Наследница первой очереди

Лилия Фандеева, 2022

Жизнь становится подобна театру, когда за красивыми словами скрываются манипулирование и использование, когда отношения становятся предметом торга, когда человек вживается в роль, что забывает, где реальность, а где игра. Утешает одно: в реальной жизни "артистов" меньше, чем порядочных людей.

Глава 2

Прошли две недели. Утром на работу, в четыре-пять домой. Иногда вместо магазина они шли к лесу, который был через дорогу метрах в пятидесяти от дома, а минут через сорок возвращались домой. Два выходных они провели в городской квартире Орловских. Оля собрала свои вещи, и вместе с Верой они купили платье. Платье купили в комиссионном магазине, и оно не было свадебным. Скорее всего, его сдали после выпускного вечера. Оля не спорила с подругой, а делала молчком свой выбор и взяла то, что ей понравилось. Платье из белого шифона с рисунком имело юбку до колена, которая казалась воздушной, длинный рукав и лиф, спереди небольшой вырез, сзади молния. К нему подошли белые туфли на шпильке высотой сантиметров пять.

— Оля, когда мы перестанем экономить? — недоумевала Вера. — Это же свадьба.

— Вер, ты сама сомневаешься в своём приезде. Для кого я буду наряжаться? Мы едва знакомы с поселковыми жителями и никого не собираемся приглашать. Куплю я дорогое платье, постою в нём десять минут в загсе и пойду подметать подолом центральную улицу посёлка, а в выходной привезу его сюда и не факт, что его купят. Я хотела купить платье, которое мне понравилось, я это сделала ни для гостей, а для себя. Мне в нём очень комфортно, — Оля закружилась у зеркала, и юбка платья стала белым воздушным кругом, сверкающим серебром.

— Ты любишь Сергея или делаешь это назло Сашке?

— Сергей мне нравится, правда мне непривычно называть его по имени, а любовь это или нет, время покажет. Мне казалось, что я любила Сашу, но я не чувствую большой потери от расставания с ним. Меня устраивает то, что меня приняла семья такой, какая я есть. Он позвал меня с собой и я не жалею, что согласилась. Я не уверена, что подобное могло случиться со мной в городе. Делай выводы сама. Что-то будет не устраивать — разведёмся.

— Орловский многим нравился в больнице, а вы ещё и дружили. Хочешь сказать, что он в тебя серьёзно влюбился? Как-то у вас слишком быстро всё закрутилось. Подозрительно это.

— Вер, если ты думаешь, что я беременная, то ошибаешься. У меня была задержка с Сашей, но всё прошло, а с Сергеем не успела. Знаешь, о чём я подумала? Даже если наш брак продлится год-два, я успею пожить в семье, которая гораздо лучше семьи Алёхиных. Да, в посёлке я прописана временно вместе с женихом, который там работает по распределению и комната моя остаётся за мной. Надумаешь приехать — адрес знаешь или созвонись с родителями и приедешь с ними.

За три дня до регистрации, молодые люди собирались после смены домой. На выходе их задержал Фёдор Иванович.

— Сергей Ильич, у меня в машине Ляшенко Павел Иванович сорока лет. На лицо все признаки аппендикса. Боли с утра, у него температура 39, я не довезу его до райцентра. Сюда пять, туда 35. Разницу улавливаешь? Нужно делать что-нибудь.

— Что предлагаете?

— Оперируй, я помогу. С райцентром Иван Иванович связался, но у них нет санавиации. А если у меня не хватит время? Ты начни, пока он не «рванул», а там и бригада приедет.

— Иванович, где я это буду делать и чем?

