Соломенный век: Сутемь

Леопольд Валлберг (2024)

После десятилетий затишья в регионе вновь появляются роботы — и вместе с ними враждебный народ. Семья лесных жителей оказывается втянутой в пекло вспыхнувшей войны и вынуждена пробивать себе дорогу в туманное будущее.

Часть 2

Ларс

— Что скажешь, Наиль? — Ларс, предугадав ход соперника, с видимой неохотой передвинул слона на шахматной доске назад, чтобы прикрыть им короля. — Не важно как-то у нас складывается.

— Почему? Нормально, по-моему, — ответил тот, поглощённый игрой.

Это «почему» было у него привычкой. Перед тем, как высказать своё мнение или принять решение, он всегда хотел услышать все обоснования. Поэтому его безоговорочно принимали как правую руку главаря, невзирая на скорее мягкий характер. По сравнению с грубым и напористым Ларсом у него был даже чрезмерно мягкий характер. Они и ростом не гармонировали друг с другом: Ларс был высоким и кряжистый, а Наиль низким и пухленьким. Первый смотрел всегда свысока наглым и вызывающим взглядом, слегка запрокидывая назад голову; подёрнутая сединой борода придавала его грозному виду ноту свирепости. Второй щурил глаза, и без того выдающие своим узким разрезом восточную линию предков, и поворачивал слегка голову в сторону, смотря на собеседника искоса с некой хитринкой во взгляде и почти всё время улыбаясь. Рядом с исполинской фигурой Ларса он больше походил на подростка, поэтому их редко можно было увидеть на улице шагающими вместе. Этих двух совершенно разных людей роднило одно: они всенепременно хотели испытать человека перед собой. Ларс испытывал людей на твёрдость характера, Наиль — на твёрдость здравого ума.

— А мне вот кажется это ненормальным! — Устав сидеть, Ларс встал со вздохом с табурета и прошёл два шага к краю просторной террасы. — Нас прижали к стенке, но вот уже месяц, как всё стихло. Не нравится мне такое затишье! Зимой они не хотели лезть на рожон, но теперь-то уже и весна почти прошла. Это ненормально! У этих уродов что-то гадкое на уме.

Ларс прогладил бороду, словно успокаивая себя, опёрся на парапет и посмотрел вниз. Двумя этажами ниже у входа в здание сидел на чурбане дежурный и от скуки ковырял ножом в деревяшке. На улице было мало людей и никто не хотел его порадовать хотя бы пустым разговором. Дальше по улице, где на поляне среди застроек обычно гнездились приезжие торговцы в палатках, устраивая базар, было чуть веселее. Этой весной торговцев не было, ибо ни один не решился приехать в Сутемь, но и без них жители охотно собирались по удобному случаю на большом пятачке, чтобы посудачить о разном. Дети сновали туда-сюда, играя в разные игры: взбирались то на смотровую вышку, то на стог сена — чтобы с восторгом скатиться вниз. Гуси важно пощипывали свежую травку, куры копошились в разных углах. Мужчины после трудового дня тоже любили сбиваться по разным углам площади в кучки. Когда кто-то приходил в город, они сразу стекались к воротам в ожидании интересных новостей.

Бегло осмотрев площадь, Ларс направил свой взор дальше за крепостные стены — на пустошь, которая простиралась между крепостью и сплошной стеной леса в версте от неё. Слишком тихо всё это выглядело. Хоть бы какой медведь показался из-за дальних деревьев, чтобы немного скрасить горожанам скуку. Его наверняка даже прогонять бы не стали, а скорее попробовали прикормить ради общей потехи.

— Понятное дело, — ответил после некоторых раздумий Наиль, подхватив больную тему. — После того, как они разграбили деревни, люди боятся селиться в стороне. Западная дорога под угрозой, а как раз по ней и было больше всего движенья. Только через горы к нам ещё ходят гости, да и то с опаской. Мы как мыши — забились в свои норы от лисы.

Сделав свой ход, он ещё раз посмотрел на шахматную доску. Вроде неплохо у него в этот раз получалось. Даже, пожалуй, хорошо. Надо будет рискнуть и снять ладью с охраны короля и тоже бросить её на фронт. В этой партии ему удалось избежать плохо обдуманных ходов, и он уверенно теснил фигуры противника, пользуясь преимуществом того, что у него есть ферзь, а соперник своего лишился и, забаррикадировавшись за пешками и подстраховавшись остальными фигурами, медленно двигался вперёд в надежде провести хотя бы одну пешку в ферзя.

— Вот это и плохо! — заключил Ларс, стукнув кулаком по перилам. — На их месте я бы сейчас стягивал по ней все силы и спокойно расставлял их в округе.

Он повернулся к собеседнику и опёрся локтем о парапет, бросив короткий взгляд на шахматную доску с таким видом, который говорил, что он полностью потерял интерес к игре.

Наиль неопределённо пожал плечами.

— Мы сделали всё, что могли. Патруль ушёл сегодня утром. К вечеру, если им ничего не помешает, ребята доберутся до Сходки. Чтобы оттуда по-быстрому прочесать лес до западной дороги, понадобится ещё день. Потом ещё один на дорогу назад. Так что раньше трёх дней они не вернутся. Другой патруль должен со дня на день объявиться. Подождём, что за новости они принесут, там виднее будет. У них дорога тоже нелёгкая: день до гор на востоке, ещё один в окружную назад вдоль болот до южной тропы, пока опять не выйдут сюда.

Предводитель ничего не ответил. Он прекрасно знал маршруты патрулей — сам по ним ходил, когда становилось скучно заседать в крепости, — и Наиль объяснял их скорее для того, чтобы успокоить себя в том, что больше они действительно сделать не могли. Оба понимали, что в данной ситуации им ничего другого не оставалось, как томиться дальше в ожидании неприятностей. Пришлый народ, обосновавшиеся где-то на южной стороне реки Бурной, которая обозначала границу владений здешних общин, был крепостному гарнизону не по зубам.

Ларс задумчиво направил свои глаза в другую сторону — на северо-восток, где простиралась гористая местность, взлохмаченная хвойными лесами. За дальними вершинами в двух днях пути отсюда находился соседний город Мираканд, который считался столицей этого края. Выносливый скаут мог добраться до него бегом и к вечеру, если бы тронулся в путь на рассвете. Только оттуда можно было уповать на помощь.

Крепость Сутемь лежала в долине, окаймлённой с трёх сторон горами. Если любоваться её видом с самой высокой горы, то можно легко представить себе, что когда-то миллионы лет назад на этом месте был кратер огромного вулкана, который извергся с саморазрушительной силой, слив магму на юг. С той стороны долину разрезала река, которая полностью соответствовала своему имени — Бурная. Питаясь горными источниками далеко на востоке, она несла свои быстрые воды на запад. Не каждый зверь отваживался пересечь её вброд, и не каждый из тех, кто бросался в борьбу с шумными потоками и коварными водоворотами, доплывал до другого берега. Очевидно горная вода унаследовала скверный характер своих огнедышащих предков, заодно присвоив себе русло застывших потоков лавы.

Войску, решившему пойти войной на богатый и хорошо обустроенный Мираканд, в принципе ничего другого не оставалось, как маршировать на запад по южному берегу в поисках подходящего места для переправы. И это, пожалуй, была самая маленькая трудность на их пути. Чтобы добраться до столицы, предстояло выбрать одно из двух: либо обходить цепь высоких гор, за которым она находилась, удаляясь ещё дальше на северо-запад, — либо искать перевалы через горы. В первом случае войско было бы своевременно обнаружено, и город встретил бы неприятеля во всеоружии, а столичный гарнизон насчитывал с резервом до трёх тысяч хорошо обученных воинов. В случае осады он легко вырос бы за счёт стянувшихся жителей прилегающих деревень и простых горожан вдвое-втрое. Это был крепкий орешек, который пока никому не удалось взять штурмом. Последние набеги лежали в далёком прошлом и остатки разбитых отрядов с концом сгинули в степях.

Во втором случае войску пришлось бы столкнуться с крепостью, населённой «лесными дикарями», которые привыкли к суровым условиям местной жизни и не желали кому-либо подчиняться. Сутемь служила столице важным форпостом, контролируя северный берег Бурной в большом охвате, который был покрыт обширными глухими лесами. Весной они заболачивались, когда сходил снег и начинались дожди, и только хорошо сведущие в здешней местности могли ходить по ним.

— Идут! — донёсся с вышки на площади окрик дозорных, разом прервав невесёлые размышления предводителя на террасе.

Площадь мгновенно ожила. Посыпались вопросы и возгласы, которые можно было расслышать даже здесь.

— Идут?

— Наконец-то!

— Все? Сколько их?

Наиль незамедлительно встал и тоже подошёл к парапету. Все, кто сейчас мог напрямую видеть смотровую вышку у южных ворот крепости, внимательно наблюдали за жестами дозорных. Слова можно было невнятно расслышать среди гомона, жесты же всегда были однозначными, и они говорили сейчас: «Четыре и одна коза». Знак козы всегда предвещал много интересного. Это значило, что патруль привёл кого-то с собой. В былые времена, когда люди свободно кочевали по лесам, это было обычным явлением, но теперь стало редкостью. С крыши здания штаба не видно было ещё прибывших, поэтому оставалось только ждать, когда они пересекут луг от опушки леса до крепости, пройдут в ворота и заявятся сюда, чтобы отчитаться и показать, что принесли с собой. А в данном случае — кого привели.

Ларс и Наиль с нескрываемым интересом смотрели, как группа людей, не задерживаясь долго на площади, направилась к ним. Между скаутами шла какая-то оборванка, которую нисколько не смущало общество местных жителей вокруг неё, каждый из которых оценивающе разглядывал её с ног до головы. Она не тупила боязливо глаза, а смотрела так, будто вокруг вообще никого не было. На первый взгляд она походила на безумного человека. Выражение брезгливости на лицах многих людей подтверждало это впечатление. Такое случалось с теми, кто терялся в лесах среди болот. Блуждая неделями в одиночестве, они день за днём сходили с ума и под конец уподоблялись диким зверям. Даже попав каким-то чудом назад в людское общество, они не всегда становились психически нормальными.

Скоро вся группа уже стояла на просторной террасе. Лица у скаутов были довольные. А как же иначе — все вернулись живыми-здоровыми, это значит, что стычек с врагами по пути не было. Вот, ещё и это чучело привели. Собственно, чего-то другого и ожидать не следовало, ибо только сумасшедший решил бы повести своё войско через болота на юго-востоке. Тогда уж точно не на Сутемь — а на самоутопление в одной из трясин.

Никто не решался говорить первым, тем более что предводители и не подавали виду, что готовы слушать. Наиль с любопытством разглядывал «чучело» — иначе эту женщину в оборванной одежде, всю измазанную грязью, нельзя было и назвать. Ларс даже не побрезговал приблизиться к ней, чтобы обойти кругом и внимательно рассмотреть со всех сторон. Он любил делать такое с незнакомыми людьми, чтобы заставить их нервничать. Совершив свой осмотр, он встал перед ней, деловито сложив руки на груди, и посмотрел прямо в лицо.

Следовало отдать должное этой дикарке — при виде набычившегося перед ней великана она не заробела и не занервничала. То, что она иногда резко мотала головой, сбрасывая с лица неряшливо слипшиеся волосы, и глуповато ухмылялась, можно было считать её нормальным состоянием. У сумасшедших на лице всегда видно то, что они думают. Так и у этой женщины выражение лица то надолго застывало в состоянии прострации, то мгновенно менялось, как сейчас. Полностью проигнорировав Ларса — как будто его здесь и не было, — она вдруг заметила шахматную доску на табурете и пошла к ней. При этом она не сочла нужным обходить препятствие в виде человека на пути, а направилась прямиком, будто вместо него тут стояло дерево, которому можно просто отогнуть ветви в сторону. Слегка толкнув его плечом (так она, очевидно, последние дни ходила по лесу, шатаясь от одного дерева к другому), она прошагала к доске и остановилась перед ней.

Даже Ларс не ожидал такого поведения, ведь обычно всё происходило наоборот. Никто ещё ни разу не смог проигнорировать его, не говоря уже о том, чтобы ввести этого упрямого истукана в состояние хотя бы лёгкого замешательства. Он с озадаченным видом переглянулся со скаутами, и те хохотнули, оценив по достоинству выдержку — или степень сумасшествия — дикарки. Хотя если ей была знакома игра в шахматы, то такой уж дикой она не могла быть. А она была ей очень даже хорошо знакома.

— Надо же, тебя боятся не потому, что ты сильный, а потому что не умеешь проигрывать, — выдала она вдруг после недолгого созерцания фигур на доске.

Внятно разговаривать она, оказывается, тоже умела. Это становилось теперь ещё более интересным, ибо никто не смог до сих пор опознать её. Странно, ибо не так много отшельников водилось в округе — и даже тех скауты знали в лицо.

— С чего ты взяла? — хмыкнул Ларс.

— С того, что тут достаточно одного хода, чтобы наголову разбить весь твой фланг вместе с ладьёй, которую приставили нянчиться с глупыми пешками. Ты же не собираешься ради их спасения жертвовать королевой? Может, тебе подхалимничают скорее из-за того, что ты внутри такой романтик? Любовь до гроба и всё такое…

Скауты теперь не ухмылялись, а уже громко ржали. Это же надо было так высмеять вожака, при этом не дав ему повода для мордобоя! Сумасшедшая, но, однако, вовсе не дура! Кое-кто, похоже, уже начинал менять своё мнение о ней. Ларс и тот благосклонно оценил её терпкий юмор. Сглотнув свой вырвавшийся смешок и прочистив горло, он ответил:

— Я играю чёрными.

— Вот как! — Теперь на лице дикарки отобразилось крайнее удивление. — Это же насколько скушно тебе живётся, если ты так по-детски поддаёшься?

— Что за чушь она несёт?! — возмутился Наиль. — Откуда ей это всё знать?

Взяв второго слона, который неприметно скучал в тылу, она поставила его белому королю под сруб.

— Шах! — объявила она. — Рубить можно только королём. Не отступать же, в самом деле, когда тебе даром отдают такую фигуру! Особенно если делают вид, что этот ход был оплошностью. И когда приманка съедена, можно захлопывать мышеловку.

Передвигая фигуры обеих сторон, оборванка комментировала ходы.

— А теперь, когда поле свободно, мы выпускаем коня порезвиться. Вот так.

Под удар попали сразу три фигуры.

— Ну, тут выбор невелик. Пешкой мы мелочиться не будем, и, наверное, уведём ферзя. Туда, где от него будет ещё меньше толку, чем сейчас. Потому что если отдадим его и оставим ладью, то бедный король останется на этом краю без своей охраны и чёрные загонят его в любой удобный для них угол.

Наиль с открытым ртом смотрел на демонстрацию его самого обидного разгрома. Обидного оттого, что коварство такой глубины в игре было ему пока неизвестно. Неужели Ларс действительно всё это время игрался с ним, как с ребёнком, чтобы в последний миг подло поставить подножку?

— Вот! — сказал тот скаутам, поучительно тыча на дикарку. — Вот что случается, когда к мужикам лезет баба! Она не просто испоганит всё удовольствие, а ещё и выставит всех полными дебилами! Из какого болота вы выудили эту кикимору, а?

Скауты загоготали громче прежнего, заставив собравшихся снизу людей ещё более чутко вслушиваться в разговор на верхнем этаже.

— Из грязного, — попытался сострить один.

Слабо, дружок! Ларс поморщился и перевёл взгляд на следующего.

— Мы вообще её не тащили, она сама за нами шла.

Ларс снисходительно улыбнулся. Так себе. Следующий? Стройный атлет искоса глянул на «горячий товар» взглядом продавца и почесал щетину на лице.

— Ну… мы подумали, что она может тебе понравиться…

Ларс провёл ладонью по своему лицу. Сплошные идиоты вокруг. Ещё как ему скучно живётся! Со слабой надеждой он посмотрел на четвёртого скаута.

— Всё-таки у тебя давно уже не было…

Темноволосый ражий верзила с кучерявой бородой многозначительно недоговорил. Остальные едва крепились, чтобы не попадать от смеха.

Вот умник нашёлся! Ларс с напускной яростью замахнулся на него. Кулак просвистел в сантиметрах от увернувшейся назад головы и со смачным шлепком вмазался в подставленную вторую ладонь.

— Гады! Сами сперва пробуйте, прежде чем предлагать! — гаркнул вождь.

Отмахнувшись от шутников, которые зашлись в рыданиях, держась за животы, он прошёл к доске. Встретившись глазами с Наилем, он развёл руками — дескать, извини, дружище, что так вышло.

Вежливо указав даме на свободный стул (откуда только набрался таких манер?), Ларс уселся напротив, не став дожидаться, когда она сядет первой.

— Давай, покажи мне, на что ты способна! — вызывающе сказал он, указав на шахматную доску.

— Я просто так не играю, — ухмыльнулась она.

Молча стерпев весь шквал насмешек, она не стала разыгрывать оскорблённую принцессу и тоже села. Видно было, что ей ещё не такое приходилось выносить. Да и чего обижаться, если первая начала задираться?

— Ого, какие мы отчаянные натуры! И что ты предлагаешь?

— Если я выиграю, то возьму себе любую вещь.

— А если проиграешь?

— Ну, тогда ты возьмёшь с меня, что захочешь.

Вытянув голову и чуточку привстав, Ларс ещё раз скептично посмотрел на её исхудалую фигуру.

— Могу отдать ферзя, так уж и быть, — томно вздохнула она.

Грациозно выпятив грудь и плутовато улыбнувшись, стрельнув при этом бровью, она начала расставлять фигуры на доске.

Теперь не сдержался даже Наиль, прыснув со смеха. Ларс с кислым лицом обвёл взглядом веселящуюся публику. Они слишком хорошо знали, что он мог пропустить мимо ушей многие шутки в свой адрес, находясь в хорошем расположении духа, но в долгу никогда не оставался.

— Слушайте, это нечестно! — возмутился атлет. — Какого хрена мы нянькались с ней всё время? Чтобы она теперь заигрывала с ним?

— Именно так! — злорадно поддакнул Ларс. — Хочешь на моё место? Давай, я никогда не против!

Он угрожающе закатил рукава и сделал вид, что готов тут же встать и помериться силой кулаков.

— Нашёл дурака, — отказался скаут с усмешкой. — Я лучше постою и посмотрю, как она об тебя ножки вытрет.

Он отшагнул в сторону, за спину дикарки «на поле белых». Товарищи оторопело посмотрели на него.

— Ты что, серьёзно?

— А почему бы и нет? — ответил он. — Я всю дорогу следил за ней. Мне сильно кажется, что она просто дурочку перед нами разыгрывает. Так что это ещё большой вопрос: мы её нашли в лесу — или она нас выследила. Слово даю — если она проиграет, я буду неделю чистить сараи и стирать ваши портянки!

Троица скаутов переглянулась между собой и дружно отшагнула от него на «поле чёрных».

— Давайте, рассказывайте свои байки, — подзывающе махнул Ларс им рукой.

Партия началась. Пешка белых уверенно перепрыгнула через две клетки, заставив его удивлённо вздёрнуть бровями. Плохие игроки всегда открывали игру центральным гамбитом. Хорошие — королевским, хотя их можно было по пальцам на одной руке перечесть. Давно он уже не встречал человека, который предпочитал ферзевый гамбит. Очень удобная тактика, чтобы сбить неопытного соперника с толку и уже с первых ходов навязать ему агрессивную манеру игры. Что ж, посмотрим, как хорошо она владеет этим дебютом.

Скауты многозначительно переглянулись, следя за игрой со стороны.

— Ну? — напомнил им Ларс.

— С юго-восточной стороны всё чисто на расстоянии в день, — начал говорить один из скаутов. — Никаких следов, ничего…

— Они собираются к переправе дальше на западе, — как будто невзначай перебила дикарка, заставив своего соперника на мгновенье застыть с протянутой к фигуре рукой. — Их стан разбит в долине между холмами за рекой.

Передумав, Ларс взял другую фигуру и поставил под удар вражеского ферзя, решив прекратить его разгульную жизнь на своей половине. Он не собирался отсиживаться в защите и давать противнику место для опасных манёвров вблизи своих стен. Наиль одобрительно кивнул.

— Какой рекой? — спросил Ларс, изучая лицо дикарки.

— Бурной, — буркнула она, в свою очередь не удостоив его вниманием. Какую реку она ещё могла иметь в виду, если всё остальное не выходило за рамки ручьёв?

Вопреки всем ожиданиям она не увела ферзя, а без раздумий напала им на чёрного, принуждая соперника либо обменяться фигурами, либо трусливо прикрыться. Судя по выражениям лиц скаутов, о ведении такой развязной игры они не имели ни малейшего представления. Это походило больше на игру в шашки шахматными фигурами. Каждая срубленная фигура вызывала у зрителей такие эмоции на лице, словно противники рубили и ломали на самом деле друг другу руки, ноги и прочие кости. И вот ведь чудо — эта сумасшедшая до сих никак не поплатилась и маневрировала своей армией, бесстрашно бросая её в атаку. А её соперник, которому в этом городе давно уже не было равных, задумывался всё больше над своими ходами. Они-то, недоучки, как играли — выстраивали себе клинообразную линию обороны, перестраховывая каждую фигуру дважды и трижды, и пытались потом вычислить, где они с наименьшими потерями пробьют брешь у противника. Даже Наиль, который довольно неплохо играл и охотно давал уроки желающим, следил с нескрываемым интересом за развернувшейся на доске яростной битвой. Сколько раз он бы походил на месте гроссмейстера иначе, столько раз должен был признать себе при ответных ходах, что такое мастерство комбинационной игры было для него недостижимыми высотами. Да ещё и с такой быстротой принимаемых решений.

— И ты точно знаешь, где? — Ларс между ходами продолжал нагло вытягивать из дикарки сведения.

— Если у вас получится меня связать и насильно туда довести, могу показать.

Мужчины ухмыльнулись. Понятно, что добровольно она ни за какие коврижки не пойдёт туда, откуда пришла. Пусть она и не призналась открыто в том, что пришла с другого берега, где хозяйничали южане, но до этого нетрудно было догадаться. И пришла точно не в роли посла. Её манера вести себя так вызывающе и говорить с язвительными нотками явно нравилась сутемьским мужчинам. Такую дерзость могли позволить себе только свои.

— От Бурной им два дня идти до нас мимо Сходки, — рассудил Наиль, решив лучше подумать над другими проблемами и оставить Ларса со своими. Даже если и выиграет, что она сможет взять с них? Подумаешь, одна вещь… Обязательно ведь купится на какую-то ерунду. — А напрямую через леса сейчас, весной, они не смогут скашивать, иначе им придётся постоянно обходить болота и овраги. Дорога, и та ещё не вся просохла.

— И мы их в любом случае успеем вовремя выследить, — добавил остроумный верзила. — Им придётся остановиться на отдых, чтобы не свалиться от усталости перед стенами.

С этим все были согласны. Два патруля по три-четыре человека регулярно обследовали всё южное направление, и это были отменные следопыты, которые хорошо знали язык леса. Войско, способное пойти на штурм крепости, не сможет так тихо вести себя, как маленький отряд, и несомненно выдаст себя тем, что вспугнёт очень много зверья в лесу. А после прошлогодних налётов на деревни гарнизон очень зорко следил за берегом, чтобы не дать себя застать врасплох.

— Вас это всё-равно не спасёт, — сказала дикарка. — Их больше в несколько раз.

Она взяла своего единственного коня и, немного помедлив, словно искала более удачный ход, безнаказанно срубила ещё одну чёрную пешку.

— Это ещё ни о чём не говорит, — хмыкнул скаут.

— И у них есть пушки, — добавила она.

— Ты их сама видела? — недоверчиво спросил Ларс, откинувшись немного назад и сложив руки на груди.

Наиль знал, что он начинает так вести себя, когда чувствует превосходство над соперником. Он любил не добивать его сразу, а дать обмануться ложной надеждой, чтобы таким образом всласть поиздеваться. Неужели эта пешка и была приманкой, на которую она теперь купилась? На доске осталась в лучшем случае треть фигур, и если не принимать пешек в расчёт, то перевес в фигурах был у чёрных — две ладьи против одной в паре с конём.

— Нет, но я видела роботов за день до того, как сбежала.

Лица мужчин мгновенно стали серьёзными.

— Чьих? — пытливо спросил Наиль, подавшись телом немного вперёд. Люди и пушки — одно дело, роботы — совсем другое. Этих ничто не остановит.

— Понятия не имею! — вспылила дикарка (видно, что начала терять нервы, понимая свой проигрыш). — Насколько я знаю, «чьими-то» они были ещё до того, как я родилась! Или кто-то из вас может просто так подойти к этим железякам и что-то приказать им?

Теперь становилась понятна наглость южан. Если они смогли заключить союз с машинами — вовсе не важно, какой из армий, — значит у них есть крупнокалиберное оружие. Роботы особо не торгуются. У них простой обмен — услуга за услугу, информация за информацию. Не штурмовать ведь в самом деле крепость с топорами и луками! А то, что они собирались это сделать, стало всем понятно ещё в прошлом году. Тогда они начали вовсю хозяйничать в окрестностях. А ведь для этого им пришлось перекочевать в местные лесные массивы через широкую степь и перевалить дальние горы — а только от них до крепости было примерно сто вёрст, степь же перед ними вовсе не имела конца и края — в такие путешествия не пускаются ради забавы. Возможно, контакт с роботами у них был уже налажен, и те им дали координаты? Они и поступали тактически правильно, не став сразу сломя голову нападать на крепость, а взяв под свой контроль самые важные узлы. За этим делом увели в плен сотни жителей лесных деревень, разграбив их — и попробуй не работать в подневолье, когда у них в заложниках женщины и дети! Теперь, спокойно перезимовав, южане ждали только удобной погоды. При таком раскладе им не нужно искать надёжных путей через топкие леса — не особо накладно будет сделать крюк до переправы через реку, чтобы зайти с запада, где дорогу через холмистую местность никогда сильно не размывало.

Возможно, что они в данный момент уже начали переправляться. Хлопотное дело, ведь для тяжёлой техники нужно построить понтонный мост. Но решаемое, если заранее наготовить бочек, которые будут его держать. Времени для этого хватало. В прошлом мост в том месте над рекой был, там и течение было более спокойное. Во время войны его взорвали, но опоры до сих пор остались, которые и сейчас можно было использовать. Разрушенный мост никто не пытался заново отстроить, хоть мысли на этот счёт были, и охотники продолжали запросто переплывать реку на плотах и лодках.

Ларс многозначительно переглянулся с Наилем. Без свежих сведений от патруля, про который они недавно говорили, никто ничего опровергающего или хотя бы успокоительного на этот счёт не мог сказать. Можно ли было верить словам этой беженки? Судя по манере игры, устроить побег она вполне могла, даже если её всё время держали на привязи. А такую красотку нельзя было ни в коем случае оставлять без присмотра. Грязью можно внешнюю красоту подпортить, но ум не скроешь. Он выдаст себя — и не только умением верно и целеустремлённо двигать фигурами, но и словами. По разговору слышно было, что этот человек имел в запасе слова, которых отшельники и дикари, не читающие книг, с рождения знать не знали. Да, скаут верно подметил, что она хорошо умеет разыгрывать дуру. Настолько хорошо, что могла обвести вокруг пальца целое племя. Интересно, с южанами она тоже играла в шахматы? Если им вообще знакома эта игра. И на что, если она не играет просто так? На еду? Без практических занятий она могла потерять навыки и делала бы чаще ошибки. А она их не делала.

— Сколько дней прошло с тех пор, как ты сбежала?

Дикарка пожала плечами. Понятное дело, что не считала, либо потеряла счёт.

— Месяц… — прикинула она. — Я ушла при убывающей луне.

Мужчины машинально повернули голову в одну сторону, глянули на небо и присвистнули. Тающий полумесяц говорил о том, что через два-три дня будет новолуние. Теперь они смотрели на дикарку уже немного другими глазами. Месяц блужданий по лесам — без пищи, без оружия, чтобы хотя бы защититься от диких зверей, — не каждому было под силу. И это весной, когда звери были очень агрессивно настроены, потому что еды в лесу было ещё мало, а жить хотелось всем. Судя по тому, с какой жадностью она проглотила тот кусок вяленого мяса, который скауты оставили ей на пне, она в основном питалась древесной корой и корнями. Её руки — с мозолями, царапинами и въевшейся под обломанные ногти грязью, — убедительно говорили об этом. Подходить к ним при встрече она боялась и к себе не подпускала, держась на расстоянии.

— Ты у нас тут самый хитрый гад, — Ларс обратился к поклоннику дикарки. — Что бы ты сделал на их месте?

Атлет немного подумал, потерев небритую щёку, и ответил:

— Отослал бы людей в разведку, чтобы те нашли подходящее место для лагеря поближе к опушке. А потом разделил бы войско на две части. Ту, что побольше, направил бы с осадными орудиями на штурм с юга. Другую, с хорошими бегунами, направил бы в обход города, чтобы ударить с тыла. Если одной половине не удастся взять крепость за сутки, осаждённые будут уверены в том, что отстоят свои стены. Может, даже осмелятся сделать ответную вылазку, если неприятель сделает вид, будто трусливо отступает. Самое удобное время, чтобы ударить в спину.

— Ишь, как грамотно думаешь, — усмехнулся бородатый верзила. — Когда только научился таким пакостям?

— У меня был хороший учитель, — невозмутимо ответил атлет, покосившись на Ларса. — Я с него беру пример.

— Вот-вот, правильно он сказал, что ты у нас самый хитрый.

— Был! — подчеркнул Ларс и сделал то, чего никто не ожидал: опрокинул своего короля на доске.

— Ты же был в выигрыше! — выпучив от неожиданности глаза, возмутился Наиль.

— Не кипятись, — спокойно ответил Ларс. — Она разогнала мои ладьи в разные стороны, и пока я буду их подтягивать, чтобы прижать её короля, она уже проведёт одну из своих пешек в ферзя. У неё их больше и она ими прикрывается. У неё все ходы наперёд просчитаны. Ты же не думаешь, что она за этим делом оставит моего короля в покое и не будет дальше гонять его конём, чтобы дать мне возможность как-то сосредоточить силы? Она просто заставляет меня ходить, как ей удобней, а не мне. От коня ладьями не прикроешься, а тут достаточно сделать один неверный ход, чтобы потерять одну из них. Тогда весь перевес насмарку. Всё-равно что по болоту ходить. Сядь и подумай сам. Вон, возьми одного из них (он кивнул на скаутов) для компании. Или попробуй доиграть с ней. Только тогда поменяйся цветами, чтобы ей не скучно было. Она тебя и тогда обыграет, как мальчишку.

Ларс встал с табурета под аплодисменты «хитрого гада» и в очередной раз внимательно всмотрелся в грязное лицо этой странной женщины. Странной даже не потому, что она объявилась так, будто внезапно свалилась с неба (похоже, в самую глубокую лужу), и не потому, что мастерски владела древней игрой, а потому что напоминала ему кого-то. Прямо до боли в зубах. Только один человек на его памяти умел с таким изяществом играть, чтобы не просто пользоваться промахами соперника, а ещё и провоцировать его их совершать. Её стиль игры: не тактики терпеливого выжидания и кропотливого выстраивания логической цепочки ходов (который проницательный игрок мог предугадать), а открытого нападения при любой возможности и ошеломляющей комбинационной импровизации, — полностью соответствовал её образу мышления в целом. И побег дался ей наверняка большой ценой, потому что ей пришлось долго убеждать южан в своей глупости и терпеливо ждать своего единственного шанса. Из таких людей получались прекрасные полководцы благодаря их способности ничего не упускать из виду. Когда она играла, то не отдельными фигурами — как новички, — а всеми сразу. И каждой из них она выделяла определённую роль, даже если та всю партию простояла на одном месте.

Умная женщина — опасное оружие. Красивая в добавку — смертельное. Горе тому, кто не поймёт это вовремя.

Ответ на загадку, откуда она родом, напрашивался для всех сам собой — из Мираканда. Откуда же ещё? Там таких девиц пруд пруди. Будешь на всех смотреть — шею себе за одну прогулку запросто свернёшь.

— Ты! — Ларс показал пальцем на поклонника нового гроссмейстера. — Найди ей жильё! Еды, одежды, там, добудь. А эту, с её позволения, можешь оставить себе на память. Сделаешь себе портянки, например.

Теперь зааплодировали трое других скаутов. Но смеялись они недолго.

— Пусть, вон, они тебе их постирают.

Ларс повернулся к своей сопернице и слегка поклонился с прижатой к груди рукой в знак принятия своего безоговорочного поражения и благодарности за полученный урок. Она в ответ равнодушно пожала плечами и тоже встала, споткнувшись от ножку табурета и едва не упав. Она еле держалась на ногах. Ещё бы — после целого месяца жизни в лесу впроголодь! Ей сейчас должно было быть всё-равно, в какое жилище её отведут — главное, чтобы она могла там свалиться и спать сутки, просыпаясь только для того, чтобы наесться. Раньше этого даже надеяться на очередную встречу не стоило.

И всё же одну вещь Ларс должен был спросить у неё, ибо она не давала ему всё это время покоя.

— Кто тебя научил так играть?

— Мой отец, — бросила она устало через плечо, направляясь следом за отряжённым в слуги.

Кира

Интересно, сколько часов она проспала? Косые лучи солнца, падающие через высокое окошко, казались окрашенными в вечерние тона. Полежав некоторое время без движений, Кира проследила за тем, ползут ли они вверх или вниз по стене. Они ползли вверх — значит, солнце опускалось и первое ощущение её не обмануло. Это она, получается, проспала почти сутки? Неплохо.

Ей смутно припомнилось, что она приходила в себя и вставала. Но делала это как будто во сне. Ела оставленную в прикрытых чашках еду: жаркое из птицы (вроде она слышала вчера гусиное гоготанье, когда шла через город), заправленное сушёными фруктами, к нему прилагались свежие лепёшки и пару крупных картофелин. Не была бы она голодной, как волк (в прямом смысле, впрочем такого голодного волка ещё поискать надо), то даже тогда этот обед заслуживал отметки «безумно вкусного», а его повар — королевской похвалы. Вода в кувшине тоже не давала повода морщить нос. Судя по её чистоте, в городе должен был быть колодец, либо бьющий из под земли ключ. Потом Кира — тоже во сне — захотела смыть с себя всю эту въевшуюся в кожу грязь и сделала это, помывшись водой из бадьи в углу и растеревшись кусочком душистого мыла, которое лежало рядом. Вконец истрепавшуюся одежду она бросила там же на полу, в лужу, которая стекала наружу по наклонному полу через дыру в стене. Теперь, будучи вымытой, в такой и показаться на улице было стыдно. Впрочем, на ней была уже другая одежда. Не яркая рубашка с кружевными рукавами и не размашистая юбка из мягкой ткани, какие любили носить модницы, а штаны и рубаха землистого цвета из крепкой, грубоватой ткани. Идеальная одежда для походов на добытки в лес. В такой здесь ходили почти все, кого она видела.

Всё в том же сне она после всех дел, наевшись, освежившись, расчесав и подвязав неряшливо спутанные волосы, опять завалилась досыпать всё упущенное за последний месяц, решив, что здоровый вечер злобного утра мудренее. Заглянув в чашки с едой, она обрадовалась тому, что не успела всё съесть за один присест, и принялась с аппетитом улепётывать за обе щёки, что было чашках. На остатки это было не похоже, очевидно, её кто-то регулярно навещал. Так как ничего из того, что ей дали: ни жильё, ни еду с водой, ни одежду, — она не просила и не требовала, то это не принималось в качестве платы за один должок. Ужас, как она вообще умудрилась вчера в таком состоянии выиграть? Ведь соперник ей попался в этот раз не какой-то неумеха, которого она разбила бы за десять ходов! Он же не поддавался ей? Да и к чему — чтобы импонировать какой-то грязной кикиморе? Скорее всего он просто привык иметь дело со слабыми соперниками и недооценил её. А она с удовольствием использовала эту оплошность. Всё-таки это был её коронный трюк, который всегда срабатывал — дать противнику недооценить себя и открыть тем самым свои слабые места.

Для кого-то это была просто игра, но для неё — серьёзный поединок, в котором всё должно быть так же, как на войне: либо ты пал, либо выжил. Это вопрос не честолюбия, это вопрос жизни и смерти. Меньшее не должно стоять на кону. В худшем случае что-то равноценное. Он сам согласился с этим правилом.

И проигрывать с достоинством он всё-таки умеет. Просто некому было.

С этими мыслями Кира вышла за двери и осмотрелась. В городе было спокойно. Солнце окрашивало в ярко-жёлтые тона приземистые здания, построенные из всего, что подходило в качестве стройматериала: брёвен, камней, кирпичей. Домик, в котором её поселили, представлял собой типичную мазанку. Простую, но чистую. Видно было, что её не использовали как сарайчик. Идеальное жильё для аскета, в котором не было ничего лишнего. Если побродить часик-два по крепостному городку и внимательно приглядеться в останки фундаментов на окраинах, заросших травой и кустами, то можно прийти к выводу, что здесь когда-то было более крупное селение, чем сейчас, разрушенное во время войны. Участь очень многих селений, как крупных, так и мелких. На таких руинах люди находили себе прибежище от невзгод дикой, первобытной жизни. Полуразрушенные здания худо-бедно латали, как могли, благо недостатка в камнях и древесине не было. Заодно возводили крепостную стену вокруг района, наиболее подходящего в качестве жилого центра. Об окончании войны никто ещё не объявлял — для этого нужно было для начала истребить роботов. И даже если соседние селения заключали дружбу (жить всем хотелось, а места теперь всем вдоволь хватало), пренебрегать такой защитой, как высокие стены, проверенной несчётное количество раз на деле тысячами лет, не стоило. Хотя бы от зверья отгородиться, ибо как лисы с енотами, так и медведи не стеснялись заходить в людские селения по ночам и рыскать там в поисках лёгкой добычи.

Кира невольно вспомнила, каково это было: ночевать в лесу, на деревьях, боясь свалиться во сне, просыпаясь от каждого шороха и дрожа от озноба. Некоторые весенние ночи были такими холодными, что утром на прошлогодних листьях под ногами поблескивал тонкий слой инея, а лужицы были покрыты хрупкой плёнкой льда. Огонь она только тогда начала разводить и носить с собой в виде факела, когда через пару дней после побега убедилась, что за ней нет погони. Даже когда она находила развалины каких-то строений, заросших со временем лесом, там не всегда удавалось на время укрыться. Звери по достоинству ценили удобства фундаментов, под которыми рыли себе норы, а подвалы облюбовывали себе медведи и одинокие волки. И пускать на свою территорию чужака даже на одну ночёвку категорически отказывались. Даже если нехотя принимали тот аргумент, что это человек строил и посему может заявлять свои права на временное владение.

Да, кстати, куда она вообще идёт? И почему ей кажется это вечернее спокойствие слишком подозрительным? Где вообще все жители? Почему пустуют улицы, как жарким летом, когда все прячутся от невыносимого зноя за стенами?

Остановившись и задумчиво уперев руки в бока, Кира внимательно осмотрелась и вслушалась. Нет, здесь было что-то однозначно не так. В городе не слышалось даже криков скотины (или на скотину) — гусей, уток, овец, свиней и коз. Племя с таким влиянием и количеством воинов должно было иметь хотя бы по одному стаду этих животных. Не раздавалось лая собак, а одна из них обязательно бы напомнила незнакомке, что не везде можно безнаказанно ходить и заглядывать.

Обернувшись на долетевший до ушей громкий свист, Кира увидела вдалеке мужчину, который махнул ей, призывая к себе. Не считая нужным ожидать более элегантного приглашения, она направилась к нему. Сама не принцесса ведь, да и они не людоеды. А хотели бы полакомиться её телом другим образом, сделали бы это спокойно, когда она спала, как убитая.

Знакомый скаут — ей показалось, что это был именно он, — не стал поджидать её. Его фигуру и манеру ходьбы она хорошо запомнила, когда следовала за патрулем в лесу. Этот мужчина уже тогда внушал ей больше доверия, нежели другие скауты. Точно так же они шли вчера по лесу: четверо мужчин впереди и она на большом расстоянии позади, не теряя друг друга из виду. Только у опушки леса она подошла к ним ближе, убедившись в их дружелюбии. Но разговаривать не стала.

Догнав скаута перед какой-то длинной постройкой, Кира приветливо улыбнулась. Он одобрительно окинул её взглядом. Да, когда она не грязная и растрёпанная, то очень даже ничего. Выразив свой комплимент многозначительным молчанием (слов нет, как хороша, прямо сейчас бы на колени упал, упрашивая стать женой), скаут повёл её дальше. Пройдя через скрипучие ворота каменной постройки, они пересекли пустое продолговатое помещение. В качестве сарая оно очень хорошо годилось, но на полу не видно было никаких следов пребывания в нём животных. И пол здесь был не земляной, а бетонный, растрескавшийся и покрытый толстым слоем пыли. Повсюду громоздились штабеля досок и прочие предметы сельского предназначения: бочки, корыта, инструменты для вспахивания и покоса. Очевидно, это был племенной склад. Судя по размерам, на этом месте раньше стояло фабричное здание, от которого остался только остов. Стены были не очень аккуратно обшиты досками, одной стены и вовсе не было, ибо односкатная крыша начиналась у самой земли. Конструкция проще некуда, по принципу: лишь бы была крыша. Сюда ко всему прочему могли бы поместиться две-три телеги, если поставить их впритык к стене. Заметив мимоходом отпечаток колёсных следов, Кира пришла к выводу, что здесь они ещё до недавнего времени стояли — оттиски в пыли были отчётливо продавлены и не растёрты сквозняком.

В самом углу склада под скатом крыши лежал откинутый в сторону люк, сбитый из толстых досок, который обычно закрывал ведущую вниз лестницу. Кира проследовала по ней за скаутом и оказалась в широком подвале, где царила такая атмосфера, будто они попали в какой-то другой мир. В центре прямо на полу горели костерки, освещая большущую подземную залу (вот почему верхнее помещение было слегка задымлено — в полу были местами специально пробиты отдушины над кострищами, так что сквозняк был очень кстати). Кроме этого, в стенах торчали факелы, прогоняя темноту в углах.

Посчитав, что свою обязанность он выполнил — привёл гостью, — скаут влился в толпу людей. Похоже, здесь полным ходом шла подготовка к чему-то крайне важному. Мужчины подземелья то и дело торопливо сновали в разные стороны, постоянно перекрикиваясь и сообщая, что нашли на полках, сколько, и куда с этим.

Встретившись взглядами с Ларсом, который поодаль вёл совещание с небольшой группой — вероятно своим штабом, — Кира направилась туда, по пути разглядывая сваленные у стен разные вещи. Здесь она наверняка найдёт себе что-нибудь по душе.

Лет сто назад при появлении женщины в компании мужчин они вежливо здоровались с ней, снимали шляпы, говорили комплименты, предлагали место и делали прочее в этом духе. Сейчас же никто не обратил на неё никакого внимания и, угоди она нечаянно кому-то под ноги, наверное, даже бы ругнулись. Когда враг за стенами, который будет плевать на манеры и внимание женщинам уделять ровно столько же, как домашней скотине и прочей добыче, как-то не до извинений, улыбок и вежливых раскланиваний. А то, что он скоро будет у стен, Кира быстро поняла из разговоров, постояв в стороне и не вмешиваясь в совещание.

Прекрасная новость! Вот почему город был таким пустынным — все жители наверняка попрятались по убежищам, а скотину заперли в стойлах и сараях. Мазанка-гостиница находилась в другой стороне от южных ворот, через которые её вчера провели в крепость, по этой причине Кира и не встретила воинов, которые несомненно сконцентрировались у самих стен. Всё теперь встало на свои места, одно только бесило: какого чёрта они на разбудили её раньше?! Забыли, что ли?

Не отвлекаясь от горячих дебатов, Ларс мимолётно кивнул ей, указав в сторону. Это был не приказ убираться отсюда, а скорее рекомендация пойти и поискать себе более интересное занятие. Например, выбрать себе ту самую вещь в этой неразберихе, пока есть время. Потом его не будет. Потом вообще будет не до каких-то вещей.

Двести лет назад женщины при таких новостях падали в обмороках на кушетки (лучше: руки джентльменов), в шоке хлопали ресницами, заламывали руки и закатывали истерики. Возможно, такие всё ещё были, но Кира к таким себя определённо не могла отнести. Саму бы себя обсмеяла после всего пережитого.

Не показав никаких нервных расстройств (с чего бы — выспалась ведь и наелась как на убой), она обошла толпу мужчин, заметив у стены то, что её заинтересовало больше всего. Там на стеллажах на выстеленных шкурах лежало оружие. Здесь было многое: ножи и кинжалы, топоры разных размеров, копья. На полу стояли прислонённые к стенам луки, рядом в большую кучу были свалены колчаны и связки стрел. Для защиты города тут было достаточно оружия, если учесть то, что уже было выдано и распределено между воинами. Но было ли достаточно людей?

— Это ещё кто? — озабоченно крикнул какой-то незнакомец, показав на Киру, которая трепетно сняла с верхней полки винтовку. — Она вообще знает, что это такое и как с ним обращаться?

Глаза окружающих изучающе впились в неё. Не растерявшись, как ребёнок, которого поймали на том, что он попытался стащить опасную игрушку взрослых, Кира заученными движениями отворила затвор и посмотрела внутрь. Направив винтовку на свет факела, она проверила исправность приборов прицела и не искривлён ли ствол, закрыла затвор, сняла предохранитель и щёлкнула спуском. Вся механика чётко работала. Оружие чистили, смазывали, хранили завёрнутым в шкуру, и оно было в безупречном состоянии. Да, эту винтовку она возьмёт себе. На такой она училась стрелять дома — когда у неё ещё был родной дом. Впервые она выстрелила боевыми патронами на свой день рождения. Это было тоже весной. С тех пор прошло уже два года, но Кира до сих пор помнила, как у неё ещё пару дней болело плечо от непривычно сильной отдачи.

«Это охотничья винтовка с нарезным стволом, — объяснял ей отец. — Когда пуля вылетает из него, она вертится, как сверло, и за счёт этого летит дальше и бьёт точнее. У ружья внутри гладкий ствол, на большие расстояния оно не годится, но с ним удобней обороняться и ходить на зверей, потому что им можно стрелять дробью. Это простая однозарядная винтовка, тебе нужно после каждого выстрела перезаряжать. Не очень удобно, когда тебе нужно действовать быстро. Но это вопрос сноровки. Есть и затворы с магазинами для нескольких патронов, и даже самозарядные, которые используют отдачу при выстреле, но такие уступают этой в точности и дальности. Видишь вон ту косулю на другом берегу озера? Сколько по-твоему до неё метров — двести, триста? Переставь прицел на нужное расстояние и попробуй попади в неё. Дыши ровно и не торопись. Проследи за целью, кто это и как ведёт себя, и попробуй предугадать следующий шаг. Будь спокойна, как будто ставишь мат в два хода».

Именно эта последняя фраза, сказанная полушутливым тоном, развеяла всю неуверенность, и в ней сразу проснулось охотничье чутьё. Всего лишь два хода до победы над ничего не подозревающим соперником: спокойно прицелиться и нажать на гашетку. Это Кира умела — отец всегда доверял ей винтовку, даже требовал от неё, чтобы она не просто училась обходиться с ней, а заучивала наизусть движения и в каких случаях что делать (осечки у каждого оружия бывают). Только стрелять боевыми патронами не давал, наказывая делать это только в крайних случаях. Он и сам редко пользовался винтовкой и брал её на охоту только когда нужно было свести счёты с местным медведем-людоедом или шатуном. В остальном она служила исключительно как домашнее оружие самозащиты.

Но вот этот долгожданный день наступил, когда отец протянул ей в подарок три патрона. Сразу после выстрела косуля внезапно отпрыгнула в сторону, и Кира подумала, что промахнулась. Косяк лесных животных мгновенно рванулся с места, услышав долетевший до них через секунду гром выстрела. Только промчавшись некоторое время галопом, одна косуля из стада начала заметно отставать и замедляться. Пуля таки достигла цели.

Этот подарок на день рождения был, пожалуй, самым ценным из всех. Первый выстрел — сразу попавший в цель на удивление обеим, — первая добытая собственным умением косуля. Утки, рыбы, зайцы и прочая мелкая живность не считались, ибо одних можно было уложить из лука точным выстрелом, а других поймать сетью или силками.

Для Киры винтовка являлась не просто вещью, это была память о потерянных родных. Живы ли они? Смог ли отец найти Вету? После удавшегося побега и двухнедельного скитания по лесам она отыскала их заброшенную землянку, но никаких следов возвращения близких в ней не нашла. Дверь была заперта и никто её не выбивал. Значит туда не заглядывали и чужие. Неудивительно, ибо разросшийся у самых дверей куст шиповника надёжно закрывал вход со стороны. Только мелкие звери безрезультатно пытались открыть толстую дубовую дверь, поцарапав внизу когтями (наверняка енот — поди и по крыше прогулялся). Целую неделю она отсиживалась в землянке, выплакивая своё невосполнимое горе и собираясь с силами, чтобы заставить себя уйти от родных мест и навсегда бросить всё, что ей было дорого. Какой бы радужной ни казалась надежда на встречу, которую она ещё лелеяла в глубине души, Кира слишком хорошо понимала, что здесь стало слишком опасно жить в одиночку. И скоро станет ещё опасней, когда начнётся открытая война. Если отец с Ветой живы, то они ушли в город искать там прибежища. Но как ей отыскать их здесь, да ещё теперь при этой суматохе? Сейчас было и не самое подходящее время, чтобы расспрашивать о них.

Ларс, сложив руки на груди и слушая товарищей вокруг, глазами искоса внимательно наблюдал за тем, как девушка проверяла понравившуюся вещь. Он дал слово и должен его сдержать. Она ведь хотела играть по-крупному — либо жизнь, либо смерть. Либо свобода, либо рабство. Всё или ничего. И пусть это последняя винтовка — она принадлежала ей по праву победившего в честном поединке. Кроме неё и двух обрезов, другого огнестрельного оружия в крепости не имелось: обрезы были оставлены защитникам, а кому отдавать винтовку, до последнего было спорным вопросом. Из обрезов любой дурак мог пальнуть дробью, винтовка же ставила стрелку довольно высокие требования. Такое оружие мог получить только кто-то, понимающий ценность каждого патрона.

Одобрительно кивнув, Ларс успокоил хозяйственного воина, который не мог решиться, что делать. С одной стороны его порывало пойти и отобрать винтовку, а с другой он, очевидно, чего-то опасался. А вдруг даст отпор? Мали ли, что девка. Любой мужчина успел уже заметить, что у неё есть определённые навыки бойца и проверять их на своей голове не хотелось.

Кира начала бродить вдоль стен в поисках подходящих боеприпасов, оставшись крайне довольной своим выбором и данным согласием. Долго искать не пришлось — они хранились в ящиках на самой нижней полке, рассортированные по увесистым кулям. Развязав шнуры на них, Кира вытащила один патрон и вставила его в затвор, чтобы проверить, подходящего ли он калибра. Было бы удивительно, если бы не подошёл, но уж лучше заранее проверить. Убедившись, что с патронами и затвором винтовки всё в порядке (пустым она его проверяла, надо было и заряженным проверить), Кира разрядила винтовку (не забываем первое правило — направлять в сторону от людей, здесь: вниз в стену), и закинула её за спину.

— Эй! — крикнул ей тот же незнакомец и бросил что-то в её сторону. — Держи!

Кира поймала брошенную вещь, которая оказалась патронташем. Повертев его и разобравшись, что к чему, она перекинула ремень через голову и начала горстями ссыпать патроны в сумку, набивая доверху.

Кто-то другой подбросил на ходу широкий кожаный пояс.

— Пристегни на ремень, чтобы не болталась!

Надо же, сколько внимания ей теперь уделяли! Наверняка слушок о ней успел уже за день облететь весь город. Никто больше не смотрел на неё с недоверием, скорее наоборот — каждый был рад, что есть ещё один боец, который готов отстаивать родной город. И вовсе не важно, с каким оружием — главное, чтобы руки умели им владеть. А хорошие стрелки всегда и повсюду высоко ценились.

Хозяйственный мужичок вновь оказался рядом. Присев рядом, он начал перегружать оставшийся запас патронов во вторую суму, ибо в один патронташ они бы все не уместились, да и больно тяжёлым он был бы для женщины.

— Сильно не трать, у нас их для этой винтовки немного осталось, — приговаривал он при этом. — Далеко стрелять можешь?

Кира не поняла смысла вопроса и оценивающе посмотрела на винтовку.

— На версту она бьёт точно до двух метров, — ответила она. — Если прицел правильно настроен, то в слона точно попаду на этом расстоянии. А так докуда пуля долетит.

Мужчина глянул ей в лицо и немного опешил, осмысливая ответ. Не выдержав невозмутимого выражения и прямого взгляда, он потёр своё лицо. Одно маленькое движение — слегка поднятая бровь на её лице — и он вдруг прыснул, тут же закашляв и захрипев в кулак. Понял. Так серьёзно и правдиво шутить могут только свои. Или откровенно сумасшедшие. Впрочем, какая сейчас разница? Главное, что знает, в какую сторону стрелять — а там уже неважно: в орду слонов или вражеских людей. У каждого стрелкового оружия есть техническая погрешность рассеивания пуль, и человек, так точно знающий характеристику полученного случайным образом в руки, может вызывать только восхищение. Никто ведь из присутствующих не знал, что она специализировалась именно на этой модели — потому что, собственно, другого в руках не держала (пистолет не в счёт).

Пользуясь временем и возможностью, Кира выбрала себе ещё два ножа, решив вооружиться посолидней. На войну, как на войну. Ножи в отличие от винтовки она не присваивала. Не жалко ведь будет на время одолжить красивой девушке? Одни ножны она закрепила на поясе — там, где всегда носила нож, с левой стороны, — вторые закрепила на голени правой ноги (святое правило лесного человека: без ножа ни шагу за дверь хижины). Обычная практика, которой придерживались здесь многие скауты. Две руки — два ножа. Выбор есть в каждой ситуации. Чтобы сделать его богаче, Кира дополнительно засунула за пояс чекан — лёгкий топорик на короткой рукояти. Велик был соблазн прихватить ещё лук, но это было бы уже перебором. Нести его вместе с винтовкой за спиной было неудобно — ремни бы путались. Да и куда с колчаном? На правом боку уже висел патронташ и подвешенный там же колчан вызвал бы полный перегруз на одной стороне тела.

Поправляя на себе новоприобретённую экипировку, Кира внутренне ещё раз похвалила того, кто подобрал ей комплект походной одежды. Как нельзя кстати, будто намекнуть хотел на то, что её ожидает. И по размеру будто сшитая именно для неё. Но вот это уже действительно скорее случайно, ибо до смехоты глупым казалось представление, что с неё во время сна снимают мерки и навскидку примеривают длину штанин и рукавов. Чего тогда сразу не переодели — постеснялись? Нет уж, извольте только одному человеку тут быть сумасшедшим!

Совещание было закончено. Ларс, который всё это время больше слушал, чем говорил, обменялся с товарищами крепкими рукопожатиями и взбадривающими хлопками по плечу. Наилю он дополнительно ткнул шутливо кулаком в щёку. Судя по выражению лиц, это было скорее напутствием — мол, дадим этим троглодитам хорошенько в морду! — чем напоминанием о последней проигранной им партии в шахматы.

