Виктория

Лилия Фандеева, 2019

Встречи не бывают случайными. Какими бы ни были причины разрыва, настоящая любовь все равно продолжает жить в твоем сердце. Она остается с тобой навсегда. Сложно объяснить себе, своему сердцу и мозгу, что не можешь быть с тем, кого любишь.

Глава 3

Весна 2002 года выдалась ранняя и теплая. В конце апреля зацвела сразу сирень, потом яблони. Со двора больницы, особенно по ночам, запах цветущих деревьев попадал в помещения, палаты. Операция, длившаяся два часа, закончилась. Больного направили в реанимационное отделение, а доктор Данилов взялся за истории болезни. Часа через три, он прошел в реанимацию. За столом сидела молодая медсестра, которую он раньше не видел.

— Доброй ночи! — сказал он, и девушка подняла на него глаза, сняв очки, в которых читала. — Как ведет себя Скворцов?

— Все показатели в норме. Час назад пришел в себя. После укола спит. Его кровать справа у стены, — ответила она, глядя на него своими зелеными глазами.

— Ты новенькая? Как зовут? — спросил доктор.

— Я работаю здесь второй год: два раза в неделю в ночь и сутки в выходной. Учусь на третьем курсе, а зовут меня Виктория.

— Поступала после школы?

— После медучилища.

— Тяжело учиться и работать?

— Я справляюсь, — говорила она, а сердце чуть не выскакивало из груди. Вике очень нравился Данилов Алексей Михайлович, 1975 года рождения, хирург, окончивший университет за два года до ее поступления. Это был молодой мужчина, ростом чуть больше ста восьмидесяти сантиметров и весом не меньше восьмидесяти килограмм. Шатен с короткой стрижкой густых волос, серо-синими глазами, балагур, весельчак и любимец женщин. Она прекрасно знала, что Данилов женат на яркой блондинке, что у него растет маленькая дочь, но этот факт ее не огорчал. Она была влюблена в него уже месяцев восемь, и эта любовь была безответной и молчаливой.

Данилову девушка очень понравилась. У нее была приятная внешность, без всяких следов косметики и природное обаяние. Для стандартов Данилова, юной деве не хватало роста сантиметров на пять-десять.

— Вика, мне можно пригласить тебя в кино? — спросил он, хитро глядя на нее.

— Вы, таким образом, пытаетесь меня обхаживать? Алексей Михайлович, у Вас жена, ребенок маленький, Вы посвятите им свое свободное время. Дело в том, что я не встречаюсь с женатыми мужчинами и не завожу романов на работе. Извините.

— Это ты меня извини. Что-то я разговорился. Спокойного тебе дежурства, — миролюбиво ответил Данилов, удаляясь.

— Спасибо, — ответила она и улыбнулась.

Прошла неделя, а Данилову никак не удавалось забыть новую знакомую. Он пытался найти в ней хотя бы, какой недостаток, чтобы переключить свое внимание и не находил. Возможно, ее «нет» и зацепило его, не знающего отказов. Он решил узнать о ней больше и поговорил с коллегой из реанимации. Разговор начался о больных, и перешел на Викторию.

— Петрович, у вас в отделении сестричка новая, зеленоглазая?

— Это Вика. Ты челюсть подбери, Казанова. Словом обидишь ее, будешь иметь дело со мной, я наслышан о твоих подвигах.

— Вот даже как? С чего вдруг? — удивленно спросил Данилов.

— У тебя, Лешка, мозги работают в одном направлении, да и то не в голове, а в головке. Таких сестричек, как наша Вика, в нашей больнице больше нет. Крутится, как белка в колесе, как юла, чтобы жить и учиться. Характер золотой и натура не продажная. Конечно, ходить в любовницах у таких как ты, было бы проще, но она себе цену знает. Ты не дури девчонке голову, не обнадеживай, ей и так в этой жизни досталось. Отец с матерью разошлись, передав ее бабке с дедом в детстве. Теперь отец в Америке, мать с бабкой в могиле. Бабка, мать отца, живет в трешке, а наша Вика в общежитии. Ты думаешь, я это от нее узнал? Как же, скажет она. У нее на все ответ: « У меня проблем нет». Ты профессора Павла Игнатьевича Карпова помнишь?

— Конечно, помню и его, и его лекции, но он, же умер.

— Вика его внучка, дочка сына профессора «американца».

— Ты хочешь сказать: внучка профессора, дочь американского гражданина живет в общежитии и работает у тебя в отделении?

