты всегда можешь обратиться ко мне, или спрятаться у меня. Если что-то будет пугать тебя, то вот. Здесь ты будешь в безопасности.

— А как мне спрятаться от тебя? — Фыркаю я, вырывая руку, и швыряю конверт куда-то в машину.

— Я улетаю сегодня. Мне надо улететь. Прятаться от меня нет нужды, я всегда найду тебя, — пожимает плечами, отступая от меня. Это вызывает внутри панику. И хоть далеко он, но знать, что теперь будет ещё дальше, поселяет в груди печаль.

— Куда? Надолго? — Слова сами слетают с губ прежде, чем я буду корить себя за них.

— Как получится. В Оттаву, — бросает он, разворачиваясь и словно теряя теперь всякий интерес ко мне. Смотрю, как возвращается на дорожку и медленным шагом уходит.

— Николас, — окликаю его, подходя к капоту. Останавливается, а моё сердце стучит так громко, издавая стонущие мелодии, наполняющие меня желанием не отпускать.

— Да? — Поворачивается, ожидая от меня продолжения. Нет, так просто не побегу больше за ним.

— У меня нет больше причин верить тебе. У меня нет причин, чтобы вернуться, — говорю я, поднимая взгляд на него. Делает шаг ко мне, останавливается. Видимо, до него доходит смысл моих слов. Кривится, словно ему противно. А мне вдвойне. Так и не понял, чего жду от него.

— Я никогда не сдаюсь, Мишель. Всегда добиваюсь своего, — приподнимает подбородок, доказывая мне одной интонацией, что я проиграю себя. Обида из-за его мысли пронзает сердце. Качаю головой от своих ощущений.

— Но не меня. За меня ты никогда не боролся, как за свои деньги. Будь счастлив с бумажками, а я человек, который требует, чтобы его оставили в покое, — не знаю, услышал ли он меня, но чётко произношу каждое слово, подпитывая его ядовитой обидой, которую он нанёс мне.

Разворачиваюсь и забираюсь в машину, захлопывая дверь. Мне недостаточно его уверенности в себе. Он так и не увидел того, что мне необходимо. И пусть он появляется, а я реагирую на него. Но не отдам себя. Нет. Пока не поймёт, что я достойна большего, чем просто его жажда добиться моего «да». Он продолжает играть, ставя на первое место своё превосходство, но не меня. А я хочу, чтобы умирал так же, как и я без него. Именно без него. Чтобы мои желания у него были наравне с его. Я хочу того же пьедестала, на который он возвёл себя и свои амбиции. И я тоже никогда не сдаюсь. Ну, Николас Холд, ты узнаешь, кто такая Мишель Пейн.

Улыбаюсь себе, ощущая в груди приятное чувство удовлетворения от своих мыслей. Паркуюсь недалеко от университета, и даже неведомая лёгкость в походке. И чему я радуюсь? Не знаю. Не понимаю, что внутри случилось, пока я ехала. Я должна быть разбитой, а у меня невероятная мозговая активность и желание… желание съесть мороженое. Господи, как я хочу мороженое. Очень. Шоколадное с маленькими печеньками.

Может быть, это конец? Я сошла окончательно с ума, после вчерашнего поцелуя, возбуждения, обиды, стыда за то, что ударила его, новой встречи, его слов и вновь обиды. Не знаю, но так здорово внутри. Чёрт, в чём причина-то?

Ладно, потом. Всё потом, а сейчас предстоит сдать информатику, отправиться на занятия и поехать на работу. Чувствую аромат жизни.

***

— Привет, я только на пару минут. Мне надо ехать на работу, — быстро говорю, влетая между стеллажей.

— Привет. Я занимаюсь, а эта задолбала. Поговори с ней, — Амалия углубляется в книгу и толкает Сару, показывающую ей язык.

— Боже, я думала, что-то случилось. Вы обе поставили восклицательные знаки после слова «срочно», — смеюсь я, садясь на пол и бросая одежду рядом.

