Отец женится. Повесть

Лина Городецкая

Мама Макса погибла во время теракта шесть лет назад. Макс не может смириться с ее потерей и считает себя косвенным виновником гибели матери. А теперь отец сообщает ему, что собирается жениться… Как жить дальше пятнадцатилетнему пареньку?

Глава 1

Отец женится… Мятная терпкость абсурда этой фразы

острым леденцом царапает гортань. Пробегает шквальной

волной по горлу, набухает вместе с гландами. Нечем ды-

шать… На глаза противно наворачиваются слёзы. Те, кото-

рые скупые — мужские или детские, мальчишеские…

Причём здесь слёзы? Просто земля уходит из-под ног,

плывёт в неизвестном направлении и увлекает за собой

Макса. А плакать не нужно. Глупо. Может быть, стоит вре-

зать ему? Напомнить, что у Макса вполне престижный ко-

ричневый пояс дзюдоиста. Он давно уже не смотрит на от-

ца снизу вверх. Не нуждается в его ежедневной опеке. Сам

делает сэндвичи в школу, загружает стиральную машину,

участвует в распределении домашнего бюджета. Он — пар-

тнёр, не папенькин сынок, а уж тем более — не маменькин.

Отец женится… После мамы, которая, думал Макс, была

для него незаменима. Неделю назад он так торжественно

сообщил о своём решении, словно ожидал от сына реак-

ции в виде брызжущей слюны восторга. Не дождался. Глаза

его погасли, и тон стал будничным.

Для этого сообщения он выбрал время их совместного

ужина. Макс пожарил яичницу с грибами и сыром, отец на-

резал салат. Они смотрели полуфинал чемпионата мира по

футболу и азартно спорили, кто выйдет в финал на этот раз

— Англия или Бразилия. Впереди светили выходные дни.

Макс поспорил на субботнюю поездку в Метулу. Хоть и да-

лековато, но там классный спортивный комплекс с катком.

И он выиграл спор. Победила Бразилия. Но в Метулу ехать

расхотелось. Отец испортил всё… И, похоже, Макс ему те-

перь больше не нужен.

Он вышагивает метры по комнате и не находит себе ме-

ста. На прошлой неделе отец впервые говорил с ним про-

сительным тоном. Даже тогда, шесть лет назад, в то зло-

счастное воскресенье, он приказал ему, девятилетнему

мальчику:

— Не плачь, сын. Держись. Будь мужчиной.

А теперь просил, и в потемневших его глазах была неу-

веренность и надежда:

— Я не прошу называть её мамой. Ты только попробуй

подружиться с ней. Прими её по-человечески, не смотри

на неё волком.

Если бы Макс был волком, можно было решить пробле-

мы проще. Загрызть того, кто вторгается на его личную тер-

риторию, кто посягает на его устойчивую жизнь с отцом.

— И давно ты с ней? — спросил Макс

— Полтора года, — ответил отец и покраснел.

И правильно, что покраснел. Полтора года двуличной

жизни. Обмана и предательства. «Сынок, не жди меня. Я се-

годня вернусь поздно. Нужно срочно закончить отчёт“; „Сы-

нок, я заночую в Кацрине у главного инженера стройки. Зав-

тра сдача проекта, не хочу мотаться на север ранним утром

в такой дождь“; „Сынок, может, на выходные пригласишь к

себе друзей? Борис и Майя в этот уик-энд едут на Мёртвое

море. Зовут меня с собой. Хочется с ними выбраться».

И Макс верил и в «сдачу проекта», и в «срочный отчёт»

и жалел отца, когда он ехал с Борей и Майей в отпуск тре-

тьим лишним. Они всегда были лучшими друзьями родите-

лей и, конечно, не оставили отца в одиночестве после ги-

бели мамы.

Макс однажды услышал, как Майя сказала мужу:

— Какие вы с Сашей разные! Сашка — однолюб. А если бы

это случилось со мной, я уверена, ты бы через полгода на-

шёл себе новую пассию.

— Надеюсь, ты не дашь мне повода доказать тебе обрат-

ное, — парировал Боря.

Они часто так пикировались.

Их словесная перепалка напомнила Максу смазанные

тушью памяти родительские вечерние посиделки. Тради-

ционный мамин крепкий чай в высоком стакане и малень-

кая чашечка любимого отцовского кофе. Аромат хрустяще-

го печенья, в которое мама добавляла корицу.