Все мужчины вооружились (тоже солидно), при этом они старались не ухватить что-то получше, а наоборот, предложить это товарищу. После этого часть воинов отделилась и направилась к выходу, прощаясь по пути с оставшимися. Впереди шёл вождь, высокий и коренастый, выделяясь своей грозной статью. По обеим бокам у него висели топоры, которыми он мог бы запросто проломить череп слону.

Не получив никакого приглашения или хотя бы намёка взглядом, Кира присоединилась к уходящим. А что ей оставалось делать — ждать, когда её усадят на мягкий стульчик и наконец-то понятливо расскажут, что здесь происходит? Тем более, что в этой группе было больше знакомых ей лиц. Да и вторая заветная сума с патронами висела на плече Ларса, что означало, что её ему не просто так под ноги бросили. Она была намного тяжелее патронташа, но такому крепышу она наверняка казалась набитой пухом.

Когда они вышли на улицу, воины мимоходом посмотрели в сторону южных ворот. С той стороны, видимо, ожидали появления врага. Там были собраны основные силы защитников, которые сейчас зорко следили с вышки, крепостных стен и высоких крыш за местностью. Пока враг ещё не появлялся и в городе было тихо. Зловеще тихо, как перед тяжёлой бурей. Не замедляя шага, Ларс повёл свой отряд в обратную сторону. У северных ворот — тоже с вышкой — они миновали заставу, из которой к ним присоединилась ещё одна группа воинов. Отряд не стал здесь задерживаться. Мужчины так же быстро, мимоходом, попрощались друг с другом добрыми напутствиями (либо без слов за неимением подходящих — или ненадобностью) и вышли из города. Во всём поведении проглядывалось определённая планировка, о которой все знали заранее и готовились. Все, кроме одной. (А не закатить ли наконец-то истерику? Ау! Есть желающие поймать красивую девушку в обмороке?)

Отряд удалялся от крепости, забирая в сторону горного хребта рядом — чтобы оставаться незамеченным для потенциальных вражеских наблюдателей с отдалённой опушки на юге, — и когда вскорости вошёл в рощу, ускорил темп. Ларс уверенно вёл их нужной дорогой, иногда оглядываясь и окидывая всех взглядом. Кира уже догадалась, что он выбрал самых выносливых скаутов, которые привыкли к быстрой ходьбе на большие расстояния. Она навскидку насчитала вместе с собой двадцать одного человека. Совершенно непонятно было только, куда они уходят и почему так торопятся.

Кира без труда держала темп. Многодневные скитания по лесам, где ей постоянно приходилось бегать, лазать, прыгать, не прошли даром. После хорошего отдыха и сытного обеда она чувствовала себя полной сил. Попить бы вот только… Она глянула на окружающих и с досадой заметила, что у всех есть котомка, заброшенная за спину, в которой наверняка есть запас еды и фляга с водой. А она не подумала об этом. Но её ведь никто и не предупредил!

— Держи, — знакомый скаут, прибавив шагу, догнал её и протянул котомку. Всё-таки подумали о ней и заранее учли. — Как тебя звать? А то глупо как-то всё время говорить: «Эй».

— Кира, — ответила она.

«Приятно познакомиться», — говорили в таких случаях раньше. Сейчас приятным считалось уже то, если на тебя смотрели дружелюбно. Не хочешь называть себя — тоже не обида. Будем называть универсальным «Эй».

— Меня зовут Аскар. Горилла впереди — это Ларс, если ты ещё не знаешь. Того, вон, помнишь? — он показал на верзилу с кучерявой бородой. — Его зовут Динат. Мы с ним часто ходим вместе в рейды.

Аскар начал поочерёдно называть имена всех, показывая на них и добавляя краткую характеристику — чтобы легче было запомнить:

— Влас «рыба», заикается, поэтому много не разговаривает. Захир «сухарь», только не называй его так, он любит грязно ругаться и в долгу не останется. Марат «соловей», любит говорить, но не любит слушать. Дарий «краснощёкий», когда он заметит, что ты смотришь на него, сама поймёшь. Арест «горный козёл», он не обижается, потому что любит горы и не умеет ходить по ровной дороге. Рустам «орешек», когда горилла начинает беситься от безделья, зовёт его силой помериться…

Аскар не успел закончить с этим делом, как «горилла», обернувшись и отыскав его и Дината глазами, присвистнул обоих к себе. Указав им вперёд, он опять обернулся и поманил пальцем Киру к себе. Без слов усвоив, что от них требовалось, оба скаута перешли на лёгкий бег и скоро опередили отряд. Они внимательно смотрели по сторонам, выискивая намётанным взглядом следы на земле.

— Все жители ушли вчера из города, — сообщил Ларс, когда Кира догнала его и пошла рядом. — Мы идём за ними.

— Вчера? — переспросила она удивлённо. — Я ничего не слышала и не видела, чтобы кто-то готовился к выходу!

— Ты валялась трое суток как труп, — хмыкнул он.

— Сколько?!

Не считая нужным повторяться, Ларс по очереди наглядно разжал три пальца.

— Если бы твой охранник не убедил нас, что с тобой всё в порядке, нам пришлось бы бросать жребий, кому посчастливится будить спящую красавицу, — подшутил он.

Кира была не удивлена — она была в шоке. Трое суток! Даже если вычесть то, что она просыпалась и вставала, оставалось ещё двое суток непрерывного сна. Разве такое вообще возможно?

Ларс тихо посмеивался, наблюдая, как она пытается уложить у себя в голове это положение вещей. Поймав на себе недоверчивый взгляд, он показал ей на небо. Серп луны наливался светом в вечернем небе, а ведь последний раз луна была полнее — Кира это помнила. Ларс вопросительно пожал плечами, мол: думай и считай сама — прав я или врун.

— Мы будем идти, пока видно дорогу, — добавил он. — Так что это очень хорошо, что ты выспалась. Другие тебе только позавидовать могут.

«Да, это очень хорошо, что ты наконец выспалась! — зевнуло солнце, радостно поцеловав девушку в лицо, прежде чем закатиться за гору. — Твоя очередь теперь за нас обоих светить».

Отряд взобрался на вершину холма, который встал на пути, и остановился на передышку. Отсюда местность хорошо просматривалась во все стороны. Очертания крепости были видны вдалеке в налёгшей вечерней тени, но там пока не наблюдалось никаких признаков беспокойства. Табор обнаружить не удалось, однако внизу заметна была дорога, наезженная большим количеством колёс и утоптанная бесчисленным множеством ног. Скауты многозначительно переглянулись. Двум разведчикам не терпелось узнать побольше и они первыми направились вниз, чтобы изучить следы.

— Ты считаешь, что они устроят за ними погоню? — спросила Кира, смотря им вслед.

Ларс держался немного в стороне от других. Как эдакий одинокий волк. Впрочем, самым серьёзным претендентом на эту роль был пёс, который сопровождал отряд и замыкал шествие. Хотя, возможно, это другие немного отстранялись от вожака — и даже не от него, а от незнакомки, которая шла рядом с ним. Мол, твоя пассия, ты и води её на экскурсию. Кира всё время ловила на себе изучающие взгляды мужчин. Для неё всё ещё оставался открытым вопрос, почему Ларс взял её с собой — а то, что это было его решение, она не сомневалась. Вероятно, потому что она была женщина, которую следовало, как и других, увести в безопасное место. Другим логичным объяснением было, что она являлась единственным стрелком, кто был вооружён огнестрельным оружием. Эти две особенности резко выделяли её в небольшой компании.

— Обязательно, — ответил Ларс. — Эти шакалы всегда нападают первым делом на самых слабых, это мы уже поняли. Поэтому мы постоянно патрулируем южную округу. Ты же тоже с юга пришла в город.

— Да, но я шла через болота, там только по звериным тропам и можно ходить! И мы идём сейчас вовсе не на юг, а в обратном направлении!

— А зачем нам туда идти? Нам там ничего хорошего не светит. Мы не собираемся рыть землянки в каких-то трущобах и жить там вшивым скопищем.

Ларс показал вперёд на высокие горные массивы, которые мрачно нависали в темнеющем небе.

— Видишь ту впадину между вершинами? Там ущелье, по нему идёт тропа в Мираканд, соседний город. Мы с ними не совсем друзья, но и не враги. Так, терпим друг друга и торгуем потихоньку. Между нами есть договорённость, что если с одним приключится беда, то другой не будет стоять в сторонке и делать вид, что это не его проблемы. Я отправил вперёд гонцов с письмом тамошнему правителю, чтобы они нам помогли. Наилю пришлось корпеть над этим, если бы я его писал, там было бы много неправильных слов. Они ведь там все такие умные и воспитанные, не то, что мы, дикари.

— Не жалко было?

— Кого — Наиля? Жалко.

— Скаутов. Это ещё два воина, которые бы пригодились.

Ларс поморщился так, будто его сочли полным идиотом.

— Это подростки, какой толк от них? Камнями швырять из-за стен? А так хоть почувствуют себя настоящими мужиками. Важное задание всё-таки, сам вождь велел. Сказал, если не донесут, маму, сестрёнок и братишек очень плохие люди возьмут в плен и будут делать с ними нехорошие вещи.

— Ты уверен, что южане не нагонят табор раньше нас? Когда вы узнали о наступлении?

— На следующий день после того, как ты пришла. Второй патруль наткнулся на них и повернул назад.

— А никто из них не догадался отследить, что они будут делать дальше? Вы могли проворонить обходной манёвр, а для него одного дня хватит с лихвой.

С дерева на склоне взлетела ворона, которой, видимо, не усиделось там от беспокойства. Недовольно ругнувшись на людей, она перелетела на одно из деревьев в низине. Ларс не сразу ответил на вопрос. Некоторое время он смотрел на Киру, выражая своим молчанием сразу две вещи: комплимент (лучший из всех, ибо если мужчина потерял дар речи, то из-за красоты женщины — либо её ума), и укор. Точно с таким же выражением лица, как он сейчас показал в сторону улетевшей вороны, он показывал скаутам на «болотную кикимору» пару дней назад, когда она раскрыла всем его замысел на доске. «Как бы кто-то из вас двоих не накаркал», — готово было слететь с его губ.

— Нет, не уверен, — сказал он, выдавив своим чувством неловкости признательную улыбку на лице Киры. — А теперь ещё меньше вчерашнего. Поэтому и тороплюсь. Они ушли сутки назад. Все женщины, дети и те, от кого всё-равно толку не было бы. Скотину они тоже с собой угнали, нечего ей тут под стрелами гибнуть. Оружие у них кой-какое есть, но нет толковых бойцов. От полсотни идиотов отобьются, но если на них нападёт сотня не совсем идиотов, то они станут лёгкой добычей.

Отряд не стал долго задерживаться на холме и после короткого привала начал спускаться вниз вслед за двумя скаутами, которые как раз вышли на дорогу и начали внимательно изучать её, делая перебежки в разные стороны.

— Если всё так плохо, почему вы тогда не ушли сразу все из города? — Кира на ходу продолжила расспрашивать Ларса. Не всё ей было понятно в грубо очертанных планах.

— Как раз потому, что всё плохо! Нам нужно как-то выиграть пару ходов, чтобы прикрыть пешки. Поэтому!

— Ты отдаёшь самую боеспособную часть войска ради того, чтобы отвести глаза от бегущего в сторону стада?

— Да! А что бы ты сделала на моём месте? Ты сидела у этих мордоворотов на привязи и лучше знаешь, чего они хотят. Баб, детей от них и плодородных земель. И побольше. Чтобы каждому по гарему и по рабу, который за него пахать будет. А мы у них теперь под ногами. Они не хотят жить дружно, потому что прислуживают роботам и думают, что они тут главные и самые сильные. Когда нам предлагали то, что они понимают под дружбой, мы отказались и послали их подальше. Заодно сгоряча уложили отряд этих выскочек, и они из-за этого сильно обиделись, сказали что вернутся с железными дядьками и отомстят за своих выродков.

Ларс не особо церемонился в выборе слов — как и в остальных делах, — и говорил не снисходительным тоном, как часто делают мужчины по отношению к женщинам, а на равных, сообщая то, что считал важным знать. Кире приятно было понимать, что её не считали дурочкой (сумасшедшей — пожалуйста, нам это даже нравится).

— Все, кто остался в крепости, сделал это по своей воле. Думаешь, мне и другим приятно бросать друзей в беде? Это была не моя идея, и я с ней нехотя согласился, потому что большинство поддержали её.

— Чья тогда?

— Твоя.

Кира скривила лицо. Вот это был уже не комплимент, а дурачество.

— Я что, во сне бредила?

— Нет, ты вправила Наилю мозги на место. Да, он скучно играет! У него всегда одни и те же ходы, и если ему ставить ловушки, то он обязательно в них угодит. И нападение это тоже не его конёк, поэтому он эту фигуру так сильно и недооценивает. Он любит обороняться. Мы уже с прошлого года готовились к осаде, и у нас есть пара гадких сюрпризов. Я надеюсь, что миракандцы выступят навстречу как можно скорее, и когда мы их встретим, передадим им жителей на попечение, а сами вернёмся на подмогу нашим. День им нужно как-то продержаться. Считай, что мы теперь как тот пакостный конь.

Подозрительных следов, которые указывали бы на неприятности, на дороге и вблизи, очевидно, обнаружено не было, и, когда весь отряд спустился с холма, мужчины вздохнули с некоторым облегчением. Пока не накаркала — можно так сказать. Или каркала, да только не тем.

Утром скауты подали знак, что цель недалеко. Дождавшись отряда, который переваливал очередную высотку, они указали вперёд. Внимательно вглядевшись, вдалеке можно было заметить движение в низине. Здесь уже расстилалась гористая местность, тропа петляла по склонам, и отсюда это выглядело так, будто по ней ползёт рой муравьёв.

Ларс подал знак для привала. Скауты охотно последовали его примеру и расположились на склоне, подыскав более-менее удобное место. Кира присела и вытянула ноги, чтобы дать утомлённым мышцам небольшой отдых. Спина, пользуясь случаем, тоже намекнула, что не прочь расслабиться. Прислониться было не к чему; можно было, конечно, откинуться назад и лечь на землю, как это сделали некоторые, но не хотелось пачкать волосы в пыли, которые у девушки были и длиннее мужских, и (естественно) красивше. Ничего не оставалось, как просто согнуть ноги в коленях и прилечь головой на них. Кира закрыла на минуту глаза и глубоко вздохнула.

Как Ларс и предупреждал, они шли очень долго и только глубокой ночью остановились на короткий ночлег. Могли бы и дальше идти, придерживаясь дороги, но решили поберечь силы. Вахту взялась держать Кира, у которой сна не было ни в одном глазу. По понятным причинам. Прошлая ночь выдалась для мужчин, видимо, такой же напряжённой, потому что все как один свалились и никто не стал даже думать о том, чтобы составить непроверенному дозорному пару (проверенный пёс подстрахует). До рассвета Кира успела переделать кучу дел: пересчитать половину звёзд (потом сбилась), поговорить на прощание с луной, которая на своём закате раньше трёх ночей вернуться не обещала, распустить волосы и заново их подвязать, перебрать и пересчитать патроны в патронташе, а за ними — перебрать и пересчитать камни на ожерелье. И немножко всплакнуть, вспоминая прошлое, пока другие не видят. Как же без этого?

Свой паёк Кира съела также ночью (выспаться было пол-делом — теперь нужно было ещё отъесться), поделившись с псом в знак дружбы, и сейчас на утреннем привале выпила всю оставшуюся воду. Вчера отряд один раз проходил мимо мелкого ключа и там они все пополнили запасы воды. Отсюда с вершины был виден горный ручей дальше в стороне, и, проследив его русло, можно было утвердиться в предположении, что рано или поздно муравьиная дорожка скрестится с ним, и тогда они смогут все напиться.

Проверив, всё ли на месте: закреплены ли ножи, не расстегнулся ли патронташ (потеря патронов была бы непростительным промахом), Кира решила снять своё ожерелье. Ремни от винтовки и сумок всё сильнее натирали вспотевшую шею, и что-то ещё нести на ней стало теперь попросту невтерпёж. Засунув скромное украшение в котомку, она приняла протянутую руку Ларса и поднялась с земли. Рядом с этим бугаем она выглядела со стороны, наверное, как тоненькое деревце. Но пока никто не смотрел на неё, как на таковое, и не подавал виду, что готов сжалиться и понести на ручках. Теперь идти оставалось недолго, так что можно немного сбавить темп.

Ларс успел заметить, как она прятала ожерелье, и что-то отметил про себя. Спрашивать ничего не стал. Кира всё-равно бы ничего не рассказала про эту безделушку. Украшение своей матери было единственной вещью, которую она взяла с собой из землянки и старательно прятала под одеждой и волосами. Кира нашла его в тайнике в туеске с орехами. Вета, должно быть, не нашла более надёжного места, где спрятать наследство матери от посторонних глаз вместе со своими «беличьими запасами», когда в тот вечер нагрянули нежданные гости в землянку. И так и забыла его там.

Когда Кира невольно вспоминала те дни, её сердце резало болью. Она не смогла защитить свою любимицу, которую нянчила и тешила, заменяя ей рано умершую мать. Вета обожала перебирать пальцами эти простенькие черно-белые камушки, нанизанные на кожаный ремешок. Её всегда можно было ими приманить и занять как погремушкой. Как она могла упустить её из виду? Пусть это было в пылу схватки и к ней самой рвались уже трое — она обязана была первым делом прикрыть младшую сестру. В бегстве Веты виновата одна Кира и никто другой. Отец доверил ей близких под охрану, а она его разочаровала. Хуже: она саму себя разочаровала. За кровь Азы Кира отомстила, но пока она не прижмёт к себе сестрёнку, не будет ей никакого покоя.

Это был ещё один хороший повод для того, чтобы заставлять себя вставать, стиснув зубы, и маршировать дальше. Навряд ли отец остался оборонять крепость, отпустив Вету одну вместе с другими детьми вперёд, так что надежда на долгожданную встречу маячила впереди. Слабая, следует заметить, раз она за прошедшие три дня не состоялась. С другой стороны: когда Кира появилась в Сутеми, никто ведь не знал, чья она дочь, чтобы сообщить близким. Да и чего ради?

Только одного человека не могло это оставлять равнодушным, и он обязан был подойти к ней хотя бы на привале. Но он упрямо держался в стороне, прячась за другими и стараясь не смотреть на неё.

«Краснощёкий» — очень меткое прозвище. Да, он смущался и краснел, когда на него смотрели чьи-то женские глаза. И первым заговаривать стеснялся. Привык, что за него это всегда тактичным образом делала мать. Посмотрите, какой маменькин сыночек… Разве это повод совсем не общаться с ней? Исходя их того, что на них в отряде не смотрели как на двух знакомых, то никто, включая Ларса, не догадывался о их связи в прошлом, причём весьма тесной. Это беспокоило Киру и даже бесило. Он ведь определённо знает о судьбе оставшихся на свободе больше её! Почему он тогда игнорирует её? Ждёт, что она сама первая подойдёт или боится «уводить от вожака», рядом с которым она почти всё время шла? Тоже благородный рыцарь нашёлся… Мог как мужчина уже давно подойти и просто сказать — мол, извини, что так глупо получилось. Ночью для этого времени достаточно было. Его даже не интересует, что за кошмары ей пришлось пережить за минувший год. Дурак набитый, да и только. Что она вообще нашла тогда в нём? Тоже, наверное, просто молодая кровь в голову ударила. Сама такая же дура. Ходят теперь и делают вид, что не узнали друг друга.

Та одна ночь на берегу озера не стоила всего того, что за ней последовало. Даже не ночь — вечер. Один час. И тот неполный. Половинка от силы. А самое горячее, так то и пяти минут не длилось. Не затяни она его сама в камыши и не прижми его руку к своей груди, так вообще ничего не было бы. Неумелый любовник — вовсе не беда. Любому делу всем учиться приходится. Можно подумать, она такая умелая была… Настоящая беда — это нерешительность. Ну, не получилось так идеально, как обычно представляется, так реши хотя бы после этого — стоит учиться или печь дальше блины комом, выдавая это за лакомство.

В детстве случалось такое, что Кира заставала родителей за «интересным» занятием. Она очень чутко спала и просыпалась от страстных вздохов и стонов, продолжая делать вид спящей. Чтобы не мешать. Из всего этого «пассивного опыта» Кира сделала вывод, что женщине это занятие больше удовольствия доставлять должно, чем мужчине. И не только во время него. После, поутру, оба родителя вели себя немного иначе: чаще обычного обнимались, приласкивали друг друга — то волосы взъерошат, то по телу рукой проведут как будто невзначай — и загадочно улыбались. Светились — точнее не скажешь. Ох, знали бы они, насколько тонко дочь изучала тайком их поведение, отмечая про себя, как часто (или редко — кому как) они «этим» занимались! «Миритесь-любитесь и никогда не деритесь!» — мысленно твердила она своё волшебное заклинание, проснувшись в очередной раз от тихих стонов. Не двигаясь, старалась дышать ровно, унимая чересчур часто стучащее сердечко. Забавное ощущение: и радостно, и страшно. Как будто с высокой горки по снегу на шкуре скатываешься — с визгом сквозь стиснутые зубы, ожидая что вот-вот свалишься, не вырулив. А потом, отплёвываясь и вытряхивая угодивший за шиворот жгучий снег, опять лезешь наверх, думая: «Хочу ещё раз, чтобы до самого низа, прямо до озера!» Да! — не до подножия горы, а чтобы выкатиться на берег и распластаться на льду, хохоча до одури от удовольствия в холодное небо.

Такое, наверное, чувство испытывают влюблённые. А то, что у неё первый раз было, это подскользнуться, когда только вознамерилась в предвкушении скатиться, и свалиться в заснеженную яму. Вот и всё веселье. Потом уже и настроения никакого. Тело под животом неприятно жжёт, внутри всё ноет, душу чувство стыда грызёт, что сдуру полихачить вздумала, пока другие не видят. Не то это дело, которое хочется заниматься одной. А приятелю, от которого ожидала более активного участия в волнующей игре, уже и того довольно было. Ни руки не подал, чтобы помочь выбраться, ни потом украдкой не прижал к себе, предложив горячим шёпотом ещё раз покататься. Ждал, наверное, что она опять первая проявит инициативу. Ага, и сразу предложит в собственный дом переселиться, чтобы всласть «кататься» когда и сколько захочется, не боясь больше быть застигнутой посторонними врасплох. Ну и раз на то пошло — сама этот дом с энтузиазмом и строить начнёт, надеясь на посильную помощь. Столб подержать, пока она будет подпорки ставить. Ну, и там прочее по мелочи — сучки с брёвен стесать, землю притоптать, да говорить со стороны: ровно или косо. Не поймите неправильно — парень не ленив, просто дома строить не умеет. Он вообще мало что умеет. Всё ждёт, что его всему терпеливо учить будут, улыбчиво подбадривая, чтобы он продолжал, когда получаться не будет. На мамин манер. Так что не судите строго, если всё наперекосяк.

Никудышная она любовница. То-то от неё все шарахаются, а этот милок и вовсе дёру дал подальше, как только увидел, какая она на самом деле. Не ледяная красавица — вампирша. Насильники, и те к ней в плену с большим вниманием относились. Проверяли, хорошо ли связана (как тебе — вас, женщин, вроде возбуждает роль слабых и беспомощных?). Палочку в рот засовывали (вкусная, ты ведь любишь кусаться, как злобная собачонка, заодно и плеваться не будешь). Верёвочку от этой узды на затылке не слишком туго затягивали (бантиком завязали, тебе идёт). И не просто своё удовольствие получить хотели, а старались — каждый в меру своих умений — и «бревну» сделать приятно, жадно прислушиваясь: застонает хоть раз немножечко, задышит разгорячено в ритм?

Фух. Забыть бы это всё и никогда не вспоминать. Ни!ко!гда! Никогда она больше не дастся живой в плен. И вообще мужчинам в руки, которые тебя повертеть хотят в своё удовольствие, а потом отбросить.

Ну и не подходи, если тебе приятней делать вид, как будто ничего не было, больно надо! Раз её проблемы тебя не интересуют, твои её тоже нисколечко интересовать не будут. Мечтай себе дальше, что когда-то получишь винтовку в руки. С пистолетиком разок поигрался и хватит.

Впереди уже отчётливо виднелось кочующее «стадо». Кира верно подобрала это слово. Люди растянулись по тропе в кучное шествие; спереди гнали небольшое стадо коров, голов двадцать, за ним — кучку овец, а после тянулись повозки с запряжёнными ослами. Кое-где шли ещё несколько коз на привязи. Все волки, лисы и медведи, поди, уже успели услышать это приглашение на сытный ужин и облизывались.

Следопыты не видели больше необходимости забегать то вперёд то в стороны, и после последнего привала шли вместе. Когда отряд обогнул очередной склон, люди в хвосте кучного шествия заметили их. Послышались окрики передним и скоро несколько мужчин остановились, начав с тревогой всматриваться, кто за ними идёт по следу. Это свои, кто догонял их быстрым шагом, — или враг?

Когда они немного приблизились, их узнали. И у южан, конечно, встречаются крепкие и высокие мужчины, но навряд ли те обладали такой же знакомой всем жителям статью и походкой. Ларс махнул рукой, приказывая им идти дальше, а не останавливаться, чтобы радоваться. Самое позднее через четверть часа отряд без труда нагонит табор.

Кира попыталась навскидку оценить количество людей. Их должно было быть вместе около четырёх-пяти сот. Столько же мужчин, если не вдвое меньше, наверное, осталось оборонять крепость. Не богато. На месте южан она направила бы большую часть войска не на штурм стен, а на охоту за более лёгкой добычей (молчи, не каркай).

Люди из табора теперь постоянно оглядывались на них. Кира пришла к выводу, что жители не знали о принятом решении отправить вдогонку отряд поддержки, поэтому сейчас с приятным удивлением узнавали знакомые лица, передавая новость другим спереди. Одному из мужичков не терпелось выразить свою радость и он остановился, поджидая отряд. По мере приближения его лицо менялось: когда оставалось всего несколько шагов до рукопожатий, он вскинул руку ко лбу, прикрываясь от солнца, и начал всматриваться куда-то вдаль, за спину отряда.

— Вы что, наперегонки шли? — спросил он.

Скауты в недоумении обернулись и посмотрели туда, куда он показывал. Вдалеке на холме, который соседствовал с тем, что они перевалили час назад, заметно было мельтешение силуэтов. И это была не стая рыщущих волков. Лица мужчин враз превратились из радостных в серьёзные. Даже Кира поняла, что это не могли быть свои, ибо они двигались другим маршрутом.

За ними шла погоня. Вопрос был теперь в том, как быстро их обнаружат и нагонят.

— Куда потом ведёт дорога? Что за этим склоном? — спросила Кира, первой прервав напряжённое молчание мужчин.

После замеченной опасности люди ускорили темп. Ступив в царство гор, которые простирались прямо перед ними, табор как раз огибал холм со скалистой вершиной. Отряд скаутов шёл в хвосте, всё время оглядываясь назад. Если преследователи не так торопились, как табор это делал вчера и сегодня, то можно было надеяться на час времени. Не больше. Слепым глупцом нужно быть, чтобы не увидеть дороги и не догадаться, кто по ней и куда прошёл ещё совсем недавно.

— Потом будет спуск, — ответил Динат. — Мы перед входом в ущелье.

— Ларс, нам нужно идти в другую сторону! — решительно сказала Кира, ещё раз окинув взглядом местность.

— Нет, не надо, — возразил он. — В ущелье нам легче будет обороняться.

— Как, если их больше? Мы не сможем долго их сдерживать маленьким отрядом, они будут выше и запросто задавят нас. Кто-то из вас ходил на днях в ущелье? Может, его завалило оползнем?

Мужчины переглянулись. Интересно, эта Каркуша что-то хорошее умеет предвещать?

— Согласен с ней, — первым высказался «горный козёл». — Ручей сейчас полноводный, и если русло размыто, мы можем оказаться запертыми в тупике. Людям придётся бросать весь скарб, который они тащили сюда, и бросаться в воду вместе с детьми.

— У тебя есть другое предложение? — спросил Ларс прямо, не желая разводить долгие споры. — Здесь некуда идти, как видишь. Другой дороги нет, есть только тупик в другой стороне ущелья, в котором нас тоже найдут и прижмут.

— Там нам проще будет держать оборону, — Кира указала на склон гор правее. — Мы можем подняться туда. Это и ближе, мы должны успеть забраться туда.

Ларс оценивающе посмотрел на отрог гор. Гребень уходил отсюда ввысь, только на середине переходя в остроконечный пик. Если они поднимутся по более пологому в этом месте склону хотя бы до середины, и неприятель захочет обойти их, чтобы ударить сразу с нескольких сторон, ему придётся тоже подниматься вверх — и он будет в любом случае ниже их. Как ни крути, а бить врага намного легче, стоя выше его на голову.

— Дельная мысль, — поддержал Аскар. — Тяжело будет, но куда уж лучше, чем на ровном месте. Там ведь и тропа есть.

Он показал на полосу под склоном между деревьями, в которой угадывались остатки давно не хоженой дороги.

— Это старая дорога к карьеру, — подтвердил Арест. — Её давно уже забросили. Там лес не густой, так что можно с телегами рискнуть. Докуда ослы дотянут, а там устроим баррикады.

— Со скотиной что? — спросил Динат.

— Нахрен вам эта скотина? — вставил своё решительное слово Захир. — О людях думайте! Время только зря терять, если гнать коров назад. Пусть идут себе дальше, будут фальшивой приманкой. Мы всё-равно теперь не успеем убежать, так что, как по мне, лучше обустроиться, как нам удобней будет, а не им.

Недолго думая, Ларс громко засвистел, обращая на себя внимание торопливо идущих людей. Мнения скаутов, поддержавших дерзкий план Киры, склонили чашу весов в одну сторону.

— В гору! — закричал Ларс, махая рукой в этом направлении. — Эй, впереди! Сворачивай направо! Вы там, тормозите всех и гоните назад!

Он ткнул пальцем в нескольких подростков впереди, которым было адресовано последнее послание. Общими усилиями мужчин табор удалось быстро застопорить и повернуть назад. Люди в шествии не знали о коротком совещании, которое отряд провёл на ходу, поэтому они растерялись в недоумении, но когда увидели решительные действия своих «пастухов», то быстро переориентировались и направились резко в сторону от основной дороги по указанной глухой тропе. Арест с Захиром пошли первыми, остальные скауты остались на дороге — подгонять оставшихся и прикрывать. Марат побежал назад по пройденной дороге с однозначным намерением подняться чуть выше и посмотреть, как далеко ещё (или уже близко) преследователи. Неплохо было бы узнать заодно и сколько их. Мысль, что, возможно, они переоценивают опасность, была соблазнительна. И настолько же опасна. Среди южан было достаточно воинов, которым шайтан-девка в своё время очень полезный урок преподнесла, а именно: что лучше иметь перевес сил пятеро на одного. Для кого-то из них и очень болезненный урок. Знали бы, где она сейчас, выслали бы вдесятеро больше преследователей.

Марат взбежал подъём и, выглянув из-за каменного выступа на повороте, подал два знака: помахал рукой «двигайтесь быстрее», а затем показал ладонью вниз «спокойно». В этой последовательности это должно было означать: «время ещё есть намного, но не медлите». Медлить никто и не думал, кроме ослов, которые не очень любят ходить по незнакомым дорогам. Да ещё с груженой телегой. Вопиюще нелогичный с точки зрения порядочного осла поступок: преодолеть половину удобного спуска, а потом развернуться и тянуть тяжесть назад в гору. Но мужики (и пару бойких баб), подхватившие тяговую скотину под узду, их мнением сейчас не интересовались и демонстрировали неслыханные для самих ослов упрямство и глупость. Скауты, оставшись на перекрёстке, постоянно следили за тем, что покажет «соловей», подгоняли особо нерасторопных и поджидали отстающих: тех, кто шёл до этого впереди и успел, соответственно, уйти дальше вперёд. Как только последняя повозка свернула с дороги на горную тропу, Ларс присвистнул, подавая Марату знак. С другой стороны последним оказался мужичок, который гнал стадо. Сообщение о изменившихся планах ему доставили своевременно (молодые ноги с ветерком донесли), но он, видимо, замешкался, не решаясь бросить любимых животных на произвол врагов.

«Бросай это дело и немедленно назад!» — махали скауты. Для успокоения совести прогнав стадо при помощи собак чуток подальше в ущелье, за первый поворот, радивый пастух понял на полпути, что не успеет своевременно вернуться. Не в этом возрасте и не с этой хромотой в ноге, вывернутой однажды в молодости. «Будь что будет!» — махнул он в ответ, развернулся и побежал в ущелье догонять стадо. Остановившись на повороте, он оглянулся в последний раз. «Молодчина, бывай!» — показал ему Марат и исчез из виду вслед за другими. Перекрёсток опустел.

Прижавшись к утёсу за поворотом, пастух взволнованно перевёл дыхание и заторопился дальше. Он не переживал за себя. За жителей — да, в меру. Подошедший отряд с Ларсом во главе был лучшей охраной, которую можно было желать, а от него, хромого, проку всё-равно никакого бы не было. Больше всего пастух переживал за своих собак. Те были приучены вести стадо даже без помощи пастуха и, получив его команду, это и делали, но тоже с заметным беспокойством. Так далеко им никогда не приходилось гнать стада; ослам, при помощи которых люди возили грузы между городами, эта дорога была более знакома, поэтому собаки после непонятного поведения людей начали нервничать. Возвращение пастуха они восприняли с заметным облегчением.

Арест с Захиром направили табор в гору, не став далеко уходить по тропе. В месте, где они сочли склон наиболее пологим, они приказали повернуть ослов в бездорожье между деревьями и решительно начали подталкивать телеги. Их примеру последовали все остальные. Не жалея сил, люди пыхтели и подталкивали телеги, помогая ослам и не давая им повернуть назад или в сторону. Женщины хватали самых младших детей, которые шли — точнее сказать: бежали за матерями, едва поспевая, — и тоже карабкались в гору.

Преодолев наиболее пологую часть склона — докуда ослы смогли дотянуть повозки, — мужчины начали формировать из них некое подобие баррикад. Кира не спешила лезть в гору, помогая самым слабым — женщинам, детям и старикам. Во всей этой суматохе она уже забыла, что хотела выискать в этой большой и разношёрстной толпе своих родных.

— Эй! — Ларс, выискав её глазами, свистнул. — Ты отвечаешь за них всех! Уведи их дальше вверх! Щиты! Захватите с собой щиты!

Подхватывая своими ручищами детей, он буквально швырял их дальше вверх, помогая взбираться. Округа наполнилась шумом: кричали люди, кричали ослы, кричали и плакали дети. Кричали коршуны, паря в небе: «Спешите, спешите! На вас идёт охота!» Стараться вести себя тихо было бессмысленным, и Ларсу приходилось тоже кричать во весь голос и свистеть, чтобы перекрыть общий гам. Все мужчины, которые готовы были биться, остались на линии баррикад и готовились дать отпор: снимали с телег и распределяли оружие, занимали наиболее удобные места, растягиваясь в две шеренги. Несколько людей передавали вверх щиты.

— Луки, нам нужны луки! — крикнула им Кира. Захватив с собой несколько колчанов, она полезла вверх. Снизу раздался свист ей вдогонку: Ларс, подцепив одного из мужичков рядом, передал ему второй патронташ с приказом поднять его тоже вверх и показывал Кире на него. Передав колчаны кому-то в руки наверху, она заспешила навстречу. Сумка с патронами оказалась почти вдвое тяжелее той, которую она несла, и ей пришлось волочить её по земле, поднимая вверх.

После уступа, на краю которого бросили телеги, склон шёл ещё круче вверх; взобраться по нему можно было лишь до гребня остроконечных пиков. Там люди и сбились на очередном уступе между крупными валунами, не зная, куда дальше подаваться. Мужчины, которые доселе руководили этим парадом, остались внизу, и «стадо» теперь в растерянности перетаптывалось в ожидании, кто возьмёт на себя команду.

Наспех оглядевшись (и отдышавшись за этим делом), Кира пришла к выводу, что это идеальное место для обороны: отряд заграждения можно было обойти лишь с большими затруднениями со стороны. Слева по горе шёл изгиб, усыпанный камнями — видимо, здесь когда-то случился небольшой обвал — и преодолеть это место было непросто. А под обстрелом и вовсе невозможно.

— Всем оставаться здесь! — закричала Кира, пресекая попытки особо напуганных предпринять какую-то глупость (как пойти вдоль склона дальше на поиски приключений). — Соберитесь вместе, сядьте и прижмитесь к стене! Нас будут обстреливать, поэтому не подставляйте свои головы! Те, кто спереди — распределите щиты и держите их поставленными!

Бесцеремонно хватая людей за руки, она начала сбивать их и наводить свой порядок. Подростков — вперёд. За неимением времени на объяснения она просто всучивала им щиты, оставляя выбор, как они будут прикрываться: сидя, стоя или лёжа. Голова на плечах есть, сами догадаются, если хотят, чтобы она осталась цела.

— Кто умеет стрелять, ко мне! — продолжала Кира муштровать доверенное ей скопище. — Возьмите луки и по колчану! Натяните все луки, а не только те, которые взяли! Лишние положите рядом!

Неважная ударная сила у неё набралась — всего две женщины и трое отважившихся подростков. Но лучше, чем вообще ничего.

— Вы будете прикрывать фланг. Ни в коем случае!.. Эй, вы меня слушаете?!

Кира подошла к юноше, который стоял с растерянным видом и не знал толком, что делать и куда смотреть, и схватив его рукой за подбородок, повернула к себе лицом.

— Смотри мне в глаза и слушай! Я теперь твой командир, ясно? Меня зовут Кира, если что-то нужно, громко кричать моё имя.

Она требовательно оглядела остальных, чтобы убедиться, что её слова не прошли мимо ушей.

— Ни в коем случае не пытайтесь попасть в тех, кто перед баррикадами! Это пустая трата стрел и если вы промахнётесь, можете попасть в спину своим же!

Шагнув в сторону, Кира показала руками на отрезок склона дальше в сторону карьера.

— Это ваше поле! Всё остальное буду я прикрывать. Понятно?

Горе-стрелки робко кивнули, подтверждая полученный приказ. Выполнить его не представляло особых трудностей — на указанном фланге не было воинов. Их для этого было слишком мало. Склон там был круче, взбираться было тяжелее и обходной манёвр не остался бы незамеченным, поэтому этот фланг решили пока оставить открытым. Заботливые мужички-скотоводы привязали там ослов к деревьям, дабы они не разбежались (что очень хотели), создав дополнительную помеху. Знали, что взбешенная от страха скотина может оказаться куда опаснее разъярённого врага.

Оставив свой наряд между собой разбираться, кто будет главным и как лучше занять позицию, Кира окинула взглядом сбившихся позади женщин с детьми.

— Соберите все камни под ногами! — закричала она им. — Прямо сейчас! Сложите их перед собой в ряд. Каждому по камню в руку! Если хоть один враг добежит досюда и попробует залезть — бросайте в него камни! Все вместе бросайте! Никто никуда не будет убегать, пока я этого не скажу!

Подтащив сумку с патронами, она бросила её передним в толпе.

— Мне нужен один доброволец, который будет мне подавать патроны! У кого-то есть платок, который не жалко разорвать? Сделайте мешочки, по десять патронов в каждом, и завяжите двойным узлом, чтобы они не раскрылись, когда упадут. У меня есть свой запас, поэтому у вас есть ещё время.

Ещё раз оглядев своих подопечных и убедившись, что все готовятся защищаться и исполняют её приказы, Кира осталась довольной. Платки сыскались и женщины уже рвали их на части, другие стаскивали в спешке камни. Стрелки пробовали луки. Кира вскользь заметила, что одна женщина умеет лучше других обращаться с этим оружием, раздавая советы менее опытным, и решила, что одного этого учителя будет достаточно.

Пока Кира в скором темпе возводила свою линию обороны, мужчины внизу делали то же самое. Впереди стояли те, кто считал себя бойцом, за ними — те, кто годился в воины только потому, что мог держать копьё в руках. Удобство их позиции заключалось в том, что врагу при штурме не только нужно было подниматься вверх, но и перелазить через баррикады — либо пользоваться проходами, что упрощало дело стрелкам — знай себе, стреляй в поток. Тем, кто прорвётся, предстояло встретиться с ощетинившимся отрядом.

Заложив пальцы в рот, Кира свистнула мужчинам внизу, привлекая их внимание. Не у всех были луки в руках и она не удержалась от того, чтобы не дать и им свой настоятельный совет. Изобразив, как стреляет из лука, она провела пальцем по всей линии. Намёк был понят — луки пошли по рукам. Приглядев выпирающий каменный выступ, обросший кустарником, Кира взобралась на него. Отсюда местность хорошо проглядывалась и ей не мешали деревья ни по бокам, ни прямо перед ней. С этой высоты даже часть дороги в ущелье была видна, и по ней как раз мелькала толпа неприятеля. Затаив дыхание, люди в горах с напряжением всматривались, пытаясь посчитать количество. Лишь спустя четверть часа первые разведчики осторожно заглянули на глухую тропу, в то время, как основное движение текло в ущелье. Маленькая передышка, которая осаждённым пошла на пользу.

Ларс дал воинам знак, чтобы они присели (не стоит сразу показывать врагу своё количество) и оглянулся, бегло осматривая линию фронта. Встретившись с Кирой глазами, он показал ей большим пальцем вверх, говоря: «Мы готовы». Она ответила тем же жестом. Присев на колено, сняла с плеча винтовку, быстро проверила её, расстегнула патронташ и вложила первый патрон в затвор. Оценив на глаз расстояние, переставила прицел.

«Заметят — не заметят?» — загадывали женщины, кусая руки и испуганно поглядывая вниз. Чтобы сдержать слёзы от чрезмерных переживаний, успокаивали ещё более перепуганных детишек. «И нам страшно. Но у нас есть храбрые защитники, они не дадут нас в обиду. А ещё вон та тётя с ружьём. Как её звали — Кира? Помнишь, что она сказала — никуда не бежать и бросаться камнями. Вот, возьми камушек и сожми его в ручке, сразу спокойней станет…»

Неприятельские разведчики быстро смекнули, что к чему. Когда основные силы хлынули в ущелье, они уже выяснили местонахождение добычи. В скором времени вся орда уже текла через перекрёсток, накапливаясь у изножья горы. Остановившись там, они изучали сложившуюся ситуацию. Навскидку воинов было больше сотни — против сорока мужчин, треть которых и воинами трудно было назвать. И одного быка, который с грозным видом смотрел на пришельцев. Эту зверюгу никаким способом не удалось заставить подниматься со своим грузом в гору, который он исправно тащил за собой по дороге, и его отпустили, не желая попадаться под бодливые рога. Недовольный бык гордо сбежал с того места, где заупрямился дальше идти (да хоть десятеро меня тяните — не ступлю ни шагу дальше!), и направился по тропе. Но не назад, откуда они пришли, а вперёд. Почему — одному ему известно было. Поняв, однако, своим бычьим умом, что не туда пошёл, зверь вскоре развернулся. Увидев людей, он остановился, вскинув голову и вынюхивая чужаков. Те в свою очередь не сочли его особенно опасным — он стоял в отдалении, а им не нужно было так далеко идти. Заприметив баррикады, южане после краткого совещания начали растягиваться по склону, формируя свой порядок: впереди воины с щитами и ударным оружием, за ними арбалетчики.

Кира оглянулась на своих стрелков. Те с взволнованными лицами взирали на надвигающееся войско, в рядах которого можно было увидеть достаточно много арбалетчиков, которым им предстояло противостоять. Это было неравное соотношение ни по количеству, ни по опыту. Чтобы придать им немного уверенности, Кира ещё раз показала на направление, которое они должны были прикрывать. Лучники кивнули ей, стараясь унять волнение и испуг.

Вскинув винтовку, Кира прицелилась. Враг был сейчас примерно на расстоянии той первой косули, которую она подстрелила на день своего рождения. Это, конечно, далеко не предел досягаемости её пуль, но на этой дистанции Кира могла уже с уверенностью стрелять. Как всё-таки хорошо, что они выше своих врагов! В обратном случае много пуль ушло бы в землю, не долетев. И свои люди у неё не стоят на линии обстрела, так как они ниже её.

«Дыши ровно и не торопись. Проследи за целью, кто это и как ведёт себя, и попробуй предугадать следующий шаг. Никогда не трать патроны впустую и спускай курок только тогда, когда уверена, что попадёшь. Будь спокойна, как будто ставишь мат в два хода».

Спасибо, папа, за всё, чему ты её научил!

Первый выстрел прозвучал для всех неожиданно. Люди за баррикадами вздрогнули от громкого звука, перебившего общий гомон воинственных криков, которыми южане решили запугать их, прежде чем идти в атаку. Мужчины впереди обернулись на неё с жестами возмущения: «Что ты делаешь, сумасшедшая?! Зачем пускаешь драгоценные пули на ветер — далеко ведь ещё, не попадёшь!»

Во-первых: да, сумасшедшая, и вы это знали с самого начала! Во-вторых: ей нужно пристреляться, и первые пули скорее всего и так пойдут на ветер. В третьих: далеко для луков или если бы в её руках было гладкоствольное ружьё.

Когда гром выстрела долетел до неприятеля, все уже быстро поняли, что она попала: один из вражеских воинов в толпе повалился на землю. Не тот, в которого метилась, но ведь об этом никому говорить не надо. Был ли он мёртв или ранен, Киру больше не интересовало. Любой выбывший из строя вражеский воин был равноценен одной спасённой жизни своих людей. Корректировка прицеливания и можно продолжать в том же духе.

Ларс поднял обе руки над головой и одобрительно захлопал в ладоши. Кира быстро перезарядила винтовку и нацелилась в следующую жертву.

Второй выстрел через пол-минуты и ещё один упавший вдалеке. Теперь вместе с Ларсом, который ещё и восторженно вскрикнул при этом, захлопали ещё несколько воинов. Спустя минуту после третьего выстрела хлопали и громко кричали уже почти все. Ларс сумел своим примером заразить остальных и придать смелости и уверенности даже тем, кто скорее держался за своё оружие, чем держал его.

Только пятая пуля ушла на ветер. Точнее, в ствол дерева. Но это нисколько не расстроило товарищей. Они с каждым разом кричали всё громче и яростнее, показывая врагу зубы. Стрелок, который может бить на таком расстоянии, оказался для южан крайне неприятным сюрпризом. По всему, они не рассчитывали на такой отпор и вообще наличие огнестрельного оружия у обороняющихся. Как не обладали и собственным. Этот отряд был откомандирован заранее не на штурм крепости, а в обход её для разведки тыла и диверсий, как того и следовало ожидать. Видимо, по дороге враг и засёк движение отряда из крепости в горы, двинувшись за ними. Хорошо, что Ларс не стал медлить и в спешном порядке эвакуировал жителей. Днём позже табор угодил бы в устроенную засаду.

Ликующие крики осаждённых и падающие один за другим товарищи посеяли в рядах наступающих нерешительность. Только после нескольких выстрелов им удалось заметить стрелка на высоте, но так как его невозможно было достать снизу из арбалетов (как и из более дальнобойного лука), то это знание мало что давало и первой естественной реакцией было броситься за укрытия: деревья и камни. Недостаток оных: их недостаток. За толстыми деревьями и крупными валунами все не могли спрятаться; за камнями в половину человеческого роста бесполезно прятаться от снайпера, для которого такие игроки в прятки были видны как на ладони, а бегство в кусты вполне предсказуемо. Пока южане думали, что предпринимать, Кира успела попасть уже в шестерых. С каждым выстрелом её движенья становились ловчее: опустить винтовку, открыть правой рукой затвор, достать из сумки на боку патрон, вложить его и задвинуть рычаг в крайнее положение. И всё это уже не глядя, машинально, высматривая за время перезарядки очередную живую мишень. Прицелиться, немного выждать и на выдохе нажать на спуск. Не каждая пуля попадала в цель, но отбитые с камней осколки вместе с искрами и выдранная щепа с корой действовали не менее устрашающе.

Бой был принят без каких-либо переговоров (давайте вы мирно сдадитесь, а мы вас за это бить не будем), и южанам не оставалось иного выбора, как в срочном порядке наступать — либо отступать. Принимая второй вариант, им следовало задать себе резонный вопрос: а зачем они тогда вообще бежали сюда — чтобы, струхнув, сразу убежать назад? И что говорить своим предводителям, вернувшись с пустыми руками? Что их дети забросали камнями? Что сотня воинов с десятью стрелками оказались сильнее их сотни (не признаваться ведь, что их было от силы три дюжины, включая одну бабу, которая перестреляла немало бравых молодцов)? Оплеухи и ругань были бы в этом случае самым мягким наказанием.

Предсказуемость всегда играет на руку противнику, и единственное преимущество, которое у южан в этой ситуации оставалось — это количество. «Это только один стрелок, он не перестреляет всех!» — это, должно быть, кричали самые отважные натуры своим товарищам, науськивая их на врага. Конечно не перестреляет, ибо когда-то закончатся патроны, но чем дольше враг медлил, тем больше он давал времени стрелку спокойно делать своё злое дело.

Собравшись с духом, южане ринулись скопом в атаку. Взбегая по склону, они старались петлять между деревьями, чтобы усложнить стрелку прицеливание. Поначалу казалось, что это помогло — один из воинов, подгоняя других, не упустил случая злорадно громко указать всем на два сделанных промаха. Одно он не учёл — что все, кто останавливался на минуту, чтобы прикрикнуть на других, или передохнуть, становились очень хорошей мишенью. За это и получил пулю в голову (не туда целилась, а чуточку ниже, где тело шире, но какая разница?).

Ещё одним серьёзным недостатком оказалась вынужденная остановка, чтобы выстрелить из арбалета и снова его зарядить. Когда атакующие взбежали на расстояние, которое защитники за баррикадами сочли достаточным, вниз полетел град стрел. Щиты не всегда помогали, а лучникам было совершенно безразлично, в какую часть тела угодит стрела — лишь бы он скатился вниз или остался на месте, превратившись из атакующего в обороняющегося. А против пуль деревянные щиты вовсе не помогали, те их пробивали насквозь. Если у кого-то пуля отлетела рикошетом об какую-то железную часть, то это было диким везением. С этой бедой южанам нужно было что-то делать.

Первым в рукопашную ринулся Ларс, как и следовало ожидать. Он не стал дожидаться, когда противники преодолеют преграду из баррикад, и сам бросился им с топорами навстречу. Его взбешенный вид действовал устрашающе. Одни огромные топоры, которыми он махал направо и налево, чего стоили. Изрубив двоих-троих, он с дикой яростью набросился на следующих. Рядом с ним просвистел болт, вонзившись в дерево. Не успев натянуть тетиву арбалета, стрелок в стороне повалился на землю после очередного прозвучавшего с высоты выстрела.

Не потеряв ещё ни одного человека в своих рядах, обороняющиеся сообща вывели из строя около двух дюжин вражеских воинов. Раненые искали укрытия за деревьями и камнями, с искажёнными от боли лицами и воплями переламывая стрелы в своих ногах и плечах, чтобы выдернуть их. Но штурмующих было всё ещё больше в два-три раза. И они были настроены крайне злобно. На баррикадах противники уже сошлись в рукопашном бою, где решающим критерием было не оружие в руках, а удачно нанесённый удар. Не важно куда, не важно чем. Здесь ни у одной стороны не было решающего преимущества. Обороняющиеся встречали врага копьями, рогатинами и секирами, с помощью которых нетрудно было держать врага на расстоянии, махая яростно вправо-влево. Лучники во втором ряду старались использовать вынужденные остановки врага, чтобы пустить в него стрелу. Нападающие пользовались количественным преимуществом и недостатком щитов у защитников (ими прикрывались женщины наверху, выставив стенкой).

Теперь, когда пришлось простреливать между своими воинами, выбирать подходящую цель стало трудней. С обеих сторон заметна была сходная тактика: первый ряд штурмовал, а второй поддерживал обстрелом. Кира переключилась на второй ряд, высматривая вражеских стрелков и стараясь уничтожить их. Стрелы и болты летели в двух направлениях, не всегда настигая цель, и только пули — в одном, лишая почти каждый раз кого-то возможности бежать, стрелять или махать рукой. Кого-то и всё вместе взятое. Ларс со своими лучшими воинами довольно хорошо держали центр, сдерживая натиск. Подобно волне, нахлынувшей на корабль и разрезанной стальным носом пополам, неприятель начал перебегать на фланги, увидев там огромную брешь и возможность прорвать линию обороны. И скоро ему это удалось.

Кира краем глаз постоянно следила со своей позиции за общей обстановкой и видела, что часть южан заходит со стороны, намереваясь взять её на прицел. Пока им это не удавалось, и она продолжала поддерживать своих воинов. Снабжение патронами быстро наладилось. Воспрянув духом после весьма удачного открытия боевых действий, женщины смотрели на Киру, как на свою защитницу, и старались помогать, чем могли. Мешочки с патронами были сложены в кучку и бравый юнец исправно доставлял их, подбегая к ней при условном знаке. Как только патронташ опустел на треть, Кира потребовала первый мешочек.

— Высыпь в сумку! — приказала она юнцу, не отрываясь от стрельбы. — Мне некогда развязывать. И говори мне каждый раз, сколько у вас ещё осталось.

Встретившись глазами со своими лучниками, она показала им на опасность, которая неминуемо надвигалась с упомянутого фланга. С другой стороны враг не решался подниматься — там одному лучнику без труда удалось бы сбрасывать скалолазов вниз. Махнув рукой своим лучникам, Кира дала им понять, что они могут действовать на своё усмотрение. Им тоже нужно было пристреляться, и пока свои воины внизу отбивали атаку в центре, они не могли попасть под неудачно пущенные стрелы. Самая опытная лучница решилась первой сделать пробные выстрелы. Одна стрела не долетела, вторая угодила в крону дерева. Бывает, что ж поделаешь. Вслед за ней начали пристреливаться и другие стрелки. Противникам их обстрел пока не нанёс значительного урона — лучники не могли похвастать такой точностью, как единственный снайпер. Учуяв свой шанс, всё больше южан торопливо смещались на фланг и взбирались всё выше. Когда от камней рядом отскочили первые долетевшие болты, Кира поняла, что не сможет долго оставаться здесь. Отряд южан уже зашёл во фланг и явно намеревался идти ещё выше. Пятёрка недоучков на высоте была в их глазах более лёгким противником, чем матёрые воины в стороне.

Решив не доставлять радости первому арбалетчику-удальцу, Кира сошла с валуна. Пронзительно свистнув вниз, чтобы обратить внимание мужчин на возникшую угрозу, она перебралась немного в сторону, заняв новую позицию. Долго так делать она не могла, ибо арбалетчики брали её усиленно под обстрел, мешая сосредотачиваться. Склон тоже не везде позволял присесть или привстать на одно колено, и несколько выигранных метров не служили гарантией того, что в неё рано или поздно не попадут.

— Пять! — сообщил доставщик патронов.