— Она работает так, что бывает и врач рядом с ней бесполезен. Поэтому, Леша, заставь думать свою голову. Ты меня услышал?

Данилов решил подружиться с Викой. Он встретил ее после дежурства рано утром в воскресенье, надеясь провести этот день с ней.

— Вика, садись я тебя подвезу, куда скажешь, — открывая пассажирскую дверь авто, предложил он. Совсем не обращая внимания на то, что этот его порыв может быть кем-то замечен.

— Доброе утро, Алексей Михайлович. Если можно, отвезите меня на автовокзал, я, кажется, опаздываю на автобус. Дедушка знает о том, что я приеду, и будет волноваться. Я бываю у него в свободный выходной, возвращаюсь рано утром на следующий день, вечером автобусов нет.

— Далеко ехать? — спросил Данилов, разворачивая машину.

— В Лебяжий. Это сорок шесть километров от города, — ответила Вика и стала рассказывать о городе и поселке.

— Давай я за тобой приеду часов в девять вечера, — предложил водитель, с интересом выслушав ее.

— Спасибо. Я по старой памяти доберусь сама.

— Ты меня боишься? Почему? Или я тебе не нравлюсь? — задал Данилов вопросы, и теперь ждал ответов, остановив автомобиль на автостанции.

— Я себя боюсь. Боюсь, не справится со своими чувствами, боюсь, стану причиной разлада в вашей семье, боюсь ошибиться. Вы мне нравитесь, — сказала она, поцеловав его в щеку, и вышла из машины, забрав свою сумку. — Спасибо за помощь.

Она шла к автобусу, а Данилов смотрел ее в след и сидел, как истукан, переваривая услышанное. Девушка была в него влюблена, и это вселяло надежду. Семья у Данилова была, да только ладу в ней не было. Он женился через год после окончания института. Через год родилась дочь Женька. Это была единственная отрада. Жену, вернее невесту, ему нашла мать, уставшая от бесконечных романов сына. Раиса Николаевна нашла приличную партию сыну. Девушка была симпатичная и обеспеченная, что явилось основным мотивом. Семья самих Даниловых вовсе не бедствовала, но слияние капиталов семей всегда перспективно. Бесперспективной была профессия самого Алексея. Он был врачом и совсем не имел представления о «финансовых потоках». Уже через год, он осознал, что сделал большую глупость, женившись на Руслане. Да, она была хороша в постели, с ней не стыдно было появляться на приемах, пока она не открывала рта. Бог, наделив ее внешностью, посчитал, что этого вполне достаточно в сумме с деньгами ее папы. Все, что ее интересовало, можно пересчитать по пальцам одной руки: отдых за границей, клубы, бары, шопинг, секс. Дочь она не кормила, сразу передав ее после рождения няне. Жили в трехкомнатной квартире, купленной родителями в долях. Через день приходила повар, она же горничная, занималась готовкой, стиркой и уборкой. Данилов жил на всем готовом, но это его и раздражало. Жена не хотела даже разогреть ужин, говоря: — «Котик, сделай это сам». Одним словом, за комфорт и уют, за полезные и вкусные обеды, оплаченные тестем, он расплачивался натурой с Русланой. Речи о чувствах не было, а когда дочери исполнилось два года, отношения с женой совсем испортились. Они жили, как два соседа в коммунальной квартире, которые не ссорились, но которым не было дела друг для друга. Именно в это время Алексей и встретил Викторию. Их роман развивался постепенно. Алексей не давил на Викторию, а она все тянула с конфетно-букетным периодом, который ограничивался походом в кино, парком, кафе с мороженым и провожанием ее до общежития. Данилов ни разу не догадался подарить ей цветы, а вместо конфет, приносил ей шоколад тогда, когда совпадали их дежурства. Влюбленная Виктория и не требовала от него большего, ее все устраивало. Сдав последний экзамен за третий курс, Вика согласилась на романтический ужин в ресторане, а ночь они провели в съемной квартире. Алексей окончательно потерял голову от неискушенной Вики. Откуда ему было знать, что партнером у нее был одноклассник, который настоящего секса и не видел, да насильник, который доставил одни проблемы. С каждым днем она нравилась ему все больше может еще и потому, что уличив жену в измене, его не терзали муки совести, и он отдался целиком своим чувствам. Трудно скрыть то, что написано у тебя на лбу крупными буквами. Мать Алексея заметила разительные перемены в сыне и решилась на откровенный разговор с ним. Сын не стал вводить мать в заблуждение и признался, что увлечен девушкой, причем взаимно. Что с Русланой стоит развестись, но при этом попытаться оставить Женю с отцом. Мать «вычислила» любовное гнездышко и явилась на старую родительскую дачу рано утром в субботу без звонка, когда не было еще и семи часов.