— Фёдор Иванович, давайте его в процедурный кабинет. Там лампа мощная, — вмешалась Оля. — Серёжа, не волнуйся. Местная анестезия есть, инструмент, какой никакой, есть, — ты справишься. Я в тебе уверена и помогу. — Фёдор Иванович, дождитесь бригаду и решите всё с родственниками. Где ваш чемодан? — Мужчина, действительно, был плох. Он «горел» и капли пота стекали по лицу, исказившемуся от боли. — Стерильные перчатки и салфетки есть. Есть разовый скальпель, в стерилизаторе пинцеты, зажимы, есть даже иглодержатель, но не самих игл, ни шовного материала нет. Я набираю новокаин. Надень маску и перчатки. — Павел Иванович, вы меня слышите?

— Да.

— Больно будет только от укола, но вы должны лежать и даже пальцами не шевелить. Можете только стонать или петь, но в полголоса. — Серёжа, обозначь поле и начинай, — она посмотрела на Орловского, и протёрла живот больного раствором йода. — У тебя всё получиться.

— Оля, я не имею право браться за это.

— Я знаю, дорогой. Но ты не можешь не оказать ему помощь. Главное, удалить не нужное. Продержимся на зажимах. Потеря крови не страшнее сепсиса. Не отвлекайтесь, доктор Орловский. На вас сейчас весь посёлок молится, а мы с Павлом Ивановичем вам доверяем. Всё когда-то бывает впервые. Командуй, я готова.

Злосчастный отросток был найден и «законсервирован», когда приехала бригада из райцентра. Хирург занял место Сергея и сам закончил операцию.

— Как же вы рискнули коллега? У вас инструментов минимум. С ними ещё можно распороть, а как бы штопали? — снимая перчатки, говорил он. — Николай Николаевич, — он протянул свою руку.

— Орловский Сергей. А что мне оставалось делать? Держали на зажимах и ждали вас. Мне ждать взыскания?

— Не думаю. Я не вижу смысла везти больного в райцентр. Антибиотики, анализы и наблюдайте его здесь. Инструменты и материалы для неотложки ваш главный должен выбить. Хирург есть, а работать не чем, — он посмотрел на Коваленко. — Удачи вам.

— Николай Николаевич, назначения больному вы будете делать? — Оля посмотрела на доктора, которому было лет сорок пять-пятьдесят. — Я медсестра и могу перечислить то, что у нас есть в наличии, чтобы начать лечение, а не ждать поступления вашего препарата. У больного температура была 39 и местная анестезия, оперировали при минимуме санитарных условий. Примите это во внимание.

— Ольга Ивановна…

— Что, Ольга Ивановна? Они сейчас уедут, а мы с вами завтра будем думать, чем лечить. Вот шкаф, а в нём всё, что мы имеем на сегодняшний день и на завтрашний тоже, а там два выходных дня.

— Ольга Ивановна, я оставлю вам препараты, которые привёз с собой для больного и учту все ваши пожелания. Вы где раньше работали и как сюда попали?

— Реанимационное отделение седьмой городской больницы. Я невеста Орловского.

— Повезло Орловскому, как и вам, Иван Иванович, — хирург улыбнулся. — До свидания, Оленька.

— Павел Иванович, вы молодец. Минимум неделю мы будем видеться с вами каждый день. Готовьтесь к уколам. Всё страшное позади, но вставать вам сутки нельзя, как пить и есть. Мужчины сообразят, как вас перенести в палату и отдыхайте. Температура падает, поэтому вас знобит. До завтра, — Оля улыбнулась мужчине, который за всё время не проронил ни звука.

Ещё полчаса они провели в больнице, наводя порядок и «переваривая» случившееся. Фёдор Иванович пожал Сергею руку, поздравляя с боевым крещением, который, сам того не желая, стал героем дня. Для жителей было неважно, кто закончил операцию, главное, кто не побоялся и начал её в ожидании помощи. Домой они возвращались, как после тяжёлой работы. Нервное напряжение последних тридцати минут сменилось усталостью. Оба понимали, что совершили свой первый маленький подвиг, но он мог оказаться и катастрофой, не успей бригада приехать вовремя. Это было не вскрытие поверхностной болячки, где всё обычно заканчивается промывкой раны и перевязкой. Оставлять человека с разрезанным животом в ожидании помощи безответственно, а не вскрывать живот в поисках «заразы» и ждать чуда — преступление.