Чтобы не подставлять своих лучников под обстрел и усложнить задачу противнику, Кира начала перебираться дальше на другой фланг. Стрелять стоя было менее удобно, и она теперь промахивалась чаще. Сказывалась и усталость в руках от карабканья по кручам. На болты, которые по большому счёту не долетали и вонзались в землю в нескольких шагах перед ней, она скоро перестала обращать внимание. Бойцы после её свиста заметили обходной манёвр, которым их брали в клещи. Атаку в центре можно было считать отбитой — враг понёс там большие потери, а страшная горилла с топорами продолжала наводить ужас, сбрасывая со склона одного за другим.

В данной ситуации южане приняли решение смять слабый фланг противника и броситься наверх, чтобы перебить пяток стрелков и захватить заложников, а затем подавить сопротивление окружённых защитников. Крича и ругаясь, на чём свет стоит (и эта чёртова девка), южане полезли толпой дальше вверх, раздваиваясь: половина прямо, половина к снайперу, которому дальше было некуда уходить. Из первой дюжины четверо опять скатились вниз: один от пули, двое от стрел и ещё один оттого, что неудачно подскользнулся. Бывает, что ж поделаешь.

Самое важное правило, которое Кира выучила в свой жизни, гласило: попав в отчаянное положение, делай то, что от тебя меньше всего ожидают. Перезарядив винтовку, Кира зажала запасной патрон в зубах, и пошла навстречу врагу. Она видела, что не у всех арбалеты в руках — в такой горячке мало у кого хватало терпения возиться с этими штуками, — и так же враги видели, что ей со своей штукой тоже возиться приходится. Из троих одного подстрелить только успеет, а двух других уже нечем будет пугать — это ведь не та яростно ревущая горилла снизу. Это просто девка с винтовкой в руках, не больше.

Первого Кира уложила в пяти шагах перед собой. Выхватив изо рта патрон, быстро перезарядила и уже не целясь, по инерции движения, выстрелила почти в упор во второго. Пробив щит, пуля угодила воину в живот, он болезненно крякнул и скрючился, сползая на землю перед ней. Дурень, нашёл чем прикрываться. На следующую перезарядку времени больше не было. Столкнув пинком раненого вниз, Кира отскочила в сторону навстречу следующему силуэту и нырнула под замахнувшуюся руку с дубиной. Увернувшись, она ударила нападавшего сзади винтовкой в колено, чтобы вывести из равновесия, и следом врезала тыльной стороной приклада по голове, вложив в развороте всю силу в удар. Послышался гулкий хруст, и воин без сознания полетел вниз. Перекатившись несколько раз по склону, его тело осталось неподвижно лежать.

— Кира! — отчаянно закричали стрелки сверху, предвидя неминуемую опасность.

— Камни! — закричала она в ответ, срывая голос. — Бросайте камни!

Шею обожгло, Кира инстинктивно схватилась за больное место и отпрянула в сторону. Оступившись, она потеряла равновесие и упала, больно ударившись об камни и соскользнув вниз по склону. Удар от падения отшиб дыхание, в глазах потемнело, но руки не выпустили оружия. Откашлявшись и сделав спасительный глоток воздуха, она машинально нащупала патронташ. Какое счастье, что она так «удачно» упала, что не рассыпала патроны! Ушибленная рука и ободранная кожа на боку жгла всё сильнее. Ладонь, которой она схватилась за шею перед падением, была в крови. Вокруг стоял невообразимый шум — все кричали на самый разный лад. Только у Киры не было сил, чтобы крикнуть.

Помогите же ей кто-нибудь! Ларс, где этот хвалёный охранник, которого ты приставил к ней? Аскар, чёрт бы тебя побрал…

Сверху под крики женщин и детей сыпались камни, сбивая вниз очередную волну южан, карабкающихся вверх. Пока Кира приходила в себя, на помощь подоспели и отступившие от баррикад защитники. Стихшие выстрелы не могли быть ничем хорошим, и несколько воинов уже спешили к ней, чтобы прикрыть от штурмующих. Первым подоспел Дарий. Взбежав по склону, он сбил несколько воинов, по которым не попали камни и стрелы, и теперь с невиданной яростью разбрасывал врагов на уступе.

Кое-как приподнявшись, Кира зарядила винтовку. Ушибленная левая рука плохо держала оружие, затрудняя прицеливание. Кира переползла к ближайшему дереву и прильнула к нему больным боком. Ей нужна была какая-то опора. Оперев левую руку на поднятое колено, она навела винтовку на штурмующих. Долго целиться времени не было, битва сейчас для обеих сторон стояла на изломе, где каждая минута и каждый удар решал — всё или ничего.

Точный выстрел и одним врагом стало меньше. Пусть знают, что она опять в строю. Ещё выстрел и болты перестали лететь в своих. Не убит, но с раненой рукой из арбалета не постреляешь. Из винтовки — да. Кира не могла больше стрелять так часто и перезарядка давалась трудней, но смертоносности летящих пуль от этого не убавилась. В каждый выстрел она вкладывала всю свою злобу и боль за пережитые кошмары плена. Стиснув зубы от боли, она мстительно уничтожала врага, который всё ещё рвался вперёд. Но уже не с такой решительностью, как несколько минут назад. Ряды южан заметно поредели и продолжали неуклонно редеть, ибо защитники отчаянно дрались, удерживая уступ и умело пользуясь преимуществом высоты. Надёжные стрелки сверху за их спинами придавали им уверенности. А тем придавали уверенности зажатые в детских кулачках камни.

После возобновившихся выстрелов неприятель дрогнул. От топоров и пик можно было уклониться. Стрелы могли пролететь мимо, особенно если петлять — а это постоянно приходилось делать, взбираясь на кручу и обегая камни и деревья. От пуль невозможно было увернуться, они настигали любого вне зависимости от расстояния. Это врагу пришлось усвоить уже с первым выстрелом, открывшим бой. Может, это вовсе не человек, а робот? Таких человекоподобных никто никогда не встречал, но ведь только машины могли с такой мизерной погрешностью попадать в цели! Нет более устрашающего врага, чем стрелка с холодным расчётом и выдержкой бездушной машины. Единственным спасением было бежать от него. Разворачиваться, пока ещё не поздно, и бежать изо всех сил, что ещё оставались в ногах. И надеяться, что в тело не вопьётся железный коготь, сбивая с ног.

Стоило струхнуть одному, как за ним последовали и другие. Верно говорят, что дурной пример заразителен. И пусть за спинами радостно ликуют победившие! Для тех, кто убегал, большей радостью было после очередного бичевавшего их звука выстрела осознание того, что стреляли не ему вдогонку. Кое-кто всё ещё медлил, ожидая своей очереди стать мишенью. Лучники теперь тоже осмелели и стреляли намного точней.

Ещё больше смятения в ряды врага вносил бык. Долгое время он стоял в стороне на тропе, непонятливо взирая на происходящее, но в какой-то момент битвы его что-то взъярило — возможно, злобные крики людей и гром от выстрелов, который усилялся в горах эхом, — и он бросился на ближайших людей. Ему было всё-равно, кого топтать и бодать — здоровых, которые лезли вверх, раненных, которые сползали вниз, или уже мёртвых, которых он уже забодал. Попавшие в него болты привели животного окончательно в полное бешенство, и южане, отступая, шарахались от него ещё больше, чем от гориллы. Можно сказать, бык один держал слабый фланг своих хозяев, попавших в беду. Даже ослы внесли свою посильную лепту, брыкнув от испуга двух-трёх южан, решивших использовать их как прикрытие.

Когда южане схлынули с горы и ринулись прочь, к ликующим крикам на горе добавился рёв быка, который грозно выл им вслед во весь звериный голос.

Уронив выскользнувшую из рук винтовку, Кира зарыдала, не в силах больше выдерживать нервное напряжение. Боевые товарищи внизу на уступе смотрели друг на друга так, словно боялись поверить в свою победу — которая далась большой ценой. На ногах осталось стоять дюжина воинов, да и те выглядели неважно. Кто-то уже опускался на землю, прислонившись спиной к деревьям или камням, чтобы закрыть глаза и передохнуть.

— Кира, с тобой всё в порядке? — прозвучал обеспокоенный голос.

Лучница, спустившись к ней, присела рядом и озабоченно смотрела на своего окровавленного командира. Кира неопределённо кивнула (и да, и нет), судорожно вздыхая и вытирая запачканными ладонями зарёванное лицо. Как была грязнулей, так ей, видимо, такой и придётся остаться. Привыкнут. Она притянула к себе винтовку, которая зацепилась ремнём за локоть, и попробовала опереться на неё, чтобы встать, — и тут же одёрнула руку. Замечательно, теперь ещё и ладонь на здоровой руке об разгоряченный ствол обожгла, как будто полученных ран было мало! Хороший повод, чтобы зареветь во весь голос. Как бык. Прикусив губу, Кира из последних сил стерпела нахлынувшую боль от ожога.

— Воды, — прохрипела она.

После всей беготни по горе у неё совершенно пересохло горло. Потерю крови тоже нельзя было недооценивать. Взобравшись наверх, лучница раздобыла несколько бурдюков. С одним она вернулась к Кире, сбросив остальные мужчинам дальше внизу.

— Ты вся в крови. — Лучница глотала слёзы переживаний, осматривая Киру. — Дай я тебя перевяжу, хотя бы наскоро.

Что правда, то правда. Рана от болта, задевшего шею, пропитала кровью всю одежду сверху. Чуточку точнее и она больше бы не встала. Кира подняла руку, которую прижимала к больному боку, и посмотрела на него. Рубаха была местами изодрана и пропитана кровью, а из-под дыр проглядывала израненная кожа.

Кира глубоко вздохнула. В боку при этом не резало — можно было надеяться, что кости целы. Поймёт, когда встанет.

— Мы правда победили их? — В голосе лучницы слышалась неуверенность. Не в победе — это было очевидно, — а скорее в том, что они смогли добиться её своими маленькими силами против такой мощи.

— Как тебя зовут? — спросила Кира вместо ответа. Глупо как-то называть близких людей отстранённым «Эй».

— Ноа.

Кира приподняла руку, чтобы Ноа смогла обвязать её талию платком, и опустила её на плечо лучницы, притянув к себе для лёгкого объятия.

— Мы правда победили, и ты нам помогла в этом! Спасибо тебе.

Ноа всхлипнула, совершенно расчувствовавшись. Бывают такие редкие моменты в жизни людей, когда они вдруг понимают, что должны были встретиться одним днём и посмотреть друг другу в глаза. И если на лицах отражается не взаимная неприязнь, а искренняя радость и симпатия, то это начало дружбы на всю жизнь.

— Да я-то что… — Она неопределённо махнула рукой вверх, будто хотела сказать: «Я там, вон, всего лишь в сторонке стояла и палочками бросалась». — Это вы всё…

— Нет, — отвергла Кира с улыбкой это скромное отнекивание, — ты внесла свою долю. Я видела, как ты стреляешь. Не все мужчины так хорошо стреляли. И ты умело командовала остальными, чтобы они не стреляли куда попало.

— Когда ты успела это видеть? Ты же сама всё время стреляла!

Кира пожала плечами. Мол, успела. Она глазастая, много что видит. Даже если Ноа не считала свои попадания, можно было поспорить на то, что из всех, кого поразили стрелы при атаке на второй уступ, половина была пущена этой умелой лучницей. И она действительно не только стреляла, но и давала команды своему наряду, в кого им метиться, следуя простому и понятному принципу: все стреляют в одного, ибо если один промахнётся, может попасть другой. С одной поправкой — она выбирала себе отдельные цели. Это о многом говорит. Хороший стрелок быстро распознаёт истинный талант, коим бесспорно являлась Ноа.

— Помоги мне встать, — попросила Кира. — Мне нужно спуститься вниз.

Крепко вцепившись в цевьё винтовки, Кира между делом не переставала следить за округой. Как и другие воины, она прекрасно понимала, что безудержно радоваться ещё рано. Неприятель мог собраться с духом и пойти ещё раз в атаку — но уже не так открыто, а тихо подкрадываясь. И за деревьями всё ещё могли прятаться те, кто решил выждать удобного момента, чтобы коварно ударить тогда, когда они потеряют бдительность. Как раз сейчас нельзя было падать от изнеможения и отдыхать. Нужно было вставать, обходить ближайшую окрестность, искать своих раненых товарищей и оттаскивать от лагеря мёртвых врагов. Ещё одно преимущество высоты: их тела можно было сталкивать вниз и легко волочить в том же направлении.

Спустившись при поддержке Нои на нижний уступ, Кира встретилась с уцелевшими воинами. Успокоительный взгляд или поднятый большой палец, что могло одновременно выражать «я в порядке» и «а ты ничего задала жару», говорили ярче любых слов. Больше всех радости и облегчения было в глазах Аскара, который устало сидел на земле. Посмотрев на Киру неотрывно долгим взглядом, он вздохнул, улыбнулся и закрыл глаза.

— Оставайся здесь, не уходи, — наказала Кира своей новой подруге. — И держи лук наготове. Неплохо будет, если кто-то ещё спустится. Раненным нужна помощь.

Ноа поняла. Махнув людям наверху, она позвала вниз помощников. Некоторые мужчины, утолив жажду и передохнув, начинали уже сами перетягивать свои раны. Другие, оставшиеся чудом невредимыми, вставали, собираясь с духом для следующих неприятных дел.

— Где Ларс? — спросила Кира Дината, который первым попался ей на пути.

Он задумчиво посмотрел в сторону и махнул рукой: «Где-то там, наверное…» После прорыва южан на фланге Кира больше не могла следить за своими воинами и прикрывать их в той мере, как делала до этого. Из знакомых лиц на уступе, кроме Аскара и Дината, Кира углядела Власа, Рустама и Марата. В стороне виднелся Дарий, утиравший водой бледное лицо (неужели опять стошнило от кровавой резни и перевозбуждения?), и чуть дальше — Арест, который оказывал Захиру помощь. Оба старика остались живыми, пусть и не совсем невредимыми. У Ареста плечо и торс были уже перевязаны, и он накладывал повязку на руку Захира. Тот в добавку получил ранение болтом в ногу ниже колена. Выдернуть его он уже успел (не убеги враг, он испугался бы сопутствующих крайне болезненной процедуре злобных ругательств), как и перетянуть. В остальном не подавал виду, что готов сегодня помирать. Вот что значит старая закалка и выносливость.

— Здорово мы их уделали, да? — прохрипел Ларс, выплюнув изо рта сгусток крови.

Он сидел у дерева там, где его покинули силы, не отступив до последней минуты ни на шаг. В плече у него торчал болт, который он уже на стал выдирать, и это была, пожалуй, самая безобидная рана из всех. Сколько он сам изрубил врагов, можно было видеть по растерзанным вокруг и сброшенным вниз телам.

Кира опустилась на землю, чтобы быть перед ним лицом на одном уровне. Ларс смотрел на неё довольным взглядом, полным восторга. Такого удовольствия от победы он не получал уже очень давно. Так жить ему было точно не скучно.

Они оба смотрели друг другу в глаза и понимали, что для одного из них это была последняя победа. И последний дневной свет, который бесповоротно затухал, отсчитывая по тяжёлым вздохам оставшиеся минуты.

— Я знал твоего отца. Когда-то мы были лучшими друзьями, а потом рассорились из-за ерунды. Последний раз мы виделись прошлой осенью, в тот день, когда эти уроды травили вас по лесу. Он искал твою сестру. Мне чертовски жаль тебя расстраивать, но они после этого больше не появлялись в городе.

Ларс слабо усмехнулся над какой-то только ему понятной иронией:

— Да, он был прав — я последнее дерьмо. Прости.

Кира всхлипнула, не удержавшись. Надо взять себя в руки, всё-таки уже большая девочка, чтобы каждый раз теперь срываться в слёзы. Хотя слышать эти слова было теперь действительно очень больно. Она только этой надеждой жила весь год и переносила все страдания — что отыщет отца и Вету. Сейчас в ней оборвалась ещё одна нить в тонкой верёвочке, за которую она сама держалась за жизнь. Первая оборвалась, когда она уходила из родной землянки, и это было не менее болезненно.

Вроде встретила человека, можно сказать, вчера и провела всего лишь день с ним — и то без лишних разговоров, — а как будто и не было времени до него. И как быстро сходишься с ним и осознаёшь родство душ, так же быстро теряешь этот дар судьбы.

Хоть какая-то, но правда. Легче от этого не станет, но по крайней мере она не будет теперь попусту терзаться в поисках родных в той большой толпе.

— Я знал, что ты это выберешь, — сказал Ларс с лукавой улыбкой.

У него только и осталось сил, чтобы показать взглядом на винтовку, с которой Кира не расставалась ни на минуту. Значит, это у него Аким тогда выиграл первый экземпляр, на котором Кира училась стрелять. Интересно, в какой момент он узнал в ней именно его дочь? Если бы она могла, то бросилась бы ему сейчас на шею. Но к нему сейчас даже негде было прильнуть головой, чтобы не наткнуться на рану.

Другие руки осторожно прижали Киру к себе — рядом присел Аскар, который вместе с товарищами обходил склон в поисках раненых.

— Ты должна отвести их в Мираканд, — прохрипел Ларс, отхаркнув ещё крови. — Ты теперь за главного. Это мой последний приказ. Чтобы ты не сбежала назад в лес…

Он перевёл глаза на Аскара.

— Помоги ей. И передай тем кретинам привет от меня на память.

Аскар поднял его ослабевшую руку и сжал ладонь.

— Вставай, — сказал он решительно, потянув и попытавшись взвалить на себя.

— Спятил? — только и смог сдавленно прошептать Ларс. — Оставь. Мне нравится здесь. Это лучшее место на земле, которое я когда-то видел.

К ним уже успели подойти другие, и они теперь стояли вместе перед умирающим предводителем. Прощальное молчание прервал Влас, который вдруг усмехнулся.

— Ты п-помнишь, как тогда дал мне в-м-морду? — сказал он с горечью, запинаясь от волнения. — Я был ещё з-зелёным. Ты всех н-нас заставлял д-драться. П-проверял, сможем ли дать со всей силы. Т-ты терпеть не-м-мог слабаков. Я на всю жизнь запомнил! Н-ныл втихую весь день, а на след-дующий ты послал меня в-в-лес. Т-так и сказал — пошёл нахер отсюда и чтобы раньше двух дней тебя здесь не было! А я только того и хотел, чтобы т-тоже ходить в разв-ведку.

По усмехающимся глазам Ларса было видно, что он всё прекрасно помнил. Он уже не в состоянии был говорить, и каждый вдох давался ему с трудом.

— Мы б-боялись тебя все. Ты всегда знал, куда б-больнее ударить. И ты умел бить словами. Но так ты больше хвалил, д-даже когда грязно ругался. Ты н-научил нас стоять за себя. Это твоя победа.

Да, только этому он их всё время и учил. Каждый новобранец должен был выстоять с ним в драке. Мало кто, конечно, мог сравнится с ним силой, но он и дрался скорее играючи, больше запугивая соперника. Ларс умел всегда верно определить его сильные и слабые стороны. Кто не хотел драться, тому оставалось только пасти скот и чистить сараи. Грубый отбор, но справедливый.

Как знать, выстояли бы они этот бой, не имея такого жёсткого учителя? И кто теперь будет учить подростков стоять до последнего за себя и своих близких?

Спустя несколько минут на месте прощания было больше не на что смотреть. И поздно что-то говорить. Кира наклонилась и уткнулась головой в плечо безжизненного великана. Аскар утешительно погладил её по вздымающейся от беззвучных рыданий спине, бережно подхватил за руку, навесив её на свою шею, и медленно поднялся вместе с ношей.

— Пойдём, тебе нужно отдохнуть. Здесь небезопасно.

Приобняв Киру за здоровый бок, он увёл её назад к тому месту, где она спустилась прежде с Ноей на первый уступ.

— Не беспокойся, мы наведём порядок, — приговаривал он, опуская ослабевшую Киру на землю перед валунами, к которым она могла привалиться. — Ноа рядом, она прикроет. Если будет худо, свистнем.

Поворошив вещи в повозках, Аскар вернулся с каким-то мешком — разбираться не стал, с чем, мягкий да нетяжёлый и ладно — и устроил Кире под голову в качестве подушки. Накрыл щитом заместо одеяльца и положил рядом бурдюк с водой. Обслужил уважаемую даму как мог.

— Мне нужен один живой, — проговорила Кира, отдавая ему наказание. Усталость одолевала её и глаза сами собой слипались. Всё-таки ночь не спала, а после такой встряски любой свалится.

Аскар понял, что Кира под «живым» подразумевала вражеского воина. Объяснений, зачем, уже бесполезно было спрашивать — привалившись к «подушке», Кира мгновенно сникла. Поговорить о погоде, как здесь красиво, и о прочем, что у девушки может лежать на душе после жарких событий. Зачем же ещё?

Захир

Из временного забытья Киру вырвал крик, взывающий к пощаде на чужом языке. Дёрнувшись, она резко села и сжала винтовку, сбросив движением руки «одеяльце». Глаза, уставшие от напряжённого прицеливания во время боя, с трудом фокусировались и побаливали, поэтому она с минуту смотрела мутным взором, помаргивая и не вставая со своего места. Шум возни доносился со стороны баррикад — Аскар с Динатом вдвоём грубо волокли раненного воина. Видимо, он всё это время отлёживался, и теперь, попытавшись незаметно уползти, выдал себя. Глупец. Не хватило ума притвориться мёртвым и дождаться темноты. Испугался, что его сейчас найдут и добьют. Ну, вот и нашли.

«Вот тебе живой экземпляр, как просила», — показал Аскар жестом, когда пленного привязали к дереву.

Бедняжка. И убивать как-то даже некрасиво, когда смотрят с таким отчаянием на лице. Интересно, как бы он вёл себя, когда их дети и женщины смотрели бы на него с таким жалостливым видом? На своём языке южанин лепетал что-то в духе «я никого не трогал и больше не буду», стараясь убедить злых и страшных северян в своей добропорядочности. Захир, опираясь на копьё, приковылял к нему и, послушав душещипательные речи, в своей грубой манере объяснил, что никто его не понимает. Образно говоря. Набор слов Захира всегда был испещрён матерными словами, а сейчас он только ими и пользовался. То, что дети могли его слышать, злого и язвительного старика не интересовало (уши пусть заткнут).

Вконец запугав южанина вождением ножа близко перед ним с достоверными описаниями, что они делали (и делают) этими штуками с менее везучими — и что сделают с ним, если посмеет удрать — Захир сплюнул и отошёл, злорадно усмехнувшись Кире. Как — неплохо для начала? Будешь допрашивать — он с удовольствием поможет. Страх — всегда действенный метод. Не столько страх смерти, сколько от способов, как наиболее болезненно это грязное дело состряпать.

Ноа заметила, что Кира не намеревается опять прилечь, и подошла. Протянула кусок лепёшки и картофелину. Голод не ощущался, но отказаться Кира не смогла. Плотно позавтракать они со скаутами так и не смогли, а перекусками долго сыт не будешь. Пережитые кровавые зрелища и их последствия, которые виднелись повсюду, изрядно портили аппетит, но тело требовало компенсации за потраченные силы.

Пока Кира насильно впихивала в себя еду и запивала водой, она смотрела вокруг, что изменилось за время её беспамятства. Немного. За своими ранеными мужчинам далеко ходить не пришлось, во время боя все держались вместе на уступе и Ларс был единственным, кто спустился дальше вниз. Его котомка и топоры лежали рядом с Кирой. Здесь же мужчины начали складывать всё подобранное оружие, и теперь вокруг Киры росли его кучки, словно его приносили ей, как дань. Сверху уже успели спуститься наиболее осмелевшие женщины, которые обхаживали побитых в бою — тех, что остались живы. Другим во временном госпитале уже нечем было помочь. Многим здесь придётся оплакивать своих мужей и отцов, и кто-то уже это делал, не находя себе утешения.

В голове мутило и чтобы как-то собраться с мыслями, Кира притянула к себе котомку Ларса и открыла её. Как и было по внешнему виду видно, в ней почти ничего не оказалось, кроме фляги, измятой от удара острым оружием. И карты, изрядно истрёпанной и обугленной с одной стороны — никак нечаянно прожгли, когда рассматривали перед костром. Кира никогда не видела карт, но её ценность поняла очень быстро. Это был не просто клочок бумаги, неумело изрисованный от руки, это была топографическая карта, напечатанная когда-то ещё до её рождения, когда мир был совсем другим. Кира с таким изумлением разглядывала это сокровище в солнечном свете, что не заметила, как рядом собрались товарищи, которые решили дать себе тоже немного отдыха. И еды, как бы тошно сейчас ни было.

После Аскара и Дината, которых часто можно было видеть вместе — друзья не разлей вода, говорят про таких — к компании присоединился Арест, а за ним приковылял и Захир, не пожелавший отсиживаться в ряду «неполноцелых».

— Куда нам теперь подаваться? — спросил Динат, покосившись на Аскара.

— Вопрос не куда, а как, — ответил за него Захир. — Спускаться вниз с такой семейкой всё-равно что бежать в зубы к волкам. Они наверняка устроят засаду в ущелье, думая что мы такие-же глупые, как убежавшая скотина.

— Ларс просил помощи у миракандцев, — высказал Аскар свою первую взвешенную мысль. — Они должны уже идти по ущелью нам навстречу. Нам ничего другого не остаётся, как ждать их.

— С каких пор они нам что-то должны? — скептично заметил Динат, почесав подбородок. — Не хочу портить твоих планов, дружище, но что-то не выглядит так, чтобы они торопились. У нас с ними равная дорога была, а от них пока ничего не слышно и не видно.

— Что ты скажешь? — спросил Аскар Киру, которая не встревала в мужской разговор.

Она задумчиво посмотрела в то направление, где вдалеке за холмами лежала крепость, и потрогала повязку на шее. Вертеть свободно головой с ней не получалось, можно было только немного поворачивать, но и тогда ощущалась боль от раны. Кровотечение удалось остановить и после короткого сна и подкрепления едой Кира чувствовала себя немного лучше.

— Даже если они подойдут, с чего вы решили, что нам это поможет? Вы думаете, это всё, до чего южане догадались — выслать один отряд? Кто им мешает послать подкрепление вдогонку? Чтобы наверняка.

Мужчины помолчали, переваривая сказанное. Им, видимо, хотелось услышать что-то более обнадёживающее.

— Умники, — язвительно усмехнулся Захир. — Баба, и та догадалась. Вы привыкли считать себя сильными, вот ваша проблема! В прошлом году тоже так храбрились, мол, в рыло заехали, теперь не посмеют ещё раз полезть к нам. Да что-то всё иначе вышло. Теперь, вот, сидим здесь, кукуем.

— И что с того? — пожал плечами Динат.

— Ничего с того. Учитесь думать в обе стороны, как она. Мы выслали своих гонцов за помощью, и им тоже никто не запрещал послать назад гонца, когда они нас только унюхали. Где гарантия того, что наши добрались?

Аскар откинулся назад, закинув руки за голову. Прекрасно. В более глупом положении оказаться было нельзя. Лежи теперь и смотри в небо, слушая кукушку в соседнем лесу.

— У нас есть карта. — Кира шелохнула бумагой. — Зачем Ларс брал её с собой, если вы все знаете дорогу? И почему он согласился так быстро идти сюда, если знал, что это тупик? В другой он ни в какую не хотел соваться. Только потому что баба предложила? Я сомневаюсь, что все звери ходят через горы по ущелью.

Она показала на склон горы, на котором любой скаут мог распознать жилки звериных троп.

— Ты ходил в эту сторону и лучше нас знаешь горы, — обратился Динат к Аресту, зацепившись за мысль. — Здесь есть другие тропы, чтобы перевалить горы?

«Горный козёл» задумчиво прожевал кусок хлеба во рту.

— Найдутся, — ответил он.

Ещё бы немножко больше оптимизма в это ёмкое слово…

— Я не заходил так далеко, только до полпути в Мираканд. — Арест повернулся и показал рукой на вершины. — Это верно, если идти по этому склону, то можно будет подняться наверх и идти по хребту. Но он уходит в сторону от ущелья. Эта дорога займёт два-три дня больше времени. Добро, понятное дело, придётся всё бросить здесь.

— Навьючим ослов! Была бы с собой еда, питьё и чем охотиться. Всё лучше, чем ждать неизвестно чего.

Динат вопросительно оглядел товарищей. Захир корчился от боли, потирая больную ногу, Аскар разглядывал небо. Арест встал, согласно крякнув.

— Пойду, разведаю.

— Может лучше Власа отправить? Он целее.

Динат кивнул в сторону «Рыбы», который прилежно рылся в повозках, словно пришёл к тому же заключению, что придётся это как-то тащить, и оценивал, посматривая на ослов.

— Да не, — отмахнулся Арест и потёр перевязанное плечо. — Лучше будет, если целые останутся здесь. Я далеко заходить не буду, проверю тропы и назад. Через часа два-три вернусь. Ты же не собираешься гнать людей сразу сейчас по горам?

— Ну… — протянул неопределённо Динат, который, очевидно, не любил откладывать дела в долгий ящик.

— Ну? Тебе своих трёх тащить. Сам-то вытянешь? Я могу в потёмках по горам ходить, а другие смогут со своим зрением?

На этом первое совещание закончилось. Возражений не последовало, и молчание следовало рассматривать в этой ситуации как согласие.

— Не, обойдусь, — сказал Арест, отказываясь от протянутой Кирой карты. — Я запомню.

Прихватив с собой копьё и наполовину опустошённый бурдюк, он направился покорять вершины.

— С водой что-то решать надо. Спуститесь и осмотрите, сколько там, в бочке, — сказал он напоследок, кивнув вниз.

Брошенная телега с бочкой стояла под горой. Этот груз был под силу только быку да и не таким ценным, если бы тот его опрокинул или не пожелал дальше тянуть. Быком так просто не поуправляешь, как ослом. При определённых условиях он может стать вовсе неуправляемым.

— Э-эй!!! — долетел издалека крик через четверть часа после того, как Арест ушёл неторопливым размеренным шагом.

Эхо разнесло крик в разные стороны, но откуда он прилетел, гадать не нужно было. Мужчины вскочили, чтобы посмотреть, кто зовёт. На тропе, сразу за перекрёстком, стояла тройка людей, перетаптываясь. Подозвав Киру, скауты показали ей вниз. Намерения людей были понятны: потрёпанный мужичок со связанными спереди руками не желал иметь ничего общего с двумя другими, которые не намеревались его отпускать.

— Кто это? — спросила Кира.

— Игоня, пастух, — ответил Аскар. — Он ушёл вперёд со стадом. Догнали, таки, сволочи.

— Э-эй!!! — заорал южанин ещё раз, не заметив никакой реакции на склоне.

Подходить ближе они, видимо, боялись и рассчитывали на то, что кто-то спустится вниз.

— Что делать будем? — спросил Динат, в своей любимой манере выжидающе смотря на своего друга.

— В смысле?

— Ну, они поговорить, наверное, хотят!

— Так сходи! Ты у нас любишь это дело. Я не пойду! — отрезал Аскар.

Динат посмотрел на Киру. Как он слышал, бабы вроде ещё больше любят говорить…

— Поговорим, — ответила Кира спокойно. — Пусть подождут.

Она развернулась и не спеша направилась назад. Динат посмотрел ей вслед и пожал плечами. Наверное, причесаться и приукраситься в сторонке пошла. Бабы без этого не могут говорить.

Взобравшись чуть выше по склону — насколько самочувствие позволяло, — Кира подыскала себе место, где было удобно сидеть и откуда местность хорошо просматривалась. Устроившись там, она положила винтовку на валун перед собой. Откинула рукой растрепавшиеся волосы назад. Обтёрла рукавом лицо. Вытерла здоровую ладонь об штаны, а на обожжённой поправила повязку. Прихорошилась. Можно говорить.

Динат с недоумением показал друзьям на неё: «Что она собирается делать? Тоже орать во весь голос?»

Южанин снизу ещё раз закричал, добавив что-то непонятное на своём языке. И грубо подёргал мужичка за рукав. Мол, это не вы потеряли по дороге? Подобрать не хотите? Мы не прочь поторговаться.

Все, кто мог, уже наблюдал с горы во все глаза за сценой внизу, коллективно гадая, чем всё это закончится. В принципе, у них ведь тоже имелся пленный (ирод треклятый, плюнуть бы тебе в бесстыжую морду!), и они могли бы обменяться. Кто тут у них за главного — что решит? Затаив дыхание, люди смотрели: женщины на верхнем уступе на мужчин ниже — те на застывшую в одной позе Киру — та через прицел на тройку у перекрёстка — а те, соответственно, наверх, на гору, не ведая, о чём спрятавшиеся там люди думают. Южанин-переговорщик осторожно прошёл на несколько шагов вперёд и, привстав на носки и вытянув голову, попытался рассмотреть, что происходит на горе. Общую тишину прервал ещё один протяжный крик, следовало полагать — последнее предложение, пока они не передумали быть добрыми, — и последовавший за ним грохот выстрела. Люди от неожиданности вздрогнули, некоторые даже подскочили. Что ж эта сумасшедшая-то творит, когда, наконец, так пугать их перестанет?! Только один человек упал, вскрикнув — теперь действительно в последний раз.

— Чтоб мне провалиться… — невольно вырвалось у Дината из разинутого рта.

Он посмотрел на Киру сверху — та совершенно спокойно перезаряжала винтовку, вкладывая второй патрон, — а потом ещё раз вниз. Протёр глаза и ещё раз посмотрел. Южанин лежал на земле, сжимаясь в комочек и переваливаясь от боли — пуля, видимо, угодила ниже груди. Очень болезненная рана. И в большинстве случаев смертельная. Второй южанин со страхом пятился растерянно назад. Споткнувшись об камень, он упал и тут же вскочил, ринувшись прочь с истошным воплем:

«Шайтан! Это сам шайтан на горе сидит!»

Как он ошибался! Шайтан собственной персоной появился с другой стороны. Разогнав на дороге группу воинов, которые тоже наблюдали за горой с более безопасного расстояния, взмыленный и окровавленный бык выскочил на тропу.

— Ты смотри, живой! — изумлённо хохотнул Захир. — Давай, Громуша, покажи им, кто тут хозяин!

Бык, истыканный несколькими болтами, из зверя превратился в сущее чудовище. Неизвестно, как долго после бегства южан он гонял их по дороге — и как долго они его гоняли, но убить так и не смогли. На свою беду. Обезумевший от боли, он бросался на людей, как только видел их, крутился и бодался, разбрасывая всех в стороны и сминая под собой самых неуклюжих. Прогнав второго южанина долой, бык выскочил за ним опять на дорогу и остановился на перекрёстке с видом злобной дворняги, которая прогнала воров, вдоволь искусав их.

Вот это было зрелище! Первое за сегодня, над котором люди в горах от души смеялись. Через горькие слёзы. Заключительным актом послужил второй выстрел. Воры, не на шутку испугавшись двух шайтанов, дали дёру подальше. Пуля никого не задела, но отрикошетила от камня и выбила пыль рядом с дорогой — а это означало, что перекрёсток находился в зоне обстрела и под наблюдением стрелка. А ещё ревностной охраной бодливого чудовища.

— Что с Игоней? Куда он делся? — спросил Динат, когда обрёл вновь способность говорить.

— Ушёл назад, — ответил менее впечатлительный Захир.

— Точно? Ты уверен?

— Точно. Я видел, как он крался вдоль стеночки, чтобы Громуша его не заметил.

— Дурень. Ему надо было сюда бежать.

— Надо было. У него своя голова на плечах. Ему с хромой ногой удобней вниз бежать, чем в гору лезть. А раз бежал туда, значит знал, что там других больше нет. Ничего, он же пастух, справится как-то с быком.

Скауты махнули рукой: авось доберётся. Пастухи — это отдельные люди, их нужно уметь понимать. Им не нужен дом, за него сойдёт любое место, которое им приглянется, чтобы сесть и вздремнуть. Им не нужна семья, за неё сойдёт стадо и пара верных собак. Пастухи привыкшие к одиночеству и в такой ситуации, где будет стоять выбор: спасаться с людьми или спасать стадо — они выберут второе. Глупость — скажут многие люди. Мудрость — скажут многие звери.

Захир хорошо понимал пастухов. Это простецкие люди, с которыми можно непринуждённо посидеть, немного глуповатые, но в корне добродушные. Им по каким-то причинам трудно идти на контакт с людьми, поэтому они обосабливаются и предпочитают общество животных. Собака не облает тебя, потому что ты сделал дурость, не убежит к другому пастуху, потому что ты нехорош собой, и лучше промолчит, чтобы не ввязываться в пустой спор.

Ещё одно, если думать в обе стороны: зачем южанам бегать за одним пастухом? Поиздеваться? Дорого им эта затея вышла. Понятно, что не знают, куда от досады деваться, но одной дурью проблему не решить. А то: потеряли до кучи людей и потеряют ещё больше, если попытаются тем же способом добиться успеха. А другой сперва придумать надо. Тоже нелёгкая задача — даже если бык издохнет, дорога частично простреливается, а подставлять себя под пули больше никто не хочет. Откуда им знать, сколько у противника ещё патронов? Наверняка они засядут теперь на соседней горе, чтобы так же отдохнуть и покумекать. Им хорошо тем, что торопиться никуда не надо. С ними нет охающих баб и ноющих детей. До вечера у обеих сторон есть время что-то решить, ну а там можно сказать себе, что утро вечера мудренее.

Поговорили — коротко и ясно. Так и надо. Уважение появляется по большому счёту от страха. Встретишь медведя — сразу поймёшь. И бабу так же быстро зауважаешь, когда она будет на тебя смотреть через прицел и выбирать: в лоб или грудь.

Наблюдая за Кирой, Захир не мог избавиться от ощущения, что она ему знакома. Но вот убей не мог вспомнить, откуда (убить, кстати, пытались и очень усердно, но это не помогло). Она не могла быть сутемьчанкой — кто-то её давно бы уже узнал, — и не могла быть миракандкой — там её не могли научить так ловко обращаться с винтовкой. Наивно полагать, что она этому научилась только оттого, что несла винтовку за спиной всю дорогу. Многие из молодого поколения обладали лишь поверхностным знанием огнестрельного оружия. В основном — что нужно нажать на крючок спуска и тогда с громким звуком из дула вылетит пуля. А то, что она летит, как и стрела, по наклонной траектории, им в голову не приходило. Из лука можно относительно быстро научиться стрелять и определять, когда тебе как высоко целиться, чтобы задать стреле нужную дугу, и там хороший стрелок навряд ли с первого раза угадает. А пулю не видно в полёте и устройство прицела нужно понимать, чтобы правильно настроить винтовку. Так быстро сделать это без знаний и набранного опыта Кира не могла, тем более в боевой обстановке, но откуда он мог быть у девки? У южан научилась? Ха, очень смешно.

Захир прошёл через большую войну и умел стрелять. Не так метко (с пулемётом не надо целиться — знай себе поливай врассыпную), но достаточно хорошо для того, чтобы сразу определить умения другого. Он обратил внимание на то, что при втором выстреле у винтовки случилась осечка. Об этой погрешности стрелкового оружия тоже не все догадывались и в этом случае терялись, полагая, что оно перестало работать. Бросить на пол или досадливо ударить кулаком — такая была бы реакция. Или ещё более глупая — вытащить патрон и осмотреть его. Кира сделала то, что нужно в этом случае делать: выждала несколько секунд, пока винтовка запоздало не выстрелила. Значит она знала, что такое затяжной выстрел и чем опасен тлеющий патрон. Промах был частично и этим обусловлен. Ожидать, что на таком расстоянии она попадёт, было уже явным перебором — разве что случайно — но показывать противнику границу всегда надо. Он ведь тоже не умнее в этом плане и будет думать, что пуля в бабочку не случайно попала, которая на камне сидела. На дорогу в любом случае до темноты никто не сунется.

Надо будет за ней приглядеть получше, чтобы чего не случилось. Ларс не был падким на баб, на какую попало не вёлся. Ему нужно было особенную, такую, за которой он бы пошёл, если бы она поманила пальчиком. Попробуй это проверни с хамом, который никогда не любил бегать за платьями! Таких женщин — единицы на земле, повезёт встретить: посмотри хотя бы. Вот Ларс и посмотрел перед смертью. Долго ждал после первой.

Спи спокойно, великан. Не всё потеряно.

Арест вернулся с хорошей новостью. Перевал он нашёл и даже высмотрел место, куда можно было сегодня ещё увести жителей на ночёвку. За это время люди уже успели более-менее собраться. Ослов навьючили, водой запаслись — в бочке была ещё вода на донышке: видимо, рассчитывали наполнить позже из ручья в ущелье, да не дошли. Ослы тоже нервничали после переполоха, двух подстрелили — один издох, второй хромал на заднюю ногу. Заживет — сказали мужики. Рану кое-как обтянули, нагружать не стали. Пусть идёт сзади за другими.

День клонился к вечеру и вереница людей потянулась по горам ещё под солнечными лучами. Арест, немного передохнув и подкрепившись, повёл их за собой. Смотря на него, молодым можно было удивляться — пожилой, раненый в добавку, а всё-равно ходит. Как заводные часы — пока заряд не иссякнет, стрелки будут тикать. Все, кто из раненых мог идти, отправились своим ходом, особо тяжёлых решили пока оставить.

Погибших похоронили в расщелине на склоне. Рыть яму в каменистой почве не имело никакого смысла, и сил на это ни у кого не было. Братскую могилу забрасывали камнями, которые были в изобилии рассыпаны повсюду. Каждый счёл нужным бросить хотя бы по камню, выбранному соразмерно степени уважения к павшим — или к кому-то из павших. Женщины не могли сравниться с мужчинами, поэтому разделили свою скорбь на несколько камней помельче. Кто-то из девочек вместе с камушками бросил пару сорванных горных цветков вперемешку с листьями.

Церемония проходила молча, без надрывного плача. Город в лице табора уходил с тяжёлыми ранами, омывая их тихими слезами и мысленными проклятиями в адрес отступивших врагов.

— Тебе помочь бросить камень? — спросил Рустам.

Он обратил внимание на то, что Кира стояла в стороне и не бросила ни единого камня. Этому богатырю нипочём было поднять даже глыбину, и он предлагал свою помощь, понимая, что женщине с ободранным боком, поцарапанной шеей и отбитой рукой не особо полезно и удобно поднимать булыги.

— Здесь нет таких больших камней, — ответила Кира с печальным вздохом.

Рустам понял. По-свойски стукнул легонько кулаком по плечу.

— Жаль, что ты не знала его раньше. Многие считали его сволочью, но он был классный парень. Ларс никогда не сдавался и шёл напропалую. Мне будет его не хватать.

Рустам шмыгнул и вытер скупую слезу. Это был первый раз, что он с ней заговорил. «Орешек» — прозвал его Аскар. Это ему подходило. Крепкий и простой. Его не смогла сломить вражеская ватага, хотя очень старалась. И не только в физическом плане его трудно было сломить, но и в моральном. Весь его облик говорил, что это человек без особых хитростей, простой и доверчивый — как ребёнок, который повзрослел только телом. А таких простяков, не испорченных искушениями взрослых, очень трудно заставить пойти против однажды принятых принципов. Если ты друг, он никогда не отступится от тебя и не оставит в трудную минуту.

В одном только он ошибся — что Ларс не сдавался. Свою последнюю партию он не доиграл до последнего хода. Пусть он видел своё стратегическое поражение и оценил мастерство соперника, но он мог не опрокидывать своего короля раньше времени.

Возможно Ларс возразил бы здесь тем, что в этом и был его подвиг того момента — пойти против закостенелой привычки и сдаться. Против женщины, едва державшейся на ногах, это было справедливым поступком. Он хотел не повергнуть человека перед собой, а испытать его — что и сделал. Драться с женщиной на руках — глупое дело, поэтому он вызвал её на поединок другого рода. И она его приняла.

«Чтобы понять ценность одной победы, нужно несколько раз проиграть», — говорил ей в детстве отец, утешая расстроенную дочь.

Теперь об этом только и оставалось размышлять, стоя перед братской могилой. После первого проигранного боя год назад, уже не на доске неживыми фигурами, а в действительности, после потери близких и унизительного пленения, — где сейчас была ценность одержанной победы? Кира не чувствовала никакой эйфории или хотя бы маленькой радости. В лучшем случае — облегчения, что всё не повторилось и она не совершила тех же ошибок. Она не выиграла, а всего лишь отстояла право на жизнь. Ничья, не больше. Победить — это вернуть себе всё проигранное ранее. Вернуть семью.

Кира не стала уходить со всеми жителями, которых повёл за собой Арест по обследованной тропе, и осталась с мужчинами. Уговаривать её на стали. Рустам жестом предложил, на что она так же молча отказалась, помотав головой. Внутри себя скауты, наверное, облечённо вздохнули. Их порывало тоже пойти, но после вчерашнего похода и сегодняшней битвы, после которой пришлось ещё таскать разные вещи и тела, ноги просто не несли. А ведь ещё нужно было как-то тащить тяжело раненых на себе по горам. Скауты решили на ночь остаться здесь, а как только забрезжит небо утром, уходить. Место, где состоялась битва, было удобным для обороны: местность далеко просматривалась (и простреливалась), баррикады стояли, и всё, что нужно было дополнительно сделать — это забраться выше на второй уступ, а перед первым развести костры, чтобы осветить склон и не дать врагу возможности подкрасться в темноте. Кустарников, деревьев и сухих сучьев здесь было достаточно и три кучи дров на склоне к вечеру удалось без большого труда насобирать.

За охрану жителей тоже не стоило чрезмерно переживать. Часть мужчин ушла, пообещав к утру вернуться и помочь оставшимся. Острую нехватку защитников в таборе восполнили подростками, которым всучили трофейные арбалеты — из них было легче стрелять и запас добытых болтов был большим. Заряжать было трудно, но с этим худо-бедно справились. Сведущие мужчины показали, как их взводить при помощи гафы. Воины в Сутеми пользовались луками, арбалеты были редкостью, поэтому с ними не все умели правильно обращаться. Мало кому из подростков это удалось, но потом подошла Кира и показала другой способ взведения: не путём рывка ногой в стремени вниз (несколько мальчишек повалились, попрыгав на одной ноге и потеряв равновесие), а путём прижимания к земле, когда стоишь на колене и поднимаешься, опираясь на арбалет. Более медленный способ и требует больше движений, но для неопытных и более слабых — как женщины и подростки — идеально подходящий. Тоже не у всех сразу получилось — недоросли волновались и, наверное, боялись насмешек, что у них руки не из того места растут. Терпеливо дождавшись, когда с нелёгкой задачей справится самый неумелый (потому что младший), Кира подошла к нему и подняла пальцем подбородок, склонившись ниже.

— Если вас схватят…

Она машинально вытерла мальчишке мокрую щёку рукавом. Спохватившись (стыдно мужчине плакать, сделайте вид, что не видели), мальчишка сразу вытерся. Кира осмотрела остальных, проверяя — слушают ли они своего нового командира.

— Если вас схватят, то не будут пытать. И наказывать не будут. Наоборот. Они сделают то же самое, что мы сейчас делаем — дадут арбалеты и будут учить, как из них стрелять. И похвалят, какие вы молодцы. А потом предложат перейти на их сторону. Пообещают свободу и всего, чего душа желает. Правда! Мне тоже предлагали. Я отказалась, поэтому меня бросили в темницу, чтобы я днями и ночами плакала, пока не передумаю. Вместо этого я придумала, как другим способом вернуть себе свободу. А ведь я могла сейчас стрелять в вас, а не в них.

Мальчишки с серьёзными лицами слушали Киру, которая медленно ходила перед ними и смотрела каждому в глаза. Они не совсем понимали, зачем она говорит это всё и чего ожидает от них. Любой мужчина на её месте сейчас бы рассказывал, какие вражеские люди плохие и уродливые — и делал это не таким спокойным тоном, а очень суровым, чтобы никто не сомневался в искренности его слов, — а всё для того, чтобы в заключении, расхрабрившись перед публикой, чуть ли не кричать в злобной эйфории, как надо поступать с ненавистным врагом. Странная тётя, которая вызвалась быть командиром над всеми, вела себя совершенно иначе. С одной стороны — как типичная женщина, которая пытается успокоить напуганную ребятню. А с другой стороны в её словах не чувствовалось слащавого потворства, коим всегда пытаются обмануть доверчивые детские души. Мальчишки верили — наверное, не столько её словам, — сколько рукам, хотя она ими никаких особенных действий не производила. Правая ладонь была обхвачена простенькой мокрой повязкой, крови на ткани не было видно, но на открытых пальцах заметны были красные следы ожога. На левой же ладони, в которой она небрежно держала арбалет за дугу, виднелись шрамы, при виде которых любого мальчишку в дрожь бросит. Не потому что их больно было получать, а потому что это жуть непереносимая — когда тебе сшивают иглой живую кожу, а ты сидишь с зажатой палкой в зубах и тихо воешь, терпя боль изо всех сил и стараясь не отдёрнуть руку. А потом ещё ходишь неделями однорукий с ноющей болью, пока рана не начнёт срастаться. Обладателю такой руки верят на слово, а уж тем более если это — женщина, которая не хныкает и не жалуется, как ей больно и что у неё теперь руки на всю жизнь уродливыми останутся. Да и весь остальной вид никаким образом не украшал девушку: вся одежда замызгана грязью и кровью, талия перетянута платком, на котором тоже проступали бурые пятна, волосы небрежно свисают запыленными прядями, вокруг шеи повязка с алеющим пятном, которая заметно мешает двигать головой.

— Я дам вам один совет, вслушайтесь в него! — Кира опять склонилась перед мальчишкой, который чувствовал себя последним неудачником (потому что зарядил последним), и показала глазами на арбалет в его руке. — Если трудно заряжать, цельтесь лучше!

Кира посмотрела с улыбкой в глаза мальчишки и легонько вздёрнула бровями, ожидая, когда до него дойдёт простой смысл совета. Распрямившись, она показала рукой на винтовку за спиной.

— Я могу эту штуку разобрать и собрать с закрытыми глазами, но это сейчас. Я была меньше вас, когда мне её дали, чтобы я училась, и у меня тоже мало что получалось. Мне тоже было трудно, а мне и стрелять нельзя было, чтобы тренироваться. Только целиться и щёлкать понарошку. Представляете себе, что было бы, если бы я тогда психанула и не стала учиться? Я же девочка, мне не надо было, я могла просто научиться шить и готовить.

Остановившись перед другим мальчишкой, Кира тряхнула арбалетом в своей руке.

— Показать вам, что ещё можно делать этой штукой?

Не получив отказа (согласно кивнуть постеснялись — мальчишки, они такие…), она вызвала жестом одного добровольца из мужчин, которые с одобрительным видом внимали в сторонке поучениям опытного бойца (уж им этого доказывать больше не нужно было).

— Запомнили мой совет лучше целиться? Если у вас это тоже не очень хорошо получилось и больше нет времени… Ну, вы же понимаете, что тот, в кого вы стреляли, не хочет, чтобы в него попали и ждать второго раза не будет, так что постарается эту игрушку у вас поскорее отнять? Она тяжёлая, ей можно и по-другому сделать больно.

Кира замахнулась арбалетом на Дината и замедленным движением «ударила» его по ногам.

— Бейте по ногам! Но только смотрите в лицо. Видели, как он попытался прикрыть голову? Он думал, что я ему туда заеду, а я его просто обманула взглядом. Вы ниже ростом и слабее. А вот после пропущенного удара… — Кира прижала рукой голову Дината вниз, принуждая наклониться и присесть на «больное» колено, — он будет как раз на подходящем для вас уровне.

Арбалет легонько прикоснулся к макушке бородатого мужика, который схватился за голову и упал на колени, подыграв.

— Поняли? Повторить?

Отступив друг от друга на два шага, Кира с Динатом продемонстрировали во второй раз драку слабого против сильного, где побеждает тот, у кого есть чем бить тяжёлым по ногам и голове. С одним отклонением — что в драке участвует ещё и третий, который решил действовать хитростью. Сделав вид, что между делом прогуливается, Аскар зашёл за спину Киры и, когда та начала «избивать» друга, неожиданно подскочил и обхватил её сзади, лишив возможности махать руками. Не растерявшись, она выронила оружие, приподняла ногу, будто намеревалась с силой топнуть, и вытащила нож из чехла на голени. Перевернула в ладони и сердито потыкала навершием рукояти по бедру «хитрого гада». Тот с удивлённым видом посмотрел на свою ногу и отпустил жертву, подняв руки: «Всё, понял, сдаюсь».

— Стой! Куда? — строго окликнула его Кира. — Он всё ещё у тебя в ноге торчит, я его не выдернула!

Аскар принял протянутый нож и прижал его рукой к бедру, изобразив более-менее достоверно, как ему больно. Быстренько подхватив выроненный арбалет, Кира «добила» под смешки мужчин и ребятни и второго нападающего. Получив свой нож назад, она с довольной улыбкой наглядно повертела его в руке (хорошая игрушка, обожаю её, кабы не повязка, показала бы пару фокусов) и засунула назад в ножны. Заодно похлопала другой рукой по вторым ножнам на поясе, перехватив арбалет (видите — я могу и левой, если вдруг).

— И ещё одно! — вспомнив что-то важное, она опять обратилась к мальчишкам, которые после шутливой сценки выглядели уже более расслабленными. — Никогда не носите с собой арбалет натянутым! Даже если вы не вложили болт. Вы можете нечаянно задеть за спуск и если пальцы попадут в тетиву, их запросто переломит! Следите за этим и натягивайте только тогда, когда точно знаете, что будете стрелять! И следите, чтобы малышня себе руки не поотбивала!

Закончив учения, «преподавательница» отложила арбалет в сторону и подобрала лежащую рядом шишку. Распрямившись, задумчиво повертела её в руках (куда бы швырнуть?). Поймав на себе взгляд привязанного к дереву пленного (приятно, когда на тебя смотрят с изумлением в глазах), она подвинулась чуточку в сторону (ветка мешает), перехватила шишку перевязанной правой рукой (неудобно и немного больно, но если швырять левой рукой, то отбитому левому боку будет ещё больнее) и бросила её в него. Не сильно, в шутку. Пусть тоже поучаствует в качестве наглядного экспоната, нечего бездельником в стороне стоять и безнаказанно шпионить. Шишка пролетела невысокой дугой через добрых двадцать шагов и угодила пленнику в плечо. Вот, теперь можно себя по головке погладить. И волосы заодно в порядок привести, чтобы не выглядеть, как кикимора лесная. Она теперь — горная!

«О! А нам тоже можно?» — изобразили мужчины взглядами.

«Да пожалуйста…» — пожала плечами Кира.

Подхватив пару шишек с земли, скауты по очереди запустили по одной в пленника, устроив мальчишескую забаву — кто первый промахнётся. Правила простые: при попадании следующий отходит на шаг назад. Динат пригласил юных воинов тоже выразить своё почтение ироду, подкинув лишние шишки тем, кто уже сделал свой пробный выстрел из арбалета в щит, дабы не спускать тетиву вхолостую. Первые добровольцы подошли чуть нерешительно к проведённой ногой черте и, получив взбадривающие взгляды скаутов, швырнули, набравшись внутренне злобы. С каждым следующим «игроком» в бросок вкладывалось всё больше злобы, кого-то под конец пришлось отводить, ибо после шишек полетели горсти земли, приправленные яростными криками. Пленный болезненно мычал сквозь повязку на рту и сжимался от попаданий во все места. Знал, за что. Это было не унижение, которому он подвергался, а праведный гнев детей, лишившихся сегодня кого-то из близких. Унижением было бы, если бы на тряпицу помочились прежде чем завязать ему рот. А так только по щекам похлопали.