— Ну и где твоя неземная любовь? — спросила она сына, проходя в комнату и ожидая увидеть девицу спящей.

— Если вы меня имеете в виду, то я на кухне готовлю завтрак. Доброе утро! — показалась Вика из кухни.

— Чем ты кормишь моего сына после трудовой ночи? А утро не для всех доброе.

— Утро не может быть недобрым, хотя бы потому, что несет новый день. Если Вы намерены меня воспитывать, оскорбить или унизить — начинайте. У меня против них стойкий иммунитет, и на качество завтрака это не повлияет. К тому же я ограничена во времени, а мне хотелось бы о себе узнать что-то новое, — говорила Вика, не бросая своего занятия и продолжая делать горячие бутерброды. — Вы будете завтракать?

— Спасибо, я сыта. Ответь мне на один вопрос: откуда ты такая взялась? — спросила мать Данилова, глядя на Вику в упор. — Кто ты такая, вообще?

— Одним словом на этот вопрос ответить сложно. Чтобы Вас не нагружать лишней информацией скажу так: по линии мамы — я деревня деревней, а вот по линии отца — интеллигентка в пятом или шестом поколении, внучка профессора и дочь американского гражданина. Моя бабушка Карпова Софья Павловна, кандидат наук, живет в нашем славном городе. Я студентка четвертого курса медуниверситета. После занятий подрабатываю медсестрой в больнице с Вашим сыном. Это коротко.

— Ты забыла добавить: хищница, разлучница, авантюристка.

— Я Вас в чем-то обманула? Украла то, что плохо лежало? У Вашего сына растут такие роскошные рога, что вам пора невестку воспитывать, а не меня. — Леша, завтрак готов. Сделай одолжение, съешь хотя бы парочку. Обед в пакете, определи его в холодильник. — Вы меня извините, Раиса Николаевна, Ваш сын уже взрослый мальчики может принимать решения сам. Если он решит, что ошибся в выборе, я не стану его преследовать и отпущу с миром, а пока он не принял такого решения, я буду любить его как прежде. — Удачного дня, дорогой! — сказала она, поцеловав его в щеку, и направилась в спальню.

— Куда она? Я еще не договорила, — в сердцах сказала мать.

— У Вики суточное дежурство, а на работу мы добираемся врозь. Ты зачем приехала? Решила устроить скандал? С Викой этот номер не пройдет. Она слишком умна, чтобы отвечать глупостью на глупость. Ты разве не поняла, какое сокровище я нашел? Заметь, я ей ничего не обещаю, мы просто наслаждаемся жизнью.

— Какая бы она хорошая не была, у тебя нет с ней перспектив. Тебе нужно держаться семьи. Ты лишишься всех денег.

— Мам, какой семьи? От нее давно остались одни развалины. Вике ваши деньги не нужны. Наше убежище похоже на номер «Люкс»? Ты видела, на чем она готовит и что? Ты попробуй завтрак, а потом поговорим о финансах. Видя, что я к ней не ровно дышу, она могла потребовать съемную квартиру?

— Я бы так и поступила, — сказала мать, жуя бутерброд.

— Ты мам ни она. Она едет на дачу с двумя пересадками и не жалуется на неудобства. Я ее два месяца добивался, третий месяц живем вместе, а я часы считаю до встречи с ней. Она настоящая, искренняя. У меня таких бескорыстных еще не было. Ну, нет за ней больших денег, вместо них большая душа.

— У нас их тоже не будет, если ты разведешься с Русланой. В выходной вы будете здесь?

— Нет. Я буду с Женей дома, а Вика поедет к деду в деревню. Это ее еженедельные поездки и она не собирается их отменять даже ради меня. Деду63 года и он там совсем один.

— Чем же она добирается? — спросила мать, у которой созрел план встречи с Викторией.

— Автобусом с автовокзала, а ведь могла и меня заставить.

Утром в восемь часов Раиса Николаевна караулила Викторию у входа в больницу. Девушку она узнала сразу, как только та открыла дверь.

— Вика, можно тебя на минутку. Садись я тебя довезу до автостанции. Мы вчера так и не договорили, — попросила мать Данилова.

— Здравствуйте. Будете ругать или воспитывать? — сев в машину, спросила она. — Я выслушаю Вас молча. Не спорить, не оправдываться, не обещать то, чего не сделаю, я не буду.