Максу вдруг показалось, что если он крепко зажмурит

глаза, а потом быстро откроет их, то печенье сейчас же ма-

териализуется в том же овальном фарфоровом блюде, со-

хранившемся от маминой бабушки. И его запах сладкими

волнами уже расходится по всей квартире, заставляя ско-

рее бежать на кухню, нетерпеливо топтаться около духов-

ки, чтобы попробовать первую порцию, прямо с противня.

Услышать мамин довольный смех и её предупреждение:

«Какой ты нетерпеливый, Максимуш. Осторожно, подожди

немного. Дай печенькам остыть».

Это был запах их семьи, их ещё не разрушенного дома.

Но овальное блюдо с золотым ободком и букетом сирени

по центру, бережно любимое мамой, разбилось в прошлом

году. Отец убирал посуду в буфете и по рассеянности сбро-

сил его на пол, превратив их с мамой прошлое в осколки

воспоминаний. Теперь Макс понимает, что это не случай-

ная рассеянность. Он просто в это время уже не думал о

маме, и блюдо это не напоминало ему её печенье с кори-

цей. Он уже был влюблён.

И в кого он влюбился! В какую-то девчонку. Её он соби-

рается привести к ним в дом. И с ней Макс должен будет

делить отца… Отцу — сорок три, ей — двадцать девять. Разве

не очевидно, что через десяток лет она бросит его ко всем

чертям и найдёт себе кого-то помоложе.

Он сошёл с ума, его отец. Доверительно сообщил Максу,

что Тамара мечтает об общем ребёнке. И он будет просто

счастлив, если у Макса появится брат или сестра.

— Постарайтесь на двойню, — съязвил Макс.

Но отец, поглощённый своими мыслями о будущем, про-

глотил этот яд без последствий.

Все полтора года он бессовестно врал, а Макс по наи-

вности жалел своего отца-«однолюба». В глубине души да-

же гордился им и был готов для него ограничить свою сво-

боду. Макс был просто слеп.

Отец женится… Как он может, ну как он может? После ма-

мы — чудной, особенной, неповторимой. И Макс должен

молчать, ждать, пока появится молодая мачеха и перевер-

нёт устойчивую жизнь. Ну это слишком. Макс должен дей-

ствовать. Сейчас же уйти из дома и поставить ультиматум:

«либо — я, либо — она». А если отец, опьянённый своей но-

вой любовью, выберет её, куда деться Максу ещё без па-

спорта и аттестата?

Максу просто необходимо было поделиться с кем-то

упавшей на него бедой. И он рассказал Ювалю, своему при-

ятелю по двору. А тот теперь капает на мозги.

— Плюнь, — говорит, — на отца, на мачеху и на школу —

строй новую жизнь.

Из чего, если нет даже осколков от старой, прежней? Но

Юваль этого не понимает, для него занятия — пустая трата

времени.

А Макс собирался просить отсрочку от воинской службы,

чтобы закончить тринадцатый и четырнадцатый классы и в

армию идти уже со специальностью. Он выбрал электронику.

А после армии — психотест и поступление в Технион. И мир

казался ему простым и ясным. Не счастливым и радужным,

откуда же быть ему счастливым, но принятым Максом.

Не понятным оставалось одно, и к этой мысли Макс не-

избежно возвращался уже шесть лет… Как он мог убить

свою мать?..

***

Три года психологи и социальные работники пытались

объяснить Максу, что в гибели мамы нет его вины, что сте-

чение обстоятельств, не зависящих от Макса, повлекли эту

неизмеримую трагедию. Что в той «русской рулетке» погиб-

нуть мог каждый, и действительно, вместе с мамой в один

день хоронили ещё пятерых жертв прицельного огня. Макс

молча слушал их доводы.

Накануне тринадцатилетия Макса специалисты посове-

товали отцу не организовывать сыну грандиозную «бар-

мицву» с обязательным присутствием близких друзей и

дальних родственников, которые никоим образом не заме-

нят ему отсутствие матери. А лучше взять мальчика и от-

правиться с ним в путешествие. Вдвоём. Выйти из замкну-

того круга игры в молчанку, в которую Макс, так и не вы-

плакавшись, втянул отца. Психологи утверждали, что та-

кая поездка, несомненно, принесёт пользу, отвлечёт Мак-

са, и есть много шансов, что по возвращении он будет ина-

че воспринимать ситуацию.

Отец разложил карту Европы и сказал:

— Выбирай.