— Оль, спасибо тебе, — Сергей обнял её рукой за плечо. — Я без тебя не рискнул взяться за скальпель. Будь, пожалуйста, всегда рядом.

— Я постараюсь.

— Сейчас бы душ принять контрастный.

— Что вам мешает? Греете кипятильником воду и идёте в баню. Холодная вода в кране.

— Я так и сделаю.

Прошли минут пятнадцать с тех пор, как Орловский пошёл принимать душ, а он не возвращался. Оля прошла в комнату, которую он занимал, и заметила, что он забыл вещи и полотенце. «Значит, ждёт, когда обсохнет», — она улыбнулась, взяла вещи и вышла из дому. Постучав в дверь предбанника, приоткрыла её.

— Сергей Ильич, я принесла вам полотенце и вещи, вы их оставили в доме.

— Входи, — ответил он.

— О чём вы думаете, — спросила она Орловского, который сидел на скамейке.

— Думаю, как было бы хорошо снять сегодняшний стресс вместе с тобой, — он смотрел на Ольгу в упор.

— Вы, правда, этого хотите?

— Очень хочу, — он поднялся, и Оля уже не сомневалась в правдивости его слов.

Она накинула дверной крючок, стянула через голову домашнее платье и в одном белье шагнула через порог в баню…

Эту ночь они спали в одной постели, а утром Сергей, глядя на Ольгу, сказал:

— С сегодняшнего дня, ты называешь меня по имени, через два дня станешь моей женой, и наш брак станет официальным. Будут возражения?

— Я попробую не возражать. Почему это не случилось полгода назад?

— Ты сама отказалась пойти со мной в кино. Я твой отказ принял, считая, что не нравлюсь тебе, и не стал настаивать, чтобы не обидеть. Ты мне нравилась, но у меня не было далеко идущих планов. А узнав тебя за неполный месяц, влюбился, как мальчишка.

— Ты мне был симпатичен, но я была уверена, что роман доктора и медсестры не может продолжаться долго. Так бы мы перестали быть приятелями и не стали парой, а распустили слухи. Ты действительно рассказывал обо мне своим родителям?

— Маме. Она всегда спрашивала, как прошло дежурство или день. У тебя же историй одна интересней другой. Как думаешь, моя вчерашняя история хорошо закончится?

— Тебе ничего не грозит. Возможно, Коваленко сделают выговор, но устный. Случай экстренный, районные это подтвердят, а может, и помогут чем-то. А вот мне разговора с главным не избежать. Он знает, что я была права, но в воспитательных целях проведёт беседу.

В пятницу после работы, первым делом Ольга приготовила «наряды» на регистрацию, а позже занялась приготовлением салатов. Ей хотелось удивить родителей Сергея и соседей. Это был их первый официальный приём гостей. Она была уверена, что Надежда Ивановна привезёт с собой что-нибудь к столу, но она не могла «ударить лицом в грязь». Была куплена даже льняная белая скатерть и испечены бисквитные коржи на торт. «Крем я сделаю из масла, какао и сгущенного молока, — рассуждала она, — а все огрехи и неровности замаскируем шоколадом и арахисом при помощи тёрки. Это мы уже проходили». Спать она легла поздно, проснулась рано, а в холодильнике уже стоял готовый торт и два салата. Дело оставалось за горячим блюдом. Фёдор Иванович принёс молодого картофеля, и Оля решила, что нет ничего лучшего на гарнир, чем отварной картофель с зеленью. «Салат из свежих огурцов и томатов сделаю в последнюю очередь, а сейчас займусь мясом», — думала она, надевая передник. — Пока оно будет готовиться, сделаю яйца».

— Оль, может по чашке кофе, а потом я готов тебе помочь.