— Нарисую тебе перспективу, а ты сама решишь: что делать и как поступить?

— Хорошо, говорите. Я так понимаю, Алеша не знает о Вашем визите?

— Не знает. Его жена беременная вторым ребенком и намерена рожать. Пока ребенок не родиться и не сделают тест ДНК, о разводе можно не заикаться. Я сейчас пекусь не столько о сыне, сколько о семье вообще. Пройдет не меньше года, а в это время у него запланирована стажировка за границей, — говорила она, внимательно следя за дорогой.

— Вы не уверены в том, что это ребенок Алексея?

— Я уже не в чем не уверена, кроме того, что из Русланы мать никакая. Если это способ удержать Алексея, то очень глупый. А, если это ребенок все же его? Выходит, он спит и с тобой, и с женой, а значит, между ними не все так плохо. Как тебе такое положение дел? Изменой это назвать нельзя, они все же женаты, но и бедной овечкой он не является. Значит, он тебе чего-то не договаривает.

— Вы хотите сказать мне, чтобы я оставила Алексея в покое? В этом случае в его жизни ничего не поменяется, он сможет уехать с семьей на стажировку. Я правильно вас поняла? Тогда ответьте мне: чего стоит эта призрачная перспектива? Вы готовы навязать сыну чужого ребенка ради его роста, карьеры? Я этого не понимаю.

— Тебе и не надо ничего понимать, девочка. Я тебе обрисовала возможную ситуацию. Дай ему самому сделать выбор: беременная Руслана со специализацией за рубежом или ты, со своим дедом и незаконченным образованием. Я прошу тебя только об одном: не дави на него.

— Вы знаете, сегодняшняя ночь многое изменила. Даже не случись между мной и Вами этого разговора, я уже прекратила все отношения с Вашим сыном. С таким цинизмом я встречаюсь в первый раз. Мы расстались с ним утром, не прошли и сутки, а он занимается сексом прямо на рабочем месте во время дежурства с другой. Видимо, для него это нормально, а вот для меня это начало конца. Я рассталась с Вашим сыном. Вам не о чем беспокоиться. Извините. Я пойду. Прощайте.

Виктория вышла из машины и неторопливо пошла к автобусу, а Раисе Николаевне вдруг стало жаль эту молодую особу, которая, скорее всего, впервые столкнулась с мужским предательством и разочарованием. Вика, заняв место в салоне автобуса, прижалась виском к стеклу окна, прикрыла глаза, но вместо сна в дороге, еще раз пережила неприятные минуты прошедшей ночи.

Часы показывали полночь, когда она набрала номер телефона сокурсницы, работающей в отделении хирургии.

— Свет, не забудь забрать реферат на посту. Я утром могу тебя не увидеть. Сразу после смены поеду к деду.

— Вика, я освобожусь и забегу. А лучше ты через полчасика зайди, я тебе сразу и деньги отдам.

Вика через сорок минут подошла на соседний пост.

— Саш, послушай, пожалуйста, моих. Я в хирургию на пять минут и назад, — попросила она и вышла из отделения.

На посту Светланы не оказалось. Кабинет ординаторской был закрыт. В отделении была тишина. Вика прислушалась и услышала ни то вздох, ни то стон. Это была больница, здесь возможно такое. Она прошла дальше, где располагалась комната отдыха, дверь была чуть приоткрыта и звуки шли оттуда. Она приоткрыла дверь чуть шире, и ее ноги словно приросли к полу. На столе, согнув ноги в коленях, на спине лежала Света, именно она издавала «охи», а Данилов, прикрыв глаза, ритмично двигался. Вике показалось, что она даже покраснела от того, что увидела. Рывком, закрыв дверь, она, почти бегом, вернулась на пост Светланы, бросив реферат на стол, и очнулась в своем отделении. Присев за свой стол, она обхватила голову руками: «Черт меня понес именно в это время. Ни раньше, ни позже, а в самый момент, — думала она, дрожа от нервного напряжения. — А может, все к лучшему? Оказывается Данилов та еще птица, которую в народе называют д…..б». Прошли минут десять. Ее мысли прервала Светлана.

— Не делай трагедии из того, что видела, — говорила она, положив на стол купюру. — Спасибо за помощь. Скажи: что сверхъестественного произошло? Ну, трахнул меня Данилов, так я сама этого хотела, обхаживая его целый месяц. Вика, там такой агрегат! Давно я не получала такого удовольствия. — Она даже не заметила, что подруга чем-то расстроена, обняла Вику за плечи. — Это было необыкновенно. Теперь я понимаю всех баб, которые от него без ума.