Не сладко ему пришлось. Вероятно, он ожидал, что с ним будут разговаривать, выспрашивая какие-то сведения, но этого никто весь день не делал и не показывал, что намерен делать. Ему ничего не оставалось, как смотреть на северян и, не понимая их речи, гадать, что они задумывают. И кто у них вообще за главного, который обычно выступает в качестве судьи. Первые часы были самыми кошмарными, ибо его постоянно запугивали. Первой эту отвратительную игру начала девка. Делая вместе с другими обход и подбирая оружие и вещи, она подошла к нему с окровавленным ножом и вытерла его об него, смотря холодным взглядом прямо в глаза. Пленник слышал до этого, как какой-то раненный, который пришёл в себя, умолял о пощаде — как и он это делал, когда его нашли. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, что с ним делают — и кто — а по голосам трудно было определить, ибо слышен был только один. Или же с раненым говорили так тихо, что этого нельзя было через десять-двадцать шагов больше расслышать. В любом случае всё закончилось предсмертным хрипом, и по окровавленному ножу можно было догадаться, какая судьба постигла земляка. Беспечно вытерев нож об рукав пленника, девка приложила его обухом к шее южанина и медленно провела от уха до подбородка. Вздёрнув бровью (всё понял?), она молча заткнула нож в чехол на поясе, развернулась и отошла. Объяснение было яснее некуда. От ужаса у пленного отнялся язык и потекло между ног. Если бы кто-то из мужчин подошёл к нему и сделал то же самое, то он бы, вероятно, меньше испугался. Всем известно, что мужской род более расположен к насилию и зверствам, а будучи одним из них, можно это понять (сам ведь не намного лучше). Но что женщина — притом не свирепая баба, а очень даже симпатичная (если была бы более чистая и нарядная), — может так хладнокровно убивать… Даже не убивать (это она делала из винтовки на расстоянии) — а добивать: дорезать человека, как скотину, вскрывая сонную артерию, перерезая горло или прокалывая сердце, не испытывая отвращения и стыда (скорее напротив — определённого удовлетворения) — это осознание было страшным. Её прямой взгляд был ни женским, ни вовсе человеческим — это был взгляд самого жуткого зверя на земле, имя которого боялись произносить сами звери. Ко всяким «простите, извините, пощадите» уши этого хищника были глухи. Судорожно хватая через нос воздух, обмочившийся пленный невольно вспоминал рассказы товарищей в прошлом про шайтан-девку, которую он сам видел только однажды, перед тем как она заболела и пропала, и понимал, что только сам всевышний мог его ещё спасти, поразив её молнией с неба. Но он этого не делал.

После неё и мужчины начали между делами подходить к пленнику у дерева и строить свои козни, решив, видимо, сделать из этого забаву. Обстрел шишками толпой недорослей был заключительным актом издевательств на сегодня. Получив взбадривающие напутствия от взрослых, они ушли по горам вслед за вереницей жителей под предводительством злобного старика (он и то теперь казался менее страшным, чем опознанная шайтан-девка). К вечеру на уступе осталась только маленькая горстка воинов, которая забралась выше, подняв туда и оставшихся больных, и расположилась на отдых, попеременно следя за местностью. В сумерках разожгли костры на склоне.

Кира больше не показывалась пленному южанину на глаза. Поднявшись на второй уступ, она примостилась на удобном для себя месте и осталась там. Мужчины старались беречь её и обхаживали как могли: кормили (горячая каша, м-мм, вкуснятина! Отъешь, это куда лучше выкопанных сырых кореньев и ободранной жёсткой коры), поили (выпей с нами живой водички за бравого бычка), подкладывали скатанные шкуры под спину и голову. Как и некоторые скауты, она дремала сидя, опираясь на скальную стену. По простой причине: лежачее тело даже для мелкого хищника это всегда повод поинтересоваться, съедобный ли это зверь. Чтобы не давать ему этого повода, нужно научиться спать сидя, и желательно без протянутых ног — за них маленький хулиган в первую очередь куснёт, чтобы проверить реакцию. Спать с винтовкой, положенной поперёк ног, за которую Кира рефлективно первым делом хваталась, когда пробуждалась, мало чем отличалось от ночёвки в лесу с зажатой в руках рогатиной на случай нападения хищников. Она поневоле научилась спать так же чутко, как кошки, уши которых не пропускают ни одного звука. И просыпаться за час до рассвета — когда выходили на охоту хищники.

Теперь она была вооружена намного солидней: рядом лежали арбалет и копьё. Нести она ничего не могла из-за больного бока — и ей, скорее всего, не дали бы ничего нести, — поэтому она решила дополнительно вооружиться арбалетом. Патронов осталось лишь два десятка и их следовало беречь. Засунув три в карман, чтобы всегда иметь при себе, остальные она упаковала в узелок и оставила в патронташе, который доверху набила болтами. Гафа висела на поясе, к ней Кира относилась уже как к обязательной вещи. Даже если она больше любила и предпочитала лук, пренебрегать полезной вещью при нынешних обстоятельствах не хотела. С больным боком, ушибленным плечом и обожжённой ладонью особо не постреляешь из лука. Ну а копьё никогда не может быть лишним, это универсальный инструмент, с которым можно не только охотиться или защищаться от зверей (и нехороших людей), но и сбивать с деревьев плоды, использовать в качестве вешалки, а также опираться при ходьбе — особенно в горах по склонам. А в болота без него и вовсе лучше не лезть.

На закате дня издалека долетел гулкий раскат грома. Вздрогнув в дрёме от звука, Кира посмотрела в сторону, откуда он прилетел, и потёрла руками лицо, стараясь перебороть усталость. Грозы им сейчас как раз недоставало! От нервного переутомления у неё кружилась голова, потеря крови только усугубляла состояние, раны болели и сковывали движенья. Ноа затянула повязку вокруг талии так крепко, что трудно было глубоко вздохнуть. Но больше всего мешала повязка на шее, из-за которой трудно было вертеть головой и приходилось поворачиваться телом в нужную сторону. Глаза по привычке осматривали деревья рядом, выискивая подходящее, под которым можно было бы укрыться от ливня. Стоило ей выйти за пределы поселения, как в ней мгновенно проснулись дикие повадки. Так быстро жизнь среди лесных зверей не забывается. Подумаешь — трое суток сна… Как будто их и не было вовсе.

Раскаты грома вдалеке участились, и по встревоженным взглядам друзей, которые с молчаливым напряжением всматривались в ту сторону, Кира вдруг поняла, что это не надвигающаяся гроза. Грохотали не тучи, а орудия. Это начался штурм крепости.

Трудно было понять, спала Кира ночью или дремала с открытыми глазами. Ноющая боль от ран давала о себе постоянно знать и нагло проникала в сновидения. То она видела себя, как пытается выбраться из бушующей реки на берег, отчаянно хватаясь руками за землю и срывая ногти в кровь, как падает и захлёбывается в шумных потоках, которые уносят её и бьют об камни. То рысь бросалась на неё сверху, рвала когтями бок и впивалась в шею, пытаясь задушить. То Кира не удерживалась на дереве и сваливалась вниз, обдирая кожу об ствол и ударяясь так, что отбивало дыхание. Она каждый раз просыпалась и слышала собственные слабые стоны. Распахивала широко глаза и пялилась на огни внизу на склоне, пытаясь понять — это тоже сон? И что за неприятность её сейчас поджидает? Немного приходя в себя, вспоминала — тот кошмар, который только что снился, это было на самом деле? С рекой — было. С деревьев срывалась пару раз, даже когда привязывалась, однажды едва не задушилась (сучок спас, на который смогла опереться ногой). А вот с рысью — не было. Это уже больное воображение пририсовывало к свежим ранам другую картину.

Кира пыталась вздохнуть полной грудью, но каждый раз понимала, что повязка не даёт это сделать. Ей всё время не хватало воздуха, оттого она и в сновидениях постоянно задыхалась. Лечь она боялась и поворачивалась так, чтобы прислониться здоровым боком к стене.

На горизонте за холмами алело небо. В очередной раз очнувшись, Кира мутными глазами смотрела туда, пытаясь разобраться, что это такое. Не гроза, не похоже на утреннюю зарю — направление-то не восточное… И вроде рано ещё…

— Лес горит, — услышала она голос Аскара, который сидел неподалёку и, как и она, временами впадал в беспокойную дрёму, чтобы потом вскидывать голову и с тревогой смотреть в темноту.

Она повернула голову в его сторону, насколько позволяла повязка на шее, и он показал на костры.

— То же самое. Мы всю опушку вокруг крепости весь год заваливали ветками и обливали смолой.

Кира вспомнила, что когда шла в город, то замечала подобные свалки. Она не придала этому особого значения и решила, что это просто запасы дров на зиму. Скауты тогда тоже подбросили пару сучьев в одну из больших куч. Навряд ли неприятель заподозрил какой-то подвох. Разнородный хворост вперемешку с хвойными лапами, наваленный возле деревьев, проходить никому не мешал и выглядел со стороны безобидно.

Неплохая тактика, чтобы лишить неприятеля преимущества ночной атаки. К тому же большая часть войска окажется зажатой между стенами крепости и лесным пожаром за спиной. Деваться будет некуда, прятаться на открытом и освещённом пространстве от обстрела негде. Вот что Ларс, значит, подразумевал под «гадким сюрпризом».

— И как вы их подожгли? — спросила она, вспомнив расстояние от крепости до опушки, которое было для луков недосягаемым.

— Из катапульты, — ответил Аскар.

Следовало полагать, что её заранее испробовали по ключевым точкам. Даже если горящие чурбаны или бочонки со смолой не попадут точно в кучи, они докатятся по инерции, а прошлогодняя сухая трава и смола доделает остальное. Счастье для защитников, что сейчас было не засушливое лето и весенняя земля ещё не успела просохнуть, иначе стихийный пожар опалил бы не только опушку, а сжёг всю округу вместе с крепостью.

Кира откинула голову назад и закрыла глаза в надежде опять заснуть. Перед глазами всплывали картины бойни накануне, к которым воображение пририсовывало то, что сейчас должно было твориться вокруг осаждённой крепости. Напрасно она пыталась разогнать их, ибо им на смену скопом приходили другие картины из прошлого, тоже не самые приятные. И одна мысль, засевшая занозой в сознании, как всегда перекрывала всё остальное.

Где ей теперь искать Вету? Может, отец тоже подался вместе с ней в Мираканд? Он должен был предвидеть осаду, а раз был ещё и не в ладах с Ларсом, то столица этого края оставалась единственным надёжным прибежищем. Очевидно, что Вета бежала не в том направлении, в каком следовало ожидать, и отцу, направляясь дальше на запад, безопасней было после удачных поисков податься с другой стороны гор прямиком в столицу. Это объясняло, почему он не вернулся в крепость.

Странное чувство возникало у Киры, когда она теперь думала о Мираканде. Такое, как будто она чем-то связана с этим городом, о котором мало что знала и никогда не видела. Родители редко упоминали его в разговорах, а если, то только вскользь. В словах сутемьских людей тоже слышался налёт определённой неприязни, суть которой Кира не могла понять. Неудивительно, ведь она и в Сутеми не жила. Тем не менее это странное чувство, будто там скрыты какие-то тайны, которые касались непосредственно её судьбы, возникало только при упоминании о Мираканде.

Находясь в плену, Кира не смогла узнать точных планов южан, что касалось захвата северного побережья Бурной. Ей потребовались месяцы, чтобы вообще научиться понимать чужеродный язык, да и потом — при ней ведь не велось никаких совещаний между военачальниками. Вся её информация состояла из подслушанных разговоров между хвастливыми мужчинами и того, что успевала заметить своими глазами, когда её, безвольную и больную, перетаскивали из одного места заточения в другое. Кое-что иногда Милла шёпотом передавала, хотя Кира никак не реагировала на неё. Как будто сама с собой разговаривала.

Заснуть Кира больше не смогла. Многие люди неспокойно спят в полнолуние, особенно когда чувствуют на себе давящий свет луны. Кира, напротив, плохо спала в новолуние, словно на неё давило чёрное пустое небо. Многие существа на земле плохо спят в Тревожную ночь, боясь появления таинственного Лунного зверя. Как только небо на востоке начинает светлеть, они вздыхают с облегчением. Хуже всех, наверное, спало в эту ночь существо, крепко привязанное к дереву. Свет от костров долетал до дерева, где был виден силуэт повисшего на верёвках пленника. Судя по ранению в голень, от потери крови он не должен был скончаться, тем более что прозорливые товарищи удосужились перевязать ему не только заведённые за ствол дерева руки и ноги, но и грудь — чтобы не свалился от слабости, заодно перетянув рану. Не заслужил он быстрой смерти. К тому же наказ Киры, что он ей нужен живым, оставался в силе, ибо она его не отменяла.

На рассвете скауты начали один за другим просыпаться. Для многих зверей сейчас уже наступил день. Скауты чувствовали ритм природы всем своим нутром и просыпались вместе с трелями ранних пташек. На их лицах бесследно исчезло то выражение безмятежности, как в былые времена, когда они ходили по лесам. Тогда им тоже приходилось испытывать тревогу и напряжение, но всё пережитое ранее не наложило на них такого глубокого отпечатка, как один вчерашний день. Это было видно даже тому, кто знал их всего лишь второй или третий день.

Проснувшись и сев, они молча собирались с мыслями и готовились к грядущему дню. По привычке проверяли ремни и шнуровки. Этим утром первым делом осматривали раненых — пережили ли ночь. Да, но не все. Вздыхали и мысленно прощались с усопшим. Для троих ещё оставалась надежда — слабая, учитывая трудности дороги через горы. Но оставлять их никто не намеревался. Вслед за мужчинами поднялась и Кира, которая последний бессонный час несла вахту. Зевнув и потянувшись всем телом, она покривилась от боли и осторожно встала, опираясь руками на ствол винтовки и стену. Мышцы в ногах не преминули ей при этом напомнить о том, сколько им пришлось прошагать за весь предыдущий день и по каким склонам взбираться, бок — какими твёрдыми оказались камни, а шея — каким острым болт.

Обождав, когда мужчины сделают в стороне свои утренние дела, Кира подхватила арбалет с полной горстью болтов, оставила винтовку на насиженном месте и тоже направилась в сторону. Только не ту, в которую мужчины ходили. У неё было дело другого рода. Мужчины, собираясь в дорогу, поглядывали на неё и пытались понять, зачем она спускается вниз. Стесняется здесь за камнем присесть? Дурёха, ей же потом опять наверх лезть придётся.

Скоро они догадались, куда направлялась Кира. К пленному. Поговорить напоследок в предрассветных сумерках. Остановившись перед ним, она набрала полный рот воды из фляги и прыснула ею в лицо обмякшего южанина. Его голова легонько дёрнулась, глаза с трудом разлепились и устало посмотрели вокруг. Остановившись на женщине перед ним, растерянно захлопали.

Немой разговор глазами длился с минуту, пока южанин полностью не пришёл в себя. Одни глаза говорили: «Должна тебя напугать — это не кошмар, который тебе приснился, это я на самом деле». А в другой замутнённой голове роем кружились мысли, которые никак не могли собраться во что-то цельное. Что она собирается сделать с ним? Неужели опять пытать? Разве недостаточно тех унижений и тягостных мук, которые он перенёс вчера и за ночь?

Судя по её взгляду, их было недостаточно. Вынув нож, Кира небрежно продела острое лезвие под повязку на щеке и срезала её, не особо заботясь о том, что может поранить кожу на лице.

«Ну как, лучше? — говорили её глаза с лёгкой издёвкой. — А если ещё и так?»

Кира полила ему голову водой. Всю флягу не стала опорожнять. Нечего баловать. Поймал со лба пару струек, горло смочил, и хватит. Посмотрим, достаточно ли этого, чтобы поговорить по душам.

«Сколько и куда?» — спросила Кира на его языке. Хорошо говорить она не умела, но полученных знаний было достаточно, чтобы связать пару слов в простые фразы. Ей было важным не то, что она могла сказать, а то, что хотела услышать.

Пленник издал хриплый, невнятный звук. Это можно было понять как «спасибо» за милость. Или за просьбу дать ещё воды. Или за неуважительное слово, которое застряло в сухом горле и выразилось больше в болезненной ухмылке. Это мы сейчас выясним. Надо просто постараться показать ему, что она очень хорошо понимает, как ему плохо. Стоял, бедняжка, всю ночь на одной ноге, стёр в кровь кожу на запястьях, тщетно пытаясь высвободиться от тугих пут. Да ещё и рана на ноге. Это, кстати, не она тебе туда вчера попала? Ведь если бы кто-то рубанул, то не только по ноге, а ещё куда-нибудь для верности.

На повторный вопрос, который Кира произнесла с той же настойчивостью, пленник в этот раз ответил более внятно. И ёмко.

О, вот какими словами ты благодаришь за сохранённую жизнь! Ладно, раз ты так… Зря ты злишь её. Или ты делаешь это для того, чтобы с тобой покончили быстро и больше не издевались? Какой храбрец! Может, передумаешь? Вчера ты, помнится, другим голосом вопил, чтобы не прибили и не прирезали. А мы пока сыграем в одну игру. Мы в неё уже играли и сейчас повторим, только сделаем её острее — вместо шишек она будет стрелять, а вместо того, чтобы попасть, она будет пытаться промахнуться как можно ближе. Объяснения излишни, ты скоро сам поймёшь. Попробуем? Как считаешь, три больших шага для начала сойдут?

Подожди минутку, она испробует для пристрелки арбалет, всё-таки почти год не пользовалась. Где тут ближайшая шишка на дереве… О, нашла! И попала!!! Надо же, с первого раза. Сама не ожидала. Надо будет потом подобрать, деткам подарить, им дико нравятся такие сувенирчики. «Беличий шашлычок» — называется этот.

Итак, где в тебя лучше промахнуться — возле руки или ноги? В голову или туловище она не будет метиться, ты ведь ещё не сказал ей то, что она хотела услышать. А раз у тебя нога здоровая осталась только одна, начнём, пожалуй, с плеч. Правда страшно, когда в тебя нацеливаются почти в упор? И вот это ощущение, когда спущенный болт пролетает в непосредственной близости от кожи, едва не поцарапав, и ты невольно вздрагиваешь — разве это не здорово?! Большой шаг дальше и попробуем ещё раз? Подожди, она зарядит арбалет… Ты готов? Весь уже сжался в радостном предвкушении?

Ей показалось, или ты в этот раз сильнее вздрогнул? Или это оттого, что второй болт слегка задел кожу? Такая мелкая царапина ведь не считается за попадание? Значит, промах и шаг дальше? Слушай, ей начинает нравится эта игра! Почему она раньше ею не увлекалась? Куда бы в этот раз нацелиться…

Что ты сказал?! Какой ты, оказывается, злобный человек! Ведь она хотела по-хорошему с тобой, а ты вон как… Ты знаешь, что за такие грязные слова бьют не только в морду, но и в то место, которое ты косвенным образом только что упомянул? Ну, ты видишь, куда она нацелилась…

Глупо это было с твоей стороны, очень глупо! Ведь у неё может невзначай рука дрогнуть. У неё они, между прочим, обе болят, особенно когда приходится что-то держать. И всё тело ноет от неудобного положения ночью. К тому же она не выспалась жутко, а ножками сегодня ещё весь день по горам топать придётся. Ей даже эти приседания для зарядки арбалета с трудом даются, разве не видно? Ты можешь себе вообще представить, как тяжело промахиваться, когда привык попадать? Так что она не ручается за себя…

Ох, лучше бы не думала это… Разве она не в дерево попала?

Тебе очень больно? Неужели шальной болт так сильно зацепил твоё сокровище, или ты просто чрезмерно разволновался? Она правда не хотела попасть! Даже как-то стыдно теперь. Ты простишь ей этот промах? То есть — неловкое попадание…

Да, малыш, прокричись всласть во всё своё иссушенное горло! Пусть эхо унесёт твой хриплый крик подальше, чтобы его услышали твои дружки на соседней горе и проснулись. Там, вон, вдали, виден слабый огонёк в тающей темени, за которым они провели ночь.

Вот вы всегда так делаете: доведёте женщину до такого состояния, а потом ещё считаете её во всём виноватой! Даже в глаза теперь смотреть как-то неудобно. И не знаешь, то ли подойти на шаг ближе, то ли отойти. Как ты считаешь? Тебе достаточно этой боли или хочешь добавки? Сам ведь понимаешь, кто на самом деле виноват. Будь вся ваша орава умнее, то сейчас ты бы не был привязанным к дереву, а она не тренировалась на тебе в стрельбе из арбалета. Если она отойдёт ещё на шаг, может ещё раз ошибиться, и будет опять больно. Хотя обидней уже навряд ли.

Может, лучше позвать мужчин, чтобы вытащили болт и немного облегчили твои страдания? Как приличной девушке ей претит мысль протягивать руку туда, куда тянут руку только распутницы. Или лучше не звать? Смеяться, поди, будут. Особенно над тобой. А ещё они горазды делать такие немыслимые гадости, что противно становится. Стоят, вон, наверху и уже вовсю ухмыляются. Ждут, когда она наиграется.

Идея! Она знает, что сделает! Отойдёт сразу на десять шагов. С такого расстояния она точно промахнётся. В лучшие времена она бы и нож очень метко вогнала с этой дистанции, но теперь не уверена даже в попадании из арбалета. И в этот раз она будет целиться в больную ногу. Всё-равно она уже ни на что не годится.

Ей послышалось, или ты что-то сказал? Подожди, она сейчас уберёт волосы в сторону… Ты разве не можешь говорить погромче? Кричать ведь мог только что. Когда она была в двух шагах, ты вообще говорить не хотел.

Сколько ты сказал? И куда? Это всё, тебе совсем больше нечего сказать? Не старайся валять дурака, такие люди, как ты, всегда хорошо слышат и запоминают. Вы никогда не лезете в первые ряды, потому что больше хотите жить, чем убивать. Давай, расскажи ей всё, что знаешь! Она подождёт, пока ты всё вспомнишь. У неё есть время до восхода солнца. Только от тебя зависит, как быстро закончится эта пытка.

Так-так, очень интересно… А ты случаем не врёшь? Она это очень не любит. Вспомни, что она творит, когда её хорошо рассердят. Вчера, например. Или только что вот.

Правда больше ничего не можешь вспомнить?

Нет, ты однозначно плохой мальчик! Ты страшно разочаровал её, и она должна бросить тебя и уйти. Прямо сейчас. Вы вообще плохие. Все! С такими парнями она не хочет дружить. Даже не надейся, что она оглянется. Разве что ты вспомнишь что-то действительно важное и будешь кричать вслед. А если нет, то стой тут, горько плачь и думай, о чём хочешь. Она к тебе точно больше не вернётся. Ты ведь уже и не мужчина, можно прямо сказать.

Ноа

— Чего сидите в стороне, как не родные? Айда к нам!

Вара махнула двум девушкам, призывая присоединиться к женской компании за вечерним костром. Эта пожилая женщина всегда относилась к своей юной соседке (бывшей, следовало теперь считать) с теплом, хотя с её отцом не чуралась вступать в словесные перепалки. Вара годилась Ное в матери и, возможно, поэтому жалела девушку, не стесняясь говорить соседу, что он её тиранит.

— Пойдём, — шепнула Ноа подруге и потянула её за руку, чтобы помочь встать.

Кира вздохнула и нехотя встала. Её легко было понять. Она сильно ослабла, и на неё взвалили непомерную ответственность. А теперь ещё собираются допрос учинить — кто такая, откуда, где мать-отец, живы ли здоровы…

Ноа сразу поняла, что эта девушка выросла без матери. Трудно сказать, по каким признакам это можно установить. Вероятно, по тому, что она была самодостаточной натурой. Ей не нужна была компания, чтобы чувствовать себя нужной, хорошей, красивой и чего ещё обычно хотят слышать про себя девушки. Кто побыл в роли хозяйки, на всю жизнь усвоил свою нужность и хорошесть. Кира не стеснялась своего неопрятного вида, что ходит грязная, неумытая, нечёсаная. Любая женщина тут сразу бы подшутила — неужели мама не учила ухаживать за собой? Хотя бы в меру возможностей.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила Вара, когда они устроились рядом, прислонившись к скалистой стене.

Место для очередного ночлега выбрали на горном плато, которое очень кстати подвернулось по пути. Оно было закрыто вершинами, что позволило развести огонь без боязни, что его увидят издалека возможные преследователи.

— Плохо, — ответила Кира.

Она не сказала это жалостливым голосом, а просто прямо описала своё состояние. Ей действительно было плохо. Первый день похода был трудным, всем пришлось приспосабливаться к нелёгкому путешествию по кручам, а тем, кто был в добавку к этому ранен, но шёл своими силами — и при этом ещё зорко следил за округой, — было вдвойне тяжелее. Ноа тоже готова была упасть и просто забыться. Прошлой ночью ей удалось немного поспать, а утром ещё часик подремать, пока они ждали подхода мужчин, оставшихся на месте битвы. Кира в отличие от неё уже до завтрака прошагала часть пути с отставшими, пока табор ещё отдыхал, и спала ночью наверняка и того меньше. Ноа испытала огромное облегчение, увидев её утром шествующей без посторонней поддержки. Одним только этот день был хорошим — что за ними не устроили погони. Видимо, враг слишком долго выжидал, надеясь, что табор спустится вниз на дорогу, чтобы рискнуть пройти в ущелье, и поздно понял, что проворонил свою добычу. Один день они сумели выиграть, и это вселяло надежду.

— Да ты не то, чтобы плохо — ты ужасно выглядишь! — без обиняков заявила Вара. — Смотри, сколько крови ты потеряла — вся рубаха красная! Тебе пить и есть надо больше. На, бери, это и питьё, и еда!

Вара по-хозяйски принялась обхаживать «гостью». Набрав в плошку горячей похлёбки из котла, она всучила её девушке, не собираясь даже слушать возражений в духе «я уже поела». Вздохнув, Кира смиренно приняла в руки выписанное лекарство, дуя на него и потихоньку попивая прямо из плошки за неимением ложки.

— Покомандовала и хватит. Тебе тоже нужно отдохнуть, — продолжала отчитывать Вара. — Вообще мужики одурели! На что им свои головы? Я тоже командовать горазда, бабы, вон, подтвердят. Но это так, по-житейскому. Когда у тебя дети и скотина, поневоле научишься. Но чтобы вот так, всеми сразу… Ты можешь обижаться, но я такая — говорю, что на языке. Вара-Свара — так меня мужики прозывают. Ноа знает. Ты за неё держишь покрепче, она умная девушка, просто слишком тихая.

Да, Ноа знает. Она очень многое знает. Достаточно иметь таких соседок, как Вара, чтобы знать про всё в городе. И быть достаточно тактичной, чтобы остальные так же охотно доверяли и рассказывали всё «по секрету».

— Кто-то одежду с собой брал? — спросила Вара женщин вокруг, продолжая проявлять заботу о новой подопечной.

Те неуверенно помотали головой.

— Нет? Никто не догадался?

— А зачем? — спросили её в ответ.

— Рубаху ей поменять. Эта скоро совсем вся изорвётся, да и грязная, вон, какая.

— Нет, всё там побросали, что было. Одеяла только взяли.

— Зашить можно, — послышался чей-то совет. — У меня нитки есть с собой, иголки только нету. Последняя неделю назад поломалась, а новой так и не успела прибарахлиться.

Скоро уже все сообща крутились вокруг, решая проблему рваной и грязной рубахи. И постирать предлагали — было бы, конечно, где. Хорошо, если им вообще посчастливится встретить по пути источник воды, без которой табор и двух дней не переживёт. Тут же начали обсуждать и эту проблему, а заодно и считать, сколько бурдюков и прочих подходящих посудин есть, чтобы набирать воды впрок. Жаль, конечно, что пришлось бросить бочку, но кто ж знал, что они пойдут не через ущелье, где всегда из ручья можно напиться. Ответственность за поиск воды дружно приписали мужчинам, которые постоянно везде шляются, лишь бы дома не помогать.

За этими разговорами одна из женщин принялась зашивать дыры на рубахе, при этом она постоянно испуганно таращилась на бурые пятна, успевшие за день подсохнуть, и повязки под рубахой, пропитанные кровью (Ноа сменила утром платок на полоски ткани). Кира полностью сдалась и позволила с собой всё делать. Снимать рубаху её не просили (ещё чего), поэтому она расслабилась и привалилась здоровым боком к подруге, убрав руку так, чтобы швея могла делать своё нехитрое дело. Уставившись взглядом на трепетный огонь костра, она уже не слушала разговоры про то, сколько кровищи кому при родах пришлось видеть и проливать, про то, чем можно быстрее залечить кровотечение, какие травы и растения помогают, и растут ли они здесь в горах…

Вместе с этим в разговоры постоянно вносились жалобы детей, которые изнывали от усталости и хотели домой. Никто не знал, как доходчиво объяснить им, что дома больше нет и возвращаться некуда. Не менее уставшие матери из последних сил успокаивали их обещаниями, что скоро всё как-то обустроится, кормили наспех сваренными кашами и устраивали на ночлег. Даже подростки, которые обычно сторонятся родителей, считая себя достаточно самостоятельными, боялись после вчерашних событий отстраняться от них в чужой местности. Многие из них робко поглядывали на Киру, вокруг которой женщины заботливо суетились, словно она была тут королевой. Ворчать на этот счёт никто из них не решался, ибо вчера она уже открыто заявила свои права на роль главной — и никто из взрослых этого права у неё не оспорил. Наоборот — сам Ларс (а уж его подростки уважали до дрожи в коленках) открыто передал ей командование, когда они вчера лезли в гору. А по свежим слухам выходило, что ещё и завещал ей своё место перед смертью. Такие вот дела.

Динат, посидев за ужином со своими закадычными друзьями, пришёл навестить жену и детей. Те сразу же отхлынули от своей матери и облепили папулю. На радость Мине, которая облегчённо вздохнула. Посмотрев на «бабскую» суету у костра, Динат с соболезнованием посмотрел на Ноу. «С нами было спокойней, или?» — шутливо говорил его взгляд.

— Она что, спит? — ошарашенно спросила швея, заметив, что рука Киры обмякла.

Ноа не могла повернуться из-за лежавшей на плече головы подруги, поэтому только покосилась в сторону. Она тоже почувствовала, что Кира расслабилась и сильней привалилась к ней телом.

— Спит, — подтвердила она.

— Вот девка! Все галдят, а ей хоть бы хны.

— Уморилась, бедняжка, — посочувствовали ей женщины. — Ну оно и понятно, после вчерашнего.

— Тише вы! — шикнула Вара на всех. — Дайте ей отдохнуть! Она ради вас в драку вчера лезла…

Стоило только женщинам перейти на шёпот, как Кира открыла глаза и встрепенулась. Мутным взором посмотрев вокруг, она остановилась глазами на Ное, словно не узнавая её.

— Всё в порядке, — успокаивающе сказала та. — Спи, на вахте сегодня собаки. Тебе больше отдыха нужно.

Кира утёрла себе лицо рукой и устроилась поудобней на плече подруги. Собаки — это хорошо, с ними спокойней. Только набрав воздуха для зевка, как она уже вновь уснула.

— Чего она вскочила? — с недоумением тихо спросила Вара. — Мы же и так уже на шёпот перешли.

— Вот именно, — сказал Динат, который оказался свидетелем сцены. — Не шепчи и не хрусти, и она не проснётся.

— А почему? Откуда тебе знать? Ты же её не больше нашего знаешь!

— Откуда? — Динат усмехнулся и ответил с иронией в голосе, которую счёл дозволенной по отношению к старшей: — Из лесу. Оттуда. Смотри — спит ведь, хотя мы разговариваем. Главное, говорить спокойно, без лишнего шума. Видишь ли, когда ты шепчешь, она слышит во сне шипение змеи, а когда хрустишь, слышит, как зверь к ней подкрадывается по листьям. В лесу под открытым небом поживёшь, быстро научишься слышать во сне опасные шорохи и сразу просыпаться. Понятно?

— А почему не просыпается, когда разговаривают? Разве это не мешает?

— Потому что тогда она слышит, что рядом есть люди, которые следят за тем, чтобы к ним не подобрались звери. Мы все так спим, кто в лес ходит. Она и днём так дремала.

Для женщин это было неожиданным открытием.

— Что, правда? — спросила Вара Ноу, укладывая в голове простое объяснение.

Девушка зевнула и кивнула. Сама она так спать не умела, ибо выросла в селении, но подтвердить то, что Кира и днём на привалах постоянно сникала среди разговоров, она могла. И ей это действительно не мешало — если она просыпалась, то именно из-за разных звуков, как скатившихся под ногами камушков или рычания собак, которые заметили в горах зверя.

— Так ложись и ты тогда! — предложила Вара. — Тоже ведь устала. Сейчас мы одеяла вам подстелим…

Ноа отрицательно повертела головой.

— Она не будет спать лёжа. Только сидя. Так что мне тоже придётся так спать.

— Это тоже такая привычка? — спросила Вара Дината и, не дожидаясь его ответа, тут же обратилась к его жене, которая поджаривала на костре куски мяса, нанизанные на позаимствованный у мужа простенький стилет. — Мина, он что, дома сидя спит?

— Какое там… Только если я его выгоняю из комнаты, — полусерьёзно-полушутя ответила та, с аппетитом пробуя горячее мясо.

Динат посмеялся, по достоинству оценив юмор своей жены.

— Спать дома это одно дело, — объяснил он, — там стены вокруг, запертая дверь и крыша над головой. Там нечего бояться, кроме жены с веником (приятно отомстить). Когда мы её привели в город, она первые два дня кряду дрыхла. Спроси Аскара, он у неё перед дверьми сидел, соврать не даст.

Вара тут же оглянулась по сторонам, выискивая упомянутого товарища глазами. Про шорохи это было понятно, проснуться с пригревшейся под подолом змеёй никто не хотел (кстати, ведь в горах змеи тоже водятся!), но вот про двухдневный сон — это перегиб. Динату трудно было верить на слово тому, кто знал его ещё мальчишкой. Этот проказник умел бесстыже врать на ходу. «Тебе самое место между торгашами, как ты умеешь зубы заговаривать», — это частенько приходилось ему слышать не только от матери, но и от других женщин. Аскару верили. Он был в детстве хорошим мальчиком.

К сожалению, того не было видно поблизости, а Ноа только пожала плечами, не опровергая, но и не подтверждая сомнительной информации. Она познакомилась с Кирой ровно сутки назад, и про её появление в крепости знала не больше других. Так что, да — надо будет выспросить Аскара при удобном случае.

Перекинув ремень винтовки через голову Киры, Ноа осторожно вытащила её из-за спины и подсунула вместо этого шкуру. За прошедший день она успела уже понаблюдать за своей вожатой, в особенности за тем, как она обходится с оружием, и быстро выучила, что та предпочитала лишний раз проверить, не заряжена ли винтовка. Как её открывать рычажком, она видела и теперь впервые сама попробовала. Изучив пустой затвор и представив себе, как это приспособление работает, она вернула рычаг в прежнее положение. Тихий лязг металла, очевидно, не подходил под характеристику хруста и подозрительных звуков, поэтому Кира в этот раз не проснулась. Только тихо простонала во сне, когда её тело слегка ворочали.

Ноа немного поёрзала, вытянув уставшие ноги и устраиваясь так, чтобы и ей было относительно удобно, и Кира не свалилась на бок, потеряв свою опору. Про комфорт кровати или тюфяка сейчас можно было лишь мечтать. Главное — вообще поспать. Нет, даже не это. Наверное больше — уснуть без боязни, что ночью придётся вскакивать от поднятой тревоги. Главное — вообще проснуться. Те же обещания, что скоро как-то всё образумится, которыми матери кормили своих детей за ужином, теперь и взрослые говорили себе, устраиваясь на каменистой земле вокруг костерков. Когда табор доберётся до столицы, они все охотно поспят два дня кряду.

Винтовку Ноа положила подруге поперёк ног — как та её обычно клала, когда хотела отдохнуть на привале: прикладом в правую сторону. Ноа нащупала левую руку Киры, на которой она при падении набила себе синяков и царапин (слава богу не сломала). Ладонь была сжата в кулак. Пальцы раскрываться не хотели — значит зажимали патрон. Всё как обычно. Когда Ноа днём попробовала аккуратно разжать её из любопытства, Кира сразу проснулась и отдёрнула руку. Тогда Ноа узнала, что Кира в кулаке сжимала патрон. Это была ещё одна из её привычек — она часто вертела чем-то в руке: шишкой, прутиком, на худой случай просто камушком. Когда она спала, то, естественно, сжимала в кулаке патрон — на случай, что придётся из сна сразу бросаться в бой с кем бы то ни было. За прошедший день Ноа сделала много интересных наблюдений в поведении подруги. Это была отличительная черта умной тихони — она обладала хорошей памятью и замечала многое, на что другие могли вовсе не обратить внимания. Из всего она успела понять одну важную вещь: Кира была ещё более скрытной натурой, чем казалось, и привыкла с детства утаивать от всех свои секреты.

— Кто она вообще такая? — спросила Вара, когда Ноа уже закрыла глаза. — Как мы заболтались, так я и забыла про это. Кого ни спроси, никто эту девку не знает и раньше не видел. Но она же не могла свалиться с неба, правильно? Мать да отец должны же быть кому-то знакомыми?

— Я не знаю, — устало ответила Ноа, не открывая глаз. — Она мне ничего не рассказывала. Всё, что я слышала, это что её пару дней назад привели. А откуда родом… Аскар говорил — в лесу выросла.

— Ну так у нас кругом леса, куда ни глянь.

— Да, — согласилась Ноа и, немного помолчав, вспомнила: — Сходка. Так он назвал деревню. Говорит, откуда-то из тех краёв. Там много людей раньше селилось. А кто родители, тоже не знает.

— Это да, там раньше много наших селилось. Пока не пришли эти… Эх…

Вара горестно вздохнула.

Ноа умолчала, что Кира была в плену у «этих…» (мужчины по секрету сказали). Женщины в благодарность за проявленный героизм в бою и стойкость во время первого дня похода укутали Киру во всеобщее сострадание и даже благоговение; скажи им, чего она ещё настрадалась в прошлом, они бы вовсе задавили её безмерной жалостью. Поэтому, наверное, Кира и держалась больше в мужской компании — они не жалели её слёзными охами-эхами. Они уважали её. Так, будто она с детства устраивала вместе с ними проказы и дралась подростками банда против банды. К таким воинственным девушкам мужчины всегда относятся с большим уважением и симпатией. Для них это не «рёвы-девчонки», а боевые товарищи. Ноа тоже хотела в детстве играть не с куклами, а с мальчишками в разбойников, но всё, что ей было позволено — это стрелять во дворе из лука.

— Странная она, — продолжила Вара рассуждать в пол-голоса, стараясь не сойти в шёпот и искоса поглядывая на Киру (крепко ли спит?). — Простых девок не учат в деревнях тому, что она умеет. Вот скажу тебе честно — смотришь на неё и порой такое чувство появляется, будто в ней какой-то зверь сидит. Будто она только наполовину человек. До мурашек иногда пробирает. А красивая…

Вара попала в самую точку. Сварливые бабы, они такие — всё точно подметят. Мало того, что никто не знал, откуда Кира родом (всю родню уже перебрали, но так и не нашли зацепки), так ещё и приходилось гадать, откуда она умеет всё то, чему обычных женщин не учат. Да и обычных мужчин тоже далеко не всех. За весь день самые любознательные особы успели выспросить всё, что касалось странной незнакомки. Не у неё самой — она оказалась неразговорчивой и вела себя обособленно — а у тех, кому мужчины что-то рассказывали: у жён и матерей. В первую очередь у Мины, которая не только была замужем за одним из лучших (и болтливых) скаутов, но имела и четверых детей — а это неиссякаемый источник всевозможных новостей и сплетен. Кроме того она была добродушная натура и достаточно умна, чтобы отличать пустословие от правды. Кое-кто видел Киру в день её первого появления, когда скауты вели её через крепость, но потом она исчезла и неожиданно появилась на второй день эвакуации с отрядом Ларса в совершенно другом облике. И это было не всё, что заставляло смотреть на неё с открытым от удивления ртом. Единицы из женщин могли похвастать умением играть в шахматы, и то это были лишь базовые знания. Чтобы какая-то грязная отшельница, подобранная на болотах, могла обыграть одного из лучших игроков в крепости, очень трудно верилось (мужики поддались — шептали некоторые, понимающе посмеиваясь). Но в том, что они сами видели на горе в день битвы, никто не мог сомневаться. Среди суровых жителей лесной крепости не было ни одной девушки, которая умела драться наравне с лучшими бойцами, не теряя при этом самообладания.

Или вот это:

— Кто дал? — спрашивали мальчишки-двойняшки старшего братца, с завистью смотря на арбалет.

В первый день горных странствий, пока табор утром ждал подхода отставшего отряда вместе с Кирой, подростки тренировались с арбалетами под надзором Захира, обмениваясь опытом, у кого как лучше получается.

— Батя, — отвечал подросток.

— Ух, ты! А покажи, как он стреляет!

— А нам дашь?

Отойдя в сторону, братец деловито показывал приобретённые умения в обращении с новой игрушкой (как тут не похвастаться перед младшими?). Опустившись на колено, ставил арбалет на землю, прижимая ногой за стремя, нацеплял тетиву на крюк и вставал, следя, чтобы тетива зацепилась за упор, а не соскользнула из-за чрезмерно резкого рывка или неправильного наклона. Потом вкладывал болт в специальную бороздку, целился в услужливо поставленный в некотором отдалении щит и нажимал на спуск. Тетива с резким звуком, похожим на щелчок бича, отпрыгивала вперёд, выстреливая болтом, который вонзался в истыканный старый щит.

— Круто! А если вверх, в птицу, например? Далеко улетит?

— А вы полезете его доставать? Когда все закончатся, чем потом стрелять?

Мальчишки некоторое время горячо дискутировали со старшим братом, уговаривая его дать им тоже пальнуть, на что получали категоричный отказ. Только подержать (ничего себе, тяжеленный!).

— Папа научил? — спрашивала мать, похвально потрепав старшего сынулю по голове.

— Не, Кира, — отвечал сын с некой гордостью в голосе.

Надо же — и это она умеет лучше мужчин! Как тут не удивишься?

— А чего не даёшь братишкам тоже попробовать? Пусть бы тоже учились. Отойдите просто подальше.

— Кира наказала не давать малышне заряженным, они могут пальцы себе переломить.

— Вот как…

Девочки всех возрастов тоже постоянно смотрели на Киру во все глаза, как на невиданное диво, и млели, как мышки перед змеёй, если Кира смотрела на них в ответ. Сварливых баб везде можно встретить едва ли не на каждом шагу, капризных, строгих и требовательных тоже нередко, но суровые женщины-воины пока никому не попадались на глаза. Драться со скотиной и рубить головы петухам многие могли, но драться с толпой злючих подонков полезла со смелостью медведицы только одна.

И да — она красивая, это Вара тоже верно подметила. Сложно было сказать — чем красивая. Женщины другими глазами смотрят на красоту. От них не ускользнёт ни один недостаток, даже мелкий, на который мужчины могут внимания не обратить. В противовес этому скептичные женщины обязательно выделят и достоинства. «Ах, у тебя такие глаза красивые и смеёшься ты мило!» — скажут девушке с некрасивым носом и ртом. Другую похвалят за холёные руки, третью за тонкую талию и высокую грудь, четвёртую за бархатистые волосы. Но когда женщины смотрели на Киру, выискивая намётанным взглядом недостатки и достоинства, то только выдыхали: «Какая красивая…». Мечтательно и ревностно одновременно (все уже обзавидоваться успели). Ну, разве что неопрятная и исхудалая. Понятное дело, после стольких мытарств. Легко исправимое дело, знай себе только ешь больше в своё удовольствие на зависть тем, кто переживал за лишний вес. С такой ладной фигурой и в штанах щеголять не грех, оденется позже во что-то облегающее, вообще будет мечтой любого мужчины (надо присмотреть за своим, не слишком ли на неё пялится и как часто подходит). А ещё руки… Эх! Хуже чем у мужиков. Зато и твёрже.

Во всём она — необычная. Не деревенская. И не городская. Возможно, даже неземная. Кто знает…

Одно уж точно — спасительница. Добрая к своим и беспощадная к врагам. Да береги её боги все вместе взятые. Никому из них за всё существование этой грешной земли и отведённое людьми время правления (смешно, но факт) не удалось сделать из неё рай, но, может, они послали её в качестве утешения и надежды? Все посланцы мужского рода как-то тоже особого успеха не добились, а когда что-то не получается одним способом, следует попробовать другой.

С наступлением темноты утихли разговоры. У всех на лицах считывалась тревога и переживания за близких — отцов, мужей, братьев — которые остались в крепости оборонять её. Печальную новость о начавшемся штурме принесли утром, объяснив отголоски далёкого грома, который был изредка слышен. Никто не хотел сейчас поднимать ещё и эту тему. Слишком свежи были впечатления вчерашнего дня, когда они сами чудом избежали страшной судьбы. Все в полной мере почувствовали горечь утраты прежней жизни: как одни, кто похоронил кого-то из своих близких, так и другие, кто видел огромный столб дыма от лесного пожара вдали с высоты гор — там, где вместе с лесом горели и родные стены крепости.

Одна спасительная мысль двигала всеми. Её накладывали, как повязку, на открытые душевные раны, ею омывали телесные увечья и заговаривали друг друга. Ею заклинали родных, прощаясь несколько дней назад перед выходом из крепости.

Мираканд.

Он был впереди. Ещё денёк-другой и они будут в безопасности.

— Мама! Мама!

Восьмилетняя девочка, запыхавшись от волнения, подбежала утром к зевающей матери (ох, поспать бы мне дня два, да на перинке мягкой, а не землице каменной).

— Чего? Что случилось?

— Папка утку подстрелил! — выпалила девочка первое, что на ум пришло.

— Милаша, утки в горах не водятся.

— Ну, она похожа на утку. Я забыла, как папка сказал.

Мина протёрла лицо влажной тряпицей, чтобы прогнать остатки сонливости, и проделала ту же процедуру с дочкой (возражения «я уже умылась» приняты не были при виде пыльной кляксы на щеке), заодно посмотрела в сторону, куда показывала дочь. Динат, сидевший в отдалении за костерком дозорных, поднял за ноги тушу птицы, показывая её (смотри, жёнушка, какой я добытчик!).

— Это дрофа, — поправила Мина дочь.

Говорить, что эта птица в горах тоже не водится, не стала. Дрофа — не утка, ей водоёмы не нужны, бегать и летать она хорошо умеет. Возможно, в каких-то горных долинах вдоль ручьёв, где полно растительности, она и водится. Люди — самые интеллигентные существа на земле, да и тех порой заносит чёрт-те знает куда, что от птицы тогда ожидать?

— Это когда он успел?

— Они рано утром с Аскаром и Кирой на охоту ходили.

Вот, уже с раннего утра опять начинается… Надо будет как-нибудь муженька за шиворот за уголок увести и ненавязчиво намекнуть, чтобы поменьше с другими девками где-попало в утренних сумерках шлялся. Знаем, это всем мужикам всегда охота. Гляньте только, какой довольный теперь! Прямо весь сияет под первыми лучами солнца.

— И ручей они нашли, сказали, недалеко впереди.

Вторая хорошая новость. Вот бы каждое утро так начиналось!

Братцы-двойняшки в сторонке угрюмо бросали камешками в тренировочный щит-мишень и с досадой в глазах поглядывали на младшую сестру. При рождении такого необычного «подарка» родители не стали долго думать, как их назвать, и дали каждому часть своих имён: Дин и Мика. Их трудно было спутать — один был выше ростом и худее, а другой к тому-же светловолосый, непонятно в какого предка из чьей родни. Несмотря на разность, оба оказались отъявленными сорванцами как на подбор. Самый старший сын, Стеша, был более спокойным и покладистым, эти же всегда находили повод если не поссориться с младшей сестрёнкой, то хотя бы поспорить раз в день в обязательном порядке.

— А ещё папка мне винтовку Киры дал и показал, как она работает.

Малика — так звали самую маленькую в семье (тоже долго не думали над именем) — показала язык мальчишкам, которые явно дулись, потому что проспали всё самое интересное.

— А она разрешала? — спросила Мина. — Это опасная вещь, вдруг выстрелит?

— Неа, не выстрелит. Там внутри патрона нет. Кира их у себя в сумке носит и никому не даёт. Она сама мне винтовку предложила, но я постеснялась взять, поэтому она папке передала, чтобы он мне показал. И из арбалета дал стрельнуть.

Девочка ещё раз показала мальчишкам язык — более вызывающе.

— С настоящей стрелой!

— Вруша! — сердито хмыкнул Дин, не выдержав первым.

— Не стрелой, а болтом! — в унисон ему добавил Мика.

— Сами вы груши! — поддразнила их Малика.

— Ты его-то и держать сама не сможешь, пока целиться будешь!

— Стешка сказал, что другим детям запретили трогать арбалеты!

— А вот и неправда! — смело оспорила девочка, будто только этого и ждала. — Кира сказала, что всем можно учиться, и девочкам тоже! Просто надо быть осторожным и нельзя брать без спросу. А арбалет мне папка помогал держать! И за стрелой я сама бегала.

— За болтом!

— Выбражуля! Девчонкам главное, чтобы подразниться…

— Чего вы сразу взъелись? — спокойным, но одновременно строгим тоном одёрнула их мать, решив пресечь разгоравшуюся ссору (ну вот почему сразу с утра надо нервы трепать?!). — Пошли бы сами, да спросили, чем сидеть здесь и ссориться попусту! Боитесь, что-ли, что она вас покусает? Она же девчонка! По-вашему получается, что у неё эти штуки вообще отобрать надо? И мне тоже нельзя было вчера с Ноей из лука стрелять?

Мальчишки прикусили язык. Против матери не попрёшь, она всегда придавит каменным аргументом. Обидней всего было даже не заступничество матери — это было понятно, некое соперничество мужской половины против женской в семье всегда присутствовало, — а заступничество отца, который явно подыгрывал любимому сопернику с исчерпывающей отговоркой «ей можно, потому что она девочка». С появлением нового командира всё стало только ещё хуже: подростки, получившие арбалеты, трепетали перед Кирой, а мужчины выслуживались. Так, в любом случае, это выглядело со стороны мальчишек, не доросших до чести носить оружие, поэтому обречённых швырять камнями да за маленькими девчонками следить в роли нянек. А они точно знали истинную причину — потому что Кира красивая. Была бы некрасивая, никто бы на неё внимания не обращал.

— Пошли! — шепнул один братец другому, толкнув локтем.

Дружно встав, они направились «погулять, посмотреть, где Стешка». Недостойное это для мужчин дело — сидеть и слушать кудахтанье баб, которые начали одна за другой подходить к Мине с глупыми фразами «Доброе утро, как спалось?» Какое оно может быть добрым, если ты проспал в горах на твёрдых, холодных камнях, а не дома? Лучше бы сразу спросили, чего нового она может им сообщить. Если Малика подбегала к матери, то это всегда значило, что есть какие-то горячие новости, которые быстрее всего можно было получить (за исключением первых лиц) от Мины или Нои, и поэтому самое позднее через минут пять после Малики подходили самые любопытные «поздороваться и поболтать».

— Я себе тоже арбалет заведу, когда буду старше! — заявила Малика матери, искоса смотря вслед братьям (сами вруши — спорить на щелбан готова, что они сейчас повернут к дозорным, чтобы выклянчить у отца винтовку или арбалет!). — Только покрасивее этих. И буду тоже на охоту ходить!

— А кто же маме помогать будет? — ахнула Вара (и вам, тётя, доброго).

Малика немного подумала и находчиво ответила:

— Папа! Он станет стареньким, поэтому ему полезно будет отдохнуть. И маме не надо будет больше ругаться, что он больше в лесу живёт, чем дома.

Женщины зашлись смехом, ошарашив девочку, которая вполне серьёзно обосновала решение семейной проблемы.

— Золотце, какая же ты умница! — хвалила Вара, утирая платком слёзы умиления. — Ещё бы папа тебя послушал…

Оглянувшись, женщины посмотрели на компанию за костром — не слышно ли им было, над чем смеялись. У тех, очевидно, были свои шутки, над которыми они залихватски смеялись — вместе с мальчишками, которые поначалу отскочили с испугом от костра.

— Чего это они скачут? — подумала вслух за остальных Вара.

— Гадюки испугались, — просто ответила Малика.

— Какой гадюки?

— Обыкновенной. Кира на охоте поймала и принесла.

— Чего?.. — враз перестав смеяться, теперь бабы ошарашенно смотрели на девочку, которая, видимо, считала ловлю змей нормальным явлением. — Она что — сумасшедшая, ядовитых гадов таскать?! А ну укусила бы?

— Почему сразу сумасшедшая? — непонимающе и даже с тенью обиды возразила Малика. — Кира говорит, что змеёй можно кого угодно запугать, даже не ядовитой. Бросить под ноги тому, кто на тебя нападает, и пока он испуганно прыгает, камнями забрасывать.

— Ты попробуй сперва поймай её! — взволнованно сказала Ксена, которая присоединилась к женской компании минутой позже Вары.

— Надо взять палку… — Малика отбежала на несколько шагов и вернулась с подобранным прутиком. — Вот… Деда Арест мне объяснил, как ловить змей. Это плохой прутик, он слишком тонкий, лучше найти такой, у которого на конце рогатка. Да, и по длиньше, потому что змея прыгает вперёд, когда кусает. В общем, надо постараться зайти сбоку и прижать её за шею к земле (приложенный палец послужил в качестве змеиной шеи). Она будет крутиться, чтобы вырваться, поэтому надо всё время крепко держать, и если хочешь убить, то взять за хвост и ударить со всего размаху об землю.

Девочка присела и, приложив прутик к земле (это змея), резко встала и махнула им через голову, ударив по земле с другой стороны.

— Боже мой, чему только не научат… Мина, как ты вообще до сих пор с ума не сошла?

Та пожала плечами — не спрашивайте, не знаю, сама гадаю.

— Хорошо, что она мёртвая, — вздохнула Вара.

Здесь Малике следовало сказать: «Милая баба Вара, вздохни ещё раз поглубже. И присядь».

— Она не мёртвая, она живая. Кира не стала её убивать.

Даже Мина невольно посмотрела ещё раз в сторону «окончательно сумасшедшей», чтобы убедиться, что там никто не умирает от укуса.

— Как? Она же кусается… — Ксена выпучила глаза и укусила свой кулак.

— Ну, вот так… — Малика деловито подняла перед собой не до конца сжатый кулачок. — Она её за шею крепко держит, та только извиваться по руке может, но змеи быстро устают и потом просто висят, как верёвка. Я её за хвостик погладила, она забавная…

— Мина, ты это слышала — она её за хвостик погладила! Гадюку! — присаживаясь на валун, выдохнула Вара с прижатой к груди рукой.

Мина намного спокойней отнеслась к откровениям дочери. Поживёшь пару лет со скаутом, привыкнешь и не к такому. Присев перед дочерью, она взяла её за обе руки и посмотрела с серьёзным видом в глаза.