— Включи чайник, а я сделаю бутерброды. Тебе я могу доверить открыть консервные банки и попрошу не отвлекать меня ровно два часа, — поцеловав Сергея в щёку, сказала она. — Знаешь, я почему-то волнуюсь. Может, стоило пригласить кого-то из коллег?

— Не переживай. Если кто-то придёт на регистрацию или домой, пригласим к столу. Ты определилась, где мы поставим стол?

— Позавтракаем и перенесём его в комнату, поставив вдоль дивана. Три места как минимум, а по другую сторону скамейка из бани. Я видела в кино деревенские свадьбы — длинный стол и скамейки, — улыбнулась Ольга. — Трёх табуретов не хватит, пусть соседи приходят со своими стульями. Сережа, кажется машина подъехала.

Надежда Ивановна, войдя в дом и посмотрев на сына и невестку, улыбнулась. «Ты знаешь, Илья, а брак у наших ребят далеко не фиктивный», — шепнула она мужу. «Будем надеяться, Надюша», — ответил супруг. Разбирая привезённую с продуктами сумку, она изредка поглядывала на Олю, которая, не отрываясь от своего занятия, рассказывала последние новости.

— Нам сделали подарок. Вы не заметили телефонный аппарат? Вчера подключили. У него один недостаток — он параллельный с соседями. Номера у нас разные, но если они разговаривают или мы, второй абонент позвонить не может. Я записала для вас номер. Мы сейчас позавтракаем и я продолжу. Осталось совсем немного, и я займусь собой. Как вы думаете, что мне нужно сделать с волосами? Жаль, что Вера не приехала, она что-нибудь бы придумала.

К зданию поселкового совета молодёжь приехала на машине родителей вместе с ними, оставив на «хозяйстве» своих соседей супругов Смирновых. Поздравить молодых с законным браком пришёл Коваленко. Вручил конверт от коллектива, познакомился с родителями, а от приглашения вежливо отказался. «Думаю, вам и без меня сюрпризов на сегодня хватит. В понедельник отдыхайте, а во вторник без опозданий». На его слова не обратили внимания, пока не вернулись домой. У калитки стоял Павел Иванович с женой и сыном, в руках которого были цветы.

— Вам кто позволил уходить из больницы? — Сергей строго посмотрел на больного. — Прошли всего три дня.

— Доктор, я не уходил, а уехал. Гриша на мотоцикле привёз. Вернусь, как только поздравлю своих спасителей. Я в полном порядке стараниями Оленьки. У неё рука лёгкая и душа светлая.

— Раз уж приехали, входите в дом, или мне поздравления на улице принимать? — Сергей Ильич улыбнулся.

После отъезда семьи Ляшенко, «проходили мимо»: Степанида Никитична, Антонина Петровна. Приехал на велосипеде Пантелей Иванович с мёдом и медовухой. Долго не засиживались, но часок прихватывали. Положенные три тоста произносили под хорошую закуску и прощались.

— Вы не удивляйтесь. У нас народ любопытный, но не злой. Всем интересны новые люди, а тут повод подвернулся посмотреть и пообщаться. Как устроились городские, чего подают к столу, не брезгуют ли деревенскими? Наши старики Ольгу знают недавно, но иначе, как Оленька, не называют. Она кого уколами лечит, кого добрым словом, — говорил сосед родителям Сергея. — Оля, как думаешь, Аристарх и Прасковья усидят дома?

— Если сын с утра уехал на рынок в райцентр, то обязательно придут. Прасковья Ивановна носки мне вяжет к зиме. Третий раз примерку прохожу, — улыбнулась Оля. — Но с её подсказок, умею делать мягкое, а не резиновое тесто для вареников и пельменей. Они меня не утомляют рассказами, вопросами, иногда они бывают поучительными, смешными, повторяющимися. Меня больше волнует, когда придёт наш гармонист?

— Не волнуйся. Он уже неделю не пьёт, жену вернул, на работу вышел. Самодеятельности сегодня не будет.