— И рассмотрела, и удовольствие получила, молодец. Давно это у вас? — не глядя на Светлану, спросила Вика. — Вы бы двери закрывали. Может, ты специально меня пригласила на сеанс порнофильма?

— В первый раз. Он мне виделся таким непреступным, а оказался вполне предсказуемым. Какие двери, когда в голове одна мысль: еще! А о твоем приходе я вообще забыла. Ты же знаешь, я всегда добиваюсь своего. Я очень настырная.

— Ты не настырная, ты ненасытная. Извини, что помешала. У тебя до утра еще есть время.

— Сегодня сеанса уже не будет. Он, кажется, расстроился, что попался, а мне плевать. Я его от жены не увожу, а сексом с ним буду заниматься все дежурства. Ты же нас не выдашь?

— Светка, мне глубоко плевать на то, кто с кем, когда и сколько. Иди уже, работай, сексбомба. «Как бы она со мной разговаривала, знай о наших отношениях? А, если знает, зачем этот цирк? Нет, мы наши отношения не афишировали. Мы не появлялись с ним вдвоем нигде. Это я приняла такое решение, а он не возражал, — думала она. — Данилов мне ничего не обещал, и обвинить мне его не в чем. Да, мечтали, но это ведь не вредно». Кроме грусти, другого чувства не было. До утра смена тянулась нескончаемо долго.

Дедушка встречал ее всегда с радостью. Он за два года научился жить сам. В свои шестьдесят два, выглядел молодцом, и большую часть времени проводил в лесу. Только с наступлением холодов возвращался в дом в поселке или в выходные, когда ждал Вику. Он знал, когда приходит автобус и ждал внучку у калитки. Увидав деда, Вика помахала ему рукой.

— Как дела у студентки отличницы? — спросил он, открыв калитку и обняв внучку.

— Все хорошо, дедуля. Я к тебе на два дня, не прогонишь?

–Раз на два дня, значит, что-то случилось. Будешь душевные раны лечить? — спросил он, забирая у нее сумку и обнимая за плечи. — Пойдем, за завтраком все мне и расскажешь.

— Да, говорить особенно, дедуля, не о чем. Казалось, встретила большую любовь, а она возьми, да и пройди мимо, даже не остановилась. Чего о ней говорить? Грустно, не спорю, но это не повод раскисать. Говори, чем займемся? Чем тебе помочь? Но для начала разбери сумку, чтобы сам знал, чего у нас не хватает. Мои вещи в пакете, а все остальное твое, — моя руки под умывальником, говорила Вика.

— Ты для начала себе помоги, а уж потом поговорим обо мне. Ты у бабки была?

— Не могу, дедуль. Как ты себе это представляешь? Я два года учусь. Она женщина умная, инициативная, нашла бы меня сразу, если захотела. Неужели ты думаешь, что Павел Игнатьевич ей не сказал обо мне? Приду я к ней и что скажу? Не могу, извини. Не нужна я ей.

— Не заводись! Не хочешь — не ходи. Я так, к слову спросил.

— Ты знаешь, я на неделе на вещевой рынок собралась. Мне обувь нужно купить. Ты подумай, может, что тебе нужно. Ты не стесняйся, у меня скоро зарплата.

— Давай позавтракаем, да в лес прогуляемся. Разговор у меня к тебе есть. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, но я должен тебе кое-что рассказать и показать. Согласна? Обед у меня готов, а на ужин картошки нажарим. Идет?

Плотно позавтракав, дед с внучкой надели походную одежду, сапоги и, вместе с овчаркой по кличке Михась, пошли в сторону леса.

— Как здесь хорошо. Тихо, спокойно и дышится легко.