— Доча, это ядовитая змея, ты это понимаешь? Не смей сама ловить их! Гадюка не нападает первой, её лучше всего просто обойти. Если потопать по земле или постучать палкой, она сама уползёт. Я почти уверена, что гадюки людей на самом деле ещё больше не любят, чем мы их.

— Ну я знаю, мне уже сказали, — ответила Малика, искренне не понимая, почему женщины устроили истерику по этому поводу. Как славно, что её мама не такая же паникёрша. — Ноа тоже испугалась, отползла от Киры и спрашивает: «Как ты не боишься? Вдруг укусит!» А та смотрит на змею и улыбается ей. Говорит: «Меня уже кусала гадюка, так что я точно не умру от её яда». Все сразу спрашивать: «Когда это было?» — «Прошлой весной, говорит Кира, я тогда думала, что если намотаю тряпочку на прутик и суну ей в рот, то она весь свой яд выпустит, а нет — она на третий раз мне в кулак впилась. Хорошо, что перед домом её поймала, никому меня искать и тащить назад не пришлось. Пару дней полежала больной, потом всё прошло». Вот так, вот… Деда Арест ещё сказал, что если тебя гадюка укусила, то нужно лечь и не двигаться, чтобы яд до сердца не дошёл. Мам, да ты не переживай, не буду я змей ловить, честное слово! Я их совсем не люблю, просто интересно потрогать было, у неё узор красивенький на спине…

Малика засмеялась, смотря как очередной мальчишка, которого друзья подманили к костру (посмотреть хочешь что-то интересное? Пошли, не трусь!), отбегает под смешки мужчин и хохот проказников (напугать другого — лучший способ отойти от собственного испуга). Чмокнув дочь в щёку, Мина поднялась и вздохнула. Пора тоже пойти туда, сказать всем: «Доброе утро!», и поинтересоваться о планах на сегодня. В это время дня скауты обычно собирались вместе после прогулки в охотку на рассвете и совещались, так что самое главное можно было узнать сразу от первоисточников. И завтрак заодно приготовить. Дров в горах было мало, поэтому приходилось делить два-три костерка на всех и не тянуть с этим делом.

Дочурка уже ускакала вперёд. Перебудила всех своей гадюкой, кого могла. Действительно — чего бабы причитать начали вместо того, чтобы спросить про самое главное: нашли ли источник воды? Мина счастлива была иметь такую умницу-дочь, и если она когда-то взаправду решит пойти по стопам отца — то в добрый путь! С таким пожеланием Мина всегда провожала мужа, когда он уходил в рейды. Ну и пусть он живёт наполовину дома, наполовину в лесу, зато с ним никогда не скучно! Он всегда развлечёт детей, расскажет что-то интересное и научит важному. Знать, как выглядит гадюка и как с ней себя вести — важно знать каждому ребёнку. Мало ли что… Их и в городе уже пару раз находили, поднимая несусветный визг. Мина змей не боялась, но в руки брать не стала бы, тем более ядовитую. Огреть лопатой или граблями — самый надёжный способ. Не догадалась сразу дочери сказать.

Пугливые бабы — эти на самом деле сумасшедшие, а не те, которые знают, как за себя постоять. Ещё одна хорошая новость, которую дочь неосознанно передала, была та, что Кира сегодня чувствовала себя намного лучше. И это следовало не только из того, что она выходила с мужчинами на охоту, но и из того — и даже в большей мере — что она улыбалась. Ведь улыбка — это свидетельство непреклонной воли к жизни, и если больной улыбается, значит ему становится однозначно лучше. Ну и пусть гадюке! Какая разница, может она змей любит так, как некоторые кошек или собак? Пускай приручает их себе на здоровье, лишь бы следила, чтобы других не кусали. На собственной шкуре испытала, каково это.

А муженёк хорош — дрофу умудрился подстрелить! Вот угощение-то на всю ораву, даже не знаешь, как делить. Тут не получится, как в сказке — с прибаутками, кому и за что крылышки, ножки, сердечко и грудки (последнее труднее всего распределить без непотребных намёков). Чтобы каждому досталось по равному кусочку, тушку придётся разодрать на мелкие щепотки. Сейчас, утром, на долгую готовку и времени нет. Лучше будет сварить её на ужин, чтобы напоить бульоном больных, а уставшим деткам кашу мясом заправить. Это вот, кстати, одна из проблем, над которой мужчинам нужно хорошо подумать: запасы еды скоро закончатся, ещё день-два, потом придётся питаться супами из трав. Либо начинать экономить сейчас, но тогда люди истощатся при таких странствиях через горы. Самый крайний вариант, о котором никто не хотел думать: забивать ослов на мясо. Хромого и того жалко было, тем более что он поправлялся и исправно нёс посильный груз.

Скауты, переместившись на одну сторону костра, сидели толпой и вели оживлённую беседу, внимательно рассматривая расстеленную на земле карту. Мина подошла к Динату со спины, легонько потрепала его по макушке (привет, моя любимая опора) и глянула через головы в центр круга. Надо же, у них есть настоящая карта, она этого не знала! Можно тогда не переживать, что они заблудятся в горах. Ещё одна хорошая новость. Динат, не вставая и не оборачиваясь, протянул руку за спину и легонько погладил жену по мышцам голени (привет, моя любимая ножка, как дела у твоей сестрицы?).

— Видишь, вот так он течёт, — объяснял Арест, водя пальцем по карте, — и тут в ущелье выходит.

— А, так это тот, который по разлому в горах вниз падает! — понятливо протянул Аскар. — А я всегда думал: где он, интересно начинается?

— Он самый, — подтвердил Арест и ткнул пальцем близко к краю карты. — Тут он где-то начинается. Озеро выше, и я думаю, что это из него вода под горами просачивается через трещины. Вот по нему и ориентируйтесь.

— Почему бы не повернуть тогда к ущелью? Так намного ближе было бы идти.

— Забудь, не пройдёте. Там крутые склоны, по ним только горные козы взберутся. Одному можно рискнуть, если не боишься по скалам лазать. Между озером и Миракандом лежит плоскогорье, когда вы на него подниметесь, тогда можно сказать, что половину пути прошли. Ту местность миракандцы и лучше знают, так что долго искать вас не придётся.

Арест посмотрел на Киру, которая обособленно сидела в двух шагах, и та одобрительно кивнула. Спрашивать мнение Киры стало у скаутов за прошедшие дни обыкновением. Нельзя было утверждать, что они успели узнать её хорошо, но самое главное в её характере им быстро удалось вычленить: она не начинала говорить первой и хотела всегда сперва выслушать мнения других. Став командиром, она чаще всего позволяла мужчинам прийти к некому консенсусу между собой, который и принимала благосклонно (как этот только что), и только в редких случаях выносила решения, которые шли вразрез с общим, но тогда она делала это без колебаний (как свернуть из ущелья в горы и открыть бой первой). Ларс вёл себя примерно так же, если опустить его вызывающие замашки в характере и склонность к самодурству. Отчасти поэтому мужчины так быстро приняли Киру, как лидера, — и вовсе не по велению Ларса. Она оказалась более умным стратегом, выбрав удачное место для боя, да и потом выдержала его до победного конца. Ещё во время пути из крепости скауты приняли её в свой круг, убедившись в том, что она такой же лесной человек и может ходить везде наравне с ними. А потом и в том, что умеет принимать верные решения в критичных ситуациях и стоять за них.

Возможно, лидер — было сейчас слишком преувеличенно. Скорее — подходящий кандидат, — и именно так на неё смотрели. Все понимали, что поручение Ларса: довести людей до Мираканда — она сможет выполнить только с их поддержкой. Если можно так сказать, ей дали испытательный срок и шанс показать себя. Ведь нельзя было забывать и товарищей, оставшихся под командованием Наиля оборонять крепость. На данный момент он считался предводителем, и его бой был не менее отчаянным, чем тот, который они выдержали. Только когда все жители Сутеми воссоединятся, будет иметь смысл думать о новом вожаке.

Арест встал и начал собираться в дорогу. Недолгое дело: навесить на себя пустой бурдюк (по дороге в ручье наполнит), засунуть в котомку немного еды (столько, чтобы с голоду не умереть), проверить, на месте ли ножи, и подхватить копьё. От предложенного арбалета отказался (на всякий случай, кто знает, с кем встретишься).

— Не, не хочу лишних тяжестей таскать.

Скользнув взглядом по гудевшему разговорами табору, он приподнял руку в знак прощания и направился долой.

— Куда он пошёл? — спросила Мина мужа, когда тот через пару минут встал и подошёл к ней.

— В Мираканд за помощью, — ответил Динат, с интересом принюхиваясь к каше в котле над огнём.

— Он же ранен. Думаете, дойдёт? Может было бы лучше кого-то другого послать?

— Дойдёт, — уверенно ответил Динат. — Уж точно быстрее нас. У него неглубокое ранение, так, поверхностный порез. Ходить не мешает, лазать разве что не сможет. Лучше его горы никто из нас не знает, у него и глаз намётанный.

Мина посмотрела вслед старику. Впрочем, слово «старик» ему не шло. Седина в волосах, обветренная кожа и неторопливая походка — это было всё в его облике, что говорило о старости. Посмотрев на Стешу, который сидел с группой подростков неподалёку, она уже было открыла рот, но Динат перебил, точно угадав ход мыслей жены:

— Не стоит, поверь мне. Ему одному легче будет. Он любому из них полдня форы даст.

Вздохнув, Мина помешала кашу и попробовала. Почти готова.

— Где Малика? — спросила она. — Пусть несёт посуду.

— С Ноей сидела недавно, — ответил Динат.

Обернувшись, оба заметили свою дочь. Пристроившись под бок Нои, она с детской улыбкой посматривала на то, как ведут себя сумасшедшая с гадюкой и её подруга. То, как быстро Ноа сошлась с Кирой, сутемьчане успели заметить и считали это хорошим знаком. За Ноей, которую знали все, дурных привычек и дел не водилось, она никогда не принимала активного участия в народной забаве под названием «сплетни» и избегала любых ссор, в силу этого ошибаться в выборе подруг не могла. У неё их попросту не было. Были хорошие знакомые, но ни одна из них не годилась на роль лучшей подруги, которой она могла бы всё доверить. То же самое относилось и к мужскому полу. Ноа не могла похвастать толпой поклонников, но из-за отсутствия оных тоже не страдала. Эта девушка была типичная серая мышка, во всём — ни туда, ни сюда. Не молодая, но до средних лет ещё далеко. Людей не сторонилась, но в центр внимания никогда не лезла. На мужчин украдкой смотрела, но при ответных взглядах не краснела. Не выглядела довольной, но и не взывала своим видом к жалости.

Во многом она походила на Киру — та была такая же независимая натура, но с выражено волевым характером, что о менее уверенной в себе Ное нельзя было сказать. Возможно именно поэтому она с ходу «влюбилась» в незнакомку — в той она нашла всё то, что ей самой недоставало. Неравная пара, как рысь, шествующая с грациозностью дикой кошки, — и собака, покорно семенившая рядышком. Неравная — но теперь неразлучная. Так оно и лучше для обеих. Для амбициозной и строгой красавицы в лице Киры лучшей помощницы, чем покладистая Ноа, нельзя было себе найти.

Что касалось змей, то Ноа их очень боялась. Удивительно, что она не завизжала, когда увидела её утром спросонья в руках Киры. Скорее всего просто рот себе зажала. А когда узнала, что это ещё и ядовитая змея, отползла дальше мужчин — которые тоже не горели желанием находиться рядом с гадюкой. Арест был единственным, кто отнёсся с равнодушием к «забавной зверушке» и сидел ближе других — но и это были добрые два шага предосторожности.

— Брось её! Отпусти! — по-змеиному шипела Ноа, сердито бросая камушки перед собой. Ей наверняка хотелось бросить их в негодницу, но она сдерживала себя, осознавая опасность того, что здесь маленькая оплошность может привести к очень плачевному результату.

Эта сцена: сконфуженной Нои — и Киры, демонстративно игнорирующей ахи-страхи окружающих, — так сильно походила на утреннюю ссору Малики с братьями, что Мина не сдержалась и отвернулась, сдавленно смеясь в прижатую ко рту ладонь. Как дети, честное слово! Аскар, поймав взгляд Мины, подмигнул ей украдкой. Их тоже это забавляло.

Вот вроде так и норовит ляпнуть — что за дура! А как посмотришь на улыбки людей, которые весь вчерашний день рыдать готовы были (и делали отчасти), и сегодня утром намеревались продолжать ходить прибитыми — и уже снисходительно прощаешь ей эту неслыханную дурость. И сама ведь улыбается — по-доброму, как может улыбаться только человек, который искренне любит всех тварей живых (за исключением очень нехороших людей). Первый раз, что сутемьчане вообще увидели Киру радостной. На такое надо было смотреть, хотя бы издалека, что женщины и делали с очень надёжного расстояния.

Динат не стал ждать приглашения и уже глотал горячую кашу, сидя у камня. Малика обслужила всю компанию и пристроилась к отцу со своей порцией. Трогательно было видеть, с каким трепетом этот верзила, жестоко рубивший в битве врагов — а потом безжалостно добивший раненых из них, — относится к своей дочурке. Смотря на мужа, Мина невольно вспоминала, как сильно переживала за него, а после отступления южан даже в первый момент поверить не могла, что он остался цел. Всё-таки драки понарошку, которые мужчины иногда затевали промеж собой в крепости со скуки, принесли свою пользу. Что бы бабы ни говорили. Да и ей самой умение стрелять из лука тоже пригодилось — пусть она не могла похвастать такой сноровкой, как у Нои, но когда враг рвётся к твоим детям, ты, как мать, об этом не думаешь. Ты просто хватаешь первое попавшееся под руку оружие и встаёшь на защиту. Спасибо мужу, что постоянно всучивал ей лук в руки и толкал за мягкое место в сторону сарая с настойчивым требованием добавить в его истыканные стены (семейная мишень) ещё пару выбоин. И спасибо Кире, что вызвала добровольцев и дала им чёткую команду, что делать. Не растерялась ведь в суматохе, как все женщины, не поддалась панике и быстро её пресекла, взяв на себя ответственность. Вот он — настоящий командир: всегда знает, что делать. И потом подошла и поблагодарила по имени (наверняка у Нои выспросила) — на следующий день, как только выдалась возможность. Приятно, когда ценят за старания.

Ладно уж, пусть муженёк гуляет с этой гадюшницей (не в обиду сказано) когда и где ему вздумается — лишь бы не трогал руками. Глупо ревновать после стольких лет и четверых детей. Красавицам некуда торопиться — а по оценкам женщин, которые очень компетентны в определении возраста, Кира не дотягивала до Нои, — и глупо уводить мужей от жён, если есть более подходящие и свободные от всяких обязательств кандидаты. Надоест ждать принца — пусть поставит желающих в ряд и выберет наугад какой-нибудь считалочкой с закрытыми глазами. То-то будет драка.

Пристроив миску между ногами так, чтобы она не опрокинулась, Кира одной рукой торопливо поедала ложкой кашу, а в другой продолжала цепко держать змею. Расправившись с завтраком, она решила, что вдосталь натешилась с бедной гадиной и пора её отпустить. Во избежание повторной встречи — не в той стороне, где поймала её и куда они с табором скоро направятся, а в той, откуда пришли. Заодно осмотрит местность и проверит, не рыскает ли кто ещё по горам в поисках приключений на свою голову.

Рослый пёс страшненького вида, который лежал на тропе, при виде приближающейся змеи вскочил и обежал Киру кругом, смотря ей вслед. Если не знать, что он был домашним, то его запросто можно было спутать с волком — и он походил на него не только породой, но и некоторыми повадками. В отличие от пастушьей собаки, которая ластилась к группе женщин с детьми в таборе, пёс всегда держался обособленно и к ласкам относился весьма прохладно. При бегстве табора из ущелья на собак никто внимания не обращал — те и были впереди с Игоней, и каким образом эта одна пастушья собака оказалась с табором, никто не знал. С псом было понятно — он если за кем-то ходил, то только за мужчинами, чаще всего за Арестом или Захиром. Вместе с ними он и присоединился к отряду в тот вечер, когда они уходили с Ларсом из крепости. Во время боя обе собаки держались наверху, считая своим священным долгом охранять «стадо», прижавшееся в страхе к скале, и ушли вместе с ним дальше: пастушья собака с первой вереницей, пёс — со второй, которую вёл Захир. Не любил он у баб под ногами путаться, и всё тут. Этим двум верным помощникам жители были теперь так же рады, как и ослам.

— Чей пёс? — спросила Кира утром перед уходом с мужчинами на охоту, на что Динат ей ответил:

— А ничей. Он сам себе хозяин, с кем хочет, с тем и ходит. У него и имени нет, только на свист и отзывается. Мы его часто берём с собой в походы. Он как мы — полудикий, не любит долго в городе жить. И знает, как вести себя. За зверьём попусту не гоняется, не лает, но если увидит опасность, озлобится и зарычит. Надо будет — и в драку полезет. Тропы находить умеет. Толковый пёс, в общем.

Динат похвально потрепал пса по голове. Тот зевнул, встал и направился следом за тройкой охотников, но не как типичная собака, радостно семеня с виляющим хвостом (ура, прогулка!), а походкой волка: хвост и голова опущены, взгляд цепко скользит по округе, зубы иногда тихо клацают (мне бы зайца в них, ох, попил бы я кровушки). Кира помнила, что во время боя, когда южане уже полезли на второй уступ, пёс не только злобно рычал сверху, но вслед за градом камней тоже бросился кусать врагов, заставляя их срываться вниз. Также от её внимания не ускользнуло и то, что он всегда занимал место с краю лагеря, рядом с дозорными. Собаки смотрят на людей, как на своих хозяев. Пёс смотрел на них, как на свою стаю, где у каждого есть своя роль в иерархии. Сторожевой — это была его роль, и он выполнял её добросовестно.

Услышав шорох шагов, Кира вытерла щёки и спрятала в карман ожерелье. Это был не пёс, который решил проверить, где она запропала, это был кто-то из людей. Уже и поплакать спокойно не дадут. Забеспокоились, наверное, что она с гадюкой не справилась. Вместо Нои, которая первая бы не выдержала отсутствия подруги, перед Кирой возник другой человек — которого она меньше всего ожидала.

Дарий, осмотревшись (нет ли змеи, жива ли укротительница), присел напротив. Несколько минут оба молчали. Дарий не находил слов, с которых лучше было начать разговор. Кира не видела смысла бросаться в истерике камнями (змеёй — было бы лучше). Она уже вчера поняла причину, почему он не подходил к ней, когда после боя увидела его в обнимку с незнакомой девушкой (по-хорошему, они все были для Киры незнакомыми). Странно как-то было смотреть на свою первую любовь и совсем не чувствовать ревности. Как, впрочем, и радости. Если бы он в прошлом году с такой яростью разбрасывал врагов в стороны, как вчера, они бы не попали в плен. Сама виновата, была бы вся из себя такая же беззащитная и перепуганная, в нём бы наверняка проснулся зверь пострашнее пёсика.

К Дарию скауты относились не так, как к ней. Они, конечно, уважали его — соответственно заслугам, — но не считали своим. Пожалуй, признание скаутов было труднее всего заслужить. Эти люди считали себя отдельной и независимой кастой. Чтобы понимать их и разговаривать на одном уровне, нужно было не хуже их знать язык леса, уметь покорять горы и ходить через болота. И самое главное: любить душой это дело. Сутемьских мужчин можно было грубо разделить на две части: скауты и все остальные. Основной костяк первой, меньшей части, состоял из компании, которую очень часто можно было видеть вместе: Аскар, Рустам, Влас, Динат, Арест, Захир. Если называть по возрасту, то в такой последовательности с небольшими погрешностями.

«Краснощёкий» явно не дотягивал до самого молодого скаута лет эдак пять-семь, а что касалось навыков следопыта, то вовсе казался рядом с ними неопытным во всём ребёнком. Вот таков он — внешне молодец хоть куда, а ведёт себя всё ещё как провинившийся мальчишка. Чего он, собственно, не подходил раньше? Боялся гнева? Думал, что она никогда не догадается о том, что он завёл себе другую любовницу? При чём относительно быстро справившись с потерей первой, исходя из степени выпуклости живота своей новой пассии (интересно, кто из них проявил решительную инициативу?). Или он опасался ревности с её стороны? Это было бы страшнее того, что они уже пережили? У Киры, по правде говоря, даже в худшие минуты минувшего года не было мыслей избить его. Зачем? Если бы он сдался вместе с ней в плен, это бы совершенно ничего не изменило, скорее даже наоборот — ухудшило. Она не смогла бы стать той несносной «шайтан-девкой», которая у многих южан запечатлелась в памяти.

— Я не знал, что делать, — проговорил наконец Дарий. Не за этим ведь пришёл, чтобы молчать. — Кого-то я должен был оставить.

Да, это очень гадко, когда стоишь перед этим выбором. И самое обидное то, что ты никогда не узнаешь, чем обернулась бы ситуация, прими ты другое решение. Прошлое не переиграешь заново на шахматной доске.

С того рокового дня в лесу в глазах Дария стояла одна картина: мать, отчаянно и слёзно умоляющая бежать за помощью в крепость, и Кира, сползающая вдалеке обессиленно у дерева на землю. Медлить нельзя было больше ни минуты. «Ты сильный, ты быстрее всех бегаешь, до крепости намного ближе, чем до Бурной, вы успеете нас догнать и отбить! — торопливо и горячо говорила мать, не давая ему опомниться. — Пожалуйста, Дарюша! Ты же понимаешь, что у нас нет шансов против стольких! Рол ранен, он не сможет долго защищаться. Не играй в героя, ты этим сделаешь всё только хуже! Беги, сейчас!..»

Марья не оставила ему времени на размышления и уже побежала навстречу двум преследователям, замахиваясь на них арбалетом, заряжать который было уже поздно. Перед Дарием стоял выбор из двух зол: броситься на защиту матери и потерять драгоценное время — или броситься прочь без оглядки. Решение, собственно, было уже принято до этого — когда Марья, поняв их обречённость, побежала напролом через лес, уподобляясь Вете, которая таким образом переключила всё внимание врагов на себя. С существенной разницей: девочка бегала резвее и была вооружена солидней. Один южанин купился на приманку, его Дарий свалил и огрел по голове дубиной, попавшейся очень кстати под руки, когда пустился вдогонку матери. Уже здесь был сделан выбор бросить остальных: Киру, Рола и Миллу, которые были в более отчаянном положении, чем запаниковавшая мать.

Это было последнее, что он видел — Марью, бежавшую на врагов с занесённым над головой арбалетом, чтобы задержать их, и Киру, к которой уже с двух сторон спешила шайка, пользуясь её слабым состоянием. Дарий в тот момент естественным образом решил, что её ранили выстрелом из арбалета. Всё было потеряно — в этом не оставалось сомнения. Единственной надеждой оставалось только бежать за помощью, и это мог сделать — и должен был — только он.

— Меня нашли скауты. Я по дороге споткнулся и ударился головой об бревно, очнулся только утром. Они меня спрашивают — кто такой, откуда? — а я не могу ответить, потому что в голове всё перемешалось и гудит. Только через пару часов начал соображать. Мы вас всю неделю искали, до самой Бурной дошли. Я хотел, чтобы мы на тот берег пошли, а Ларс сказал, что это самоубийство и он не пошлёт туда никого из своих людей. Я его тогда уже терпеть не мог, кричал и обозвал трусом — там был-то только отряд дозорных за мостом. Во мне было столько злобы… А когда он бросил что-то дерзкое в своём духе, я набросился с кулаками на него. Даже умудрился пару раз заехать ему куда-то, пока он не дал мне под дых. «Прибереги свою ярость для других, — сказал он, — она тебе ещё пригодится».

Действительно пригодилась. Дубиной он превосходно умел махать — и то принесло большую пользу. Когда Кира подскользнулась и упала на склоне горы, потеряв контроль над ситуацией, Дарий был первым, кто подоспел на выручку. Видимо, специально держался ближе к этому краю. Ларс будто в воду глядел. Ещё одна жертва грубого тирана, которого теперь вспоминали с тёплой благодарностью за зажившие синяки на теле. Кира спокойно выслушала оправдания Дария. Ей по большому счёту давно было безразлично, почему он так в тот день поступил. Когда она переходила реку по мосту, то оставила у дерева на берегу всю прежнюю жизнь — со всеми прошлыми радостями и горестями. Порой жизнь складывается таким нелепым образом, что трудно определить, кто виноват в этом, а кто нет. Только в сказках всё всегда налаживается чудесным образом, в действительности же есть вещи, которые уже не исправишь никакими оправданиями и извинениями.

— Я никому не говорил про тебя. Не знаю, почему. Это было глупо, наверное…

Кира пожала плечами, чтобы показать хоть какую-то реакцию. Мол, какая разница после всех сделанных глупостей? Она в свою очередь тоже никому про него не говорила и если быть откровенной, вообще не хотела говорить. Роль загадочной незнакомки была очень комфортной, и она не торопилась раскрывать секрет того, почему некоторые южане с откровенным ужасом смотрели на неё и бежали прочь. В принципе, нормальная реакция любого человека при виде утопленницы, восставшей из мёртвых. Да ещё такой, которую и при жизни побаивались. А теперь ещё с небезызвестной винтовкой в руках. И ножами, которыми она очень ловко орудует.

Самое главное — что отец с Ветой не появлялись в крепости — Кира уже успела узнать от Ларса, поэтому ничего нового Дарий ей точно сообщить не мог. Когда-то приходит время ставить точку.

— Оставим всё, как есть, — сказала Кира. — У меня нет на тебя обиды. Всё, что я хочу — это отыскать Вету. Она пропала по моей вине.

Кира размеренными движениями встала, опираясь на винтовку (прямо как старушка на свою неразлучную клюку), и невольно скривилась от боли в боку. Как ни старайся, а всё-равно где-то резанёт.

— Что случилось с остальными? — спросил Дарий.

— Милла с Ролом остались в плену на том берегу. Я единственная, кому удалось сбежать.

— Что с моей мамой?

— Я не знаю, — коротко ответила Кира.

Ей стало теперь понятым, зачем Дарий на самом деле приходил — не чтобы извиниться, а чтобы узнать о судьбе матери.

— Разве вы не были вместе? Потом…

В аду — хотел он этим размытым «потом» сказать. Дарий стыдливо опустил глаза.

— Марью не взяли в плен.

Некоторое время Дарий осмысливал то, что Кира исчерпывающе недосказала. Вариантов тут было немного, чтобы долго думать. Только два: если Марья каким-то чудом спаслась бегством, то уже давно бы пришла в Сутемь. Если же не спаслась, то её убили либо поранили так, что она не могла идти сама. Оставить тяжело раненного человека в лесу было равносильно смертному приговору. После обильно пролитой крови от южан можно было ожидать того, что они захотят на ком-то выпустить своё зло — почему бы не на глупой бабе, на которую всё-равно никто бы не позарился? Что было более вероятным: могли в горячке драки нечаянно заколоть.

— Не брали?.. — переспросил Дарий. — Может, ты просто не видела?

Кира повертела головой.

— Нас троих уводили вместе. Меня, Рола и Миллу. Рол был ранен, но он дошёл, Милла его выхаживала в плену. Она и меня выхаживала, от неё я знаю, кто ещё из знакомых попал в плен. Марью оставили в лесу.

В глазах Дария отразилась боль, он заморгал, лицо исказилось в страдальческой гримасе. Понял. Сейчас действительно было жаль парня. Как Кира чувствовала себя виноватой за потерю младшей сестры, так он теперь чувствовал себя виноватым за гибель матери. А ведь всё могло быть иначе, задержись он ещё немного, чтобы защитить мать. Потерял бы время, но не потерял бы дорогого человека. Можно представить, как ему сейчас недоставало утешительных ласк своей девушки, которая не подозревала, какой ад царит в душе возлюбленного. Ведь он наверняка не рассказал ей ничего о своей первой любви, которую бросил в лесу. Пусть и против воли. Такое девушкам точно не рассказывают.

Оставив Дария одного справляться со своими чувствами, Кира направилась назад. Засиделась. Им уже и выходить пора. Желание пособолезновать парню Кира подавила в себе, не одарив его даже утешительным дружеским проглаживанием по голове или плечу. А вдруг их в этот момент заметят? Как это всё объяснять? Никто ведь не знает их предыстории. Кира всем, кроме Нои, отказывала в близости, а тут вдруг — нежности с парнем! Как на это посмотрят другие мужчины? Мол, пожалеть молодца хотела? Чем другие хуже? Тогда обнимай всех по очереди! И раз уж такая любвеобильная, то чего на этом останавливаться?

Нет. Лучше не ворошить осиное гнездо. Пусть всё останется, как есть. Её это устраивает. Да и его тоже.

Арест

— Воды, — прохрипел пожилой мужчина воинам горной заставы.

Они уже давно заметили со смотровой башни приближающегося путника и гадали, кто это мог быть. Гористая местность довольно далеко проглядывалась из каменной башни на ближайшей к Мираканду вершине, пройти незамеченным мимо неё было очень трудно, учитывая то, что там круглые сутки держали вахту. Дозорные, понаблюдав некоторое время через подзорную трубу за путником, пришли к однозначному выводу: что он очень уставший, поэтому его не стали дожидаться и выслали наряд из трёх воинов навстречу. С водой, естественно — это было обычно первое, что у них просили редкие странствующие.

Только когда бравый старичок с жадностью напился, он смог ответить на вопрос, кто такой и откуда.

— Арест меня зовут. Я из Сутеми.

Когда миракандцы слышали это название, оно всегда вызывало в них какую-то реакцию. Не став учинять подробный допрос, наряд тотчас довёл путника до башни, где он свалился от усталости у стены. Воины заставы засуетились, и очень скоро перед незнакомцем опустился старшина с чашкой картофеля, запечённого с кожурой, и ломтем хлеба. Обычный паёк дозорных, скрашивающий порой унылое занятие (вынужденное безделье — будет правильней). Соль в придачу да пару фруктов. Для свежих не сезон — деревья ещё не все отцвести успели — поэтому довольствовались сушёными и орехами.

Наспех отдышавшись, Арест взял картофелину, разломил пополам и начал жадно есть. Без соли — настолько оголодал. Старшина — статный красавец с тёмными, в меру длинными волосами, аккуратно собранными в косицу на затылке, — терпеливо ждал, когда путник утолит первый голод, сидя напротив на корточках. Приняв кружку чая, которую товарищ принёс вместе с низенькой короткой скамейкой, старшина поставил кружку на этот импровизированный столик и только тогда спросил:

— Где вы все пропали? Сутемь три дня назад пала. Ваши с ума сходят, не знают, где вас искать. Они думали, что вы уже давно у нас, а мы, как идиоты, только руками разводим.

— Послание получали? — спросил Арест, заглатывая вторую картофелину.

— Послание? — задумчиво переспросил старшина. — Какое?

— Мы двух парней отправляли перед выходом. Они дошли?

Воин с недоумением посмотрел на загорелое и обветренное лицо сутемьского скаута и задумчиво почесал голову над виском. Для этого было два простых объяснения: либо старшина был не в курсе, либо посыльные не добрались до столицы. По какой причине, сейчас уже не играло никакой роли.

— Дошли, — сказал кто-то из столпившихся вокруг. — Я их видел. Это которых патруль в ущелье перехватил на прошлой неделе.

— Ах, эти… — Теперь старшина понял, о ком шла речь. — Запамятовал во всей этой суете. Тут как получилось: мы отправили отряд в ущелье, а там ему навстречу стадо недоенных коров. Пока с ними разобрались… Пастух-то, дуралей, отстал, его дальше нашли с больным быком.

Старшина усмехнулся снисходительно:

— Не убивайте его, лепечет, я ему раны уже замазал, он может ходить. Нашёл, за кого переживать… Я сам с ними не был, на другой башне дежурил, мне ребята потом рассказывали. В спешке толком не разобрались, что к чему, пастух-то и говорил, как через пень-колоду. Поняли только, что нужно быть начеку, поэтому и шли потом осторожней. На выходе как раз на отступавший гарнизон наткнулись, вовремя подоспели, они отбивались от бармалеев. Сказали, что Сутемь горит и там больше некого спасть. Думать было некогда, бармалеи на пятки наступали, но недолго — глубоко побоялись заходить. В город привели-обустроили и только тут узнали, что вы вместе с коровами должны были прийти. Глупо вышло.

— Они там, на плоскогорье, — Арест указал на горы. — Своим ходом раньше двух дней не дойдут. У нас раненые, которых приходится нести, дети, старушки… Еды тоже немного осталось. Дайте мне отряд подмоги и я отведу их. У нас есть пара ослов, но они всех тащить не могут, сами худо-бедно кормом перебиваются.

— Ты на ногах еле держишься! Ляг, отдохни. Я сейчас же сообщение в город отправлю.

Старшина глянул на небо — время прикинуть. Сейчас было утро, пока в городе всё соберут да дойдут до башни, пройдёт не меньше трёх часов.

— Тебе, по-хорошему, лучше тоже в город спуститься и там остаться, — добавил он, показав на грязную перевязь на груди скаута.

— За меня не беспокойся, сынок, я выдержу. Это пустяк, до свадьбы на бабе с косой заживёт. А вот сколько выдержат другие, кому похуже, большой вопрос.

— А чего вы вообще в горы полезли? Дорога-то вон где! — Один из воинов ткнул рукой в сторону.

Отсюда, с высоты, был виден выход из ущелья. Если обойти сторожевую башню, то можно было увидеть более живописную картину: обширную долину, которая пестрела зеленью пастбищ и свежевспаханными полями; по правую руку и напротив высились горы, обрамляя тихую гавань в этом бескрайнем море, в которой лежал город — как на ладони. Тихая речушка застенчиво обтекала селение с краю, прижимаясь к горам, и блестела под лучами солнца, исчезая змейкой где-то далеко впереди.

Воина нетрудно было понять: никто в Мираканде не подумал бы пускаться по горам в Сутемь, ведь куда удобней, быстрее и безопасней добраться до неё по утоптанной тропе через ущелье. То же самое касалось и обратного пути. По горам обычно ходили только любители и знатоки звериных троп. Прямого перевала через горы между селениями не было, и чтобы кому-то добраться от одного до другого без лазаний по кручам, нужно было идти в обход по плоскогорью — откуда скаут и пришёл. Странное решение — пустить стадо коров, овец и коз по удобному ущелью, а самим пуститься в горы. И это с ранеными и детьми!

— Когда половину из нас перебили по дороге, мы передумали дальше по ней идти, — ответил Арест, старательно подчищая наполовину опустевшую чашку. — Нас осталось от силы десять мужиков, которые могут ещё держать оружие. Подростки не в счёт. Это мы ещё договорились после споров выслать вдогонку две добрые дюжины вместе с Ларсом, им пришлось отбиваться. Эти ироды оказались тоже неглупыми и перед тем, как ударить по крепости, обошли её частью сил с тыла, они-то и нагнали нас как раз перед входом в ущелье. У нас был выбор: биться насмерть или сдаваться. Мы выбрали первое.

От этих слов все присутствующие окончательно прозрели. Содержание послания Ларса не было тайной — в нём он сообщал, что на крепость надвигается войско, и просил выслать силы, чтобы встретить мирян, которым приказано было в срочном порядке бежать к соседям. Что и было сделано. С одной поправкой: вместо мирян встретили уцелевшие остатки гарнизона. Теперь всё стало на свои места. Услышав новость, очень многие люди внизу вздохнут с облегчением. Можно ли будет называть новость хорошей, зависело от того, как быстро и в каком состоянии найдут пропавших. Две дюжины даже против ста — безнадёжно проигрышное соотношение. Всё-равно что пытаться кружкой воды тушить разгоравшийся пожар. Естественным образом воинов раздирало любопытство, как сутемьчанам удалось выйти из такой нелёгкой ситуации, но никто не решился выспрашивать подробностей у Ареста. Совет старшины не прошёл мимо ушей — скаут после еды быстро сник от усталости прямо сидя, отказавшись от удобств в виде лежака.

Посыльная собака уже с нетерпением ждала любимой игры. Получив команду, она с радостным визгом рванула вниз по склону, унося в сумке на боку сообщение. Пробежав во всю прыть по виляющей тропе, она скоро исчезла, нырнув под утёс. Сторожевые на вершине башни зорко смотрели в сторону, откуда она должна была через некоторое время появиться далеко внизу, стрелой летя вдоль высокого вала, который облегал город.

«Умная псина!» — похвально скажут ей внизу, ласково потреплют по холке и дадут чего-то вкусного. А когда отдохнёт, отправят назад. Когда-то таким образом отправляли почтовых голубей, но с ними был велик риск потери из-за нападения хищных птиц. На собак хищники нападали ещё реже, чем на людей. В принципе, с их помощью можно было бы держать связь и с Сутемью, но для этого собак пришлось бы долго приучать с самого детства и выбирать самых умных, ведь путь был далёким и собака сама должна была думать, чем прокормиться. Как-то ни у кого не возникло желания заниматься этим, а теперь было уже и поздно.

Воины заставы между делом поглядывали на уснувшего скаута. Его истрёпанный и грязный вид наглядно говорил, как долго ему пришлось бежать до изнеможения через горы. Если страждущие помощи были в двух днях пути, то он плутал и карабкался по склонам не менее суток, останавливаясь лишь на передышки. Это внушало изрядную долю уважения к человеку, которого молодые люди посчитали бы уже стариком.

— Нет, точно не останется, — говорили себе мужчины, отмахиваясь от мысли, что старик согласится остаться здесь, ибо его невозможно будет никакими аргументами отговорить от этого безумства. Оно было и понятно: на его месте никто из них не смог бы долго усидеть, зная, в каком бедственном положении находятся соплеменники.

Когда наступили вечерние сумерки, отряд был уже давно в пути и преодолел значительное расстояние. Выведав у сутемьского скаута нужные подробности — каким маршрутом он шёл, какой наметили себе беженцы (срисованная карта в помощь), миракандские знатоки гор быстро сговорились в выборе кратчайшего пути. В темпе марша ориентировались в первую очередь на сутемьчанина. Шёл он на удивление бодро, хоть и не очень быстро. Сразу было видно — это опытный покоритель вершин, который умеет верно оценивать свои силы и беречь их, чтобы хватило на заданный путь. От ослов, которых привели вместе с подкреплением из города, решили отказаться в пользу марша без остановки на ночлег. По ровной дороге их можно было бы насильно тянуть за собой в темноте, по горным неровностям это было бесполезной тратой нервов и сил, в конечном счёте пугливые в темноте животные заупрямились бы и сорвались с какого-нибудь обрыва в пропасть.

Во время привала на ужин издалека долетел отголосок грохота, который заставил людей встрепенуться.

— Вы все это слышали? — спрашивали они друг друга, чтобы убедиться, что им это не показалось.

— Да, — следовали подтверждения. — Обвал наверное. Кое-где на северных склонах ещё остался лёд, так что вполне может быть, что сошла лавина.

— Это не обвал, а скорее эхо от выстрела, — высказал своё предположение Арест.

— А вас есть с собой пороховое оружие?

— Есть одна винтовка. Звук как раз с той стороны прилетел, возможно, стреляли именно для нас, чтобы подать сигнал. Или в зверя.

Сверившись с направлением — Арест был прав: звук долетел примерно с той стороны, куда они держали путь, — отряд двинулся после передышки дальше. Теперь даже с большей уверенностью, ведь если беженцы подавали таким образом сигнал бедствия, то до следующего утра они бы с того места никуда не ушли. Сейчас любой час был дорог, и ночной — были бы хорошие проводники, которые не только знают горы, но и умеют ориентироваться по звёздам и луне. Они были. Как и луна, родившаяся тонким серпом на вечернем небе.

В качестве обратного сигнала отряд начал каждый час издавать протяжный свист, который рано или поздно кто-то должен был услышать. Так он до глубокой ночи разрезал тишину, пока в ответ откуда со стороны не долетел двойной короткий — однозначно чтобы не спутали с эхом. Прошёл ещё час поисков вокруг скал и вот вдруг на горной тропе перед ночными странниками невесть откуда возник силуэт зверя, которого в темноте поначалу приняли за волка. Перегородив дорогу, он настороженно наблюдал за реакцией людей, предостерегающе порыкивая с опущенной головой.

— Кто такие? — спросил он вдруг суровым человеческим голосом.

Когда позади волка в темноте вырисовался силуэт мужчины, с передних в шествии уже успел скатиться холодный пот от нашедшего испуга. Следующий негромкий звук повторно заставил волосы на всём теле шевелиться. Тот, кто его однажды слышал, ни с чем больше бы не спутал. Это был не звон меча, которым задели камень, и не глухой стук стрелы об древко лука. Это был лязг затвора, и человек, который держал в руках огнестрельное оружие, готов был пустить его в случае необходимости в ход.

— Свои! — ответил старшина, который шёл одним из первых. — Арест с нами, он идет сзади.

Этого было достаточно, чтобы успокоить бдительных сторожевых. Мужчина махнул рукой, приглашая путников следовать за собой, и отозвал «говорящего волка» тихим свистом. Обогнув гору, отряд прямиком вышел к ночному лагерю. Света от двух хиленьких костров с обеих сторон лагеря хватало только шагов на десять, дальше уже трудно было что-то разобрать.

— Вы, значит, свистели, — говорил сторожевой, оглядывая у костра пришедших. — А мы всё время прислушивались и гадали: что за птица в горах по ночам летает и свищет? А когда ближе услышали, поняли, что это человек. Тревогу поднимать не стали, решили — пусть люди спят. Бежать всё-равно некуда, а разбудить выстрелом лёгкое дело.

К костру подтянулись ещё несколько мужчин, которые, видимо, спали так чутко, что проснулись от посторонних звуков. Миракандцы, подходя один за другим, сваливали свои пухлые рюкзаки и знакомились. На заспанных лицах сутемьских мужчин была видна неподдельная радость и облегчение. Если это были все, у кого хватало сил встать посреди ночи после дневных странствий по горам, то Арест верно оценил их скромную боевую способность.

— Ильгиз, — назвал себя старшина, добродушно пожимая руки мужчин и принимая благодарность за быструю помощь. Посмотрев с лёгким недоумением на ноги сторожевого так, словно тот что-то за ними прятал, он спросил: — А где винтовка? Разве она не у тебя была?

Аскар, как он представился, показал в ответ на силуэты в хвосте вереницы. Только теперь они увидели второго сторожевого. Одно из главных качеств скаута наряду с умением читать следы — это способность уподобляться хитрому и терпеливому хищнику, который может незаметно подкрадываться на решительный бросок. Последним шёл Арест, и только когда он поравнялся со вторым сторожевым, тот выступил из непроглядной тени скал. Этот человек мастерски владел умением становиться невидимкой. После силуэта говорящего волка (тот в стороне исподлобья изучал чужаков недоверчивым взглядом), второй силуэт заставил мужчин вновь застыть с открытыми ртами — длинные волосы, осанка и походка даже в темноте выдавали женщину. Свет костра озарил лицо, мгновенно притянувшее взгляды своими строгими, но в то же время крайне приятными чертами. Кому посчастливилось, тот успел заметить и улыбку, которой она наградила Ареста при встрече. Ради такой сказочной красы однозначно не жаль было прошагать трудный путь. Разрядив на ходу винтовку, девушка засунула патрон в карман штанов и прошла мимо, не выказав особого желания брататься с прибывшими. Посмотрели, восхитились — и того достаточно.

— Это Кира, — представил её Аскар.

«Просим любить, но не слишком близко — она жуткая недотрога», — нужно было добавить. Тихонько свистнув ручному волку и легонько махнув рукой, приглашая следовать за собой, Кира осторожно направилась к дальнему костру, обходя тела спящих. Пёс, подумав и ещё раз посмотрев на толпу чужаков, не спеша направился следом за ней, удивив не только миракандцев, но в некоторой степени даже сутемьских скаутов. «На другой стороне ему спокойней», — решили они.

Если бы пёс мог разговаривать, он с удовольствием поведал бы за ночными посиделками древнюю легенду, которую ему в детстве рассказала мать, а той — влюбившийся в неё лесной волк. Люди очень любят рассказывать разные истории друг другу под треск огня, но по большому счёты их легенды выдуманы, поэтому они сами в них не особо верят. Звери же рассказывают друг другу в Тревожную ночь только одно предание, самое древнее и настоящее из всех существующих: легенду про Лунного зверя.

Он находился здесь. Вместе с ними. Он подчинил своей волей эту стаю и ведёт своим путём, предначертанный пролитой кровью. Каждый смотрит на него иначе, ибо он наполовину зверь, наполовину человек. Люди разговаривают с ним на своём языке, звери — на своём. Он пока ещё дремлет, поглядывая сквозь опущенное веко одним глазиком на мир. Привыкает к новому телу, набирается сил, и чем шире луна открывает своё око, тем горячее звериное дыхание. Человеческая половина о другой не ведает, думает о своём. Но одним днём зверь проснётся и выйдет на свою дикую, страшную охоту, и пока он не отыщет свою законную добычу, никому не будет покоя. Что будет потом — знает только луна.

Это великая честь — служить Лунному зверю.

Если когда-то ему нужна будет кровь, пёс готов будет отдать ему свою.

А пока просто посторожит рядом. У Лунного зверя не безграничные возможности, сон ему тоже нужен.

Остаток ночи прошёл спокойно. На предложение Ильгиза передать им дозор и пойти отдохнуть, воспрянувшие духом сутемьчане не стали отказываться и последовали примеру Ареста, который сразу же и свалился на приглянувшемся местечке.

Солнечные лучи, коснувшись утром горных вершин, проскользнули медленно вниз до изножья и начали осматривать лица спящих и уже проснувшихся, но ещё довольно сонных людей. Чмокнув в щёку теплыми губами девушку, которая сидела у костра, солнце ласково шепнуло ей на ушко: «Ну повернись же ко мне, сделай радость и дай тебя расцеловать!» Оторвавшись от своего дела — починки обуви — она откинула длинные волосы рукой, повернулась и улыбнулась: «И тебе доброго утра! Смотри, я себе обувку залатала! Что скажешь?»

Натянув башмаки на ноги, девушка затянула шнуровку и встала. Затем походила немного взад-вперёд, привыкая. «Ты такая умница! — хвалило солнце восторженно. — И всё-то у тебя так здорово получается!» — «Ах, не такие эти башмачки искусные, — отвечала та, сладко потягиваясь, — главное, чтобы продержались до города, там уж какие покрепче сошью».

Шутливо тронув мимоходом пса за ухо пальцем, девушка подхватила винтовку, закинула привычным движением её за спину и протянула руку проснувшейся подруге, помогая ей встать.

— Откуда в тебе только столько сил? — спросила Ноа, разминая уставшее тело. — Я молодая, а чувствую себя, если честно, старухой. А ты, что ни утро, выглядишь так, будто прыгать от радости готова.

Кира пожала плечами — не спрашивай, не знаю, сама гадаю.

«Я зна-а-ю-уу…» — зевнул пёс.

«И я! — лучезарно смеясь, подхватило солнце. — Но вы же всё-равно нам не поверите, так что пусть это дальше остаётся тайной».

Пёс посмотрел на солнце и осклабился в смеющейся собачьей гримасе. Люди — они такие забавные… Считают себя сами умными, а до самых простых вещей не додумываются.

Плеснув друг другу воды из бурдюка на руки, девушки умыли себе лица. Перехватив взгляд пса и посмотрев на пустую миску на земле рядом с ним, Кира плеснула и туда воды. Пёс кивнул головой (спасибо!), встал и начал пить с громким чавканьем.

— А это кто? — удивлённо спросила Ноа, только теперь заметив толпу незнакомых людей с другой стороны лагеря.

— Миракандцы. Арест вернулся с ними ночью.

— Правда? Как я могла проспать такое… — обескураженно выдохнула Ноа.

— Не только ты, — ответила Кира мирно. — Почти все проспали, хотя мы свистели друг другу, чтобы они не прошли мимо. Не слышала?

Ноа отрицательно повертела головой, ещё больше огорошиваясь. Что за дозорный с неё, если даже громкий свист её не будит?

— Мы за горой свистели, поэтому наверное. Ну и вообще старались сильно не шуметь.

— Ты сама хоть спала? — спросила Ноа.

— Да, как обычно.

«Как обычно» в отношении Киры значило — до утренней зари, просыпаясь ночью при каждом подозрительном шорохе. Нормальный режим сумасшедших людей, которые совершенно непонятным образом оказываются по утрам самыми бодрыми — сколько бы ни протопали накануне по горам.

— Пойдём, сообщим всем, чтобы не переживали, — сказала Кира. — Узнаем заодно, что принесли.

Женщины и дети, с трудом просыпаясь после очередного дня изнурительного похода и неудобной ночёвки на каменистой земле, с робостью смотрели на неизвестно откуда взявшихся незнакомцев, которым свои мужчины доверили охрану. Новость быстро разлеталась по табору, вызывая безудержную радость. Спасены! Они спасены… Теперь и идти будет не в тягость.

Миракандцы в свою очередь смотрели с оторопью на такое скопище до крайности затравленных людей. Скользя растерянными взорами по всей толпе, они всё время невольно цеплялись взглядами за двух женщин. Кира им была уже знакома, а вторую они впервые увидели на рассвете спящей рядом с первой. Для сестёр они были слишком непохожи, из чего следовало, что они лучшие подруги. Встав, обе начали обходить людей, проверяя всех на предмет самочувствия. Как хозяйки, которые наводили какой-то свой порядок, подготавливая подопечных к грядущему дню. Сегодня у них была радостная весть для всех, и это было заметно. По-свойски просмотрев сложенные в кучу рюкзаки и выспросив — что это, что то, сколько (вот здорово, спасибо вам) — обе начали распределять провиант между людьми (ешьте досыта, не переживайте, теперь нам всем хватит). Между делом поинтересовались у сутемьских мужчин, не поленились ли они в такую рань сходить к ближайшему источнику за свежей водой (обижаешь, дорогая, вот — все бурдюки полные лежат, берите, пейте на здоровье). После них к костру дозорных начали подходить и другие женщины, слёзно благодаря миракандцев за помощь (уже не знали, кому ещё молиться, чтобы не пропасть с концами).

В отличие от своей подруги, Кира не постеснялась после самых важных дел присоединиться за завтраком к мужчинам. Миракандцы пытливо изучали её взглядами — кто искоса, кто откровенно пялясь во все глаза. Внешний вид многое может сказать о человеке. Изношенная подошва обуви, под которой наверняка скрывались мозоли, стёртые в кровь (как у многих, кто характерно прихрамывал), говорила о том, что этот человек не боится никаких дорог. Неунывающее поведение (и это не спавши полночи на посту дозорного) говорило о том, что жизнь под отрытым небом для него не в новинку. Бурые пятна на одежде, наспех зашитой в рваных местах, и повязка на шее, так же пропитанная высохшей кровью, говорили о том, что этот человек привык вставать на ноги после падений, невзирая на раны. А равнодушный взгляд, направленный будто сквозь лица, ясно говорил, что ему совершенно безразлично, что другие думают о его внешнем облике.

Без всяких стеснений пробравшись мимо сидящих товарищей к костру, девушка набрала в миску жаркого, села в заднем ряду и начала есть. Видно было, что она и в плане еды по большому счёту безразборна. Не всем мясо диких баранов было по вкусу — оно более жёсткое, и запашок чрезмерно резкий. Изнеженный горожанин мог истолковать эту неприхотливость как дурную черту характера, но для скаута это одно из важных качеств — ведь никто не подаст ему в дикой глуши еды, и питаться придётся тем, что добудет. Хорошо, если сам не окажется в меню зверей, которые принципиально не гнушались свежей человечины.

Выудив два жирных куска мяса из миски, одним Кира подманила пса, а другой швырнула назад, где смиренно ждала подачки другая собака. Тем, кто умел обращаться с животными, это говорило о том, что для собак девушка ещё относительно недавно была чужим человеком. Это была не хозяйская рука, с которой пёс неуверенно взял угощение, а рука человека, который день за днём терпеливо приручал к себе недоверчивых животных. Об этом говорило и поведение второй собаки, которая не решалась подойти ближе. Вероятно, она боялась не столько чужих людей, сколько кобеля, который не подпускал её, считая, что сучкам не место в дружной мужской компании. Что он думал насчёт этой странной девы, оставалось только гадать.

Пока мужчины обговаривали предстоящий путь, Кира молча сидела и в пол-уха слушала, а между тем спокойно возилась с одним из арбалетов, срезая ножом углы ложа в тех местах, где его нужно было держать. Некоторые из арбалетов были довольно грубо сделаны, и она, видимо, исправляла таким образом ошибки горе-мастеров. На её руках взгляды мужчин задерживались дольше обычного. Любая девушка постыдилась бы показывать такие руки — с царапинами, ободранными мозолями и обгрызенными ногтями, под которыми копилась грязь. Ещё сильней в глаза бросались уродливые шрамы на тыльной стороне левой руки, а на правой — следы заживающего ожога, которые она осмотрела, сняв нехитрую повязку с ладони. Только у замужних крестьянок можно было увидеть такой плачевный вид рук — и у мужчин-работяг, которые в отличие от женщин не особо переживали за приглядность этой немаловажной части тела. На первый взгляд вид рук Киры вызывал некоторую брезгливость, но, понаблюдав за ней некоторое время, это чувство начинало проходить. Она вся являлась примером некой жёсткой природной красоты, притягивающая к себе именно своей естественностью. В ней не проглядывалось ноток мужской ухватки, какие можно заметить у тех, кого обычно прозывают «бабой в штанах», ровно как и не видно было даже толики девичьей жеманности и наигранного изящества. Ничего лишнего. Ни одного лишнего движения, взгляда, слова, улыбки.

За всё утро даже самый прозорливый из миракандцев не смог разгадать, кто из мужчин претендует называть её своей женой, ибо она никому не выказывала тех тонких доверительных знаков, по которым можно это установить. Ни один из мужчин в свою очередь не помахивал руками перед глазами очарованных миракандцев с намёком, чтобы не слишком засматривался. Уж точно не из чувства благодарности — сутемьчане слыли народцем довольно прямолинейным. Приговорки «не в обиду сказано» в их речевом обиходе не существовало, её заменяла усмешка «хочешь обижаться — делай на своё здоровье».

Вопрос принадлежности винтовки тоже изрядно интриговал. В столице не принято было доверять женщинам огнестрельное оружие. Запрета как такового не существовало — как не существовало и причин давать девушкам играться с дорогими и опасными штуками. Всё огнестрельное оружие хранилось на складе под замком и выдавалось только по комендантскому разрешению, поэтому воинов с дробовиками или обрезами удавалось увидеть на улице или в округе только в исключительных случаях.

Известное дело, что у людей в Сутеми странные порядки, но насчёт оружия там должно быть ещё более строго, ибо там его на раз-два обчёлся. А тут — здрасте пожалуйста: девка с винтовкой! Быть такого не может — скажут дома, расскажи знакомым. Добавь, что у неё ручной волк и она редкая красавица — сразу решат, что ты их разыгрываешь. Нашёл дураков. Иди, детям сказки рассказывай.