— Конечно, срочно! Я умираю от желания узнать, как твоя работа…

— Она хочет узнать, появлялся ли Николас, — перебивает Сару Ами и, поднимая голову, ухмыляется.

— Появлялся. Вчера. После работы он ждал меня, — отвечаю я. Глаза подруг сверкают от ожидания. — Мы пошли в кафе, там поговорили. Ну как поговорили, он снова просил прощения, обещал, что изменится. Но это всё слова. Он так и не понял, что мне нужно. Поэтому ничего хорошего сказать вам не могу.

— А ещё. Что-то должно было ещё быть. Могу предположить, что какая-то встряска с твоей стороны. Ты изменилась, Мишель. Глаза как-то блестят странно. И это пугает, — прищуривается Амалия. Чёрт, как ей это удаётся?

— Кричала на него, ругались. А потом… он встал прямо перед моей машиной, я так разозлилась. Он поцеловал меня, и я дала ему по яйцам, — признаюсь, всё равно таить от них это не могу. Мне требуется поделиться и чтобы меня заверили, что это нормально. Я держусь хорошо. Но громкого смеха и катания по полу девушек я не ожидала. Вздыхаю и закатываю глаза, выпячивая губу. А они, полоумные, стучат по полу и ржут.

— Хватит, — останавливаю я их. — У меня мало времени. Если вы не прекратите, я уйду, и вы не узнаете, что было утром.

Как и я рассчитывала девушки успокаиваются и чуть ли не залазят на меня, требуя продолжения.

— Он отдал мне камеру, что подарил. И ключ от его квартиры. Но самое главное, что хотела вам сказать — решила, что я принимаю своё прощение. Прощаю его и себя за эту слабость. Я люблю его. Но хочу, чтобы он любил меня. А не желал заполучить, как приз. Я хочу быть полноценным партнёром в его жизни, а не так, как раньше. До меня дошли слова Марка, и теперь же, я хочу увидеть, на что он готов ради меня. Хочу борьбы. Хочу крови, чёрт возьми! Я достойна этого.

— Ни хрена ж себе, — шепчет Сара. А я даже от своей речи подскакиваю с места и с триумфом смотрю на девочек.

— Ты хочешь, чтобы он дрался за тебя. Ты хочешь извести его, пока не услышишь заветных слов, — понимающе улыбается Амалия.

— Точно. Я хочу, чтобы он сказал — люблю. Люблю больше, чем боль. Люблю больше, чем себя. Люблю больше, чем обстоятельства и жизнь. Хочу услышать это. Хочу найти причину вернуться к нему и попробовать быть с ним. Мне необходима эта причина, и именно этот шаг, тогда смогу дышать. Смогу принять его обратно. Смогу разрешить быть рядом и продолжать доказывать, что умеет быть тем, кого я люблю, — ударяю кулаком по книгам, и они с громким стуком летят с другой стороны. Отмахиваюсь от этого, поворачиваясь к девочкам, смотрящим на меня во все глаза.

— Поэтому я снимаю траур. Я поняла, что одеждой и постоянным унынием отца не вернуть. Но оставлю внутри воспоминания и буду улыбаться им. Я устала оттого, что не могу спать, а за всё корю себя. Но ведь не я одна виновата! Хорошо, не он прислал диск. Это я принимаю. Признаю, что действовала тогда под эмоциями страха и обиды за то, что упомянул Теренса. Я чувствовала себя преданной, и сделала то, что делала. Он тоже мог остановиться, но сломал меня. Передал боль, которой я боялась всю жизнь. И теперь должен загладить эти раны, отшлифовать их собой. Не отдам ему своё сердце, не откроюсь, пока не увижу Ника. Моего Ника. Того, кто внутри этого человека. Того кто умеет чувствовать. Того кто готовил мне свидания. Они мне нужны, чёрт возьми. Нужны. Я хочу теперь сказку, которая докажет мне, что любовь существует. Он подарит мне веру в это. Понимаете? — Дыхания не хватает от произнесённой речи. Но улыбаюсь. Уверена в своих словах, полностью уверена. И могу дышать. Как хорошо. Могу вздохнуть и ощутить, как тепло вокруг становится.