Говорили, между тостами, больше родители Сергея и супруги Смирновы. Они были одного возраста, одной профессии и быстро нашли общий язык, не смотря на прописку. Речь шла о жизни в посёлке, о столь недалёкой молодости, а молодожёны слушали или танцевали под тихую музыку. Оля, на взгляд Сергея, была сегодня просто красавицей. Волосы, слегка завитые плойкой, струились по плечам, лёгкий макияж делал синие глаза более выразительными, а платье подчёркивало фигуру, ещё не изменённую беременностью. Каблуки делали её выше, и он не ощущал себя великаном. При росте Сергея метр восемьдесят и весе в восемьдесят килограммов, Оля со своим ростом метр шестьдесят пять и весом чуть более пятидесяти, казалась ему тростинкой. Соседи засиделись до самого ужина. Родители остались ночевать, а на следующий день, ближе к обеду, Сергей и Ольга поехали с ними в город. В понедельник Оля побывала на приёме у свекрови, «подтвердила» беременности в 6-7 недель, оформила обменную карту, пройдя специалистов и сдав анализы и забрала в поликлинике медицинскую карточку.

— Будешь себя хорошо чувствовать, наблюдайся в своей больнице у акушерки, будут проблемы, она подскажет куда лучше обратиться. На меня всегда можешь рассчитывать.

Пока было тепло, в свои выходные молодые Орловские выезжали в город, а с наступлением поздней осени раз в две-три недели принимали родителей у себя. Новый 1990 год родители встретили вместе с детьми в посёлке. Оля была счастлива, обретя семью, которой у неё никогда не было. Хорошие отношения на работе не омрачали семейного счастья. В конце января она пошла в отпуск по беременности. Так уж случилось, что все Орловские были рождены в марте. Илье Петровичу исполнилось сорок восемь лет первого числа, его супруге — сорок семь третьего, Сергею — двадцать пять десятого, а Ольге — двадцать один пятнадцатого. Малыш должен родиться тоже в марте. Беременность протекала легко, и только слегка растущий живот напоминал о ней. Схватки начались неожиданно в начале пятого после полудня, едва Сергей переступил порог дома. Он и позвонил Фёдору Ивановичу, который подъехал на машине скорой помощи через пять минут.

— Ты, Сергей Ильич, прихвати чистую простыню и одеяло, мало ли как дело пойдёт. — Давай Оленька в машину в перерыве между болями и не волнуйся. Рядом с тобой полтора доктора, ещё и мужики. Примем твоего малыша на раз-два, не сомневайся, но лучше, если это сделают акушеры. Пой песни, девочка, или кричи, дай мне полчаса на дорогу, а я включу тебе светомузыку.

Оля видела, как переживает Сергей, и изо всех сил крепилась, чтобы не напугать ещё больше. Он держал её за руку, не замечая, что с силой сдавливает её.

— Серёжа, расскажи мне какую-нибудь весёлую историю из своей жизни. Ты видел море?

— Да в юности. Лет десять назад, — растеряно ответил он.

— Расскажи мне, какое оно, а я попробую зажмурить глаза и представить себя там.

— Оля, зажмуривать глаза плохая идея, смотри на мужа, — подал голос фельдшер. — Сергей, пусть стонет, но не отключается. Говори с ней!

— Фёдор Иванович, я не теряю сознание. Со мной всё в порядке и дышу я правильно. Мы благополучно доедем, если вы не будете паниковать. Мне до родов две недели, минимум одна.

— Оленька, малышу виднее, когда появиться на свет. Неделю туда, неделю сюда — всё индивидуально. Минут через пятнадцать мы приедем. Держись, девочка. Ты мне расскажи: что купила малышу? Какие ленточки приготовила?

— И ленточки готовы и одеяльце с уголком. Думаю, девочка у нас родиться, а Сергей со мной не спорит. Правда, имя мы так и не выбрали. Решили, посмотрим на неё и определимся. Имя многое определяет.