Очень непривычно было видеть женщину в роли скаута, а сомнения в этом быстро рассеивались при виде её экипировки: она не только была одета иначе, чем другие женщины — в типичную походную одежду скаутов, — но и носила при себе ножи точно таким же образом: один на поясе, один на голени, — и уж точно не для того, чтобы резать хлеб с огурчиками. Ловкость рук, с которой она обращалась с ножом, достигается только после многих лет обращения с ним. Кромсать каждый день мясо на куски недостаточно, нужно ещё научиться вырезать — а это уже более тонкая работа. Попроси её сейчас подбросить нож в воздух и поймать, не порезавшись, — и она это наверняка сделает играючи. Ещё спросит, какой рукой.

Когда мужчины решили, что пора собираться в дорогу, Кира без промедления встала и выискала глазами в толпе свою подругу, подозвав жестом к себе. Та будто заранее знала, что от неё хотят узнать, и сообщила, сколько людей не могут идти и кому какая поддержка нужна. Не все могли похвастать такой закалкой как у Ареста, который встал поутру как ни в чём не бывало. Всё решаемые проблемы, а теперь даже более легко, чем в предыдущие дни. Самые большие трудности возникли с детьми, которые слёзно жаловались матерям, что ножки болят и больше не могут. Их легко было понять после стольких дней странствий по горам. Волшебное заклинание: «У Киры тоже ножки болят. А ещё она упала и у неё теперь вообще всё болит. Но она всё-равно идёт и не плачет», — уже не всем помогало, поэтому уговорить их удалось обещанием, что часть пути они проедут на плечах сильных мужчин, которых теперь стало намного больше. Динат незамедлительно выполнил обещание, водрузив на свои плечи трёхлетнюю девочку (это была не Малика — та просила шёпотом у Нои разрешения идти с ней за руку). Его примеру последовали и другие скауты. Рустам мог бы понести и двух детей — по одному на каждом плече, — но решил не геройствовать и подхватил самую капризную из всех.

С новыми силами и энтузиазмом табор двинулся в путь. Вблизи лагеря, сразу за первым выступом скалы, лежала разделанная туша архара. Пришедшие ночью её не заметили и только теперь обратили внимание.

— Где сняли? — спросил Арест Рустама, который был ближе других.

— Там, на другой горе. Потом покажу.

Показав миракандцам на тушу, Арест понятливым жестом объяснил, кому в первую очередь был предназначен вчерашний выстрел, отголосок которого они слышали вечером. Он даже не стал спрашивать, действительно ли его сняли тем выстрелом из винтовки. Товарищи не оспорили — это уже было доказательством. С туши сняли шкуру и частично разделали, пустив на готовку самые лучшие части. Этого хватило всем, чтобы насытиться, а то, что не успели съесть за поздним ужином, доедали за завтраком. За ночь мясо успело ещё больше увариться, а хлебушек доставили добрые миракандцы. Собаки были рады трухе, а грифы и вовсе устроят пиршество, когда углядят сверху оставленное угощение.

— Там, — показал Рустам на соседнюю гору, когда они дошли до места, откуда был сделан точный выстрел.

Шедший следом Арест довольно крякнул. Миракандцы, которые шли рядом, тоже посмотрели на указанный скалистый склон. Оценив мастерство стрелка, присвистнули. В горах сумерки быстро сгущались и теневые стороны скал тонули во мраке. Тут нужен был не только орлиный глаз, но и кошачья способность видеть в темноте, чтобы отличить силуэт зверя на фоне горы.

— А кто стрелял? — спросили миракандцы с любопытством.

— В смысле? — с детским непониманием переспросил Рустам.

Столичные воины, всё ещё полагающие, что девушка с винтовкой — совершенно несовместимые вещи, теперь, похоже, нашли одну из разгадок: она её просто несла! Ничего сверхъестественного — красивая, вот мужики и решили побаловать её, показав, как работает эта загадочная штука, чтобы могла пальнуть на близком расстоянии, если вдруг кто-то наглый заявится во время ночной вахты.

— Ты, значит, стрелял? Недурно, брат!

Рустам по-богатырски рассмеялся, осознав по выражениям лиц, что это не шутка. Придётся ему разъяснить одну простую вещь, известную каждому малышу в Сутеми.

— Не, я только лез за ним вниз и тащил к лагерю. У нас вообще так заведено: каждый несёт своё оружие сам. Я разве несу ружьё? Моё оружие вот. Видели, какие у неё ручища?

Он показал на девчонку, которая с сердитым видом восседала на его плечах. Никак злилась, что не тот извозчик попался. Подхватив на ходу пару камешков со склона, Рустам всучил их насупившейся девчонке.

— Покажи им, как ты забрасывала тех негодяев! Ы-ыр!..

Рустам наигранно зарычал и неловко швырнул камешек вниз. Увидев в этом прекрасный повод выпустить своё дурное настроение, девчонка откликнулась на вызов и ответила негромким, но более яростным и естественным рычанием.

— Ы-ы-ыр!

И швырнула свой камешек.

— Во! Твой дальше улетел! — Рустам признал своё поражение, бегло глянув вниз (ребёнка легко заверить тем, что он, де, точно отсюда различает среди несчётного количества камней их два). Подобрав ещё два не менее убойных снаряда, он всучил их девчонке. — На, засунь себе в кармашек про запас, и если попадутся разбойники, кричи и бросай со всей силы! Как Кира учила.

Миракандцы машинально оглянулись, высматривая ту, чьё имя подозрительно часто упоминалось. Арест говорил, что у них имеется одна-единственная винтовка, а её видели только у одного человека за спиной. Никто другой ни разу не взял её в руки, да и владелец не подавал виду, что готов кому-то доверить её. Рустам мог безобидно обмануть ребёнка, но в том, чтобы водить взрослых за нос, никто не видел никакого смысла. Даже при всех очевидных признаках воины с трудом принимали кажущееся для них невозможным. Они, наверное, быстрее бы поверили — если бы не это расстояние между стрелком и целью! Тут даже самые отъявленные хвастуны прикусили бы язык.

Один из мужчин даже остановился, ошалело смотря на склон соседней горы и прикидывая, на сколько сот метров нужно переставлять прицел, чтобы пуля попала точно в цель.

Скромность красит девушку — говорят в народе. Тогда, пожалуй, следует сразу безоговорочно признать самую красивую из всех, которую они до сих пор видели. Ибо Кира никаким образом не упомянула за завтраком о своих заслугах.

Она шла в самом хвосте, замыкая шествие со своим ручным волком. Из-за плеч у неё выпирал ствол винтовки, на боку висела набитая чем-то сумка, на другом под пояс рядом с чехлом ножа был привычным образом заткнут чекан, в одной руке она держала копьё, опираясь на него, как на посох, а в другой несла арбалет, ухватив его большего удобства ради за дугу. С таким грозным арсеналом она могла в горных условиях одна сдерживать целый отряд разбойников.

Надо будет ещё раз приглядеться к ней получше на следующем привале.

Слишком она особенная. Как тигрица в своре собак.

Жаль, что нельзя потрогать, чтобы убедиться, что она настоящая.

Точно ведь не поверят дома.

Равиль

Только подумать, как быстро всё может измениться. Вроде смотришь в безоблачную синеву, которая ничем не предвещает беды, и вдруг, нежданно-негаданно, гром среди ясного неба.

Равиль, седовласый старик преклонного возраста, и Назар, коренастый мужчина лет сорока, думали об одном и том же, шагая по улицам города. Встречные приветливо здоровались с ними, с некоторыми они успевали переброситься на ходу вежливыми фразами. Каждому было видно, что они не просто прогуливаются по городу, а идут в определённом направлении. Нетрудно было даже догадаться, в каком.

Мираканд считался большим городом. Раскинувшись между гор, он тянулся на много километров во все стороны, забираясь зданиями и на гору, где склон был более пологим. Во время большой войны он не был разрушен бомбёжками до основания, и в нём уцелело много зданий. Со временем они обросли пристройками и бараками, разбив город на разные кварталы. Не все были равномерно заселены, почти полгорода фактически пустовала, медленно зарастая деревьями и бурьяном, ибо жители стремились селиться ближе к центру. На внешней стороне, между крепостными стенами и двухметровым валом, который опоясывал весь город, жили в основном крестьяне, животноводы — там было достаточно места для постройки сараев и возведения хозяйств, — а также кочевники, которые довольствовались за время пребывания и убогим жильём.

В одном из таких пустынных районов теперь ютились беженцы из Сутеми. Туда и направились сегодня градоначальник с комендантом.

Годы спокойной жизни были прерваны. И здесь уже год с беспокойством следили за тем, что намереваются предпринимать южане на другом берегу Бурной, но пока те были далеко за горами, густыми лесами и быстротечными реками, а правящие круги не имели точных сведений о их количестве и месторасположении, никто не хотел идти на риск и выдвигаться с войском навстречу, ослабляя этим городской гарнизон. Тревожная весть из Сутеми опередила донесения разведчиков из дальних окраин на два дня, и все они в один голос подтверждали факт начавшейся переправы южан на северный берег. Вслед за этим из лесных деревень в город потекли жители целыми караванами, чтобы переждать набег южан под защитой гарнизона.

Следуя давно выработанной тактике, город готовился к осаде. Градоправитель заботился о благоустройстве прибывающих день за днём беженцев со всей округи, а комендант отсылал наряды, чтобы быть в курсе происходящего в дали, докуда невозможно было дотянуться взглядом даже сквозь самую мощную подзорную трубу, и доставал со складов запасы оружия и стрел, распределяя их между ключевыми постами и частями, сформированными из новобранцев.

Падение крепости многое значило для Мираканда. Со стороны южан это было прямым объявлением войны столице, и теперь город жужжал, как потревоженный пчелиный улей. Между двумя сторожевыми башнями в горах и городом постоянно патрулировали воины, а перед ущельем, по которому шла дорога в соседнюю крепость, был выставлен отряд заграждения для сдерживания неприятеля, если бы тот вознамерился пойти этим путём. Беженцы из Сутеми странным образом пришли не по нему.

Зная получше этот народец, вообще не следовало этому удивляться. Бывший предводитель всегда охотно вёл себя как неотёсанный грубиян и таким поведением олицетворял собой всё лесное племя. Авантюрист и задира — так можно было в двух словах охарактеризовать его. Да будет земля ему пухом.

Новый предводитель ещё не выявился. Каждый раз приходилось разговаривать с кем-то из мужской компании, кто брал слово за других. Назара это не особо напрягало, ибо его делом было обеспечить город достойной охраной, а лагерь беженцев находился внутри его. Мирские вопросы насчёт обеспечения жильём, продовольствием и прочим его не касались. Это всё должен был решать Равиль. А он, руководствуясь своим проницательным умом и долгим жизненным опытом, точно определил, что в этом муравейнике есть своя королева и именно она является тайным лидером, которую муравьи-солдаты прикрывают.

Эта неопрятная дева с жёстким взглядом была для всех настоящей загадкой, ибо сумела совершенно непонятным образом — для жителей демократичной столицы, — своей непостижимой силой подчинить горделивых дикарей. В ней угадывался острый ум, это Равиль распознал быстро, и для него главным вопросом был тот, каким дипломатом она окажется, когда настанет её черёд говорить за всех. Как командир она без всякого сомнения успела показать свои сильные стороны. Провести табор женщин и детей с боями через горы с горсткой воинов было подобно чуду. Когда они спустились с гор и ступили в пределы города, именно на ней задерживались пытливые взгляды горожан, и ни о ком другом не ходило нынче столько пересудов в городе. Что было поразительнее всего — мужчины из гарнизона Сутеми, которые спаслись после жесточайших боёв за свои стены, смотрели на незнакомку с такими же изумлёнными лицами, как горожане. Словно они её совершенно не знали.

Как только дозорные со смотровой башни заметили в горах приближающихся путников, они подожгли на вершине сигнальный огонь, предназначенный для экстренных случаев. Этого не делали уже так много лет, что многие и не помнили, когда и по какой причине последний раз в городе объявляли чрезвычайное положение, так что легко можно было представить себе, какой эффект это произвело на жителей. Прибывшие люди были изнеможёнными от многодневного похода через горы настолько, что на них больно было смотреть. Большинство детей уже не в состоянии были идти, и их несли на руках взрослые или волочили за собой на волокушах. Табор растянулся в очень длинную вереницу — кто-то мог идти быстрее, кто-то вообще больше не мог. Первые спустились с гор в полдень, упав родным в крепкие объятия со слезами, последних принесли на носилках ближе к вечеру. Миракандцы сразу же бросились сообща обустраивать соседей, забыв о былой неприязни. Дорога, что вела из центра города к лагерю сутемьских беженцев, теперь не бывала безлюдной. Здесь постоянно ходили туда-сюда горожане, доставляя необходимые вещи, продукты и оказывая другую посильную помощь, а также наряд воинов, патрулирующий окраины города, который никогда не прочь был свернуть на часик-другой и поговорить по душам с хмурыми мужиками, изрядно потрёпанными в кровопролитных боях.

Кое-какие контакты между жителями Сутеми и Мираканда всегда были, охотники и торговцы постоянно кочевали с места на место, кому жизнь в городе надоедала, переселялся всей семьёй — нередко в Сутемь; кто-то наоборот — переезжал в столицу, где жизнь и веселее и богаче. Любой горожанин, впервые пришедший в лагерь по какому-то поводу (поделиться добром — самый лучший), невольно искал глазами какие-нибудь знакомые лица. Когда находились даже дальние родственники, эта встреча скрашивала радостью унылую и удручённую атмосферу, царившую здесь. На лицах людей глубоко отпечаталось то, что им пришлось пережить. Дети не прыгали и не лазали по развалинам, а жались кучками, боясь отходить далеко от матерей. Женщины хозяйничали у костров, обхаживали больных и раненых. Мужчины наспех латали прохудившиеся крыши бараков, заделывали дыры в стенах и чинили двери. И в гуще этого муравейника почти всегда можно было без труда заметить муравьиную королеву, которая не считала нужным прятаться в каких-то недрах и трудилась наравне с другими.

Сложив в уме картину из всего, что Равиль узнал (а как градоправитель он узнавал очень и очень многое) и увидел сам при посещениях, он сделал свои выводы. В далёком прошлом ему посчастливилось сыграть пару шахматных партий с Ларсом, и он вовсе не считал его настолько неподатливым и грубым. Человек с таким стратегическим мышлением заслуживал лучшего, нежели погибнуть при попытке осуществить свой отчаянный замысел. Но вероятно самая большая его заслуга была в том, чтобы распознать достойного последователя (и эти малоизвестные сведения градоправителю удалось узнать). И вот его сегодня Равиль непременно намеревался вызвать на откровенный разговор. Пересекая пустырь, который вёл к главной площади лагеря, где всегда горели костры и сновали жители, он завидел знакомую фигуру перед бараками. Высокопоставленных лиц здесь тоже уже знали, и некоторые из мужчин, заметив их приближение, бросали свои занятия, неспешно стягиваясь туда, где в данный момент находилась Кира (ещё один верный знак). Оставив своё занятие при подходе гостей, она встала в ожидании. Чуть в стороне, как обычно делала, не встревая в разговор. Равиль усмехнулся про себя. Удобная и обманчивая тактика женщин, которой можно легко подкупить даже искушённых.

Кира доселе не вела прямых разговоров с градоначальниками, поэтому эта встреча началась с некой заминки, когда взгляд Равиля остановился на ней. Обе стороны толком не знали, как приветствовать друг друга. Одним как-то не пристало начинать разговор с церемониальных фраз, а другим казалось диковатым просто начинать сразу говорить по делу, без привычных отступлений. Тем более с женщиной, которая всегда вела себя с некой отстраняющей прохладцей. И пока Кира выжидающе смотрела на лица дипломатов, Равиль выискивал глазами какой-нибудь повод, чтобы с него начать разговор. Вероятно, его смущала и сбивала с толку даже не разница в культуре общения, а вот этот её взгляд. Словно на тебя смотрел хищник, изучая на предмет того, что ты за зверь и как от тебя защищаться или нападать. Очень неудобный взгляд, заставляющий слегка нервничать.

Назар только вскользь посмотрел на Киру и отвёл глаза в сторону. У него не было особых тем и компанию Равилю он составил по его же просьбе из вежливости, поэтому предоставлял ему первое слово. С самой первой встречи эта девка его раздражала. Он ещё не мог понять, чем именно. Может, своим прямым, беззастенчивым взглядом. Может, всем своим независимым видом. Или тем, что он вообще не переносил женщин в роли предводителей. Ладно, если бы она решала мирские вопросы — но командовать воинами? Абсурд какой-то! Назар был убеждён в том, что женщинам не место в войсках, разве что в роли поварих и медсестёр. И больше всего его бесило, что она всегда носила за спиной винтовку, словно боясь с ней расстаться даже на минуту. Без сомнения это была очень ценная вещь, которой следовало дорожить, тем более теперь, когда гарнизон Сутеми остался почти безоружным. Но чтобы делать это демонстративно, при чём коллективно, ибо никто из соплеменников не смотрел на неё с завистью, а скорее наоборот — как на символ власти, словно это скипетр, — казалось Назару явным преувеличением. Это выглядело так, будто мужчины решили сообща побаловать самую привлекательную девушку, задаривая её всем, чем только могли. Вот тебе, пожалуйста, самое лучшее оружие, развлекайся в своё удовольствие. Если хочешь, мы даже на руках тебя носить готовы, ты только знак подай…

Что в это время испытывала Кира к нему, Назар не мог уловить. Она ко всем гостям относилась одинаково прохладно. К ней даже дети редко подбегали. Человек, который выделяется чем-то необычным из толпы, всегда притягивает к себе пристальные взгляды. А она выделялась своей обособленностью. Комендант с интересом выслушивал впечатления своих подчинённых о новоприбывших, и о ней в каждом разговоре обязательно упоминалось хотя бы вскользь. Нехотя Назару пришлось принимать и её в статусе наиболее влиятельных людей в сутемьской компании.

Уж не ревновал он её случаем, как более опытного боевого командира? Чем, собственно, Назар мог похвастать? За годы пребывания на посту коменданта у него ни разу не было возможности показать себя на поле брани в деле. Когда беженцы прибыли и рассказали о своих злоключениях, всем стало очевидно, что в горы длинноволосую девку понесло не сдуру, и пустись она с табором в более лёгкое путешествие через ущелье, никто бы не вышел с этой стороны из него. Даже миракандцы уважительно отзывались о ней, наслышавшись рассказов, в достоверности которых никто не смел усомниться.

— Я хочу ещё раз выразить вам мои соболезнования, — начал Равиль с самого главного. — Ваши потери для нас такая же скорбь. У нас были в прошлом разногласия в некоторых вопросах, но это не должно служить поводом отворачиваться друг от друга. Мы всегда рассматривали весь наш народ как большую семью, а в какой из них не бывает ссор? И беда, которая приключилась с вами, это и наша беда.

Сутемьские воины спокойно изучали свои руки и землю под ногами, выслушивая участливые слова градоначальника, который искренне хотел примирения.

— Этой беды можно было избежать год назад, — сказал мужчина с ожогами на лице, который стоял чуть позади. В его сиплом голосе слышалась горечь эмоций, которые он сдерживал. — Тогда вы предпочли отвернуться. А теперь эта беда идёт большими шагами сюда.

— Что думаешь ты? — обратился Равиль напрямую к Кире.

Это был самый удобный момент, чтобы перевести разговор в другое русло, который уже сейчас начал упираться в ожидаемые притязания. Градоправитель внимательно наблюдал за тем, как поведёт себя девушка. Она вдумчиво посмотрела на лица товарищей вокруг. Это был не робкий взгляд, спрашивающий позволения сказать своё мнение.

— Я думаю, что вам следует лучше задуматься о потерях, которые ждут вас, — ответила Кира суховато. — Южан не остановят горы. Река их тоже не остановила. Крепость для них тем более не преграда.

— Не хочу никого унизить, но Сутемь плохо годится в сравнение с Миракандом, — осторожно заметил Назар. — Как численно, так и в плане вооружения.

— У вас есть чем остановить роботов? — прямо поинтересовалась Кира, предупредив вспыльчивые реплики товарищей.

Назар замялся. Это был неожиданный выпад в его сторону. Он готов был с лёгкостью убедить любого, насколько грамотно обустроен город для защиты и как вышколено войско, готов был даже провести экскурсию для наглядности… Про наличие артиллерии у неприятеля он тоже был осведомлён и мог успокоить тем, что против одной пушки они могут выставить целых три. Но что касалось тактики обхождения с роботами, тут ему было нечего предъявить. Машины давно уже не проезжали по здешним окрестностям, и если бы не разруха, которую они оставили после большой войны, про них бы многие забыли. Но списывать их со счетов было бы опрометчивым. Люди уже однажды сделали эту роковую ошибку.

— А зачем им на нас нападать?

— Вот об этом я не догадалась спросить, когда последний раз их видела! Хотя мне тогда и некогда было, я радовалась, что вообще могу свободно дышать.

Теперь Равиль видел перед собой настоящего лидера. Это была не наглая и сумасшедшая девка, которой захотелось поиграть на эмоциях, это был лютый вожак, который вступил в схватку с соперником. Никто из мужчин не встревал со стороны, пытаясь перехватить у неё слово. Только Аскар ограничился тем, что внёс краткое пояснение во избежание недоразумений.

— Она была в плену, — сказал он. — Мы её нашли среди болот за три дня до того, как началось наступление.

— В плену у роботов? — съехидничал Назар.

— Роботы не берут никого в плен. Либо ты им друг, либо мёртв, — спокойно ответила Кира, не поддаваясь на провокацию. — Как я вижу, вы им точно не друзья.

— Тебе удалось бежать? — неподдельно удивился Равиль. — Тогда ты наверняка знаешь больше?

Ещё как!

— Я знаю столько, сколько можно узнать за год сплошного кошмара.

Ещё один выпад. Это был тонкий намёк на то, что Мираканд слишком долго терпел недружелюбных соседей под боком. Именно этот немаловажный нюанс торчал большой занозой в отношениях между Сутемью и столицей. Ларс настаивал на превентивном нападении и активной защите на дальних рубежах, чтобы предотвратить вероятную переправу южан через Бурную, а Мираканд предпочитал бездействовать в роли наблюдателя. А одного гарнизона лесной крепости было однозначно мало, чтобы рассчитывать на какой-то успех. Даже захват Сходки в прошлом году не послужил веским аргументом, чтобы сподвигнуть Мираканд на более решительные действия — а это была уже прямая угроза Сутеми.

Равиль вздохнул и окинул взглядом окружающих. Разговор явно не клеился. Кира оказалась таким же жёстким и немногословным дипломатом, как и её предшественник. Градоправитель, в отличие от Назара, не испытывал к ней антипатии, но чувствовал некую скованность в отношении, которая обычно бывает, когда между людьми была в прошлом серьёзная размолвка. Странно лишь то, что они не могли быть в прошлом знакомыми. И тем не менее оба интуитивно чувствовали этот неприятный привкус. Антипатии Назара ещё больше усложняли положение Равиля, от которого теперь требовалось тонкое чутьё, чтобы вывести разговор в более конструктивную плоскость. В конце концов они пришли ведь ради этого сюда, а не чтобы устраивать перебранку.

Его глаза остановились на шахматной доске, которая осталась стоять на пне. Когда они подходили, Равиль успел заметить, что с этого места вставали трое: Кира, Аскар, которого проницательный старик охарактеризовал для себя как первого советника, и вон та женщина с робким взглядом, которая ушла на почтительное расстояние, продолжая искоса наблюдать за ними со сложенными на груди руками. Даже она всем своим видом показывала своё недоверие гостям.

Фигуры на доске говорили опытному игроку о том, что это была скорее не прерванная игра, а задача для решения ситуации. Как бы охотно Равиль сыграл сейчас партию! Нет лучшей атмосферы для делового разговора, чем за умной игрой. Во-первых, собеседники расслабляются, забывая о внутренней напряжённости, а во-вторых, по манере игры можно кое-что узнать и о характере человека напротив.

— Ты учишься играть в шахматы? — спросил Равиль, показав на игральную доску.

Аскар сдержанно рассмеялся. Какая лестная оценка его способностей!

— Я сама даю уроки, — холодно ответила Кира, даже не улыбнувшись.

И опять на её лице считывался укор. Равиль начал теперь понимать, почему они не могут найти общий язык. Они не могли привыкнуть к тому, что эта девушка обладает качествами, которых обычно ожидают от мужчин. Метко стрелять (слухи до всех ушей уже успели донести), принимать твёрдые решения и играть в шахматы — совершенно неженскую игру, которая требовала наличие жёсткой логики и дальновидности.

— Не предложишь ли сыграть партию? — Равиль улыбнулся.

— С удовольствием, — равнодушно дёрнула плечами Кира. — Но я не играю просто так.

Этот человек не переставал удивлять, раз за разом заставляя одного недоумевать, а другого в очередной раз ухмыляться. Поведение Назара потихоньку становилось уже неприличным. Он вёл себя так, будто только и ждал удобного повода для открытой ссоры.

— И на что ты готова играть?

— Наше войско против вашего.

— В каком смысле?

— Если я выиграю, то мы наберём себе столько воинов, сколько нужно.

— Нужно — для чего? — с наигранной простотой спросил Назар. Его терпению неумолимо приходил конец после всех выходок этой самозванки.

— Для того, чтобы отбить назад Сутемь.

Назар развёл руками и фыркнул. Это была последняя капля.

— Чем вам здесь плохо? — Равиль постарался сгладить накалённые эмоции, которые уже готовы были выплеснуться за край. — Мы дали вам приют не на время, вы можете обосновываться в городе насовсем!

— Как долго вы собираетесь валять дураков?! — вспыхнула Кира, заговорив гневным тоном. — Сутемь была всего лишь разминка для южан! Вот уже год, как они спокойно зачищают весь берег Бурной и готовятся к нападению. А вы вместо того, чтобы удерживать их на том берегу, позволяете спокойно переправляться! Теперь у них все дороги под полным контролем, и вам действительно больше ничего другого не остаётся, как отсиживаться здесь. По мне можете хоть лопнуть от своей храбрости, но я сильно сомневаюсь, что у вас на открытой местности будут против них хоть какие-то шансы, так что я не собираюсь тут сидеть и на всё это смотреть. Если вы действительно хотите знать моё мнение, то единственное, что может сейчас спасти город — это ударить им в тыл, чтобы заставить растягивать силы на два фронта! А это можно сделать только в обход через Сутемь! Хотя, о чём это я?.. Может быть вы и не собираетесь с ними воевать? Вы так миролюбиво к ним всё это время относились, что я на их месте ожидала бы, что вы и город так же миролюбиво сдадите.

На площади воцарилась тишина. Мужчины переглядывались между собой, осмысливая высказанное. Даже на лицах сутемьчан отражалось неподдельное изумление. За посиделками на дозоре они многое из своей жизни успели рассказать Кире, в частности о проблематике с южанами и всем сопутствующим, но никто из них не думал, что скупая на слова «болотная кикимора» сможет так чётко всё обобщить. Равиль с Назаром тоже хлопали глазами. Возразить им было нечем, хотя кое-кому и очень хотелось. И разве не для этого они шли сюда, чтобы обсудить план действий? Равиль всей душой желал сейчас такого человека, у которого был бы хоть какой-то продуманный план — и решимость, претворить его в действие. Но что самое важное: чтобы этот человек точно знал, что происходит там, за горами; чтобы он рисовал себе картину в своём воображении не на шатких донесениях и слухах, а располагал достоверной информацией и сам своими глазами это видел. Сейчас этот человек стоял перед ними. Глупо было лишь то, что это была женщина, посмевшая открыто поставить на кон свои амбиции, которые были на голову выше комендантских, а Назар ни при каких условиях не смог бы смириться с положением подчинённого перед таким полководцем. Эти два человека при любом положении дел взаимоисключали друг друга.

— Так как? — спросила Кира, показывая на шахматную доску и напоминая о предложенной партии. — Или с вами можно играть только на раздевание?

Посмотрев на Назара, она дёрнула бровью и лёгким жестом откинула волосы с плеч. Этот приём был скаутам уже знаком, но в отличие от своей первой жертвы: Ларса — второй жертве Кира подарила вместо кокетливой улыбки циничную усмешку. Её тело показывало, какое оно соблазнительное, а глаза говорили, какое ничтожество перед собой видят. Мужчина на её месте сейчас показал бы вместо этой утончённой издёвки крайне пошлый жест.

Это был теперь пинок ниже пояса (заслуженный — подтвердил бы любой сутемьчанин). Едва только успев открыть рот, чтобы отпустить не менее хамский ответ, Назар пошатнулся от полученного удара в челюсть, еле устояв на ногах.

— Это Ларс перед смертью велел тебе передать! — язвительно сказал Аскар, тряхнув ладонью.

Назар потёр щёку с розовеющим отпечатком кулака, сплюнул и посмотрел на него налитыми злобой глазами. Люди вокруг всполошились. Драку никто затевать не намеревался, и всё произошло слишком быстро. Сказывалось нервное напряжение, которое даже самых терпеливых доведёт до чёрточки. Аскара сразу оттянули назад, а Равиль встал между зачинщиками мордобоя, чтобы унять обоих. Сейчас всем следовало вздохнуть и успокоиться.

— Что это? — спросила Кира, показывая Равилю на грудь, где свисало ожерелье, которое вывалилось из-под верхней одежды.

Она всё ещё смотрела холодным взглядом, не выражая расстройства по поводу крайне неловкой ситуации, в которой она была также повинна. Мало того — она не просто не жалела, а даже как будто нацелилась на новую жертву для своих насмешек.

— Вы носите женские украшения?

Равиль окончательно опешил. Женщина! Ты, в конце концов, когда-то прекратишь издеваться над ними? Или тебе доставляет удовольствие учинять драку между мужчинами? Оглядев сутемьских мужчин, Равиль понял, что она не насмехалась, а искренне интересовалась этой вещью. Женщина ведь! А какая из них не заинтересуется украшением, пусть и крайне простеньким?

— Ты серьёзно не знаешь? — недоумевающе спросил он.

— Откуда ей знать, если она выросла в лесу? — опять встрял Аскар. — Она-то и в Сутеми ни разу не была, пока мы её с рейда не привели! Мы вообще не знаем, кто она такая, а мужики из гарнизона даже её имени не знали, когда мы все пришли сюда.

Вот он сейчас точно насмехался над ними. Для шутки это было слишком глупо, но и для правды абсурдно. Порицательно покачав головой и махнув рукой, Аскар обратился к Кире, которая ждала вразумительных объяснений.

— Это здесь такой символ власти. Народ каждый год собирается, чтобы сообща выбрать правителей. По бусинам всем видно, сколько за него проголосовали и что доверили. Белые камни — за мир, чёрные — за войну. Ну, это кому что важнее. Кому-то хочется пасти овец и выращивать овощи, а кому-то хочется, чтобы в городе была надёжная охрана. Смотря, кто к чему тяготеет, всегда получается так, что у кандидатов разные сочетания, и один тогда перенимает должность градоправителя и отвечает за хозяйство, а другой — должность коменданта и отвечает за войско. Я правильно объясняю?

— В общих чертах — да, — подтвердил Равиль.

— А почему так мало бусин? — спросила Кира. — Получается, что не все могут выбирать?

— Кстати, да — почему? — тоже поинтересовался Аскар.

— Выбирать могут все, — пояснил Равиль. — И приезжие тоже. Счёт просто идёт сперва десятками, а потом сотнями.

— У нас всё проще. Кто показал, на что способен, тому и править, — с толикой небрежности сказал Аскар и показал себе на щёку, намекая Назару на полученный тумак. — Как у дикарей. Это у нас решает.

— Ты хочешь сказать… — Равиль недоговорил, с намёком показывая на хрупкую девушку.

Наконец у него появилась возможность не только перевести разговор на другую тему, по и вынудить оппонентов открыто признать то, чему Равиль долго искал подтверждения. Ответной нападки он не боялся — бить старика не стал бы ни один мужчина, считающий себя таковым. К тому же Равиль знал, что с сутемьскими людьми нужно разговаривать на их языке, сильно присоленным грубыми и язвительными насмешками, чтобы чего-то добиться.

— Она победила умом, — без обиняков ответил Аскар. — Это наши белые и чёрные камни: ум и сила. У нас тоже один из главарей больше думает, а другой больше делает. Рука и голова.

Он ради убедительности этой простой философии постучал себе по лбу. Равиль довольно усмехнулся уголками рта. Замечательно! Вот теперь самое время попросить всех пойти заниматься своими делами, и уединиться с главным ответственным для более спокойного разговора с глазу на глаз.

Равиль не успел озвучить свою просьбу, как вновь застыл в замешательстве. Кира, достав из кармана похожее ожерелье, как у градоначальников, задумчиво морщила лоб, сравнивая их и пытаясь найти взаимосвязь. Набор чёрно-белых камней у всех отличался: у Равиля преобладали белые камни, у Назара — чёрные, у ожерелья в руках Киры было одинаковое соотношение. Но это были однозначно миракандские камни. И это была однозначно не подделка, ибо за такое грозило суровое наказание.

— Откуда это у тебя? — полюбопытствовал Аскар, удивлённый не менее других наличием такой вещи у девушки, выросшей в лесной глуши.

— От моей матери, — задумчиво ответила Кира. — Это всё, что мне осталось от неё в наследство. Она мне никогда не говорила, откуда у неё это. Я всегда думала, что это просто украшение…

— Как звали твою мать? — с волнением спросил Равиль.

— Юна, — ответила она с промедлением.

Теперь ему всё стало ясным. Как же он раньше не разглядел знакомые черты на её лице? Этот открытый взгляд и поджатые губы, говорящие о её упрямстве, которое могло доходить до неистовства. Эта воинственность и жёсткость слов. Даже если бы он мог забыть последнюю женщину, некогда серьёзно претендовавшую на высший пост в городе — к тому же любой из двух, — он уж точно не мог забыть свою любимую племянницу. Больше десяти лет уже минуло с тех пор, как он получал какие-то известия о ней (от торговца, передавшего привет из далёкой Сходки), — и вот вдруг перед ним её взрослая дочь. Его внучатая племянница.

— Юна… — с трепетом выдавил из себя Равиль и нерешительно подступил к Кире. — Ведь это была моя племянница! Даже больше — как родная дочь.

— А-а-ха-ха! — прервал трогательную сцену хохот Захира. Прихрамывая, он протиснулся сквозь толпу и встрял между ними. — А я-то все эти дни думал, кого ты мне напоминаешь? Я помню твою мать, когда она к нам перебралась! Милаха, прямо смотри и завидуй. Да и отца твоего хорошо знал.

Он повернулся к товарищам, перед которыми теперь впервые открывалась завеса о таинственном прошлом Киры.

— Аким. Помнит кто-то из вас? Он около Сходки под Стрижиной горой жил.

Динат хлопнул себя по колену.

— Помню! Два года назад проходил, разговаривал с ним. Я тогда ещё удивлялся — нормальный мужик, судит трезво и умно, чего всех тогда сторонится? А он смеётся, говорит — со зверьми легче дружить, чем с людьми. Она и правда ведь в точности на него похожа! Как же я раньше не распознал? Дружище, ты ведь тоже тогда со мной был!

Он ткнул пальцем в Аскара, который вперился глазами в Киру, сравнивая её черты лица с портретом давнего знакомого в памяти. Мужчины загудели, вспоминая все свои знакомства и связи, и очень скоро родословная бывшей незнакомки была восстановлена.

— Но он ведь один жил! — неуверенно возразил Аскар. — Он нас заводил в свою землянку на чай, там больше никого не было!

Захир усмехнулся.

— Да? А ты приглядывался, нет ли в стене двери во вторую комнату? Аким был мастером что-то прятать. Откуда, по-твоему, она тогда взялась, с луны свалилась? Такое сокровище нужно было прятать от посторонних глаз, поэтому он жил в стороне от всех. Аким с Ларсом в молодые времена вместе в Сутеми делами заправляли, а потом они разодрались из-за приезжей девы. Ларс-то её себе приглянул в невесты, а она ушла к другому. После этого Аким и переселился в Сходку. Юну вы, может, не помните уже, она недолго гостевала у нас. Тоже была неспокойная натура, которая могла запросто заткнуть кого угодно за пояс. Это ж как Ларсу не повезло — сначала мать обкрутила вокруг пальца, а потом дочь обдурила. Гляньте только! Вся в мать-отца! Те тоже были не лыком шиты.

Смеясь, Захир шутливо ущипнул и потрепал Киру за щеку. Она небрежно отмахнулась от него, как от назойливой мухи и потёрла щёку. Если бы это сделал кто-то другой, она бы, наверное, в ответ заехала ему посильней ногой в голень. И подкрепила это крепкой оплеухой, чтобы подольше горело. Но когда ты прошёл с человеком через огонь и воду, когда вы прикрывали друг другу спины от ударов в бою, протягивали руки и подставляли плечи, чтобы поддержать во время изнурительного пути, это далеко сдвигает грани дозволенного и в корне меняет отношение обоих. До тех пор, пока никто не хлопал ей по заду, всякие такие мелочи от товарищей она воспринимала как братскую или отцовскую ласку.

Захир, хрипло посмеявшись с изрядной долей горечи — словно одновременно оплакивая своё богатое впечатлениями прошлое, — добавил уже посерьёзней:

— Ларс, значит, тебе так ничего и не рассказал? Он ведь неспроста держал тебя под присмотром и поставил вместо себя. Он знал, кто ты, и даже нам не сказал. Ну, да как есть — обалдуй до последнего вздоха… Ты не переживай особо за то, сколько раз ты там, в горах, промахнулась. Если бы ты не прикрывала нас, никто бы не дошёл досюда. Может быть, ты уложила даже больше ублюдков, чем каждый из нас. Того упыря, который уже замахнулся раскроить мне череп, я тебе точно не забуду. Так что когда тебе опять попадётся какое-то дерьмо, не марай руки и зови меня. Я теперь следующий в очереди дать за тебя в харю так, чтобы за всех сразу: и за бабушку, и за дедушку.

Развернувшись, Захир ухмыльнулся с присущим ему злорадством в сторону досточтимых гостей.

— Вот вам ещё один привет с того света, — добавил он, показав им на Киру. — Юна померла, десять лет уже прошло. Несчастный случай зимой. Аким пропал в прошлом году, он первый принёс весть про нападении на Сходку, а потом ушёл на поиски младшей дочки. Да, у неё есть ещё сестра! Была, в любом случае… Мы не знаем, что с ними стало. Они в тот день весь день отбивались от шайки иродов по пути к нам. Мы так потом прикидывали, их было не меньше двух дюжин. Хотите знать, почему вам так трудно с ней говорить? Я вам скажу. Это не девка, с которой можно лясы точить, это ваша совесть, с которой вы разговариваете. Оттого вы такие побитые. Мне тоже совестно перед ней, потому что мы все в тот день проспали и не успели прийти нашим людям на помощь. Они ведь только на нас надеялись, а теперь в неволе томятся.

Посчитав, что сказал всё, что нужно было, Захир заковылял назад. Проходя мимо Дината с Аскаром, он легонько толкнул ладонью их головы — как подростков.

— Хороший вы подарочек из лесу принесли, а? Молодцы! Прямо вовремя.

Окружающие с сочувствием молча смотрели на Киру, а та, опустив глаза, — на ожерелье. Мать никогда не показывала, что ей эта вещь дорога. Неудивительно. Если она ушла из Мираканда, будучи влиятельной персоной, то для этого должны были быть веские причины. Обычной ссоры в кругу родни было недостаточно, чтобы поселиться как можно дальше от всех в глуши. Возможно, с ней обошлись так же, как теперь делали с Кирой? Девушка-полководец — какой позор для мужчин! Этого нельзя было допустить.

Теперь Кира понимала, почему её отец вёл скрытный образ жизни, воспитывая и дочерей в этом духе. Он не хотел, чтобы им пришлось познать на себе низость людей. По глупой иронии судьбы всё произошло в точности наоборот, и теперь дочь стояла на том же самом месте, где когда-то мать сделала свой нелёгкий выбор, отвернувшись от людей.

Сжав вещь, ставшую ещё более драгоценной для неё, Кира подняла глаза, полные боли. Ещё одна ниточка сейчас оборвалась в сердце, заставив содрогнуться. Ещё одна крупная слеза скатилась по щеке и капнула вниз. Если бы отец с Ветой были в этом городе, Равиль об этом наверняка знал и не стал умалчивать. Наоборот — он бы использовал это, чтобы сейчас примириться с Кирой. Раз отец занимал в прошлом один из высоких постов в Сутеми, он был наверняка знаком с дядей своей будущей жены. Отец не погнушался обратиться к Ларсу за помощью, плюнув ради дочерей на все прошлые конфликты, и здесь он тоже бы направился прямиком к родне жены, где ему бы несомненно оказали куда более тёплый приём. Вести скрытный образ жизни в столице и тем самым принципиально отказываться от возможности обеспечить Вету надёжной защитой было верхом глупости. Дальше искать их в этих краях не имело никакого смысла, и в этом городе её больше ничего не держало. Кира с тоской вспомнила родные леса, где, вероятно, всё ещё прятались сестрёнка с отцом. И чтобы отыскать их там, был только один возможный способ.

Шмыгнув и смахнув рукавом слёзы (большие девочки не плачут), Кира первая прервала молчание.

— Сколько времени нам нужно, что приготовиться к выходу? — спросила она товарищей, оглядев их.

Те многозначительно переглянулись между собой. Вопрос был понятен — как и решение, обусловившее его.

— Пять дней, — прозвучало первое предложение.

— У нас столько может не оказаться, — возразила Кира. — Южане, возможно, уже закончили переправу. Им торопиться некуда, но засиживаться тоже не к чему.

— Не меньше трёх. Нам нужно собрать достаточно запасов.

Равиль стоял, растерянно взирая на происходящее, и пытался собраться с мыслями после испытанного потрясения. Он тщательно обдумывал ход, который намеревался сделать, когда шёл сюда. И хотя произошло именно то, что он ожидал и чего добивался — рокировки фигур и вывода ферзя из-за пешек на открытое пространство, — он никак не мог предвидеть подобного поворота событий. На его глазах повторялась та же самая ситуация, когда дорогой сердцу человек отворачивался, намереваясь уйти и больше никогда не вернуться.

Получив ещё несколько согласных мнений, что три дня — оптимальный вариант, больше не надо, мужики успели отдохнуть и подлечиться, — Кира решительно поджала губы и посмотрела старику в лицо. Если он действительно любил Юну, как свою родную дочь, то он не мог с безразличием отнестись к судьбе её детей. Кира в полной мере поняла, что только от неё зависит исход этой игры в жизнь и смерть родных. Сейчас она была хозяйкой положения и обязана была довести дело до конца — что бы оно кому ни стоило. Как это сделала мать в своё время. Её решение было верным.

Равиль видел отчаянную душевную борьбу девушки и в порыве чувств сделал робкий шаг навстречу, но Кира отступила назад, показывая этим, что не желает никакой близости, и твёрдо проговорила:

— Мы выступаем через три дня, если условия не заставят нас сделать это раньше. Чем больше времени мы даём врагу, тем сильнее и наглее он становится. В обороне города вам всё-равно не нужны помощники — как я понимаю, поэтому мы будем делать то, что враг меньше всего ожидает. То, что давно нужно было сделать. Мы сами нападём на него. Если найдутся добровольцы, мы с радостью примем всех. Нас осталось немного, было бы неплохо набрать хотя бы полную сотню. Нет — мы выступим тогда собственными силами. Передай это людям в своём городе. Это моя единственная просьба к тебе.

Не став ждать ответа, Кира развернулась и торопливо пошла в сторону барака, тупясь в пол. Ноа, которая стояла в стороне и всё слышала, пошла догонять подругу, исчезнув вслед за ней за дверью. Всем было понятно — этот разговор был теперь только для больших девочек, просьба не тревожить.

Равиль глубоко вздохнул. Сколько всего он пережил за этот час и сколько чувств разрывало его сердце на части, невозможно было передать. И это был ещё не конец его мучениям. Ему предстояло ещё сделать заявление на площади, которое буквально взорвёт город. Другого выбора Кира ему не предоставила. Слишком хорошо он знал, что против этого врождённого упрямства какие-то уговоры и мольбы были бессильны. Ровно как и угрозы. При отказе она сама бы пошла на площадь и объявила это во всеуслышание. Удержать её от своего твёрдого намерения можно было только арестом. Хотя южанам тоже не удалось силой удержать эту смутьянку в плену, что ещё больше закалило её.

Динат, слывший хорошим дипломатом (балаболом — на сутемьском наречии), подошёл к Равилю и с сочувствием похлопал его по плечу. В его жесте, как он показал на дверь барака и себя, выразились все эмоции, которые только он мог так точно без слов выразить. «Старик, честно, нам жаль тебя, но ты теперь понимаешь, каково нам с ней приходится?»

— Она нам как сестра родная, — высказал он свои чувства другими словами.

Нашёл таки подходящие. Бывают, конечно, семьи, где между людьми больше вражды, чем любви, где браться и сёстры ненавидят друг друга, где мужья бьют жён, — но не в Сутеми. Там такое не приемлют. Можно поссориться — в какой семье не бывает? — сглупить, повздорить (дети только этим и заняты), — но всегда быть уверенным: брат вступится за сестру, муж — за жену. Семья — это святое. В Сутеми они все друг другу братья и сёстры.

— Он некрасиво поступил, — сказал Динат, показывая на Назара, который уже давно махнул рукой и уходил восвояси. — Вот не надо говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, так ведь? Она вместе с нами отбивалась, а не визжала где-то сзади. Радуйся, что вообще видишь её живой, потому что одна половина обстреливала нас, мужиков, а другая — её одну. Обратил внимание на вот это? — Динат показал себе на шею. — Этот платочек у неё не ради красоты, у неё там царапина от болта. Если бы вам удалось раздеть её в игре, вы бы увидели больше таких. Хотя я сильно сомневаюсь. Она Ларса в два счёта обыграла, а он был ни в одном глазу даже не подвыпивший. Если Назар хочет поговорить — пусть приходит и толкует на равных, а не смотрит на неё, как на шлюху. Мы за это не только по морде дадим. Сам трезво посуди — она ведь знает про чужаков больше нас всех вместе взятых, да только так просто из неё это не вытянешь.

Динат примирительно протянул руку: «Мир?»

— Не составишь ли мне компанию назад, друг? — предложил Равиль, с радостью принимая рукопожатие. — Поговорим обо всём спокойно. Видишь, в чём наша злостная проблема — нам до границ далеко, пока что-то узнаем, уже пару дней пройдёт. Тоже не всякому верить можно. Мы как кроты, на ощупь всё понимаем, оттого и осторожничаем. Ты уж точно больше сможешь рассказать, чем наши разведчики все вместе взятые.

Почесав бородатую шею, Динат пожал плечами.

— Пойдём, чего бы и нет? Ты за неё не переживай, она отойдёт. Её главное не трогать, когда она горячится. Ну, а если не стерпит, так убьёт кого-нибудь и потом успокоится. Нам-то что, не привыкать к этому…

С такими шутками (вполне серьёзными, но ежели не хотите верить — дело ваше) и разговорами обо всём, что случилось за прошедший год вокруг Сутеми и подвластной ей территории, время обратного пути пролетело быстро, хотя собеседники шли медленно, останавливаясь порой ненадолго на особо важных моментах. Динат охотно жестикулировал и показывал разное, то водя рукой по округе и выискивая подходящие сравнения, то грубо чертя прутом по пыли. Равиль не льстил, когда говорил, что он может рассказать больше других — это было правдой. За какой-то час градоправитель узнал невероятно многое, и если намерение Киры в первый момент казалось следствием вспыльчивости (наследственная черта от матери), то в свете всех событий и полученной информации было абсолютно логичным. Крайне рискованным, не без этого. Но война, если так судить — сплошной риск и проигрывает в ней тот, кто ведёт себя как на соревновании, где нужно придерживаться определённых правил.

Как ни крути, одно стало всем ясным — южане не дадут никому спокойно жить, как раньше. Они не пришли сюда, чтобы мирно соседствовать. Они пришли господствовать. Терпеливой и бесплодной дипломатии миракандцев пришёл конец, и теперь, если они считали себя хозяевами этих земель, нужно было встать и идти разбираться по-львиному.

Лучшей кандидатуры на роль льва, кроме разъярённой львицы, которая заперлась в бараке, не было и в этом положении дел быть не могло.

Даже не расставив фигуры на доске в стартовую позицию, Кира поставила их в ситуацию, в которой при любом ходе следовал мат. Так умеет играть только настоящий мастер.

Динат

— Пойдём, разговор есть.

Рустам протянул руку, чтобы помочь встать. Кира помедлила (ровно столько, чтобы это не показалось отказом) и поднялась, схватившись здоровой рукой за крупную, мясистую ладонь. Недавно затянувшиеся раны на боку недовольно намекнули, что можно вставать и поосторожней.

— Ты тоже, — Рустам протянул руку Ное.

Та помедлила, но по другой причине. Она не ожидала приглашения на серьёзный разговор между мужчинами и поэтому нерешительно приняла руку, робко следуя за великаном, за спиной которого могла бы спрятаться вместе с Кирой.

В течении последних дней дружная компания скаутов заметно уменьшилась. Во время похода собираться вместе было своего рода необходимостью, ибо каждое утро приходилось обговаривать, по каким тропам дальше идти, как обстоят дела в таборе, кому и как помочь, и у всех была единая цель: дойти живыми до столицы. А сейчас днём все разбредались по самым разным делам и порой весь день друг друга не видели, а вечером хотелось просто свалиться и спать — благо не нужно было переживать за безопасность: городской гарнизон регулярно патрулировал все подходы, а на крестьянских дворах на окраинах держали сторожевых собак, которые поднимали лай на ночных незнакомцев. Если кто-то засиживался за костром до ночи или вставал на рассвете, то скорее по старой привычке.

Этим вечером собралось намного больше людей, чем обычно. На площади, где днём хозяйничали женщины, теперь у мерно полыхающих костров сидели мужчины — все, кто был в состоянии прийти и считал это для себя важным.

Когда Кира и Ноа пристроились в компанию своих боевых товарищей — на что те всегда смотрели с радостью, — Динат, который не стал садиться, а остался стоять, поднял руку, привлекая к себе внимание окружающих. Судя по тому, что ему не пришлось долго ждать и громко призывать, до прибытия последних гостей тема сборища была уже оглашена.

Пахло паленым, это Кира сразу почуяла. Как будто кто-то бросил в костёр перьев или что-то другое, выделяющее при горении неприятный запах. Вероятно, до мужчин здесь хозяюшки потрошили кур и запах жжённых перьев до сих пор витал в воздухе. Кира уже догадывалась, о чём пойдёт речь. Бегло пробежав взглядом по лицам в огромной толпе и заметив характерное выражение пытливого любопытства в глазах, она уставилась на огонь, пытаясь унять внутреннее волнение.

После утреннего разговора с правителями Мираканда Кира чувствовала себя, как брошенной с моста в воду. На весь остаток дня она уединилась в своём закутке и не хотела никого видеть. Только подруге дозволено была лицезреть, как девушка, заткнувшая рот градоначальникам, грызла ногти, переживая за то, что натворила в пылу словесной перепалки. Когда ей становилось совсем невмоготу, она спускала пар тем, что со злобой бросала ножами в бревенчатую стену. Вскакивала, выдергивала и подбирала упавшие, садилась и опять швыряла, пока не успокаивалась. Ноа покорно молчала, не зная, чем помочь подруге, и только наблюдала, как впиваются ножи в дерево. Тайна происхождения Киры теперь была раскрыта и полоснула всем ножом по душе. Ноа сама готова была рыдать от всего, что узнала, но Кира однозначно не относилась к сорту женщин, которым необходимо выплакать свою боль. Похоже было даже на то, что её больше тяготил сегодняшний поступок, нежели горести из прошлого, тлеющие в душе. Несомненно он был не менее судьбоносным, чем тот крутой поворот из ущелья в горы. Но тогда это было продиктовано жёсткими обстоятельствами, которые требовали незамедлительного действия, а сегодня ничего похожего не было и за язык её никто не тянул. По сути, она вынесла самовольное решение от лица всех, руководствуясь личными соображениями и настроением. Как её теперь примут товарищи? Мол, погорячилась девка, ей простительно? День времени у них был, чтобы тоже обдумать и обсудить между собой это неслыханное деяние. Мало того — теперь это обсуждал весь город! При условии, что Равиль выполнил её просьбу. Свои люди могли простить ей такие выходки, но навряд ли к этому готовы были жители столицы. Ларс на её месте демонстративно встал бы во весь рост и вызвал каждого, поставив бескомпромиссный выбор: либо ты со мной, либо пошёл подальше. Но что делать ей в сложившейся ситуации, было совершенно неясно. Ясно было только одно — сегодня должно прозвучать слово судьи в лице нового верховоды, который будет отныне по мнению общины выносить важные решения.

Динат начал в лучшей сутемьской манере — перешёл без вступлений к самому главному.

— Я знаю, что многие из нас годятся на роль первой бороды, даже если у них нет такой.

Он прогладил своё «достоинство» не ахти какого размера и дал время другим посмеяться над меткой шуткой.

— Давай, вставай! — Динат требовательно помахал рукой Аскару, который самое позднее на третий день сбривал щетину.

— Кто ещё… Ленар? Встанешь или сразу останешься сидеть?

Динат вытянул голову, высматривая за соседними кострами старого знакомого.

— В общем, неважно… Тут много хороших мужиков, если кому обидно, что забыл, встаньте сами. Мы знаем друг друга, можно сказать, с пелёнок, мы вместе дрались пацанами и росли одной большой семьёй. Так вот, я заранее снимаю свою кандидатуру!

— Я тоже! — заявил Аскар и опять сел.

Его примеру, но уже без слов, последовал и Ленар — ещё один поклонник лохм на лице, невысокий ростом и всем остальным не выделяющийся. Мужичок, как мужичок, который везде выглядел бы одинаково: что за плугом в поле, что с топором в лесу, что с копьём в битве.

Динат остался стоять и продолжил свою речь:

— Я не думаю, что кто-то из нас сможет так же всё держать в кулаке, как Ларс. Или думать обо всём, как Наиль. Поэтому какого чёрта разводить тухлую демократию, если есть человек, который может делать и то, и другое? А?

Он вперился глазами в Киру. Палёным запахло ещё сильнее — или ей это казалось от волнения?

— Кира, мы о тебе до сегодняшнего дня почти ничего не знали, а ты о нас и того меньше, но это не помешало тебе показать, на что ты способна. Ты вместе с нами дралась за людей, которых видела впервые и которые были для тебя на тот момент чужими. И если честно, без хвастовства — кто из тех, кто был с нами тогда в горах, не струхнул в душе хотя бы на капельку? По-моему, таких было только двое, и благодаря им мы сейчас сидим здесь целёхонькие. Более-менее… Но так как одного из них мы забросали камнями, то выбор теперь только один.

Кира с тяжёлым вздохом опустила голову и прижала ладонь ко лбу. Она не радовалась. Совсем нисколечко. Наоборот. Ей, конечно, приятно было получать столько внимания — слишком много даже для девушки, выросшей в одиночестве лесной глуши, — и волнительно было слушать такие откровенные признания при всех, но она не хотела и не стремилась к этому. Ей с самого начала не дали никакого другого выбора, и она в силу необходимости тянула эту лямку «вожака по принуждению». Когда они пришли в столицу, с неё разом схлынуло это неимоверное напряжение, которое она испытывала всю дорогу, исполняя последнюю волю Ларса. Она выполнила свой долг: довела табор до Мираканда, и надеялась, что на этом закончится эта сумасшедшая беготня без передышки из одной беды в другую. И то стоит сказать, что она не довела, а скорее помогла довести табор. Несправедливо даже как-то получалось, что ей приписывали заслуги скаутов, которые вели их через горы, но громко возразить не хватало духу.