— Кого-то сильно торкнуло, — подавляет смешок Амалия. — Но мне нравится. И какой план?

— То есть для того, чтобы ты вернулась к нему, необходимо только одно слово? — Недоверчиво спрашивает Сара.

— Нет. Не только слово, тупая сучка с сиськами. Ей нужно ощутить и потрогать его слабость. Ей нужен фейерверк в глазах. Ей нужны небеса в его руках. Ей нужен кнут, который он добровольно отдаст ей. Чёрт, Мишель, это прекрасно! — Вскрикивает Амалия и подскакивает на ноги.

— Хватит обзывать меня, курица плоская, — возмущается Сара и тоже встаёт на ноги.

— О, да отвали, — цокает Ами, и снова обращает своё внимание на меня. — Какой план? Что будем делать?

— А вот этого я не придумала, — пожимаю плечами и кусаю губу. Всё так здорово звучит на словах, но не знаю, как это претворить в жизнь.

— Так. Если он сначала ждал тебя у машины, потом приехал к фотостудии, а утром снова был у тебя, то это значит — он ходит за тобой. То есть куда ты, туда и он. Уверена, что с его деньгами вычислить твоё местонахождение — раз плюнуть. Поэтому ты начнёшь появляться на людях. Моих родителей часто приглашают, а мы игнорируем. Марк и я. Но теперь, — Амалия хватает меня за руки, сжимая их. — Мы отвоюем твою любовь, Мишель. Уж твою-то я верну!

— А я? — Обиженно спрашивает Сара.

— Ну, ты как мой парень сойдёшь. Вот здесь мой тупой брат сыграет отличную службу. У него появились друзья, и он собирается с ними идти в пятницу в клуб. Это одна из наших остановок. Пусть увидит, что вокруг тебя есть выбор. Пусть ревнует. Пусть мучается. Пусть признает, что чувства есть. Я ещё у родителей спрошу, куда мы сможем сходить до этого времени. Высший свет может быть полезен, — меня пугает странный блеск глаз Амалии. Перевожу взгляд на Сару, совершенно потерянную настроем подруги.

— Это ещё обсудим, — медленно отвечаю я, осторожно забирая руки из ладоней девушки. — Мне надо ехать.

Обхожу их и поднимаю с пола своё пальто и рюкзак.

— Слушай, ты не сказала — сдала? — Вспоминает Сара, пока я одеваюсь.

— Да. Сдала, благодаря Марку. Я думала, что ничего не помню. А села и как-то всё получилось, — гордо улыбаюсь я, закидывая рюкзак на плечо.

— Молодец! — Хвалит меня Сара. А Амалия странно смотрит на меня, что становится не по себе. Кажется, что я зря это им сказала. Для неё это теперь её бой, который она не смогла провести. Это станет тяжёлым для неё временем.

— До встречи, — машу им, выходя из-за стеллажей.

Не знаю под чем я сейчас подписалась, но, определённо, это будет опасно. Опасно для моего сердца и состояния. Выдержу ли? Не знаю. Буду пытаться. Начать дышать — счастье, которое я сама себе запретила. Я заслужила его. Я обливала его слезами и собственной кровью. Страдал ли он, как я? Страдают лишь те, кто любит. Не знаю, любит ли он меня, или же просто привычка, что я была рядом, как бесплатная груша для битья. Что он сделал для меня? Не могу припомнить. А я отдала всё ему. Свою девственность. Свою жизнь. Я даже была в его клубе, приняв и это. Он и пальцем не ударил, чтобы я шла к нему. Как же он был прав, сказав тогда ещё, что он будет рассказывать мне о себе, а я его жалеть. И так, пока ему не надоем. Чёрт, и сейчас я полностью понимаю эти слова. Ни о каких чувствах не может идти речи, если он думает так до сих пор. Зачем я ему? Ответ на этот вопрос я получу.