— Это правильно. Как корабль назовёте, так он и поплывёт. Я очень сыновей хотел, а родились девочки. Танюшка девочка, как девочка, а Оксана, хуже любого мальчишки и всегда была такой, а уже восемнадцать. Нужно было Александрой назвать. Ты чего замолчала?

— Дышу я, Фёдор Иванович, за троих: себя, ребёнка и мужа.

Машина скорой помощи с сиреной и мигалкой уже ехала по улицам райцентра.

— Оленька, ты не волнуйся. Я домой не вернусь, останусь в больнице и буду рядом. Мне завтра всё равно здесь работать. Всё будет хорошо.

— Я справлюсь, дорогой, а ты успокойся и соберись.

В семнадцать часов машина остановилась у входа в приёмное отделение роддома. Прошли десять минут, и фельдшеру вручили вещи, мужу вернули паспорт, а Ольгу отправили в отделение. Дочь родилась в десять вечера, точнее в 22:10 весом 2950, ростом 50 см.

— Почему она такая крохотная? — глядя на малышку в руках доктора, испугано спросила мать. — С ней всё в порядке.

— Ты у нас сама большая, мамочка? — улыбнулась акушерка. — Нормальный у неё вес. Все, кто больше 2800, считаются средней нормой. Вырастет, поправится, и не заметишь. Твоя Дюймовочка не доставила тебе хлопот, родись малышка с большим весом, ты, милочка, разорвалась бы до ушей.

В шесть утра санитарка принесла Оле записку от мужа на целую страницу. Она ещё не успела написать ответ, когда в палату вошёл Сергей в белом халате.

— Ничему не удивляйся. Спасибо тебе за дочку, — он поцеловал Олю, не обращая внимания на присутствующих в палате мамочек, кормивших детей. — Я её уже видел в детском отделении. Напиши, что тебе принести, я куплю это после операции и передам. Думаю, это единственный мой визит сюда. Нельзя подставлять коллег. Ты как себя чувствуешь? — он присел у кровати и взял её ладони в свои руки.

— Серёжка, я так рада видеть тебя! У меня всё в порядке, не волнуйся. Её принесут после осмотра детским врачом в следующее кормление. Ты позвони родителям.

— Я позвонил ещё вчера. Мама возьмёт отпуск и после вашей выписки поживёт пару недель у нас. Ты не будешь возражать? Отец привёзёт вместе с мамой кроватку и коляску. К вашей выписке всё будет готово.

— Я буду только рада. Держи записку и иди. Не нужно чтобы тебя кто-то лишний видел. И у стен бывают уши. Я тебя люблю, — Оля, вынула свои ладони из рук мужа, обняла его и поцеловала, — Иди. Пиши мне письма, а я буду писать тебе.

Помощь Надежды Ивановны помогла Ольге привыкнуть к новому «ритму» в жизни. Девочку назвали Полиной. «Полина в переводе с французского языка «маленькая», а с греческого «солнечная», — сказала бабушка. — Наша малышка такая и есть». После её трёхнедельного пребывания в посёлке и отъезда, Оля без труда справлялась с домашними делами и маленькой дочкой. Сергей пошёл в отпуск, часть которого семья провела в городе. Полине исполнилось пять месяцев. Ольга позвонила подруге, которую видела ещё до свадьбы. Вера приехала в квартиру после смены.

— Оль, ты прости меня, что не писала. Хвалиться особо не чем. Думала принц на коне, а он оказался тем ещё козлом. Моя старая закалка позволила мне выжить. Руки распускал, выгоняла, каялся, принимала, пока чуть не убила. О чём писать? Пару раз, мельком видела твоего Алёхина. Говорят, он женился.

— Он не мой, Вера. Я о нём ни разу не вспомнила с тех пор как уехала, а вот тебя часто вспоминала и всё ждала, что ответишь на мои письма. Что происходит, Вер? Я не предполагала, что наша дружба закончится молчанием. Я тебя чем-то обидела? Ты ни разу ни написала и даже не позвонила. Почему?