И вот теперь её снова впрягают в эту лямку. Когда она сегодня днём делала громкое заявление, то вовсе не намеревалась вставать во главе всего войска. Её устраивала роль, в которой она привыкла сидеть чуть в сторонке, и даже нравилось, что они всё решают сообща одной командой. Мужчины, собственно, никаких властных слов от неё и не ждали. Единственное решение, которое она в прошлом приняла — это бежать в горы. И даже не она его приняла, а Ларс, послушавшись её настоятельного совета. Всё, что после этого от неё требовалось, так это твёрдо придерживаться его. Не оглядываться назад с сомнением в глазах, не вздыхать жалостливо, а вставать, превозмогая боль и усталость, и упрямо идти вперёд, подавая пример остальным.

Она готова была следовать своим словам и боялась весь день только того, что друзья осудят её за несдержанность и дистанцируются после трезвых размышлений от бредовой идеи. Пусть называют её сумасшедшей, чучелом, кикиморой — да чем угодно! — только бы не отворачивались. Ведь тогда ей не осталось бы ничего другого, как уйти одной на поиски родных и так же бесследно исчезнуть в бескрайних лесах.

— Ну и что с того, что она девка? — продолжил Динат обосновывать так, будто они не успели в достаточной мере обсудить это между собой. — Зато в штанах. Они ей, по-моему, очень даже идут. Если у кого-то есть другие возражения, пусть скажет! Хотя теперь, по-моему, уже поздно. После сегодняшнего. Ха! Здорово она втоптала их в пыль, да? Мы больше года с ними квасились, а она первый раз рот открыла и сразу всё выложила на одном духу. И главное — это же то, что каждый из нас про себя думал! Ну никому из нас не хочется ведь тут на самом деле сидеть сложа руки, так? А вот так встать и сказать: «Пошли вместе бить гадов!» никто не решался, хотя понимал, что всё остальное — просто сопли на рукаве. И мы ведь пойдём! Да?

Толпа громко загалдела в ответ.

— Конечно идём!

— Баб, детей увели, теперь пора закатывать рукава! Чего правда ждать? Пока они не сдохнут от ожирения?

Смех сборища перекрыл остальные слова.

— Если нас будет мало, — горячо продолжил говорящий, — тогда будем просто партизанить в лесах и горах! Никто их лучше нас не знает! И с маленьким отрядом можно здорово изгадить жизнь большой армии.

— Дело говоришь! — подхватил другой. — В прошлом так воевали. Земля наша и наплевать, как мы будем за неё драться!

— Там наши люди у них в плену! — взял слово ещё один взволнованный. — Моего брата с семьёй вместе со всеми другими из Сходки увели, и я теперь как последняя сволочь должен тут отсиживаться? Спасибо миракандцам за приют, но оставаться здесь насовсем — это точно не для меня. Это война, детка, на ней драться надо, а не хвосты поджимать!

Мужчины захлопали, отовсюду сыпались возгласы:

— Верно, брат, говоришь!

— Всё так!

— Дело мастера ждёт, а по нам родные стены плачут!

Динат стоял, как маэстро посреди своего оркестра, слушая, как он настраивается на камертон, и ждал, когда можно будет постучать палочкой, чтобы заиграла музыка.

— Вот, точно! Кто там насчёт мастера сказал? — вставил он, перенимая опять слово. — Молодчина! Вы помните, кто был с нами?.. Ты, ты… вспомните только! К нам лезет эта дикая орава, за спиной бабы с детьми скулят, сам весь потеешь, как скотина, сидишь за повозкой, обтираешься и думаешь — сколько успеешь укокошить, прежде чем тебя самого вниз скинут? И вдруг — бабах на всю округу! И мы все вздрагиваем и материмся про себя — какого хера дали ей это в руки? А тут падает этот ублюдок. Опять — бабах! Ещё один ублюдок катится вниз. И так дальше… И мы материмся, потому что другими словами не описать этот восторг. Она ж, сука, не случайно попала в гущу, а целилась! Как далеко они были? Вон там, где дерево из крыши торчит? Видно всем или кому-то с факелом туда сбегать? Я же не вру?

Динат показал рукой на прилегающий пустырь, где среди развалин дома высился молодой тополь. Сумерки только надвигались, и всем хорошо было видно всё на этом расстоянии, но Динат не умел говорить о серьёзных вещах без подобных шутливых отступлений.

— Помните, да? — продолжил он с таким же вдохновением. — Когда потом ты краем глаза видишь, что тебе сейчас хана придёт, потому что к тебе уже трое-четверо лезут и кто-то из них не дурак ударить в бок, пока ты машешься с другим, а он — бабах! — валится в нескольких шагах. Не, ну я, например, не смогу палить вот так — без боязни попасть в своих. Не знаю, может ей просто так нравится стрелять и она наконец дорвалась, что ей плевать в кого…

Динат обождал очередной шквал хохота. Он талантливо умел играть настроением толпы и любая его шутка, какой бы грубой ни казалась, попадала в цель. Если можно было бы устроить соревнование на эффективность шуток, то единственным серьёзным конкурентом была бы эффективность стрельбы Киры.

— И как она держала тыл и заставляла всех драться, вместо того, чтобы забиться в страхе? Даже детей науськала! Ларс никогда бы не додумался до такого. Никто, кроме неё, не смог бы сделать из сопляков и вусмерть напуганных баб бойцов. Я, если честно, не знаю, что вышло бы, если бы её с нами не было…

Не находя больше слов, словно захлебнувшись своими эмоциями, Динат ещё что-то пытался выразить жестами. Его глаза буквально горели всем тем, что он пережил тем днём, и это любой мог с лёгкостью считать с лица. Как рука ищет по привычке нож на голени, чтобы швырнуть его и спасти в последний момент товарища, а ножа там нет, потому что уже был брошен. И как враг падает от пули, просквозившей редкий лес и срезавшей по пути веточки.

Динат передохнул и обтёр лицо (и мужикам иногда не стыдно пустить слезу).

— Мои, между прочим, до сих пор ходят с камнями в руках и когда спать ложатся, рядом их складывают. Мелкая, так та вообще ходит и арбалетом бредит — папка, достань, хочу такой, чтобы как раз для меня! Вот прямо принеси ей, как аленький цветочек…

Сборище бородатых, щетинистых и хмурых мужиков посмеялось, утирая свои скупые слезинки умиления.

— А, во! — Динат вспомнил ещё что-то и посмотрел на задние ряды, кого-то выискивая. — Игоня! Он здесь? Нет? Понятно, Громушу убаюкивает. Вы про этот номер знаете? Слышали, наверное, все, но я всё-равно расскажу ещё раз, потому что у меня там больше слов не было материться… Дружище, встань-ка, это надо показать… Ещё кто-нибудь. Рыба, ты видел, поди-ка сюда!

Тройка скаутов под руководством бородатого маэстро собралась рядом, чтобы показать известную им сцену.

— Рыба, ты будешь тем, кто орал, я — типа Игоня, а ты — тем третьим, которого Громуша потом гонял. Давай, хватай меня и ори, ты это хорошо умеешь делать…

Динат встал между Власом и Аскаром и сжался, приняв жалостливый вид. Влас без всяких стеснений схватил его одной рукой за рубаху и вполне достоверно потряс туда-сюда. Помахал другой рукой куда-то в небо и заорал дурниной. Да, это он хорошо умел делать. Толпа загоготала, по достоинству оценив талант артистов.

— Вот, все запомнили? — громко объявил Динат. — Чтобы потом никто не привирал. Так вот они стояли: Игоня — да, у него ещё руки спереди связанные были, забыл, — этот вот стоит и орёт, дескать, где вы там, выходите, мы с вами поговорить хотим! Ну а этот топчется рядышком с арбалетом для компании, чтобы первому не так страшно было. Мы смотрим, значит, друг на дружку, мол, чё делать будем? Игоню жалко, он тоже наш человек. А она такая — сейчас поговорим. И так спокойно, как будто семечками щелкала стояла. Залезла дальше наверх, уселась… Ну, я думал — сейчас крикнет нам, идите вниз и подзовите их, я прикрою, если рыпаться будут. Хрен там!

Динат настойчиво показал на упомянутый ранее тополь.

— Точно никто не хочет сбегать? Чтобы посмотреть своими глазами, потому что отсюда это легко выглядит. Пока ещё не стемнело. Только ещё дальше, потому что они во второй раз не были такими дураками и ближе не стали подходить. Прикинули на глаз, да? Кому не лень, может опосля сходить, завтра ещё время будет. Из лука не достанешь, все согласны? Из ружья? Можно, в толпу. А эти отморозки думали, что вообще не достанет. Ну, да, это было намного дальше, чем в первый раз! Всё-равно, что в мух на дороге в десяти шагах перед собой из трубочки стрелять. И ведь попала! Не наугад, твою мать, а ему в брюхо!

Динат ткнул рукой в живот Власа. Тот подыграл: сперва отошёл на пару шагов, копируя поведение южанина, махнул рукой и коротко крикнул (Э-ээй!!!), а потом схватился за живот, скрючился и свалился на колени — «подыхать».

— У нас, наверху, над ушами бахнуло, а до них звук-то на чуток позже долетел, поэтому они не сразу поняли. Игоня вздрогнул, руки поднял — испугался. Он же вообще не знал, что у нас вот это… — Динат показал на Киру, которая теперь держалась за лоб не одной рукой, а двумя, прикрывая лицо и не поднимая головы, — …кхэм…чудо-юдо. Ну, а этому повезло, он с полными штанами удрать успел.

Динат пренебрежительно махнул рукой на Аскара. Тот, спохватившись при виде требовательных взглядов, попятился назад. Рустам, посчитав, что здесь для достоверности недостаёт ещё одного исполнителя важной роли, вскочил, приставил пальцы ко лбу, изображая быка, и полез бодать его. Оба покружили вокруг костров, пока не остановились у одного по разные стороны. Так весело сутемьчане давно уже не проводили время, вместе ухохатываясь над устроенным театром! Одни хлопали в ладоши, другие залихватски по бёдрам, стучали кулаком по коленкам и хватались за плечи соседа, чтобы не упасть… Насмеявшись и похлопав друг друга по спинам, друзья расселись по своим местам. Рустам, склонившись ещё ниже, попытался заглянуть в лицо Киры (ну, улыбнёшься хотя бы, разве не смешно было? Ноа смеётся, она молодец). Кира глянула из-под прикрытой ладони на лицо Рустама, который смотрел на неё с собачьим выражением, и всхлипнула, одновременно тихо прыснув сдавленным смешком. Довели до слёз. Не было бы так грустно оттого, что было так невыносимо гадко в тот день, тоже бы хохотала.

Друзьям этого маленького смешка хватило для пущего веселья.

— Смеётся! Она смеётся! — радостно воскликнул Рустам. — Вы только представьте — я первый раз вижу, чтобы она смеялась! Ура! А я уже хотел предложить, чтобы схватили её и защекотали.

— Г-гадюка! — напомнил Влас другой весёлый случай.

— А что с гадюкой? Я не слышал, чтобы она тогда смеялась. Только улыбалась. — Рустам посмотрел на Ноу: — Или она потом в стороне над нами всеми смеялась?

Ноа пожала плечами и повертела головой, отнекиваясь и снимая с себя подозрения в соучастии того розыгрыша. Динат, который остался стоять, дал всем немного времени на передышку и вернулся к прерванной теме.

— Такая, вот, у неё манера разговаривать с врагом! — Он показал на Киру. — Чтобы никто из вас в будущем не сомневался. Я и другое видел, но это я не могу рассказать. Боюсь, что она сделает со мной то же самое. Вот вы это теперь все себе представили, да? Переспросите у кого угодно, кто это видел своими глазами, пусть подтвердят. Только когда будете это делать, попросите заодно, чтобы вам от души пару раз въехали по боку, так, чтобы до крови, скалкой там или оглоблей, и шею порезали.

— Руку! Про руку не забудь! — напомнил Аскар, тыча в свою ладонь.

— Да, схватите ещё правой рукой кучку горячих углей, чтобы обжечься! Можете потом всё спокойно себе перевязать, потуже, и тогда только воображайте себе, как стреляете в таком состоянии в одну их мух. И ночь перед этим не спите ради верности. Посидите на дозоре. Так вот оно было на самом деле! Бабы страшная сила, скажу я вам! Мне жена рассказывала, как она разбросала ублюдков, которые прорвались. Я сам не видел, другими уродами занят был, слышал только, как за спиной наверху хором орать начали и камнями швырять. Я б ей не поверил на слово — чтобы такая хворостинка, да здоровых мужиков… Но я сам однажды видел, как жена в ярости разбросала сразу троих. Таких, вот!

Он с выпученными глазами протянул руку, показывая впечатлительный рост «бугаев» по грудь и пояс. Намёк был быстро понят — двух сорванцов Дината и их «надзирателя» знали все.

Посчитав, что достаточно повеселил хохочущую публику, Динат обошёл костёр. Подхватив сидевшую Киру под локоть и не обращая внимания на лёгкое сопротивление (обусловленное в первую очередь тем, что она хотела успеть хотя бы наспех вытереть лицо, чтобы не стоять перед всеми зарёванной), он поднял её на ноги. Обождав, когда она поднимет глаза и посмотрит ему в лицо, он стукнул её в знак уважения кулаком по плечу. Где-то люди кланяются, козыряют, встают на колено, целуют носки — а у них вот так.

— Мы не сказали тебе «спасибо». В первые дни как-то не до этого было, всё не верилось, что ушли, а потом начали бояться, что заблудимся в горах. Обошлось. Нам очень жаль, что случилось с тобой и твоими родными. Я сам шёл прошлой осенью по вашему следу, я видел, сколько вы уложили, когда отбивались. Те выродки там до сих пор лежат, если их муравьи не съели. Мы опоздали, нам от этого очень дерьмово на душе. Это ведь всё наши люди, они здесь каждому приходятся если не роднёй, то соседями. Не знаю, как им теперь помочь, но ты ведь как-то смогла вырваться, переплыть реку и перебраться через болота! И потом вот это всё… — Динат провёл рукой от себя к горизонту и назад, намекая на проделанный табором путь. — Я уверен, что в твоей красивой башке найдётся ещё какая-то дурная идея, которая нам всем понравится. Так что — веди нас теперь дальше, раз взялась!

По-доброму улыбнувшись, Динат добавил (не мог он без шуток):

— Можешь в ответ дать мне по роже за суку. Серьёзно! Хотя бы по-дружески. Не ври, что не можешь, ещё как можешь! Мужик я, в конце концов, или кто…

Лёгкая оплеуха прервала его слова. Кира застыла на мгновение от неожиданности, что действительно ударила его. Хороший, оказывается, способ заткнуть кому-то слишком болтливый рот, а заодно спустить эмоции. Она даже засмеялась от облегчения. Вот — теперь действительно все видели, что она смеётся.

— О! Первый раз, что получил побои от чужой бабы. Ничё так, взбадривает…

Мотнув головой, Динат отошёл в сторону, освободив место другому. Следующим в очереди стукнуть по плечу нового предводителя оказался Аскар. Уловив нерешительность Киры, он закрыл свои щёки ладонями и наигранно трусливо отпрянул под смешки.

Не успела Кира опомниться, как все поднялись и столпились вокруг неё, чтобы выразить своё почтение — и со всех сторон уже безо всякой очереди сыпались на плечи хлопки кулаками и ладонями, по здоровой и по больной стороне. Кто-то даже по-отцовски потрепал по голове, как мальчишку. А она стояла, как под проливным дождём, и глотала бегущие по лицу солёные струйки.

Больше половины людей разошлось, посчитав свой долг выполненным, а оставшиеся собрались в большой круг у последнего костра, в который ещё подбрасывали ветви. Был здесь и заика Влас, который мог за день не проронить ни слова; и зловредный Захир, любивший крепкие выражения; и тяжеловес Рустам, который мог напугать одним своим видом; и рассудительный Арест, любивший после раннего завтрака в обязательном порядке прогуляться по горам; и бородач Динат, веселивший всех с утра до вечера; и, конечно же, хитроумный Аскар, который постоянно переговаривался то с одним, то с другим. Среди этих людей, выстоявших с Кирой бой и прошедших тяжёлый путь, были и незнакомые ей лица из сутемьского гарнизона. Впрочем, одного она узнала, это был один из тех скаутов, который вместе с Аскаром и Динатом выудили из болота «кикимору» и привели её в крепость. И Ленара она тоже вспомнила — это он в подвале возмутился, что неумелые женские ручки трогают опасные штучки, пока Ларс не успокоил его.

Ноу усадили рядом с Кирой, хотя она всё ещё не понимала, зачем её притащили в такую шумную мужскую компанию.

— Вы теперь обе на правах мужиков, — объяснил ей Динат, когда столпотворение вокруг нового предводителя рассосалось и они собирались вместе у одного костра. — То бишь вам теперь можно лезть в драку вперёд других. Так что если будет кто обижать — бейте в морду! А потом в брюхо. И ножкой топните сердито.

Он прикоснулся кулаком к щеке девушки, другим легонько ткнул ей в живот и сделал вид, что со всей силы наступил на ногу. Ноа только моргнуть успела за это время.

— И всё — мужик у ваших ног, можете делать с ним, что захотите!

Динат показал на Киру:

— Во, она знает! Это нехорошая девочка. Очень — очень! — нехорошая. Я с ней ни за что не полезу драться.

— А-а! Теперь я понимаю, почему ты иногда прихрамываешь! — воскликнул Рустам с озарением. — Так, значит, жена тобой вертит! А я-то думал до сих пор, что у вас всё как раз наоборот…

Динат посмеялся вместе с другими, по достоинству оценив «разоблачительную» шутку друга.

— А ты как думал, каково ей иметь дело с четверыми шалопаями?

Рустам в недоумении загнул три пальца, пересчитав сыновей Дината, и только позже до него дошло, кто числился за четвёртого шалопая. Кира успела уже понять, что Рустам не слишком быстро соображает и многие шутки до него доходят с опозданием. Но доходят. Иногда выглядело довольно забавно и умилительно, когда он спустя некоторое время вскрикивал от внезапного озарения и по-доброму смеялся сам с собой.

— Зато теперь знаю, в кого растить дочку, — добавил Динат, усаживаясь. — Меня только один вопрос до сих пор мучает: откуда ты знал, что она обыграет Ларса?

Аскар непонимающе развёл руками.

— Не-не! Давай не увиливай, знаю я тебя! Ты никогда не идёшь на неоправданный риск. Если бы ты хотел, то был бы давно на месте Наиля.

— Так она же сама доиграла за них обоих! Я не понимаю, куда вы в это время смотрели?

— Ну… Э-э…

Аскар оценивающе посмотрел на Киру.

— Что — э-э?.. Она тогда была не такая, а вся вывалянная в лесном дерьме! И голодная как шатун. И что она сделала? Подошла к доске, глянула на неё и как будто насквозь обоих проглядела. Ну, не знаю… Это не «по морде, в брюхо, по ноге», это сразу ниже пояса коленом. А Ларса это только раззадорило. Вот кто уже точно мечтал получать по морде от горячей бабы. Без этого для него, по-моему, и жизнь была, как еда без соли. Вроде пожрал и сыт, а чего-то для души всё-равно не хватает.

— Вот уж точно сказал! — рассмеялись мужчины.

Вспомнив одного почившего, начали вспоминать и других. Каждое имя, которое называли, сопровождая кратким рассказом где и как погиб, вызывало печальные вздохи. Тяжелее всех было говорить о Наиле. Его гибель никто уже не видел собственными глазами. Последний, кто был с ним рядом — это Ленар. Наиль сидел на земле посреди пожара, склонившись над телом убитой жены. Вопреки всем уговорам Нурия не пожелала уходить из крепости. «Мы никогда с тобой не разлучались дольше чем на один день, даже когда ссорились. Я останусь, а если уйду, то только с тобой», — сказала она мужу. Нурия не была воинственной натурой, тем не менее умела неплохо стрелять из лука и вместе с другими отстаивала стены всю ночь. Она попала под обстрел под утро, когда южане уже прорывались через проломы в крепостной стене. План всем был известен — держать стены сутки, отчитывая с вечера выходя отряда Ларса, — и они его выполнили, продержавшись дополнительно ещё одну ночь. «Уходите, немедленно! Все!» — приказал Наиль, обнимая в последний раз бездыханное тело жены. Очередной разрыв снаряда разнёс часть стены в клочья, заглушив крики. Поцеловав закрытые глаза любимой, Наиль бережно опустил её голову на землю и встал с налитыми злобой глазами. Подобрал лук и несколько рассыпанных стрел, нацепил одну из них на тетиву и пошёл через облако пыли в пролом в стене — наружу, навстречу врагу. Ленар с остатками воинов в это время уже оставляли в спешке позиции и уходили по намеченному пути отступления.

Такое очень тяжело рассказывать друзьям, которые все уважали и ценили Наиля. И ещё труднее это было рассказывать единственному сыну Наиля и Нурии, который встречал их в Мираканде, ничего не ведая о трагичной судьбе родителей. Ками — так звали юношу — ушёл не с табором, а был отправлен ещё до его ухода гонцом в столицу, где и должен был оставаться. Теперь уже — круглой сиротой.

Люди у костра помолчали, стукнулись глиняными кружками с ближайшими и выпили большой глоток горечи, скривив лица. Некоторые поперхнулись от крепости напитка, одна закашляла. Видно, что никогда не пила. Динат похлопал Ноу по спине, а Кира протянула кусочек поджаренного мяса, нанизанного на стилет. И сама закусила. Ей было не в новинку пить крепкое. Дома всегда был бутыль с настойкой из трав, которым прижигали раны, а при больших, чем царапинка — и делали глоток. Первый раз ей не просто было позволено попробовать — отец заставил её напиться. Не вдрызг, но до такого состояния, чтобы она смогла перетерпеть сшивание раны на руке от волчьих зубов. Такое не забудешь — ни боль в руке до судорог, ни противное состояние опьянения в крутящейся голове.

Мужчины дружно принялись закусывать. Сутемьские скауты привычным делом жарили себе куски сырого мяса — или подогревали вяленое — нанизывая его на простенькие стилеты (у каждого скаута такой торчал в обязательном порядке где-то на поясе, в нарукавнике или ботинке), и сейчас со всех сторон над тлеющими дровами лежали такие. Тоже своего рода универсальный инструмент, с которым можно что-то расковыривать, поддевать, чтобы не портить более хрупкое лезвие ножа, протыкать в качестве шила и использовать вместо вилки.

Про гибель своего отца Ноа успела узнать пару дней назад. Когда она с табором прибыла в столицу, отца не было с воинами гарнизона. Чуть позже один из мужчин подошёл и сообщил ей печальную весть. Ноа приняла её без слёз. Она с этим уже смирилась, когда уходила из Сутеми. Странно воспринимать смерть близкого человека с неким облегчением. Не радостью, а так, словно тебя годами держали взаперти, как зверя, а потом отпустили на волю. Когда она думала об отце, у неё перед глазами стояла всё время одна и та же картина: запертая дверь, звуки возни подвыпившего человека в кухне через стену: звон кастрюли и сковороды, стук и скрип мебели, дребезг очередной разбившейся чашки, недовольная ругань, через время — лёгкий толчок в дверь. Тяжёлое сопение с одной стороны и молчание с другой. Заступница-Вара даже половину того не знала, что Ноа в своём одиночном заключении выносила годами. Она понимала, почему отец пьёт и топчется перед её дверью: хотел попросить прощения, но не знал, как. Ноа могла давно уже уйти и жить отдельно (что Вара ей постоянно рекомендовала), но ей было жаль бросать отца и ещё больше — дом, в котором выросла. Бросить родной дом значило для неё — бросить своё детство, а оно не было таким плохим. Семейные проблемы пришли вместе с отрочеством и смертью матери. Тогда, после бурной ссоры с отцом, Ноа и начала запираться по вечерам до утра. Это была даже не ссора, а настоящая драка: с одной стороны — резкие слова обвинений в дурном отношении к матери, которая и без того день за днём угасала от продолжительной тяжёлой болезни; с другой стороны — грубая ругань и побои.

С того дня два человека вели раздельную жизнь под одной крышей, избегая общения, что для обоих было тяжёлым грузом. Ноа считала себя правой, ибо характер у отца был действительно трудно переносимым, поэтому она не искала примирения. А отец его желал, но только в подвыпившем состоянии, и даже тогда не мог переступить через себя.

Искреннее извинение — единственное — он принёс так же молча, как топтался перед её дверью. Он остался защищать дом своей дочери — чтобы она смогла вернуться в него полностью свободным человеком. Ноа простила отца. И так же молча простилась с ним.

Про судьбу родного дома ей не сообщили. Следовало полагать, что его постигла такая же скорбная участь в общем пожарище, как и другие дома.

Чтобы поднять настроение после поминок, мужчины за костром следующим делом выпили за здравие Громуши, который выжил. Чудом, не иначе. Два дня он отлёживался в ущелье, докуда смог доковылять, а потом, набравшись чуток сил, доковылял и до окраин города. Игоня, как и обещал слёзно миракандцам, выходил его. Выдернув в первую ночь болты, оставшиеся торчать, он замазал раны растёртым подорожником, который в изобилии рос здесь на твёрдом грунте, и залепил их тканью, как мог, разорвав на куски свою рубаху. Вода была в ручье под ногами, трава росла вокруг. Не так много, как в долине, и не такая сочная, но одному быку этого на пару дней хватило. Место, где они пребывали, находилось ближе к Мираканду и столичные воины не оставили их без присмотра.

Для сутемьчан этот бык стал символом их неукротимости, эдаким идолищем. Все, кому было не лень, ходили к нему на окраину города и справлялись у Игони о здоровье. Другими общими любимцами стали две собаки, которые пришли с табором через горы. Всех остальных безжалостно перестреляли южане, когда нагнали стадо и повязали пастуха. Шунька, пастушья собака, перешла теперь под опёку Игони. «Молодая, вот и растерялась в суматохе. Она и не так много с пастухом и другими собаками ходила, больше возле крепости держалась и гусей с курами шугала, чтобы далеко не уходили», — говорили жители, охотно прощая собаке её поступок. Безымянный пёс в отличие от Шуньки не очень рад был уделяемому вниманию. Ему вообще в столице не нравилось и он каждый день уходил с кем-то из скаутов побродить по окрестностям. Миракандские псы дружно его невзлюбили и при встречах облаивали собачьим матом до хрипа в горле, на что пёс отвечал только тем, что показывал свой волчий оскал и свирепую ухмылку. Даже самый рьяный кобель не решился сцепиться с ним, ругаясь вслед: «Вот кабы не цепь, кабы не забор, кабы не строгий хозяин! Вуф, изодрал бы я тебя на мелкие куски!» Собачьи дамы напротив — млели и с трусливым скулением прятались за ногами хозяев, как молоденькие девушки, увидевшие грозного и статного красавца. «Ох, кабы он появился лунной ночью за забором, не убежать мне никуда с дрожащими ножками…»

Пёс, прогулявшись утром в хорошей компании, днём отлёживался в каком нибудь закутке, чтобы не попадаться детворе и бабам на глаза (засюсюкают ведь, зуб им в бочок), а вечером выходил к костру. «Покормите голодного волчка? — вопрошал он взглядом. — Не пристало мне, как воспитанному псу, драть хозяйских овец, а за курами гоняться, как лис, мне гордость не позволяет…» Сегодня ввиду большого скопища он не сразу подошёл, обождав в сторонке у бараков самую шумную и оживлённую фазу, и только когда половина мужчин ушла заслуженно почивать, присоединился к друзьям.

— Смотри: пёс, а и тот всё верно понял, — усмехнулся Динат и кивнул за спину Киры. — Вот за это мы его уважаем — ему не надо ничего долго объяснять, он с первого раза всё схватывает.

Повернувшись, Кира посмотрела на пса, который выжидающе прилёг на живот. Тот слегка наклонил голову и посмотрел на неё. Сняв кусок мяса со стилета и подув на него, она подставила ему раскрытую ладонь с угощением. «Благодарю, Лунная! — сказал пёс, привстав и приняв угощение. — Позволь в знак преданности поцеловать руку». — «Целуй, — ответил Лунный зверь, оставив ладонь протянутой. — Пока только тебе это дозволено». Обождав, когда пёс оближет пальцы, Кира потрепала его по голове.

— Глянь, а к нам он так не идёт! — удивлённо воскликнули сутемьские воины. — Он ведь и цапнуть не дурак, если ему не нравится, что к нему лезут!

— Пёсик, а ну, поди сюда!

Один из мужчин повернулся и поманил куском мяса. Пёс равнодушно посмотрел и отвернулся с ухмылкой: «Сам ты пёсик… Если тебе надо, сам и подходи». Скауты хохотнули:

— Зря стараешься, дружище, он не берёт еду от кого попало. Он тем более не голодный, так, в охотку жареным промышляет.

В доказательство этому Динат и Арест протянули ему тоже по кусочку мяса, легонько присвистнув. Пёс не спеша подошёл к обоим и съел угощение, позволив себя легонько потрепать по холке. Но на похожий свист, прозвучавший чуть дальше в кругу, не пошёл.

— Как же так — нас всех он знает дольше и всё-равно мало к кому идёт, а у неё уже через неделю с рук ест? — озадаченно спросил горе-укротитель.

Скауты задумчиво посмотрели на пса, затем — на Киру. Почесали затылки и, ничего не придумав, пожали плечами. Самое разумное предположение выставил Рустам:

— Знаю! Это потому что он привык к мужской компании, а тут вдруг — девка! Вот он к ней, шельм, и подлизывается!

Мужчины засмеялись.

— А почему к Ное тогда не идёт? Чем она ему не нравится? Ноа, ну-ка, протяни ему кусок — возьмёт?

Ноа нерешительно взяла предложенный соседом кусочек и робко протянула псу. Побаивалась она его, это было видно. Успел уже цапнуть — легонько, а качестве предупреждения. Пёс ожидаемо проигнорировал неугодную руку с угощением.

— Он вообще от баб ничего не берёт! — заявил Захир. — И от ребятни тоже. Не любит он, когда его дразнят и как с дрессированной зверушкой обращаются.

— Так почему тогда у Киры берёт?

Скауты опять беспомощно развели руками.

Насмешливо хмыкнув, Кира обернулась посмотреть на пса. Увидев его чуть в стороне стоящим немного полубоком, она повернулась всем телом, быстро переползла на четвереньках к нему и придвинулась почти вплотную. Наклонила слегка голову набок и посмотрела ему в голубые глаза: «Представь, эти простофили не знают самых простых волчьих традиций! Как думаешь, стоит им объяснять, что в стае высшую роль занимает не вожак, а первая волчица?» Пёс слегка осклабился и наклонил голову: «Ну так — они с волками и не жили, а если видели, то скорее дёру давали. Пусть ходят простофилями, чего уж…»

— Смотри, а ведь правда ему не нравится! Так и готов куснуть, — прокомментировал ещё один простофиля, истолковав улыбочку пса иначе.

Кира продолжала неотрывно смотреть в глаза зверя. Тот скоро отвёл глаза, облизнулся…и послушно сел перед ней. Затем вовсе прилёг на живот, покорно положив голову на лапы. Взяв его обеими руками за шкуру под ушами, Кира ласково потрепала его. Ох, сколько таких серых шкур она уже спустила за свою молодую жизнь… На волчьи сапожки, которым торговец был безумно рад, хвалясь отцу, что у него их в столице с руками отрывают.

«Это великая честь для моих предков, что ты сочла их шкуры достойными ношения. Они делали твои ноги быстрее и выносливее». — «Это правда, я охотно носила их, пока не стали малы».

Помассировав всласть холку пса, Кира вернулась на прежнее место. Отряхнула руки (бе, весенняя линька), довольно вздохнула и испытующе оглядела всех: «Ну, какие теперь будут предложения, почему не куснул? Может кто-то желает рискнуть и попробует сделать то же самое?»

Рустам озадаченно потирал подбородок (мда, заковырка…). Ноа во все глаза смотрела на неё (как у тебя это всё получается?!). Аскар скривил кислую мину (ну-ну, хохмить изволишь?). Динат махнул рукой (она бы и медведя оседлала). Влас жевал кусок мяса с наглым выражением лица (да, хотел бы я посмотреть, как ты это с медведем провернёшь). Захир понимающе ухмылялся (знаем волчьи порядки, но дружно промолчим). Арест деловито переворачивал шашлычки (попробуйте удивите меня чем-то другим). Все остальные растерянно хлопали глазами, чесали бороды и смеялись.

— Пёс её знает! — заявил Динат. — Поговорим о другом. Выкладывай давай, что ты знаешь про этих папуасов! Мы примерно знали, где их гадюшник, пару ребят лазали тайком на тот берег с восточной стороны. Каждый немного другое говорил, но в общем всё сходилось — их до хрена и больше. Вопрос был — что они затевают? И дураку понятно ведь, что неспроста пришли. Места-то свободного хватает, могли ручкой помахать и спокойно по тому берегу дальше на запад пойти, там будешь неделю идти, никого не встретишь. Ан нет, они же на наш берег глаз положили. Что им здесь нужно?

Кира забила рот очередным куском мяса (проголодалась, как волк) и начала чертить стилетом по земле, не желая тратить время на долгие объяснения (удобная штучка, надо тоже такую раздобыть). Нарисовала змеистую реку, горы над ней и два крестика — один над горами, другой пониже. После этого провела две линии снизу — короткую к нижнему крестику и длинную, загнутую, к верхнему.

Посчитав, что этого должно быть достаточным, она подбросила стилет кулинару, который еле успевал нанизывать на них куски мяса и аккуратно укладывать над тлеющими поленьями. Мужчины молча изучали её изобразительное искусство, Рустам даже не поленился встать и подойти ближе, чтобы получше разглядеть незамысловатый рисунок. Те, кто сидел с другого краю костра, тоже последовали его примеру и столпились за спинами сидящих. Долго думать над схемой не нужно было, поэтому и минуты не прошло, как кто-то присвистнул. Проглотив кусок во рту, Рустам уставился на художницу.

— Ты серьёзно говорила про роботов? Потому что без них они не возьмут Мираканд одной левой.

— А зачем мне было врать? Они только поэтому почти год тихарились — им нужно было изучить весь берег и найти место для переправы.

— Всё правильно! — сказал Ленар. — Вот для чего они всю зиму бочки по тому берегу возили — для плотов! Поэтому дальше Сходки они и не пошли в прошлом году, они не на неё метили, а на Порожное дальше. Оттуда на Мираканл легче идти по большой дороге.

— На Сутемь они тоже с той стороны пришли? — спросила Кира.

— Нет, там они через Сходку срезали, но это и понятно, они ведь налегке шли.

— Если у них хватило сил за два дня взять штурмом Сутемь, сколько тогда, по-вашему, нужно воинов, что захватить Мираканд?

Ленар набрал воздуха и шумно выпустил его, взъерошив волосы. Трудно было на этот вопрос ответить, ведь многое зависело от местности и возможностей обороняющихся. Кира посмотрела на Аскара и повторила известную ему фразу похожей на Ларса манерой:

— Ты у нас тут самый хитрый гад. Что бы ты сделал на их месте?

Аскар прищурился. Он перебрался поближе и затёр рукой один из крестиков, который обозначал павшую крепость.

— Ничего особо не делал бы. Зачем тратить силы на нападение, если можно заставить противника это сделать? Понятно, что Сутемь им просто мешала, Мираканд они не будут сжигать, если он им действительно нужен. Тут другая история, чем у нас. Смотри…

Аскар нарисовал два кружочка поменьше рядом с крестиком, который обозначал столицу.

— Мираканд питается степью, а обороняется горами. Башни — это ладьи. Ты же видела форпост в горах, который мы проходили? Это сама по себе маленькая крепость, захватить снизу её можно только ценой больших потерь. На другой стороне подъём ещё круче, там только по вырубленной лестнице можно взбираться.

— Есть ещё и третья башня, — добавил своё слово Захир.

— Где?

— Севернее, ближе к озеру. Отсюда не видно, для этого надо на башню подняться и через трубу смотреть. Они как раз поставлены так, чтобы между всеми был прямой контакт.

— А где это озеро, про которое вы всё время говорите? — поинтересовалась Кира. — На карте его нет!

— Подгорела на том краю. У неё масштаб небольшой, она как раз чуть севернее Мираканда заканчивается.

Арест подошёл и прочертил круг в нужном месте.

— Это водохранилище, как раньше называли. В него стекаются горные ручьи. Оно лежит за тем хребтом, до которого вы чуть не дошли. Речка, которая тут протекает, берёт своё начало там. Сечь — её зовут в народе. Если озеро обмелеет наполовину, то пересохнет и эта река. Тогда за водой придётся ходить в ущелье. Но для этого должна случится большая засуха, где выпадет слишком мало снега зимой и летом не будет дождей. Такое очень редко случается, скорее наоборот — тут больше селя боятся. Поэтому вокруг города идёт вал. Он давно уже тут, его ещё задолго до войны строили, как защиту от половодья. Речка-то сама по себе мелкая, любая корова перейдёт, но весной может далеко разойтись, если придёт резкая оттепель.

— И ты туда ходил? — удивился Аскар. — Ты же сказал, что доходил только до полпути в Мираканд!

— На полпути я и свернул на север, чтобы не идти мимо города. Неделю я тогда добирался через горы.

— И как оно — большое?

— За полдня обойти можно. Там особо не поживёшь, берега крутые. Для хижины место найти можно, для деревни нет. Звери на водопой туда ходят, так что поохотиться там можно на кого угодно. Назад я потом с восточной стороны возвращался. По той дороге, кстати, легче идти, но на два дня дольше.

Очевидно, мало кто из более молодого поколения ходил в такие дали, а про то, что люди раньше преодолевали такие расстояния при помощи техники, имели смутное представление. Когда они видели остовы каких-то машин, которые иногда попадались, то только старшие могли вспомнить из своей молодости, чем это служило людям перед войной.

— А какой им был резон строить ещё одну башню? — спросил Рустам. — С этими понято, чтобы сторожить за всей округой, а та вообще на отшибе среди гор.

— Там железная дорога проходит. — Арест провёл рукой по горизонту, обозначая направление. — В двухстах километрах к западу был город, покрупнее этого, через него шла линия на восток, и сюда ветвь отходила. Как раз на развилке башня и стоит. Там обычно никто не дежурит, патруль только раз в неделю ходит проверять.

— А где здесь рельсы? Мы сверху ничего не видели!

— За горой, отсюда и не увидишь. В той стороне промышленный район был, там и вокзал стоял. Кое-что осталось целым, там рабочие до сих пор в горах роются, по рельсам вагонетки пускают.

— Она всё ещё целая, дорога? — спросили мужчины, выслушав с интересом краткий рассказ. Слишком краткий. Железную дорогу никто из них не видел, разве что только на картинках. То же самое касалось поездов. Мечта любого мальчишки — прокатиться на нём. Или хотя бы залезть. Понятно, что они больше не ходят. Хотя бы увидеть.

— Местами целая, — ответил Захир. — Её разбомбили.

— Ты по ней ходил? — «Мальчишки» начали теперь его выспрашивать, жаждая больше интересных рассказов.

— Ходил с отрядом во время войны. В двух днях пути к западу состав лежит, с рельсов сошёл. Если тут пацаны пропадают, то их в первую очередь в той стороне ищут. Там вместе с грузовыми вагонами цистерны с горючим везли. Они бахнули так, что дым столбом недели две стоял и пепел в округе снегом падал.

— А чего раньше нам не рассказывал? — с мальчишеской обидой спросили мужчины.

Захир промолчал. Он бы охотней забыл многое из своей жизни, чем рассказывать жуткими байками за вечерним костром. Кто хотел посмотреть дальше своих стен и полей, тому никто не мешал запаковать котомку с провизией на неделю и отправиться в поход. Там люди и подсказали бы по пути, в какую сторону идти — а в какую лучше не соваться.

— Вы про это лучше думайте, — Захир кивнул на рисунок перед Кирой.

— Давай, досказывай! Ты остановился на башнях, — напомнил Динат Аскару.

— Да, башни… — Аскар собрался с мыслями.

Новые сведения ничего по сути не меняли: в северном регионе Мираканда на протяжённости в двести километров не было никаких крупных селений, которые могли сейчас играть какую-то роль. К ним по северному берегу Сечи было и не добраться, разве что только через горные тропы и упомянутую железную дорогу. Разбомбленную в обеих направлениях.

— Они хорошо прикрывают город, но ведь его можно взять и измором, а для этого достаточно перекрыть долину. Впереди ещё всё лето и осень, и я очень сомневаюсь, что оставшихся запасов хватит ещё на один год. Дровами можно долго перебиваться, в горах что-то рубить, но если потерять контроль над одной из высот, особенно восточной, под ударом окажутся и тропы. В любом случае у южан за спиной будут пастбища и леса, с тыла им теперь тоже нечему бояться, и можно спокойно располагаться на год или два — пока у горожан не сдадут нервы и пустые желудки.

— А мы же предупреждали их! — посыпались гневные реплики. — Ларс был прав, но эти идиоты слушать не хотели!

— Что ж получается, мы сюда пришли, чтобы опять — как там?!

Кира подождала, когда взбудораженное настроение немного уляжется. Если бы она была полководцем южан, то выбрала бы именно эту тактику захвата города измором. Действительно, зачем пускать себе кровь штурмом и рисковать поражением, если можно поставить жёсткий ультиматум и не спеша разбивать новый стан в долине на виду горожан?

— Наше слово мы сказали, — сказала она. — Посмотрим, что они теперь надумают на этот счёт. Ход за ними. Они должны что-то толковое предложить.

В ответ посыпались пренебрежительные смешки.

— Да уж! Ты их плохо знаешь!

— Хотели бы, ещё в прошлом году что-то предложили!

— Они привыкли отсиживаться за своими стенами и думают, что могут любого переупрямить.

Аскар встал на сторону Киры.

— Она права. Посмотрите, сколько нас осталось! Одни потрёпанные и хромые. Нам ничего другого не остаётся, как партизанить в окрестностях. Если их невозможно разбить целиком, то придётся колоть кусочками, пока у них тоже не начнут сдавать нервы. Начнём с Сутеми, а там дальше видно будет. Уж за неё мы пацанами все не раз между собой передрались. Спокойно спать и ходить по округе мы им точно не дадим.

— Я оставляю здесь жену с детьми, — поддержал Динат. — И мне от этого неспокойно. Но этих умников больше должно беспокоить, как они выживут, чем нас. Захотят по душам без кривляний поговорить, пусть приходят.

— Поговоришь ты с ними, конечно…

— Я — нет. Она у нас теперь будет говорить за всех, а мы скромно в сторонке стоять. У неё этого меньше, поэтому и мозгов больше.

Динат напряг свою руку, показывая мускулы. Бросив взгляд на более сбитого Рустама, он с обескураженным видом опустил руку. Тот такой тонкой нелестной иронии о его умственных способностях не понял и только плечами пожал, не желая гримасничать перед дамами.

— Молодец! — Аскар с усмешкой хлопнул Дината по спине. — Нашёл на кого свалить.

— Ну так для этого мы же её и выбрали! Надоело уже тумаками выяснять, кто самый умный. На неё, поди, ни у кого рука не поднимется, если что-то не так пойдёт.

Посмотрев на Киру, он добавил уже серьёзней:

— Хотя… нет, не так. Не мы тебя выбрали. Ты сама себя выбрала. А мы просто хотели тебе сказать, что так будет лучше для всех. Потому что сейчас время не важничать, а думать, как выбраться из этой трясины. И если одной бабе это удалось, то чего нам тогда бояться? Сдаётся мне, что ты пришла к нам не за помощью, а с какой-то целью, иначе ты просто засела бы где-то в болотах и от страха ни шагу оттуда не ступила. Может ты не до конца это понимала, но сегодня из тебя это вырвалось. Так что вперёд! Наша очередь прикрывать тебе спину. И всё остальное…

Динат и здесь не смог удержаться, чтобы не вставить шуточку насчёт «всего остального», что было ниже, выше и с другой стороны спины. Но он был прав, это Кира в полной мере осознала. Она действительно не случайно сбежала и шаталась по лесам, выискивая путь в крепость. У неё был план: выжить. Выжить любой ценой ради того, чтобы спасти Вету от такой же участи, которая постигла её. И этот план она шаг за шагом претворяла в жизнь.

— Что было у южан в наличии? — спросила она Ленара и его сотоварищей, которые выдерживали осаду.

— Пушка и две баллисты на двуколках, копьями стрелять. Они к ним пороховые свертки привязывали, чтобы не просто пугать. Из пушки не так много стреляли, видно, что снаряды берегли. Вечером пару раз пальнули, а потом, когда мы начали с катапульты швырять бочками со смолой, испугались за неё и отвели подальше, где лес не горел. А утром уже прямой наводкой по стенам били. Из баллисты к тому времени они тоже пристрелялись, потому и пожар поднялся.

— У них была только одна пушка? — спросила ради уточнения Кира.

— Да, я сам её видел. Обыкновенная гаубица на колёсах.

— Это не всё, что у них есть, — сказала она. Вытащив нож, она начала рисовать на схеме, излагая свои размышления. — Но нам этого опасаться не стоит. Я уверена, что они после захвата крепости увели пушку назад к основным силам. После переправы им нужно будет ещё несколько дней, чтобы перегруппироваться и провести разведку в западной стороне…

— Это значит? — спросил Динат выжидающе, когда Кира ненадолго задумалась, смотря на чертёж перед собой.

— Это значит, что нам нельзя идти через ущелье, — сказал Захир, словно угадав ход её мыслей. — Если партизанить, то уж как следует. У кого есть пушки, у того будут и подзорные трубы не хуже наших. Стоит им только увидеть, как мы направляемся в ущелье, так они сразу забьют тревогу и пошлют нам навстречу с той стороны пару сотен, и тогда они будут выше нас, а мы у них как на ладони. Задумывались уже над этим, почему они пользуются арбалетами, а не луками?

— С ними можно идти в атаку, — высказался Динат. Похлопав по локтю, он напомнил о том, что южане дополнительно прикрывались щитами. — С луком такой номер не пройдёт, тебе обе руки нужны.

Он наглядно изобразил, как натягивает лук.

— Щит там тебе мало что даст. А с арбалетом можно неплохо и обороняться…

Динат встал на одно колено и показал в этот раз, как стреляет из арбалета.

— Щит закрывает живот и самое дорогое под ним, и заряжать можно, как она показала — вставая на ноги. Так можно очень быстро переходить из атаки в оборону. Когда наловчишься, можно и вовсе одной рукой стрелять, а другой прикрываться. А? Попробуй!

Рустам, скептично взирающий на демонстрацию друга с пустыми руками, встал, развернулся и пошёл к баракам.

— Куда это он? — недоумевающе спросили мужчины.

— За арбалетом, — ответил Аскар. — Ему трудно воображать что-то, ему надо всегда пробовать на деле.

Через несколько минут Рустам вернулся из темноты лёгким бегом. Не только с арбалетом, как предполагал Аскар, но также с щитом и луком. «Орешек» опустился на одно колено, нацепил щит на предплечье и занял стойку, которую часто видел во время боя. Всё было верно, что говорил Динат — с одной поправкой: чтобы одновременно стрелять и закрываться щитом, арбалет приходилось опирать на верхний край щита, ибо невозможно было изогнуть руку таким образом, чтобы поддерживать арбалет и прикрывать тело щитом спереди.

— Как по мне, я не смогу так метко стрелять, — сказал Рустам и показал, как шатко арбалет лежит на щите.

Тут действительно нужна была определённая сноровка, особенно чтобы заряжать арбалет одной рукой. Но щит того стоил — в прямом сравнении арбалетчиков против лучников южане однозначно выигрывали и если бы не снайпер с винтовкой, они бы своё преимущество полностью разыграли.

— Когда толпа идёт на толпу, тебе и не надо метко стрелять, — парировал Захир. — Ты с арбалетом можешь даже лёжа стрелять из-за щита. А ну, покажи, как метко у тебя это с луком получится!

Рустам поменял арбалет на лук, не поленившись нацепить тетиву (если уж пробовать, то по-настоящему!). Уже в положении стоя на одном колене у него возникли трудности — древко лука цеплялось за землю и его приходилось держать либо косо, либо горизонтально.

— Ну, так я всё ещё могу стрелять, это, конечно, не так удобно, как стоя. И щит мне ничего не даёт — если я хочу прикрыться, мне приходиться прижимать лук к себе и убирать стрелу, а потом опять ставить её на тетиву. Недолгое дело, но если постоянно так делать, потому что шугаешься, то так вообще ни разу не стрельнешь…

В дополнение к описанным действиям Рустам попробовал перейти из обороняющегося положения в атакующее: сделал вид, что выстрелил из лука, а потом выхватил чекан из-за пояса.

— А теперь ещё раз выстрели! — потребовал Динати и кивнул в темноту. — Там, вон, ещё один хмырь бежит вприпрыжку с тобой обниматься.

— Ну так, пусть бежит быстрее, я его так обниму, что кости затрещат! — ответил Рустам.

— А он передумал и теперь на полдороге арбалет заряжает! Давай быстрее, он не хуже тебя это умеет!

Влас на этом месте решительно вскочил, подобрал арбалет и вызвал Дината.

— Айда, з-завалим ореха! Он так н-не поймёт.

Отойдя чуть подальше, Динат с Власом приготовились к очередной театральной постановке.

— Чекан-то назад засунь! — потребовал Динат от Рустама. — Всё с самого начала, ты стреляешь в меня, а попозже в него.

— Ладно, — согласился тот и заткнул свой молоточек, которым любил колоть орехи, за пояс.

— И щит отдай Власу, это его, ты-то — лучник.

— Идёт.

Влас забрал щит и пошёл занимать исходную позицию.

— Готовы?

— Поехали!

Выхватив свой нож, Динат ринулся на «врага». Рустам завёл локоть назад, будто натягивая тетиву лука, и пустил в него воздушную стрелу. Стукнув рукояткой ножа себе в левое плечо, Динат изобразил, что ему туда угодила стрела. Пошатнувшись, он свирепо зарычал: «Ах ты тварь! Я ж тебя за это рыбе скормлю!» Зажав в зубах нож, Динат «вырвал стрелу» из плеча и, шатаясь, медленно пошёл с ножом в руке резать «тварь» на кусочки. Рустам тоже вошёл во вкус вполне достоверно сыгранного представления и выхватил свой нож.

— Иди, борода, я тебя сейчас наголо побрею! — возопил он угрожающе.

— А-а-а вот и я! — закричал Влас, появляясь бегом из темноты. — Г-где моя жратва?!

Увидев обещанное рыбе угощение в грозном виде, он остановился и начал спешно заряжать арбалет. Рустам быстро оценил обстановку — до того, как доковыляет «раненый» Динат, он успеет ещё раз выстрелить из лука. Нож вот только в руке мешает, а засовывать назад некогда, тем более он ему сразу после выстрела нужен будет. Брать в зубы, как это сделал Динат, Рустам не хотел, поэтому заученно присел на одно колено, воткнул нож в землю, наколдовал взмахом руки стрелу из-за плеча, выстрелил в Рыбу-Власа, который почти одновременно с ним справился со взводом арбалета (понарошку), схватил опять нож и ринулся на недобитого Дината.

— Чик-чик-чик! — перехватив в последний момент нож в другую руку, Рустам помахал пальцем перед лицом Дината. — Всё, ступай домой бритый и плачься жене!

Публика за костром засмеялась, восторженно хлопая в ладоши.

— А ты уверен, что попал в него? — недоверчиво спросил Аскар Рустама, показывая на Власа в стороне. — Если ты попал в щит, то у тебя сейчас в заднице уже два болта торчат с каждой стороны.

— А тебе всегда всё испортить надо, да? — недовольно сказал Рустам. — Тебя хлебом не корми, дай только подгадить.

— Ну слушай, ты же не из винтовки стрелял, чтобы насквозь. Ты мог вообще промахнуться, — сказал в своё оправдание Аскар.

— Он тоже мог промахнуться! — возразил в противовес Рустам, настаивая на своей победе. — Я-то не стоял, а бежал ему навстречу, а потом им же и прикрывался. Пока он опять заряжал, я уже успел в него ещё раз выстрелить.

— Ты лук бросил, когда вскакивал.

Рустам обернулся, посмотрел на лежавший в стороне лук и расстроенно вздохнул. Всё, зараза, заметит и предъявит. Посмотрев на Власа, который тупо пялился на него, не принимая ни одну из сторон, Рустам махнул на него рукой.

— Я в него ножом швырнул. Вот, доволен?

— Ты камнями лучше бросаешься, чем ножами.

Не выдержав дотошного экзаменатора, Рустам подскочил к сидящему Аскару и грубо обхватил руками его голову.

— Я тебе голову оторвал и в него бросил! А потом руки и ноги! Надо будет — поползёшь и подберёшь сам!

Публика хохотала, не переставая. Даже пёс улыбался во всю свою морду, понимая, что друзья дерутся не по-настоящему, а в шутку. Так и порывало тоже вскочить и кого-то за штанину зубами дёрнуть. Влас, посчитав театр незаконченным, махнул рукой, вызывая товарищей назад.

— Чего тебе? — спросил Рустам, едва только успокоившись и сев на своё место.

— Н-наоборот!

— Пусть этот умник теперь пляшет!

Рустам обиженно махнул на Аскара. Тот встал и направился подбирать лук.

— Да пожалуйста… Ещё кто-нибудь?

Один из парней вскочил и обежал круг.

— Что мне делать и где встать?

— Рыба, ты теперь вроде как арбалетчик против таких же двоих, правильно я понял? — спросил Аскар. Получив утвердительный кивок, он решил поменяться сторонами ради удобства. — Тогда иди на это место, а мы точно так же на тебя пойдём! Я буду лучник, а ты, Расим, просто с копьём. Или топором, как хочешь.

— С оглоблей! — выкрикнул шутник из круга.

— Или курицей, по морде перьями поколошматить!

Под общие смешки и прибаутки артисты заняли позиции. Обождав, когда Влас «зарядит» арбалет и будет готов, Аскар махнул рукой перед собой (абракадабра, появись стрела в руке!) и прицелился, схватившись за тетиву (чтобы не натягивать). Влас в ответ мгновенно присел на колено и закрылся щитом, прицеливаясь поверх его из арбалета. Расим, подёргиваясь от нетерпения, счёл это сигналом и побежал на Власа, замахиваясь обеими руками чем-то жутко страшным (удочкой, рыбку в пруду поймать). Выстрелив в Аскара (хлоп!), Влас зарядил арбалет способом Киры, а встав, перехватил арбалет в левую руку, правой выхватил нож их чехла на поясе и грозно пошёл с выставленным вперёд арбалетом навстречу «рыболову».

— Чёрт! Всё, я так не играю! — заявил Расим, обескураженно опуская руки.

