Женский портрет. Эссе о писательницах

Лилит Базян

Легко написанные увлекательные эссе о жизни писательниц. Вирджиния Вульф, Джейн Остин, Луиза Мей Олкотт… Любимые книги, яркие жизни.

Джейн

«Долгожданное событие, осуществившись, вовсе не приносит ожидаемого удовлетворения. Приходится поэтому загадывать новый срок, по истечении которого должно будет наступить истинное блаженство, и намечать новую цель, на которой сосредоточились бы помыслы и желания, с тем, чтобы, предвкушая ее осуществление, испытать радость, которая сгладила бы предшествовавшую неудачу и подготовила к новому разочарованию».

«Гордость и предубеждение»

Живость ума и веселость нрава весьма ценились в английском обществе XVIII — XIX веков. Думается, и в наши дни подобные достоинства не останутся неоцененными. Юные барышни по-разному пользуются дарами, коими наделяет их щедрая матушка природа. Кому-то нравится блистать в высшем обществе, кто-то предпочитает стоять в сторонке и посмеиваться в кулачок над разыгрываемыми сценками из человеческой комедии. Такова Лизи из знаменитой «Гордости и предубеждения», такова героиня другого романа, рассудительная Энн Эллиот, такова была сама Джейн. Мы не претендуем на достоверность изображаемого нами портрета, лишь набрасываем штрихи, ведомые интуицией. «Чем больше я наблюдаю мир, тем меньше он мне нравится», — признается Лизи сестре. Насмешница Остен красноречиво живописует в письмах сестре Кассандре сплетни и нравы своего времени. Сомерсет Моэм, покоренный изяществом ее стиля, приводит с десяток цитат в своем эссе о писательнице: «У одиноких женщин наблюдается жуткая тяга к бедности, что и служит одним из веских доводов в пользу брака»; «Вы только подумайте, миссис Холдер умерла! Бедная женщина, она сделала все, что было в ее силах, чтобы ее перестали поносить»; «Вчера миссис Хэйл из Шерборна от испуга родила мертвого ребенка за несколько недель до того, как он ожидался. Полагаю, что по неосторожности она посмотрела на своего мужа». Метко сказано. Однако, если учесть, что письма писались без расчета на публикацию, а лишь как доверительный разговор двух сестер — автор из хрупкой и чувствительно барышни XIX века, ведь так принято представлять девушек, пишущих о любви, превращается в холодную, язвительную и, не побоюсь этого слово, бессердечную англичанку, не питающую особых иллюзий по поводу этого грешного мира. Вирджиния Вульф в статье «Джейн Остен» подчеркивает, как боялись окружающие меткого язычка Джейн. «Она обладала трезвым взглядом на жизнь», — слышу я голос воображаемого критика. Трезвость подразумевает под собой четкую уверенность в эгоизме и мелочности человеческого существа. Потому так трудно ее героиням не ошибиться в выборе возлюбленного, потому долгожданному принцу необходимо полностью, кардинально, преобразиться, и из надменного, напыщенного, равнодушного или излишне робкого и слабого чудесным образом превратиться в великодушного, тонкого, удивительно близкого, жутко необходимого, того самого, в конце концов. Потому так важно ему совершить подвиг, спасти от позора невинную девушку, разоблачить негодяя и завоевать, заслужить тем самым любовь принцессы-главной героини. Но увы, такое случается лишь в романах Джейн Остен. В обычной жизни придется запастись некоторым количеством снисходительности и доброты, без которых трудно разрешить людям оставаться людьми.

В аннотации к небольшому изданию, приобретенному мною в книжном на Тверской, в котором каждая страничка украшена золотой каемочкой, а длинной матерчатой закладкой можно отмечать наиболее полюбившиеся из иллюстраций Хью Томсона, написано, что «Доводы рассудка» — самое автобиографичное произведение писательницы. Удивительно увлекает. Переворачиваешь страницу за страницей и не оторваться. Этому феномену Остен удивлялось не одно поколение читателей. Энн Эллиот, героиня, совершила ошибку, поддалась разумным уговорам тетушки и разорвала помолвку с любимым. Но он возвращается, появляется собственной персоной где-то на 70-й странице. На мой взгляд, излишняя уступка любопытству читателя. Героиня в книге только одна, и мир романа — мир ее переживаний. Он приехал, он больше не любит ее, рассказывают, что он ухаживает за другой, он прошел мимо, взглянул, повернулся, сейчас он объяснится. Настолько велик накал ожидания, что любое оправдание оного неминуемо разочарует. Так было в пятнадцать, когда хотелось влюбленности и не волновало, существует ли предмет любви на самом деле. Главное можно грезить о нем и писать стихи. Так до конца повести и ждешь, когда же он скажет главное, а он все: «Вы надрываете мне душу. Я раздираем между отчаянием и надеждою. Не говорите же… Сердце мое полно…» — все не то, не то.

Она так и не вышла замуж в отличие от своих героинь. Впрочем, и о них мы не можем ничего сказать с уверенностью. Это экранизации предоставляют нам пышную картину обвенчавшейся пары, торжественно усаживающейся в экипаж и удаляющейся в сторону горизонта, а точнее богатого замка с великолепным парком вокруг. Автор же отделывается суховатой фразой: «Кто же не догадается о том, что было дальше? Если уж молодые люди забрали себе в голову соединиться, они непременно добьются своего…»

Губительны для сердца доводы рассудка.