Макс закрыл глаза и палец его, совершив несложную

траекторию, оказался в «итальянском сапожке». Туда они и

поехали. Отец справедливо решил, что средневековые со-

вершенства архитектуры вряд ли привлекут сына, и они от-

правились к озёрам, на север Италии, обнаружив, что кра-

сота бывает ирреальной. Настолько необычной, что захва-

тывает дух, и мозг отказывается воспринимать то, что ви-

дят глаза.

Отец не расставался с любимым фотоаппаратом, с тру-

дом успевая ставить его на зарядку. Макс перепробовал

все местные пиццы, признав их бесспорное превосходство

над ранее известными ему одноимёнными изделиями. Они

взбирались в горы, выбрав самые рискованные для нович-

ков маршруты, ездили на скоростных лодках по прозрач-

ной глади приальпийского озера Гарда. Макс впервые за

много лет вдруг перестал бояться получать наслаждение

от жизни. Он научился распространённым итальянским

фразам, чем приводил в восторг эмоциональных местных

жителей пасторальных городков, плохо понимающих ан-

глийский язык.

И возвращение домой оправдало прогнозы психологов.

Через некоторое время Макс вышел из того угла, в который

загнал себя, упрямо отказываясь прислушиваться к логич-

ным доводам взрослых.

Но всё же помогла не поездка в Италию, не монологи

психологов, не шахматный кружок, к которому он в одно-

часье потерял интерес, словно гибель мамы была разыгра-

на на доске в клетку. Мамы, которая обожала шахматы и на-

зывала себя беспроигрышной чёрной королевой. Не помог

навороченный фотоаппарат, полученный в подарок от от-

ца, старавшегося привлечь сына к самому большому сво-

ему увлечению, открывавшему перед Максом, по мнению

отца, калейдоскоп бесконечных возможностей.

А помог спортивный клуб дзюдо, где молчание Макса

приветствовалось и было обращено в другую форму.

— А мужчины, вообще, не должны быть многословны, —

сказал Вадим, тренер секции, — ты должен делать своё дело.

И делать хорошо. А если на душе плохо, ты побеждай. Зна-

ешь, как помогает.

Макс победил на первых же соревнованиях. Каждую по-

беду он мысленно посвящал маме. И пояс его каждый раз

менял свой цвет. Хорошо быть победителем!

Да, Макс смог вернуться к действительности. Пропустив

безоблачное детство, как последнюю электричку, он сразу

стал взрослым, самостоятельным. Он научился говорить о

матери спокойно, рассудительно.

Но никто не знал, что и спустя шесть лет он каждый вечер

просит у мамы прощения за её гибель. Психологи посчитали

бы это своей неудачей в процессе его реабилитации.

***

Болел ли у него зуб в тот день? Он болел накануне, в суб-

боту. Вернее, ныл, такими штришками: плюс-минус, плюс-

минус. Зуб ныл, Максим тоже ныл. Мама вздохнула и пообе-

щала его записать к стоматологу. Так и сказала по-русски»к

стоматологу», а когда Максим не понял этого слова, то рас-

смеялась, поцеловала сына в щёку и пообещала, что от её

поцелуя вся боль быстро пройдет.

Боль прошла, и Максим на утро поехал в школу. А мама

— на работу. Вечером она собралась пойти с ним к врачу, а

потом выбирать подарки-сюрпризы для детей на именины

Максима. Мама была большая выдумщица, и каждый день

рождения сына превращала в игру с сюрпризами. Макс да-

же помнит, как ребята из класса ждали этого дня и как за-

горались их глаза, когда он раздавал приглашения, искусно

сделанные мамой.

Зуб вновь разболелся на третьем уроке. Макс втягивал

холодный воздух, и он моментально пронизывал болью. И

мама сказала, что зуб этот молочный, и ничего хорошего от

него уже ждать не приходится. Нужно его ликвидировать,

то есть, вырвать. Конечно, можно было потерпеть до ве-

чера. И даже попросить у школьной медсестры Дафны ма-

ленькую таблетку от зубной боли. Об этом сказал ему отец,

когда Макс позвонил к нему на переменке.

— Потерпи до конца учебного дня, приедешь домой, там

разберёмся, — сказал отец, занятый своими чертежами пе-

ред очередной сдачей проекта.

Но у Макса были веские причины не ждать конца этого

дня. На четвёртом уроке намечалась контрольная работа

по ТАНАХу [3], к которой он плохо подготовился в выходные,

а на продлёнке, новом школьном проекте, их класс объе-

диняли с параллельным классом, в котором учился Рони

Кадош. С Рони у него были отдельные счёты — тот настра-

Конец ознакомительного фрагмента.