— Оль, что ты хочешь от меня услышать? Что я тебе завидую? Да, завидую. У тебя есть семья, муж, дочка, а у меня никого нет и я очередной раз в глубокой заднице. Девочка на тебя похожа. Почему она такая маленькая?

— Ты видела семимесячных детей крупнее? Она родилась меньше трёх килограммов, а сейчас почти норма. Семь из восьми возможных. Вес набирает хорошо, и скоро догонит сверстников на свежем воздухе. Нам ещё два года жить в Степном, — Оля поняла к чему клонит подруга и сказала то, что должна была сказать. — Вер, честно признаться, я думала, ты за меня порадуешься, а ты просто завидуешь. Чему? Это к тебе ребята липли, а у меня до Алёхина и не было никого. Зарплата была больше, так я работала за двоих. Мы жили с тобой в равных условиях. Сейчас я живу в посёлке, где из развлечения одно кино, куда мы не ходим из-за Полины. Печь топим углём и воду носим вёдрами в баню. Я уверена, ты никогда бы не поехала из города в село, а я нашла в селе мужа, семью. Я люблю мужа, дочку, я счастлива. Ты, подруга ищешь не любовь, а выгоду для себя. Одеваешься вызывающе, чтобы тебя непременно заметили. Тебя и замечают, как куклу в витрине дешёвого магазина. Начнёшь себя ценить, и жизнь будет другая. Мы говорили с тобой об этом и ни один раз, но ты делаешь по-своему.

— Я никогда не стану такой как ты. Видимо, генетика моих родителей сильнее моего характера.

— Не говори глупости. Ты помнишь своих родителей и валишь всё на них, а я своих и не знаю даже по рассказам. Да, мы с тобой разные, часто ссорились, но мирились и понимали друг друга, как-то поддерживали и помогали. Как мы будем жить вместе, когда я вернусь с семьёй в город?

— Ты намерена поселиться в своей комнате?

— А почему нет? Комната моя, площадь позволяет. Полину устрою в сад, сами устроимся на работу. Ты думаешь, я не знаю, что ты поселила туда своих знакомых? Об этом всё общежитие знает.

— А почему вам не жить здесь? — оглядывая комнату Сергея, спросила подруга.

— Чем дальше от родственников, тем роднее. Живи спокойно ещё два года, а там разберёмся, но ремонт будем делать вместе. Я так привыкла к тишине, что мне к «муравейнику» общежития придётся привыкать. Ты можешь представить меня на грядках? А я в этом году посеяла зелень, посадила огурцы и помидоры. Немного, на пробу, но всё растёт. А ещё у нас есть трёхмесячные бройлеры, которых мы вырастили из цыплят. Их десять штук. Будем осенью с мясом, если у Сергея не дрогнет рука отрубить им головы.

— Оля, ты со всем этим счастлива? Куры, грядки, печка — это твоё?

— Вер, меня любят, и я люблю. А некая неустроенность быта и все эти хлопоты, они временные и не отражаются на отношениях. Мы оба это воспринимаем как должное на данном этапе нашей жизни. Я счастливая женщина, Вера. Знаешь, Надежда Ивановна предложила мне называть себя мамой. Я никогда не говорила этого никому, а теперь у меня есть мама и отец.

— Оль, а ведь не надумай ты уехать, да не встреть Орловского на вокзале, всего этого могло бы и не быть.

— Я стараюсь об этом не думать. Самой страшно становится.

— Слушай, я совсем забыла. Месяца два назад, тебя спрашивал мужчина лет пятидесяти. Он ждал меня на вахте и хотел с тобой встретиться. Мне он показался подозрительным, и я не сказала где ты и как. Просто сказала, что ты уехала, адреса я не знаю. Думаю, он мне не поверил, но просил с ним связаться, если объявишься и оставил адрес. Адрес я положила в твою коробку в шкафу. Приеду и позвоню тебе с вахты, продиктую, чего он там написал.