— Викуся, ты прости меня внучка, что заставляю тебя вновь вспомнить пережитое, но разговор пойдет именно об этом. Твой обидчик не просто приезжал навестить твою мать и Василия. Не простые были у них в городе дела, от того и приехали они в поселок пересидеть какое-то время. Сторожили они здесь вдвоем ворованное, да награбленное, а подонок этот и приезжал за ним. Когда ты в лес убежала, ни Катя, ни Василий уже не дышали. В Василии пуля была, а Катюшке он голову пистолетом пробил, они уже остывали. Я парня к печке подтащил, чтобы посадить дальше от пистолета. На голове у него рана была от моего удара и немного крови. Очнулся, просил скорую вызвать, не хотел помирать. Руку ты ему перевязала? Болезнь у него какая-то, что кровью может истечь. Я пообещал, он мне денег сулил больших. Парня приложил об печь головой. Открыл сумку, а там чего только нет. Золотые побрякушки и деньги пачками. Намотал я на свою руку полотенце, достал половину знакомых мне денег, сунул их в пакет. Табуреты опрокинул, а тут Маша на пороге падает без чувств. Я про все на свете и деньги забыл. Пошел за участковым, оставив все, как есть. Не до чего мне не было тогда дела. Остальное ты знаешь. Ты уже в город уехала, когда я на них наткнулся. Я, оказывается, их под стреху засунул и забыл. Из этих денег я Маше и Кате памятник поставил, а Василию крест. Деньги в лесу. Хозяев побрякушек может, и найдут, а вот иностранным деньгам, могли еще у нас ноги приделать. То, что я взял, моральная компенсация за тебя, за мать, за бабушку. Не суди меня строго. Я от пенсии до пенсии проживу, а вот ты себя со своей работой и учебой загонишь. Это не дело месяц горбатится на сапоги, второй, на джинсы, третий на кофту, и опять по кругу. Купи все сразу. Пусть это будут не меха, но теплые и удобные вещи. У тебя четвертый курс, ты у меня уже взрослая девушка. Осуждаешь?

— Не думай об этом, дедуля, — она обняла старика. — Деньги я обязательно возьму и куплю все новое. Ты думаешь, их уже не хватятся?

— Они полгода таскались из города. Весь дом перевернули и перерыли. Не знаю, чего еще искали. Все мне в вину ставили то, что не поторопился фельдшера вызвать быстрее. Их только это и волновало. Не должен он был выжить после того, что сотворил.

— Успокойся, дорогой мой дедуля. Давай забудем об этой истории, как о кошмарном сне. Я знаю, родной, это очень трудно, но возможно. Время лечит.

— Ты, Викуся, открой счет в банке и положи деньги туда. Пусть они всегда будут под рукой. Не в общежитии же их держать.

— Деда, а как я объясню их происхождение, если кто спросит?

— А я дом продал, где Катерина жила. Дом покупателю и не нужен, а вот участок понравился. Есть договор на тридцать пять тысяч. Вот тебе и оправдание. Сотню положишь в два разных банка, вторую поделишь и оставишь часть дома, часть заберешь на покупки. Умирать я не собираюсь, похороны откладываются. Идем домой. Завтра наваришь мне борща на неделю, — говорил он, беря внучку за руку, как в детстве.

Виктория уехала в понедельник в пятнадцать десять, а в шестнадцать тридцать уже оформляла вклад в одном из банков города, чуть позже в другом. Она очень волновалась. Во-первых, потому, что впервые держала в руках такую сумму. Во-вторых, она до конца не была уверена, что деньги настоящие. Оба договора она сложила в свою сумку. Перекусив по дороге, вернулась в общежитие и легла спать. Сон в эту осеннюю ночь был крепким и без видений. Об Алексее она старалась не думать, хотя удавалось это с трудом. Вспоминались только приятные моменты, и от этого было грустно. Внутренний будильник сработал в шесть утра. Она себя чувствовала отдохнувшей и бодрой, а предстоящая поездка на рынок, делала настроение приподнятым. «Прогулка» по вещевому рынку закончилась для нее очень удачно. Она купила все что хотела и даже больше. Теперь ее гардероб пополнился и осенними верхними вещами и зимними. Полупальто в коричнево-бежевую клетку с капюшоном, отлично сочеталось с белой вязаной шапкой и шарфом, утепленными джинсами и высокими теплыми белыми кроссовками. Легкий пуховик цвета темного шоколада средней длины под пояс и теплые ботинки в тон. На обратном пути, Вика зашла в салон связи и купила телефон для деда. «Он будет первое время недоволен, а потом смирится», — думала она, оплачивая покупку. Она успела разобрать покупки до того, как соседка по комнате пришла с занятий.

— Вика, ты банк ограбила?

— Нет, дедушку, — отвечала она, улыбаясь.

— Сколько же ты потратила?

— Цены знаешь, можешь сложить в уме.

— Я не вижу ни одной кофты.

— А я их и не покупала. Под халатом не видать, получу зарплату, куплю кофту, — ответила она, совсем забыв об этой части своего гардероба. Ее в первую очередь волновала верхняя одежда.