— Кому я понадобилась? Может кто-то из моих пациентов? Но прошло столько времени с момента моего увольнения. Обо мне и не вспомнит теперь никто. Позвонишь, а позже разберёмся. Пойдём чай пить?

Ольга за ужином рассказала о посетителе, оставившем свои координаты. На листе был записан адрес со слов Веры. «Гоголя 18, кВ.4. Говоровы Мария Васильевна и я, Григорий Иванович, разыскиваем дочь брата Грачёва Ивана Васильевича и Лебедевой Галины Кузьминичны, Олю Лебедеву 15.03.1969г.р.»

— Что мне с этим делать?

— Прежде всего, не волноваться, ты ребёнка кормишь. Нужно поехать и всё выяснить на месте, — успокаивала Надежда Ивановна. — Почему именно сейчас возникла идея с поиском. Что ты сама выяснила, когда покидала детский дом?

— Я была там, когда уже училась в училище, мне исполнилось восемнадцать. Очень хотелось узнать хоть что-то о появлении там, но результат оказался неутешительным. В дом ребёнка я попала в возрасте полугода, куда была доставлена нарядом милиции какой-то станции. В деле была справка о смерти моей мамы, и решение комиссии, копия, на моё усыновление супругами Прохоровыми. Но в три года меня перевели в детский дом, так и не усыновив. Это всё, что мне было известно. Мне как-то не по себе от этих запоздалых поисков. Кто знает, какие тайны они вскроют и нужно ли мне об этом знать?

— Оленька, теперь ты можешь прояснить причину, по которой осталась одна. Хорошо это или плохо, только по-другому не получится. Если ты не встретишься, эта мысль будет преследовать тебя, — говорил Илья Петрович. — Чтобы ты не узнала, это лучше неизвестности. Возможно, ты попала туда случайно, а все эти годы была уверена, что тебя бросили. Да и кто знает, та ли ты Оля? Надо поехать. Мы поедет втроём по этому адресу. Так тебе будет проще.

Семья Орловских всем составом приехали на улицу Гоголя в начале одиннадцатого. Волнуясь, Оля нажала кнопку звонка. Дверь открыла женщина интеллигентного вида лет пятидесяти и мило улыбнулась.

— Я, Ольга Лебедева. Вы меня разыскивали? А улыбнулись моей группе поддержки?

— Проходите и мы во всём разберёмся. Разговор предстоит сложный, и начнём мы его с одного письма. Если ты подтвердишь то, что там написано, мы поговорим, хотя ты очень похожа на свою маму. Присаживайтесь, — доставая из шкафа коробку от обуви, где лежали письма и несколько фотографий, говорила она и извлекла одно письмо. — Прочти.

Оля посмотрела на конверт и штемпель почты. Это был конец марта 1969 года. Письмо было написано аккуратным и красивым женским почерком и начиналось со слова «любимый». Она писала, что из роддома её и дочку Оленьку забрала Маша с Григорием, а в комнате всё было готово для возвращения. «Ванечка, мне Маша помогала в первый раз купать Оленьку, одной мне было очень боязно. Наша дочка никогда не потеряется. У неё есть отметина, которую не спутаешь. Ангел подарил ей одно своё маленькое крылышко, оставив след на левой лопатке ниже плечика. Родимое пятнышко со спичечный коробок и напоминает крыло птицы». На глазах Оли появились непрошеные слёзы. Она передала письмо свёкру, не дочитав до конца, расстегнула пуговицы на блузке и, вынув руку из рукава, повернулась спиной к присутствующим. На левой лопатке «красовалось» небольшое родимое пятно, похожее на расправленное крыло птицы. В комнате наступило минутное молчание. Оля застегнула блузку и, вытерев слёзы, присела. Письмо тем временем перешло в руки Сергея.

— Что вы знаете о моих родителях? Кто они? Расскажите всё, что вам известно.