— Слушай, Вика, ты не хочешь еще подработать?

— Оль, ты сейчас решила поиздеваться надо мной таким вопросом? Я три ночи из шести-семи сплю нормально.

— Работа днем. Три-четыре часа. Пожилым прописывают амбулаторно уколы. В поликлинику им ходить с больной спиной или ногами, с давлением тяжело, поэтому те, кто может заплатить, ищут таких, как мы.

— И много таких платежеспособных?

— Зря смеешься. Больному легче заплатить за лечение, не выходя из дома, а не заказывать такси или ждать очереди в поликлинике. Заметь, наши услуги гораздо дешевле тех, которые оказывают платно в поликлинике. Внутримышечная инъекция — семьдесят рублей, внутривенная — сто-сто двадцать. Зависит от вен пациента. Все лекарства, шприцы и спирт их, наши перчатки и бахилы. Пойдем, у тебя же такой опыт.

— Давай попробуем, но с одним условием: пациенты должны жить в одном районе, или хотя бы в соседнем. Мы на одной дороге времени потеряем больше, чем на процедурах.

— Будем меняться, и подбирать адреса по районам.

— Куда я буду складывать деньги? — улыбнулась Вика.

— Ты умница подсчитай: пять пациентов, пять дней в неделю и пусть по одному уколу в мышцу и вену. Как думаешь, какая сумма выходит? Больше четырех тысяч. Минус транспорт. Это за четыре часа работы. Ты за свои сто сорок часов и более получаешь шесть-семь. При этом не досыпаешь. Есть разница? Конечно, есть и в этой работе свои подводные камни. Характер пожилых людей не сахар, особенно у одиноких, приходиться подстраиваться.

— Оль, твоя подработка не стабильная. Сегодня, может быть, пять пациентов, а завтра ни одного. Но я рискну попробовать. Давай с понедельника и начнем. Мне на смену пора.

У входа в отделение ее ждал Данилов.

— Привет! — глядя на нее виновато, сказал он.

— Здравствуйте, Алексей Михайлович. У Вас ко мне дело? Времени до смены остается мало. Говорите, что хотели и я пойду.

— Вика, я виноват. Прости меня, пожалуйста.

— Я Вас ни в чем и не обвиняю. Вы мне не давали обед верности, да я и не просила об этом. Мне не понятно только одно: это Ваша сексуальная неудовлетворенность или распущенность? Мне очень неприятно, что все закончилось, таким образом, но я сама виновата в том, что позволила себе связь с мужчиной, который женат и ждет второго ребенка. Да, я знаю и об этом. Я убедила себя в том, что Вы действительно одиноки, поверила Вам и доверилась. Я не строила иллюзий, я просто жила с Вами и для Вас. И что получила в итоге? Это, как плевок в лицо. Вы примите к сведению то, что у Светланы мужчины делятся на две категории: те, которые могут удовлетворить ее, и те, которых удовлетворяет она, но по таксе. По ее отзыву о Вас, Вы попадаете под первую категорию, но выбор теперь будет делать она: когда, где и сколько. Прощайте, доктор Данилов.

— Ты не пожалеешь о своем решении? Ты пока никто, Вика. Ты ничего собой не представляешь. Смазливая студентка, каких много.

— Пожалею? О чем? О том, что не Вы меня содержали, а я Вас? Может, Вы мне делали подарки, водили по дорогим ресторанам? Решили, что Вы для меня благодетель? Не думаю, что у Вас будут ко мне претензии. Смазливая студентка досталась Вам даром. Вы сами говорили, что я очень сильная и упрямая. Когда-нибудь и я стану доктором. Возможно, смогу забыть то, что видела, а теперь и слышала, — сказала она и вошла в отделение. «Грустно осознавать свои ошибки, — думала она, переодеваясь и глядя на себя в зеркало. — Влюбляйтесь, Виктория Андреевна, в холостых мужчин. Любите, кого хотите вне стен больницы».

Через неделю Вика приступила к работе процедурной сестры. В квартире, где больной находился ни один, было проще. Сделал уколы, получил деньги и ушел. А вот там, где пожилой человек проживал один, приходилось набираться терпения. Дефицит общения делал человека разговорчивым и любопытным. С такими нужно было идти на хитрость. « Я приду к Вам завтра, в самом конце и вы мне обо всем расскажите», — обещала она пожилому человеку. Обещание она обычно сдерживала. При подобных обстоятельствах она побывала в квартире своей бабушки Софьи Павловны. «Это судьба, — подумала она, читая список и адреса. — Дом, милый дом! Здесь я прожила почти до десяти лет». Звонок в квартиру, она представилась и поднялась на этаж. Она с волнением ждала этой встречи и была довольна тем, что бабушка ее не узнала. С их последней встречи прошло двенадцать лет. Год назад она видела ее и отца на похоронах деда, но не подошла. Сделав свою работу, Вика получила деньги и попрощалась. Софья Павловна, которой исполнилось шестьдесят четыре, уже к вечеру знала о медсестре все. В следующий приход Вики, она решилась с ней заговорить.

— Почему ты меня обманула и не сказала всей правды? — строго спросила она.

— В чем я Вас обманула и зачем Вам моя правда? Я Вас как медсестра устраиваю? Прилягте, я должна работать, — ответила Вика, волнуясь.

— Ты думаешь, я не раскаиваюсь в том, что отказалась от тебя? — устраиваясь на диване, спросила Карпова.

— Я не думаю, я знаю. Что Вам мешало возобновить общение два года назад? Вы ведь знали о том, что я общалась с дедушкой? Я и на похоронах была. Видела и Вас, и отца. Только сделала вывод: что не нужна я ни Вам, ни ему. Это ни я Вас забыла, это вы меня вычеркнули из своей жизни. Я многое помню и не понимаю: почему нельзя было просто оставаться хорошими знакомыми, если не друзьями? Я помню наши занятия в бассейне и катке. Вы же гордились мной. Дедушка мне всегда говорит: — «Вика, не живи прошлым, прощай обиды и расставайся с теми, кто тебе лжет. Солгав однажды, солгут и вновь».

— Ты часто с ним видишься?

— В один из выходных в неделю у меня нет смен, и я еду к нему.

— Как же ты выдерживаешь такие нагрузки?

— У меня нет выбора. Отдыхайте. Дверь я захлопну. До завтра.

На следующий день Виктория звонила в дверь бабушки без всякого волнения. Она сама предоставила право выбора бабушке: поддерживать с ней отношения или оставаться на прежней позиции.

— Добрый день, — снимая верхнюю одежду и надевая бахилы, говорила она. — Как себя чувствуете? Что с настроением? — вытирая руки, спрашивала она. — Не хотите разговаривать, я не настаиваю, можно и помолчать. — Она готовила уколы, и обе молчали. — Софья Павловна, если вам неприятно меня видеть, я найду себе замену, — говорила она, делая инъекцию. — Я оставлю Вам номер телефона, захотите, позвоните. Но завтра, я приеду рано, а часов в десять, мы поедем с вами навестить Павла Игнатьевича. Согласны?

— Я буду ждать, — ответила Карпова, едва сдерживая слезы.

Вика купила цветы, приехала к дому Софьи Павловны и вызвала такси. Вдвоем они посетили кладбище. Убрав опавшую листву с деревьев и вытерев недавно поставленный памятник, они возложили цветы. Оставив бабушку одну, Вика отнесла мусор в ближайший контейнер. «Дедушка, у нас все хорошо. Живем дружно. Ты не беспокойся, все наладится».

— Спасибо, Вика. Ты на обед останешься?

— Нет. Я сумела отпроситься на четыре часа. У меня суточная смена сегодня. Я приеду в понедельник. Завтра я должна ехать к дедушке в поселок.

— Тогда до понедельника. До свидания, — сказала Софья Павловна, выходя из такси. — А ты зачем выходишь?

— Я на маршрутке доберусь, так дешевле. Всего доброго.

« Старая, упрямая, безголовая ослица, — ругала себя Софья Павловна. — Живешь, как у Христа за пазухой, а за такси, за цветы внучка платит. Разве это не самодурство? Знаешь, что девчонке деньги не с неба сыпятся. Сын в жене души не чаял, а меня ревность душила. Катерину во всем обвиняла, а она меня семь лет терпела. Это же я к их разводу руку приложила, и чего я добилась? Сын за океаном, сноха в могиле, а внучка рядом, но далеко. Почему я не согласилась с Пашей и не позвала ее в дом? Почему я, глупая старуха, оттолкнула девочку тогда, когда была ей нужна? Это не Катерина виновата во всем, а я. Это моя ревность разрушила жизнь сына и Вики. А чтобы было не так больно за свою подлость, я и искала виноватых. Я даже себя сумела убедить в этом. Мне скоро шестьдесят пять лет. Для кого и чего я живу? Надо налаживать отношения с Викой. Это нужно ни ей, это, скорее, нужно мне.