Влас для убедительности своего превосходства поводил незаряженным арбалетом на обеих противников — мол, в кого из вас стрелять? Вздёрнув локтем, он напомнил, что имеет в виде щита довольно хорошую защиту от ударов чем угодно. Не успокоившись на достигнутом (тоже в раж вошёл), он таки выстрелил в Расима (хлоп!), а затем, опустив арбалет, быстро подбежал к Аскару. На тот случай, что он лишь ранен, а на убит наповал. Замахнувшись ножом, он ударил его вместо этого по ноге арбалетом. Не сильно, можно сказать, только приложился.

— Ха! Об-бманул! — победоносно рявкнул Влас, вильнув ножом в руке и показав на другую руку.

Аскар вздохнул, с шутливым укором посмотрев на учительницу этого приёма, и опустил голову, позволяя добивать себя по макушке арбалетом. Уже во второй раз. Обидно. Публика похвально зааплодировала, одна (догадайтесь, кто) — с поднятыми над головой руками, выражая свой восторг.

— А я всё ещё живой! — крикнул Расим, вдруг «ожив» после вытаскивания болта неизвестно из какой части тела.

Влас быстро оценил ситуацию — зарядить арбалет не успеет, противник уже идёт, шатаясь и замахиваясь во второй раз «удочкой». Выхватив у Аскара из рук лук, Влас «наколдовал» себе стрелу уже всем известным жестом и «выстрелил». Наколдовал вторую стрелу и ещё раз выстрелил. И ещё раз. Хватило или тебе всё ещё мало?

— Это нечестно! — возмутился Рустам. — Ты схватил чужое оружие!

— Н-ну и что? Чем хочу, т-тем и бью!

— А вдруг тут ещё третий? Уже совсем рядом?

Рустама, видимо, коробило, что Влас более умело расправился со своими противниками, чем он. Вскочив, он принял вид третьего нападающего. Влас не растерялся. Показав пальцем на левую руку, в которой одновременно сжимал древко лука и направленный вниз нож, он откинул лук и достал из чехла на голени второй нож. Рустам упёр руки в бока и задумчиво посмотрел на Власа. Придраться было совершенно не к чему: щит и нож в одной руке, которой можно как защищаться, так и наносить порезы, и в другой руке — второй нож, вместо которого мог оказаться чекан или топор. Ни один из южан в день битвы не был вооружён исключительно арбалетом и имел при себе на поясе какое-то ударное оружие. Не громоздкое, чаще всего — тесак, палица или кистень. Кинжал тоже каждый при себе имел.

— А ну-ка, как ты это сделал? — с интересом спросил Рустам.

— Что? — переспросил Влас.

Рустам подошёл и подобрал лук.

— Вот это с ножом. Как ты их вместе держал?

— Так же, как если ты пучок стрел наготове держишь, чтобы не выхватывать из колчана по отдельности, — сказал Динат.

Достав свой нож, Рустам повторил приём Власа — зажал его в левой руке вместе с луком и натянул тетиву.

— Надо же, а я не догадывался…

Посмеявшись — как ребёнок, которому наконец удалось сделать что-то очень трудное, — Рустам вернулся к костру, снял тетиву с лука и сел, совершенно довольный. Динат, поймав взгляд Киры, тайком показал ей на мускулы на сжатой руке, напоминая о шутке в адрес слишком сильного и поэтому не очень догадливого. Судя по лёгким усмешкам ближайших соседей, которые тоже заметили этот жест, никто не счёл его оскорбительным. Простодушный Рустам действительно не обижался на такие «комплименты». Так у них заведено: можно подтрунить, поспорить, погорячиться, разойтись во мнении насчёт чего угодно, поссориться и не говорить пару дней, но быть уверенным — друг заступится за друга и подставит за него свою грудь в драке.

— С луком всё-равно привычней, — вынес свой вердикт Динат. — Арбалет хорош на коротких расстояниях, но пока его зарядишь, можно уже два-три раза из лука выстрелить. А когда двигаешься, лук однозначно в выигрыше, ты ведь даже со стрелой наготове можешь бежать, а потом остановиться и сразу выстрелить. С арбалетом тоже можно, но там, по-моему, в быстрой перестрелке уже не до щита будет. Они и нашим лукам ни чета.

В этом он был прав: арбалеты южан имели простую конструкцию — на деревянное ложе крепились стальные плечи, а на них одевалась тетива из стального тросика. Недостаток был очевиден — сталь, даже самая упругая, со временем утомлялась и прогибалась, — но имея в арсенале кузнецов и заготовки, такие арбалеты можно было изготовлять и ремонтировать массово. Как Захир сказал — когда толпа идёт на толпу, нужна не меткость, а кучность, поэтому даже снайпер с винтовкой против сотни плохих арбалетчиков был один в чистом поле не воин. Лук — тоже не сверхоружие. Его ещё и не каждый делать может. Лучшие луки делали мастера в деревнях, но и их было легче найти, чем хорошую тетиву, которая изнашивается быстрее всего. Стальной тросик давал арбалетам ещё то преимущество, что он не размокал в дождливую погоду, когда лучник окажется со своей размякшей тетивой совершенно беспомощным. Недостатки тоже имел — такие тросики в походных условиях не изготовишь, это тонкая работа, которую и в нормальной кузнице не каждый мастер сделает, но имея пару огромных катушек с довоенных времён, можно было штамповать дешёвые арбалеты сотнями и тысячами.

— Лук и дальше бьёт, — поддержал Аскар. — Мы с горы по ним палили уже тогда, когда они только до середины достреливали. Но Захир прав — если мы побежим в гору с луками против арбалетов, у нас будет ещё меньше шансов. А на открытом месте, где не прикроешься деревьями, и вовсе почти никаких.

— Во, теперь я понял! — громко воскликнул Рустам так, словно разгадал главную тайну века. Даже стукнул кулаком по земле. — Ты поэтому погнала нас в гору, да? Ты знала, что они нас в ущелье уложат в два счёта, как свору собак! Их было-то и намного больше, им вообще не надо было на нас бежать, могли встать стенкой и обстреливать из-за щитов. Ты просто испоганила им всю тактику!

Рустам ошалело смотрел с разинутым ртом на свою новую звезду, которая лукаво вздёрнула бровями. Если они считали, что она заслужила роль вожака, победив умом, то сейчас её лицо выражало очевидное торжество. Любой воин понимал стратегическое преимущество положения, когда он выше своего противника, но только Рустам — обычно самый недогадливый — раскрыл более глубокий смысл того манёвра.

— Посмотрите, какая довольная! — рассмеялся Динат. — Как кошка, которая себе мышь поймала!

Кира с аппетитом полюбовалась «мышью», нанизанной на стилет, которую только что «поймала» на углях, и засунула её себе в рот, давясь от смеха под дружный хохот и рукоплескания друзей. Аскар, сидевший рядом, потрепал её по голове — как будто перед ним была не девушка, а мальчишка, который только так умеет воспринимать восхищение и похвалу.

— Смотри не зацепись за волосы, — сипло предупредил Захир, откашливаясь (подавился от смеха).

— А то что? — с интересом спросил Аскар.

«Попробуй и узнаешь», — дразнила Кира вызывающим взглядом.

Когда она отвернулась для того, чтобы передать Ное вторую «мышь», Аскар не удержался от искушения и поймал локон её волос. Дёргать на стал, а только натянул, чтобы посмотреть, как поведёт себя эта кошка, если поймать её за хвост.

Она отреагировала неожиданно. Только почувствовав неприятное напряжение в волосах, она выхватила нож, прикреплённый на голени, и черкнула обухом по руке отъявленного наглеца. Она даже головы не повернула, так быстро сделала это. Аскар отдёрнул руку, как ошпаренный, и с испугом посмотрел на свои пальцы, а потом на Киру, которая продолжала невозмутимо усмехаться.

— Ничего себе! — ахнул он. — Ты в курсе, что они бы не отросли, как волосы?

— А чего ради я должна резать себе волосы? Если бы ты сделал это стоя, я бы отрезала кое-что другое.

Услышав такие угрозы, Аскар отодвинулся подальше, решив, что с такими девчонками сидеть рядом опасно. А вдруг он бы правда нечаянно зацепился нарукавниками? Пора их снять, довольно уже руки натёрли.

Мужчины опять загоготали. Кто ещё сомневался в умении «хворостинки» постоять за себя, тому самое позднее сейчас стоило поменять своё мнение. Тем и удобно ношение ножа на голени, что его можно быстро выхватить в сидячем положении. За ним даже тянуться не надо, если нога согнута в колене, ибо он находится тогда как раз на уровне ладони. И стоя, если тянут за волосы вниз — а только так обычно и тянут женщину, чтобы поставить на колени, — так же легко его выхватить, когда невольно пригибаешься и делаешь шаг вперёд, чтобы удержать равновесие. А когда нож уже в руке, вовсе не обязательно махать им около своей головы, ибо примерно на том же уровне будет кое-что другое, которое тоже больше не отрастёт.

Динат выстрелил в Аскара из воображаемого арбалета, но, поймав на себе прищуренный взгляд Киры, тут же поспешил принять невинный вид и поднял руки над головой в знак капитуляции. Очевидцы допроса несчастного пленника точно поняли, какое место имелось в виду.

Что ж, в жизни любого мужчины должен наступить момент, когда он поймёт, что для девушки её волосы являются равнозначным достоинством — даже если они неопрятно выглядят. Захир это давным-давно понял.

— А если бы д-дёрнул и убежал? — спросил Влас.

Несмотря на то, что он говорил мало, шутить тоже любил, но его редкие реплики носили скорее вызывающий характер. Он не старался говорить что-то смешное, а ставил вопрос с двояким смыслом, и сейчас он именно с таким выражением лица выжидающе смотрел на девушку «в штанах», проверяя её на свой лад.

Как и подобает вожаку, в чьих способностях посмели усомниться, Кира незамедлительно встала и бегло посмотрела вокруг. Голый ствол высохшего деревца неподалёку, на который днём нацепляли бечёвку для просушки белья, показался ей подходящим фантомом убегающего проказника. Брошенный нож, прорезав темноту, вонзился в то место, где у человека на этом уровне сзади обычно мягче всего. Не смертельная рана, но очень болезненная и обидная.

Кира довольно потёрла ладонями, ответив Власу ухмылкой.

— Ой! — только и сказал он, скривив гримасу боли.

Динат встал, опёршись о плечо Аскара. На этой шутливой ноте с похвальными хлопками первое совещание сутемьских партизан следовало считать законченным.

— Да, засидел я это место, — сказал он, отряхивая себя сзади.

— Можем размять, — предложил Влас, жуя кусок мяса, и легонько дёрнул ногой, намекая, каким образом удобней всего разминать кому-то задницу.

— Не, — отказался Динат, хохотнув. — Сейчас прилягу и само пройдёт.

Аскар тоже поднялся, решив присоединиться к нему.

— Пошли, провожу тебя до дому, а то темно уже, заблудишься ещё. Или домом ошибёшься.

— Ха! Какая милота! — засмеялись мужчины.

— Не, настоящие друзья не бросают друг друга. Всё-таки его дома жена ждёт. Хм… с разминкой.

— Удачи вам, герои! — полетело им вслед доброе напутствие вместе со смешками.

Кира переглянулась с Ноей и тоже решила пойти на отдых. Она не чувствовала себя уставшей, а вот Ноа уже прятала зевки за ладонью, не желая портить подруге такой хороший вечер. Всему должен быть свой предел, и приятному веселью с друзьями за костром тоже. Аскар умел не хуже Дината шутить, но в адрес Киры он делал это с исключительной тонкостью. Как, например, предложение провести до дому, сделанное не девушкам, а другу. Мол, им-то чего бояться? Это их бояться нужно. Пожалуй, каждый из друзей успел за дни похода проверить, где у неё проходит грань терпимости к ироничным замечаниям, и пользовался этим в своё удовольствие. Остальные мужчины из гарнизона этого ещё не успели сделать.

— Ты не обращай внимания, если я горячусь, — сказал Ленар на прощание. — Я как собака, которая лает, да не кусается. Ларс был не таким дураком, каким прикидывался, он хорошо разбирался, кому в чём можно доверять. А в дерьмо мы все иногда наступаем. Такая она, жизнь.

Кира в знак согласия пожала плечами и, подхватив Ноу под руку, направилась прочь.

— А если бы ты промахнулась? — спросила та, когда Кира мимоходом выдернула из сухого ствола свой нож.

— И что? Тут никого не было.

— Откуда ты знаешь? Темно ведь.

— Я видела. А ты разве нет?

Ноа помотала головой.

— Я ничего не вижу в темноте.

— Как, совсем-совсем ничего? Стены впереди видишь?

Ноа смотрела широко распахнутыми глазами, но ничего кроме черноты высмотреть в указанном направлении не могла.

— Но столб-то ты видела?

— Плохо.

— Получается, ты тогда вахту ночью вообще нести не можешь?

— Получается так. — Ноа слегка расстроенно вздохнула. — Если нет собак рядом, то с меня пользы, как от курицы.

Как Кира не понимала проблемы людей, склонных к близорукости, так Ноа решительно не понимала, как её дальнозоркая подруга может с такой уверенностью шагать в темноте и различать всё даже в свете звёзд. Но это не мешало им обоим принять данные обстоятельства и сделать свои выводы. Кира обняла подругу покрепче за талию, чтобы та не боялась споткнуться и упасть, а Ноа подумала, что такое же облегчение, наверное, должен испытывать человек, затравленный в постоянной борьбе за выживание среди диких зверей и враждебных людей, когда засыпает плечом к плечу с тем, кому полностью доверяет. А ещё Ноа подумала, что влюбилась сегодня в Киру-шутницу, которая смеялась не во весь голос, как это делали мужчины, а сдержанно, с прикрытым ртом; смеялась даже больше не смехом, а будто светилась снопом весёлых искр: вздёргиванием бровей, лёгкой улыбкой в уголках губ, которая ничем не походила на ухмылку, сдавленным хохотом через прикушенный большой палец и беззастенчивым добрым взглядом, направленным прямо в глаза. Влюбилась с первого взгляда и бесповоротно. И ещё она подумала, что готова отдать за неё жизнь, если перед ней встанет такой выбор.

— Радуешься?

— Чему? — спросила Кира.

— Что тебя выбрали.

— Не знаю. Вроде ничего не изменилось.

— Нет, знаешь, — упрямо заявила Ноа. — Ты сильно изменилась.

— Я изменилась? — неподдельно удивилась Кира. — Это как же?

— Ты никогда раньше не смеялась и не шутила.

Ноа так просто раскрыла её внутреннее состояние, что Кира не нашла, что сказать и рассмеялась. Опять. Да, раньше она действительно почти не смеялась. Если Ноа это смогла заметить, то наверняка и друзья это заметили.

Кира вспомнила, какой заморённой пришла в крепость и какой стала теперь. Она менялась на протяжении всех предшествующих дней. Как растение, грубо выдранное с корнями, брошенное на произвол судьбы и притоптанное, она врастала корнями в сутемьскую компанию, которая лелеяла её, выпрямлялась и росла. Иначе она теперь и не представляла себя. Сегодня она расцвела впервые, показав себя такой, какой могла быть только дома.

Поймав себя на этой мысли, Кира с удивлением заметила и то, как быстро её приняли в новой роли. И с ещё большим удивлением — как она сама приняла эту непривычную для неё роль в совершенно незнакомой и разношерстной компании. Она не помнила, чтобы отец каким-то образом воспитывал в ней лидера. Равноправного товарища — да. Ни в какой из моментов он не дал ей почувствовать себя глупышкой. Пожалуй, именно это придавало ей всегда столько уверенности, будучи даже неопытной.

Задержавшись в дверях, Кира посмотрела на полумесяц в небе. Она обязательно отыщет отца с Ветой и поблагодарит его за безусловную любовь, которую он дарим им обоим всю жизнь и благодаря которой она смогла стать такой сильной, чтобы выжить даже в нечеловеческих условиях.

Обязательно отыщет. Держитесь, родные, любимые!

Ленар у костра смотрел прищуренными глазами вслед двум девушкам, пока те полностью не скрылись в темноте из виду.

— Не пойму я её, — произнёс он задумчиво. — Какой леший в неё вселился?

Рядом с ним остались только двое: Влас и Захир.

— А что т-тебя не устраивает? — спросил первый, потирая остывшим угольком татуировку рыбки на руке, чтобы подчеркнуть её пеплом. — Ну, б-бывает дурной, д-даже очень иногда (Влас ухмыльнулся), но нам она т-такой и нравится, если честно.

— Да не, всё устраивает. Хороший вожак должен быть в меру сумасшедшим. Просто чисто по-человечески я её не понимаю до конца. Она девка. Зачем ей лезть с головой в это грязное дело?

— А ты спроси её.

Влас поднялся и помог встать Захиру, которому рана на ноге всё ещё не давала покоя.

— Наверное затем, зачем и тебе это нужно, — сказал старик, который за время похода осунулся настолько, что действительно походил на сухарь. — Ты обожди, она ещё не такое выкинет.

— Думаешь?

Захир усмехнулся с чувством превосходства. Зная характер её родителей, он считал себя по праву единственным, кто мог позволить себе подобное изречение.

— Такие бабы не для того, чтобы их было приятно валять на тюфяке, и чтобы дома было что вкусно пожрать. Они для того, чтобы не подохнуть от скуки.

Бахрам

Новость о том, что сутемьские бойцы набирают войско, мгновенно разлетелась по городу. Уже на следующее утро в лагерь пришли первые мужчины, чтобы убедиться в серьёзности публично прозвучавших намерений. Они неторопливо шли через лагерь, внимательно смотря вокруг и отмечая про себя разные детали, по которым можно было сделать свои выводы. Например, что никто из сутемьчан не сидел и не слонялся без дела. Женщины, собравшись группами, латали прохудившуюся одежду, обувь и заготавливали еду. Мужчины мастерили и точили оружие, перетаскивали разные вещи. Даже раненые, которые шли на поправку, и дети помогали в меру своих сил, заготавливая стрелы. Лагерь с утренних до вечерних сумерек гудел и кишел, как муравейник.

Посмотрев на эти приготовления, потенциальные добровольцы подходили к штаб-квартире, где весь день дежурил новоявленный полководец, чтобы принимать любопытных посетителей. Кратко отвечая на вопросы, Кира одновременно занимала свои руки каким-то полезным делом вроде закрепления наконечников на стрелах. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что этот человек не умеет сидеть не то, чтобы вальяжно — что можно было бы ожидать от женщины с таким статусом, — а вообще сложа руки. У этих рук была привитая с детства хозяйская сноровка, которым были нипочём натертые мозоли и обломанные ногти.

Кира ни с кем не начинала разговор первой. Гость, изучающе посмотрев на неё и выдержав ответный испытующий взгляд, спрашивал формальное «что и как». Что идти в поход следовало с собственной экипировкой, было и так каждому миракандцу понятно, ибо даже если сутемьчане и могли предложить оружие, никакой уважающий себя столичный воин не принял бы его. Но важно было увидеть, с кем придётся идти в бой плечом к плечу.

Как полагается предводителю, у которого все руки заняты, Кира редко пребывала в одиночестве и рядом всегда находился кто-то из приближённых, который мог запросто ответить за неё или сменить на посту при необходимости. Эти доверенные лица то и дело встревали в разговор, считая естественным такое компанейское поведение. Но всё это делалось с уважительным отношением к посетителям, без ухмылок и прочих недружелюбных замечаний.

Многие посетители даже не начинали разговор. Постояв в стороне и понаблюдав за всеми (в особенности за одной), их взгляд невольно скользил по женственной фигуре, которой очень не помешало бы немного прибавить в весе. «А что ты ожидал после года плена, скитаний по лесам, боёв и походов по горам? — беззастенчиво отвечал её взгляд. — Ты сможешь столько же вынести? Или ты приходил только для того, чтобы посмотреть, насколько я привлекательна?»

Здесь и без слов было всё видно — люди не просто готовились идти в опасный поход, они всей душой горели своей идеей. А вдохновить их на это, объединить и толково организовать умудрилась вот эта хрупкая девушка, которая по слухам могла сбить воробья в ста шагах и загнать любого короля в безвыходное положение.

Мало кто из пришедших мужчин сразу заявлял о своём намерении вставать под её знамена. Подавляющее большинство разворачивались и уходили, не желая попусту отвлекать людей от важных дел. Но на второй день уже начали приходить первые добровольцы, от которых через другие уста до Киры дошли их обтекаемые слова, что в городе таких людей, которые сочувствовали смелой воительнице, не меньше, чем твердокаменному коменданту. Особенно после того, как узнавали, что она приходилась близкой родственницей определённых людей, уважаемых всеми в городе, и её по праву можно считать своей. Возможно, некоторые слишком пытливые взгляды мужчин изучали не заманчивые контуры её грудей под рубахой, а искали тот атрибут, который дозволено было носить на себе только лицам из правящих кругов. Если они были слишком молоды для того, чтобы помнить последнюю гордую амазонку города, оставившую своей дочери это украшение в наследство, то пожилые, будь это родители, дяди-тёти или знакомые, могли им её достоверно описать. Давно уже улеглись волны и поднятая муть от брошенных в воду камней, и время показало, что лежало на дне прошедших лет. И многие симпатизировали дочери несправедливо оскорблённой девы, внутренне желая искупить общую вину перед ней.

В городе почти на каждом шагу велись горячие дебаты на поднятую тему. Здесь личные отношения Назара даже не принимались как веский аргумент. Все давно знали как его характер, так и заслуги, но теперь ситуация требовала кардинально другого подхода, чем одно его мнение. Не настолько глупым он к тому же был, чтобы относиться к своим подчинённым, как к наивным юнцам, которые готовы сломя голову броситься в авантюру и оставить город без достойной защиты.

На этом месте следовало заметить, что разговоры об этом вела не только мужская половина населения. И среди женщин находились такие натуры, которым в душе перечила роль наседки и домохозяйки. Удивительная незнакомка из глухих лесов подала им яркий пример тому, что они вправе теперь выбирать себе и ту дорогу, которая была им недоступна при столичном коменданте.

Уже в первый день к Кире подошла одна из уже немолодых сутемьских женщин.

— Я тоже пойду с вами! — заявила она. — Они убили моего мужа, а детей у меня нет. Без него всё-равно что без одной ноги. Лучше буду мстить, чем дальше тухнуть. Я могу из лука стрелять, девкой была, неплохо получалось. В горах я тогда струхнула, да и выдохлась совсем от лазанья.

— На кой нам стрелки, которые метятся в одних, а попадают своим в спины? — грубовато возразил Захир, услышав это. — Нехай лучше помогает стрелы делать, чем их на ветер пускать! Тут любые руки в помощь нужны, чтобы собраться. Не идти же такими ободранными, да без припасов!

— Дайте мне лук, а стрелы я сама себе настрогаю! — обиженно потребовала женщина.

В этом споре теперь требовалось твёрдое слово командира.

— Нам везде нужны руки, — резонно заметила Кира. — Дайте ей лук и три стрелы, пусть покажет, что умеет.

Сутемьские мужчины не отличались слишком услужливым отношением к женским особам. Небрежный кивок в сторону склада «иди и возьми сама» был уже верхом вежливости.

— В чью задницу из ваших мне стрелять? — в традиционной манере сутемьских баб ответила женщина, когда вернулась с луком и стрелами, заставив мужчин одобрительно ухмыльнуться. Разговаривать как воин она несомненно умела.

— Вон в тот ствол. — Кира указала на дерево перед стеной более чем в полусотне шагах в той стороне, где почти никто не ходил среди развалин.

— Отсюда? — немного оторопела женщина.

— Откуда решишься, — пожав плечами, ответила Кира. — Сама должна понимать, что умеешь, а что нет. Сейчас у тебя есть ещё выбор, в бою его не будет.

Нерешительно потоптавшись, женщина направилась в сторону прилегающего пустыря, что-то бубня себе под нос. Рассуждала, видимо, вслух сама с собой, на что она способна.

Первая стрела ударилась в стену в нескольких шагах от дерева. Немного стушевавшись, неопытный стрелок махнул рукой, шагнул ещё немного вперёд (эх, была не была!) и пустил ещё две стрелы в стену.

— Ты неправильно стоишь и дёргаешься во время выстрела, — сделала замечание Кира, когда удручённая неудачей женщина вернулась к ней. — У тебя есть выдержка и сила в руках, но ты её спускаешь из-за того, что обращаешься с луком, как с коромыслом.

Мужчины опять одобрительно хохотнули. Не зная, что ответить на меткое и справедливое замечание, женщина раскраснелась и потупила глаза.

— У тебя есть два дня. Пусть Ноа даст тебе пару уроков. Если ты потом попадёшь в цель два раза из трёх, пойдёшь с нами.

Кира отвернулась и пошла искать себе следующее занятие, оставив женщину переваривать вынесенное решение. Не хватало ещё, чтобы та бросилась её обнимать и со слезами обещать, что будет дни напролёт тренироваться.

И ведь она, шмыгнув носом, сразу и направилась к дереву подбирать стрелы, чтобы снова пустить их в ход. Ноа, которая были свидетельницей всего этого, пошла за ней, чтобы показать на своём примере, что имела в виду Кира. К вечеру вместо дерева мишенями служили уже толстенные поленья перед соломенными тюками.

— Нечего стрелы об камень портить, — решили мужчины и добыли соломы у ближайших крестьян.

Так с первыми любознательными посетителями в город улетела новость, что сутемьчане рекрутируют не только мужчин, но и женщин в стрелки. Неудивительно, что первым добровольцем оказалась миракандка, пришедшая с первыми лучами солнца в лагерь. Представ перед компанией ранних пташек, которая завтракала за костром, она бегло пробежалась взглядом по незнакомым лицам и остановилась на девушке, которая внешне полностью подходила под распространённые описания.

— Я слышала, что вы берёте и женщин. Это так? — прямо спросила она.

Кира встала, дожёвывая кусок во рту и, не найдя, что ответить на вопрос, с немым изумлением развела руками. «Вы не против, если я буду у вас не одна на правах мужиков? — вопрошало её лицо окружающих мужчин. — Хотя нет, нас ведь уже двое…»

Из всех присутствующих Ноа выглядела самой сонной. Ей всегда нужно было больше времени по утрам, чтобы взбодриться. Скауты снисходительно относились к этому, зная по опыту, что это дело привычки, и за завтраком охотно угощали её приторным на вкус травяным чаем, от которого девушку всегда передёргивало.

Женщины без слов поняли друг друга.

— Меня зовут Дамира, — легонько улыбнувшись, представилась миракандка. Как и полагается воинам, обниматься в знак заключённой дружбы она не намеревалась. К счастью для мужчин, которые не стерпели бы такого «бабского сюсюканья», и для самой Киры.

Ноа вместе с присутствующими оценивающе рассматривали раскрасневшуюся от утренней свежести деву, которая пришла с полным снаряжением. Крепкая походная одежда была перепоясана в талии широким поясом, на котором красовалась пара ножей внушительных размеров, на одном боку висела охотничья сума с колчаном, набитым стрелами, на другом свёрнутый кожаный плащ, из-за плеч выглядывала рукоятка меча и древко лука. Глаза мужчин машинально скользили по высокой, мускулистой фигуре. Вот баба так баба! Такую им надо бы в предводители — она как гаркнет, так любой стразу стрункой встанет. И в морду если кулаком даст, мало точно не покажется.

Люди у костра услужливо потеснились, чтобы освободить место, и Дамира, не найдя достойного повода, чтобы отказаться от выказанного гостеприимства, уселась. Кира представила ей своих друзей, ограничившись именами — без кличек и кратких характеристик, которые давал в прошлом Аскар.

— Вы случайно не родственники? — спросил Динат, показывая на своего лучшего друга и Дамиру.

Аскар и Дамира посмотрели друг на друга с некоторой неловкостью и пожали плечами. На первый взгляд они были похожими, но только фигурами. Во всём остальном они отличались: и волосы были разного цвета и длины — миракандка коротко обрезала их до шеи, и в лицах было мало схожего. Но кто знает, вдруг у них есть всё-же общие предки? По поведению Дамиры было видно, что она чувствует себя в чужой компании скованно и не горит желанием выяснять сейчас родословную. Кроме того в голосе Дината слышалась ирония, и Дамира поняла, что это была сейчас скорее проверка на наличие самообладания, чем приглашение на душевный разговор.

— Тебе надо волосы подлиннее отрастить, чтобы косички заплести, — продолжил свою проверку Динат, обратившись к Аскару. — А то я вас путать буду.

Дамира вздёрнула бровями и посмотрела в лицо шутника. Это был сейчас довольно странный комплимент её фигуре, и человек, позволявший себе подобные замечания, рисковал подбитым глазом.

— Не обращай внимания, — гулко хохотнула Кира, пережёвывая очередной кусок. — Они и меня болотной кикиморой называют.

Рустам поперхнулся чаем.

— Это кто так говорил? — с негодованием спросил он, посмотрев на главных подозреваемых.

В стороне он заметил Малику, которая шла к костру, робко высматривая своего отца. Рустам махнул ей, подзывая, и показал на Дината, который сидел к ней спиной. Видимо, девочка только что проснулась и сразу поспешила к своему любимому папуле. Тот воспользовался этой ситуацией, чтобы уйти от правосудия за нелестные замечания о женщинах. Заключив зевающую дочку в объятия, он пристроил её у себя между коленок. Хитрец. Трудно обвинять человека в шовинизме, когда он так ласково обращается с дочерью. Рустам направил свой требовательный взгляд грозного судьи на другого.

— Ларс так говорил, — ответил Аскар, с не меньшей хитростью свалив вину на того, с кого и спросу уже никакого не могло быть.

Рустам немного поразмыслил, посмотрел на лица друзей и, не заметив ни на одном выражения обиды, успокоился. Если Ларс это сказал, то неспроста. Ну а раз пострадавшая себя такой не чувствует и даже заговорщически улыбается девочке, то какая-то доля истины тут есть. Похоже, присутствующие за костром устроили состязание, кто из них самый хитрый.

— А кто такая кикимора? — с детским любопытством спросила Малика отца. Видимо, слышала последние слова, когда подходила к костру. Она говорила как-то забавно. Дети часто тараторят, торопясь выплеснуть свои мысли до того, как их перебьют. Малика, напротив, говорила размеренно. Она умела добиваться внимания как раз за счёт вдумчивости, ибо глупых вопросов не ставила. А забавным её речь делал выговор буквы «р», которую она недавно научилась выговаривать, и слова с рычащей буквой она ради наслаждения говорила чуть ли не по слогам. Ки-ки-мо-рра.

— Это такая вредная-превредная грязнуля, — пояснил он. — Есть будешь?

Девчушка неуверенно помотала головой, но Динат прекрасно видел, как она смотрит на подогретый завтрак и глотает от идущих запахов слюнки. Понятное дело: ребёнок, стесняется большой компании. Но от всученного в руки лакомства не отказывается.

— Ты им раз-ре-шаешь так обзываться? — удивлённо спросила девочка Киру, изучив «вреднюку» и сильно усомнившись в правдивости данной клички. Ей неведомо было, насколько грязным этот человек бывал в прошлом.

— Нет, но они же всё-равно не слушаются. Я в них угольками горячими за это бросаюсь. Так, чтобы за шиворот попало.

Кира подхватила с краю костра маленький уголёк и начала его с вызывающим видом перебрасывать на ладонях, чтобы не обжечься. Девочка оглядела мужчин, поджавших головы и ставших разом послушными и приветливыми, и звонко рассмеялась.

Теперь Дамире стало всё ясным. Она оказалась в обычной компании, в которой мальчишки были уверены в том, что они умней и сильней, а девчонки знали, что это не так.

— А мама ему по голове бьёт, — поделилась она в свою очередь своими полезными женскими советами. — Вот так!

Девочка продемонстрировала на своём отце, как женщинам нужно правильно давать подзатыльники мужчинам, чтобы те не пререкались. Люди за костром от души рассмеялись.

— Бери её с собой! — посоветовал Захир. — А то совсем от рук отобьёшься.

Динат встал, схватил дочь и поднял её как пушинку над головой. Девочка закричала и замахала руками-ногами.

— А папа тогда поднимает её и не отпускает, пока она не помирится!

— Отпусти-и-и!

— А как же подзатыльник? Что, не можешь дотянуться?

— Да-а-а!!! Ты меня тогда ур-ронишь!

— Ишь, какая умная!

Динат отпустил визжащую дочь и та мигом отбежала, укрывшись от ослушника в объятиях Нои. К ней все дети относились с доверием, она всегда могла защитить обиженного и усмирить обидчика.

— Вы правда скоро уйдёте? — спросила Малика Ноу, быстро успокоившись. Папка не злой, он просто иногда вредничает, она это знала.

Ноа утвердительно кивнула.

— И папку тоже заберёте?

— Конечно.

— Эх, жаль, — выдохнула девочка с тоской. — Без него так скучно! А на как долго?

— На очень долго.

— А кто у вас будет главным?

— Ишь, какая пытливая! — подметил Захир. — Хорошим скаутом вырастет.

Судя по тому, что на этом месте не последовало вопроса, кто такие скауты и чем они занимаются, девочка это уже знала. Неудивительно, ведь её папа был одним из лучших. Наверняка он рассказывал ей на ночь не сказки, а то, что с ним случалось в многочисленных походах. А рассказывать он умел увлекательно, это друзья знали отнюдь не после вчерашних речей на общем собрании.

— Попробуй угадай! — предложил Аскар.

— Вы вррать не будете?

Этому девочка тоже была уже научена: прежде чем согласиться на игру с дерзкими мальчишками, необходимо завериться в том, что она будет вестись по честным правилам.

— Не будут, — уверенно сказала Кира, выгребая палочкой с краю костра горстку угольков.

Кира никогда не врёт, это знали все дети. Как может врать человек, который так мало разговаривает?

Малика ткнула пальцем на отца. Логично. Любой ребёнок считает своих родителей лучшими. Динат расстроенно повертел головой. Подсказывать глазами не стал, опасаясь получить уголёк в волосы. Или между ног.

Девочка начала по очереди тыкать в других: Рустама (самый большой и сильный), Аскара (самый умный и терпеливый), Захир (самый старый и злой), уже замахнулась показать на Ареста, но остановилась (слишком спокойный). Влас вызывающе ткнул в себя, но девочка ему сразу не поверила (самого наглого и наказывать бесполезно). Под конец даже неуверенно ткнула в Дамиру (большая и незнакомая тётя, может она поэтому пришла?).

— А кто тогда?! — разгорячено воскликнула Малика, и посмотрела в лицо улыбающейся Нои, которая с трудом удерживалась, чтобы не рассмеяться. — Ну не ты же в самом деле?! Его тут нет?

— Есть, — сказала Ноа и покосилась глазами на подругу рядом. Ей уж точно было нечего бояться.

Девочка испытующе посмотрела на Киру, укладывая такое необыкновенное положение дел в голове.

— А, ну это как у нас дома! — озарило её.

Не понимая, что другие находят в этом смешного, она продолжала обдумывать что-то своё. Выбравшись из объятий Нои, она вдруг подошла к Кире и посмотрела ей в лицо с серьёзным видом.

— А ты будешь следить за папкой, чтобы с ним ничего не случилось? А то он у нас такой непоседа!

Малика с чувством махнула рукой, повторяя жест своей матери, которой постоянно приходилось переживать за своего мужа, когда он в очередной раз уходил на опасные вылазки.

Мужчинам довольно весело было слышать такие просьбы ребёнка чужой женщине. Кира не смеялась. В глазах девочки она видела неподдельную заботу и переживания за родного отца. Она прекрасно понимала, что чувствует Малика, ибо сама всё детство чувствовала то же самое, когда её отец уходил на охоту, и должна была ещё успокаивать младшую сестру.

— Буду, — ответила Кира, еле сдержав слёзы умиления.

— Обещаешь?

— Обещаю!

Малика от радости и облегчения бросилась Кире на шею.

— Это так здоррово!

— Только тогда ты тоже должна дать мне одно обещание.

Кира сняла с шеи своё ожерелье, которое носила скрытно под рубахой, и положила в подставленные ладошки.

— Береги это. Никому не показывай и не давай в руки. Я не могу взять его с собой, потому что карманы забиты разным, а на шее мешать будет. Это украшение от моей мамы, мне оно дорого, но я боюсь потерять его по дороге.

Девочка бережно ощупывала доверенную вещь.

— Никому-никому не давать? — серьёзно переспросила девочка.

— Никому!

— А почему нельзя показывать?

— Потому что тогда у тебя захотят это отобрать, и когда я вернусь, страшно разозлюсь на этих людей.

Поразмыслив, где можно было бы припрятать такое сокровище (сама Кира дала! Жаль, конечно, что нельзя показывать мальчишкам, чтобы утереть им нос), Малика решила последовать примеру владелицы и надела ожерелье себе на шею, старательно упрятав под одежду (пусть только попробуют отобрать, она так надаёт!)

— Так не видно? — спросила она, повернувшись разок перед Кирой, чтобы та посмотрела, не сильно ли видно ожерелье сзади на шее.

Кира машинально поправила волосы девочки, а заодно и одежду, стряхнув с неё пыль. Закостенелая материнская привычка. В её случае — старшей сестры в роли матери. Краем глаз она перехватила изучающий взгляд Дамиры, которой, вероятно, многие детали из прошлого Киры были неизвестны, в том числе что касалось маленьких девочек, к которым она питала особую слабость. Её причину сутемьчане узнали вчера во время ссоры с градоначальниками, а такие сведения не передавались кому ни попадя, чтобы сеять слухи.

— Не видно, — успокоила Кира Малику.

— Скажу маме, чтобы не стригла слишком коротко, — рассудительно решила Малика. — И платочком обвяжу, как у тебя. А то болтаться будет, когда бегаешь.

Кира сняла свой платок с шеи. Для девочки он был великоват, и чтобы укоротить его, Кира обмотала его вокруг ожерелья, закрыв его таким образом. Завязала двумя простыми узелками под горлом, поправила хвостики спереди и треугольничек на детской спинке. Красавица, хоть сегодня на выданье замуж.

— А как же ты? — спросила Малика.

— Мне он мешает. Я его ношу, только чтобы повязка на ране не пылилась. Её всё-равно скоро снять можно будет, так что мне не жалко. Носи на здоровье.

Девочка с радостным волнением покрутилась, смотря себе за спину. Пробежала взад-вперёд и вернулась крайне довольная. Какой-то вопрос её, очевидно, ещё мучил, и она, похвалившись перед Ноей (правда, красиво?), опять подошла к Кире.

— А маме можно показать?

— Маме можно. Она же всё-равно заметит. Все его тут уже видели. Из наших тебе никто ничего не скажет, но насчёт здешних людей я не уверена. Тут это очень ценная вещь и носить её можно только двум самым главным.

— Твоя мама, получается, тут тоже была главная? Смешно выходит — она тут главная была, а ты теперь у нас!

Кира пожала плечами:

— Я не знаю, была ли она тут главная. Она мне не рассказывала про это. Мне кажется, что нет.

Малика между разговором потрогала Киру за шею — осторожно, чтобы не сделать на месте раны больно, — и с детским трепетом погладила кончиками пальцев волосы, ниспадающие по плечам. Обычно Кира подвязывала их ленточками в пряди, чтобы они не развевались, но после прибытия в столицу просто обхватила их одним пучком чуть ниже темени и спустила по плечам. Немного непривычно было видеть её с такой причёской, которая, к слову сказать, не делала бесспорную красавицу менее красивой. По-другому красивой — вот так будет правильно.

Наполнив своё сердечко до краёв неописуемым восторгом, девочка сорвалась прочь:

— Пойду, расскажу ей про папку, чтобы не переживала. Вот она обрадуется!

Через несколько шагов Малика неожиданно развернулась и обогнула костёр, вспомнив, видимо, про своего отца, который в это время уже вовсю паясничал с друзьями и Дамирой, рассматривая её оружие. По негласному утверждению сутемьских мужчин, ничто не делало девушку такой привлекательной, как хорошее оружие, и проще всего было с ними сдружиться, дав им его взвесить в руках и пару раз махнуть в стороне.

Бесцеремонно обняв сидящего Дината за шею и совершенно не обращая внимание на его скучную болтовню, она громко прошептала ему на ухо (одно ухо отца для неё всегда было открытым):

— Приходи скорее назад! Ты хоть и непослушный, но мы всё-равно тебя любим!

— Так мы не сегодня ведь уходим, а послезавтра! Скорее всего… — ответил Динат.

— Ладно.

Обрадованная Малика помчалась вприпрыжку докладывать матери о том, что другая женщина клятвенно пообещала следить за её мужем в походе. Доверчивое дитя не могло даже представить себе, что на этот счёт обычно думают взрослые. Перед бараками ей навстречу высыпала гурьба мальчишек, в которой были и её братья, и она как заправский драчун запросто растолкала их, пробивая себе дорогу. Кого-то из последних даже пнула, очевидно, мстя за оброненное наглое слово. Пару взрослых глаз у костра провожали её взглядами.

Когда мужчины отвлеклись от девчачьих разговоров между Маликой и Кирой и нашли более интересную тему (тут ещё одна вооружённая до зубов дама, с ней надо срочно подружиться), Арест предложил Дамире поменяться местами. Та уже забыла про неудачную шутку Дината и по-свойски расположилась между скаутами. Как взрослая девочка она знала, что взрослым мальчишкам больше хочется подержать в руках то, что их интересует, чем просто рассматривать это. Безо всякого стеснения она пускала по рукам своё оружие. Стыдиться ей действительно было нечего — ножи и загнутый меч были прекрасно сбалансированы и заточены, стрелы обладали хорошим оперением, а древко лука таким тугим, насколько крепки были её мускулы. При таком телосложении она могла бы пользоваться и длинным луком. «Длинный мешает мне при беге», — аргументировала она свой выбор, отвечая на прямой вопрос.

Кира в пол-уха слушала разговоры окружающих, которые всё ещё крутились вокруг всякого оружия. Ей и беглого взгляда хватило, чтобы оценить экипировку Дамиры. В целом не так важно оружие, как руки, которые его держат. Ей сейчас хотелось больше отвлечься от этой темы, ибо она насмотрелась всего того, что можно натворить разными смертоносными железяками. В этом отношении Кира сходилась мнением с Арестом. Он тоже был не особо избирателен в выборе экипировки и носил с собой только крайне необходимое. Если он шёл куда-то, то в руке у него неизменно находилось длинное древко с железным остриём и вторым загнутым назад крюком, служащее одновременно и копьём, и посохом, который был хорошим подспорьем в походах. А когда врага нельзя было отпугнуть этим, то в руках оказывался длинный нож и тесак, которыми он владел для своего возраста безупречно. Он не стал бы махать мечом или булавой, вкладывая всю силу в удары и пытаясь так сломить противника. Простое уклонение или отвод удара тесаком, одновременный шаг вплотную и всаженный нож в бок или живот — нехитрое дело и очень эффективное. А стоял он на своих ногах, натренированных бесконечным лазаньем по горам, так крепко, что даже Рустаму нелегко было в шутку столкнуть его с места.

— Хорошая девчушка, — похвалил Арест убежавшую Малику, подсев к Кире. — Пробивная. Со старшими братьями оно так: или ты тоже с ними постоянно дерёшься, или плачешься и ябедничаешь маме. Моей сестре тоже приходилось тягаться с троими.

— У тебя есть сестра? — удивилась Кира.

— Была, — ответил Арест, тихо вздохнув. — Нас всех разбросало войной в разные стороны, так, что больше не найти. В молодые годы, когда всё немного поутихло, я ходил по разным краям, искал родных, да так никого и не нашёл. Многие люди так делали, пока не оседали где-нибудь, он, вон, такой-же бродяга.

Арест легонько махнул рукой на Захира с другой стороны костра. Что-то было в Аресте отцовское, которое Киру неуклонно притягивало. Наверное, его внутреннее спокойствие и рассудительность. К другим старикам, которых после битвы и немного осталось, она не испытывала подобного. Даже к Захиру, который от всего своего сердца пообещал любому набить за неё морду. Он годился больше на роль злобного дядьки, у которого племянница может попросить защиты от своры слишком наглых мальчишек.

— Почему ты идёшь с нами? — спросила Кира. — Тебе ведь и здесь бы полезное дело нашлось.

Она уже знала список сутемьских мужчин, которые выразили твёрдое намерение идти с ней, и Арест тоже в нём был. Пожалуй, только ему Кира могла задать этот вопрос, не боясь того, что он сочтёт его оскорбительным. И только он не ответил бы шутливым: «Чтобы вы не заблудились», — потому что понимал, что она больше ждёт не ответа, а отцовского совета, который порой нужен каждой девушке.

Арест пригласил её жестом отойти на разговор с глазу на глаз. Присев чуть в стороне, он задумчиво посмотрел вдаль, пробежавшись взглядом по вершинам гор, а потом ткнул пальцем в землю под собой.

— Эта земля пропитана кровью наших отцов и матерей. Её утаптывали ножки наших сестёр, братьев и детей. Это не просто земля, деревья и горы. Это — наш общий дом. И когда придёт моё время уходить, я хочу быть спокойным в том, что он достанется нашим детям.

Старик посмотрел в глаза Киры с такой проницательностью, что она на мгновение растерялась. Словами «нашим детям» он включил прямой намёк на «твои дети». Арест повёл пальцем, показывая на Киру и Ноу в общем кругу у костра. Ноа не заявляла о готовности следовать по пятам своего кумира, но в этом никто не сомневался. Ей не нужно было этого говорить, её приготовления были и без слов понятны: она также облачилась в походную одежду и подобрала в дополнение к луку нож. Отговаривать её никто не взялся — Ноа уже доказала, что умеет превосходно стрелять и ходить по горам, не жалуясь на мозоли.

— Мне следует вас спросить, зачем вы идёте. Не женское это дело — убивать и подставлять себя под стрелы. Ваша задача от природы это приумножать жизнь и украшать её, а не наоборот. С другой стороны — война не делает различий: солдат ты или женщина. На войне не важно, кто её начал и почему, в ней важно — кто и как закончит. Это как с пожаром — пока в подвале ещё тлеет груда брёвен, он не потушен. Стоит пучку соломы туда упасть, как крыша опять загорится. Мне не нравится, что вы лезете в грязь, но мне ещё меньше нравилось смотреть, как грязь лезла на вас. Пойми меня правильно… Видишь, я с Захиром не просто хлебнули этого выше головы, мы с ним служили в армии. Не вместе, а в разных частях, но это не меняет сути дела. Мы с ним знаем, что война это не просто орущая толпа на другую, это жёсткая организация и чёткий план, которому все должны подчиняться. Если командир отдал тебе приказ лежать сутки в грязи и не пропустить мимо себя ни одной твари, то ты будешь это делать, нравится тебе это или нет.

Арест потёр подбородок и отрешённо посмотрел на землю — словно пытался что-то вспомнить из прошлого, хотя ему больше хотелось многое забыть. Он поводил задумчиво пальцем по пыли, а потом опять поднял глаза на Киру.

— Я удивляюсь, откуда ты это всё знаешь. Аким не служил в армии, он тогда был слишком молод. Ему могли всучить автомат в руки и сказать: «Ты теперь будешь защищать свою мать и сестру», — так же, как мы нашим юнцам всучили арбалеты. Но руководить войском — это совсем другая история. У тебя есть способности, мы это поняли. Ты никогда не горячишься в бою и не теряешься, это очень важное качество. Я уверен — если тебе сейчас дать любое огнестрельное оружие с городского склада, то ты за час не просто с ним разберёшься, ты его разберёшь по частям и соберёшь. Что я на самом деле сказать хотел — ты наш командир. А мы для тебя — солдаты. Твоё главное оружие, которые ты разобрала и собрала по частям. Только потом друзья и прочее. Не забывай этого. С нами тебе ещё повезло, но с людьми, которые сейчас начнут приходить, тебе нельзя так открыто себя вести. Ты — командир. Не красивая и умная девка, а только это. Точка.

Кира не прерывала Ареста, понимая, что ему хотелось выговориться — именно с ней, а не с кем-то другим. У всех в душе есть хотя бы один камень, который хочется бросить в озеро, да только люди-озёра в жизни встречаются намного реже, чем водоёмы в пустынной местности. Возможно, Арест не смотрел на Киру, как на озеро, но уже точно — как на человека, которому он отдавал свой камень, чтобы тот донёс его до далёкого озера и за него бросил в воду. Такова участь командира — нести груз камней: своих и чужих. И меньше их со временем не будет становиться, только больше.

— Запомни самое главное, — продолжил Арест после краткой паузы, — бездействие это хуже всего, и лучше не очень хороший план, чем вообще никакой. Если с тобой такое случится, что ты не будешь знать, как дальше — придумай что-нибудь! Не обязательно умное. На войне нет лёгких путей, там никогда нельзя что-то знать заранее. Воля к действию решает всё. Я проходил через такое, что гибла вся рота, только потому что командир не отдал приказа, что делать. Ему не хватило твёрдости духа, чтобы выполнить задание, в конечном счёте он потерял почти всех своих бойцов и погиб сам из-за растерянности. Я верю, что у тебя есть план. Я верю, что ты об этом каждый день думаешь. Но только не делай той ошибки, что будешь считать, что должна нас всех в твои планы посвящать. Когда ты играешь в шахматы, ты не отчитываешься перед фигурами, куда и зачем ими двигаешь. Это твоё право, на которое никто не должен посягать. Ты это умеешь. Мы знаем. Динат не подхалимничал тебе, когда расхваливал при всех. У нас не так, как здесь — мы не устраиваем каждый год выборов, нам этого не надо. Если нам нравится девушка, мы женимся на ней, а не бегаем по другим, чтобы убедиться в том, что она самая лучшая. Ежели не срастётся, как говорится, садимся, говорим по душам и полюбовно расходимся, чтобы без драк и обид. Всякое бывает в жизни.

Арест вздохнул и неопределённо махнул рукой. Компания за костром дружно встала и позвала отсевшую пару принять участие в показательном состязании в стрельбе на пустыре. Повод этому дала Дамира, которая смело заявила, что попадёт в цель с того же места, откуда её соперник это сделает. Такой вызов нельзя было пропускать безнаказанно мимо ушей.

Прежде чем встать, Кира обняла Ареста.

— Спасибо, — зашептала она, расчувствовавшись до слёз. — Спасибо тебе! Мне этого не хватало так сильно… Я боялась тогда идти к вам, я не знала, как вы примете меня. Надо мной в плену много издевались, мне было очень больно. И страшно, потому что я боялась не встретить таких людей, как мой отец.

Арест отечески похлопал её по спине.

— Ты справишься. Мы верим в тебя. Твой отец был хорошим человеком, мы все его уважали. Его никто не изгонял, он принял собственное решение, и не в наших правилах удерживать человека, если он хочет уйти. И уж точно никто не будет бросать ему в спину грязью. Так что не городи себе впредь глупостей в голове.

— Я постараюсь.

— Это наше общее дело и общая боль, каждый из нас поможет тебе всем, что умеет. Пойдём, развеемся. Успеешь ещё наплакаться.

Друзья уже были заняты тем, что совместными усилиями обустраивали полигон на пустыре рядом, решив не только посоревноваться, но заодно и дать всем желающим возможность потренироваться и поделиться своим опытом. Дамира уверенно сдержала своё слово, вгоняя стрелы в цель или промахиваясь по ним, но с меньшей погрешностью. С одной стороны она обескуражила мужчин — многие из них считали себя хорошими стрелками (скромно сказано), — а с другой заслужила их уважение. Ноа доселе считалась лучшей сутемьской лучницей, и выходило так, что этот титул она не сможет закрепить за собой в их партизанском отряде, на что та нисколько не обижалась. Кира упражнялась без надлежащего энтузиазма в духе соперничества, как её товарищи. Она использовала тренировку в первую очередь для того, чтобы подобрать себе подходящий лук. Желания променять его на арбалет не возникло, и не потому что это было оружие врага, а потому что достоинства лука в её глазах однозначно перевешивали. Он привычней и родней. Подавляющее большинство скаутов осталось при этом же решении, хотя никого не убеждали в его правильности. Напротив — трофейных арбалетов было много и болты к ним было проще делать, чем стрелы, поэтому менее уверенным в себе стрелкам предлагали этот вариант и так же делились опытом. Вечерний театр послужил для многих учебным пособием.

Друзья, посмотрев на промахи Киры по крайней мишени, куда она отошла, махнули рукой, списав неудачи на отбитое левое плечо и не до конца сошедшие следы ожога на правой ладони, что ей, вероятно, доставляло ещё неудобства. Рады были, что она вообще немного поправилась обильной едой за проведённые дни в столице. Ещё бы отоспалась, но этого ей тут никто предложить не мог, так как никому из сутемьских людей не спалось хорошо от тягостных мыслей о прошлом и предстоящем, поэтому оставалось только сочувственно зевать.

Посчитав, что довольно доставила расстройств товарищам, Кира вернулась под навес перед бараками, который служил штаб-квартирой. Чурбаны, простенькие скамьи и длинная доска между стойками, которую следовало скорее называть прилавком, чем столом, по комфорту не шли в сравнение с кабинетом градоправителей. Но так как никто из сутемьчан в оных не был (и не горел желанием побывать), а в Сутеми это было стандартной обстановкой домов, то поводов извиняться перед гостями никто не видел. Выложив на прилавок все свои вещи, Кира провела полную ревизию. Сегодня для этого было самое время. Под любопытным наблюдением детских глаз, чьи обладатели охотно слонялись рядом, боясь рассердить вожака глупыми расспросами, Кира почистила винтовку (ух ты, вот как это делается!), пересчитала оставшиеся патроны, связав их в узелок, и вытряхнула болты из патронташа.

— Отнеси их на склад, — попросила она Малику, которая осмелела настолько (обнаглела — по мнению братцев-сорванцов), что уже не боялась первая подходить к Кире, даже не имея повода. — А заодно принеси вместо них стрелы, штук двадцать, и колчан.

— Нам нельзя туда заходить, — неуверенно сказала девочка.

Кира усмехнулась краем губ. Малика не спросила, где склад. Можно было поспорить, что все мальчишки это уже знали и успели не раз подглядеть через щели на несметные богатства пиратов. С задней стороны, ибо дверь сторожил толковый пёс, которому не пришлось долго объяснять задание. Тот решал задачу тем, что ложился рядом с дверью под тень от стены и клацал зубами, когда дети или женщины намеревались подойти к ней. Помещение, которое мужчины выбрали в качестве склада, находилась рядом со штаб-квартирой, но было обращено дверью не к площади, а от неё — что пса, который не любил суматохи, вполне устраивало. Одиноко он себя тоже не чувствовал, потому что имел прямой контакт с теми, кто был под навесом. Иногда он ложился там и следил за дверью. Судя по осторожности, с которой Малика за прошедшие дни подходила к серому другу её отца, тот её принимал не намного радушней других детей. Кусать ни разу не куснул, но когда ему надоедало терпеть робкое поглаживание по макушке и бочушке, он вставал и с недовольным видом отходил. Мальчишек он хватал за штанины, взрослых тоже — если находились ещё такие глупые особи, не понимающие простых вещей, — но девочек крайне редко. Таких злобных в Сутеми не водилось, которые намеренно его злили, мстя за свои слёзные обиды. Если какие-то и были, то после драки в горах и строгих родительских выговоров — брысь от пса, и не смей лезть, он нам верой и правдой служит! — их отношение резко изменилось если не в положительную сторону, то на манер взаимного игнорирования.

— Всё правильно, — подтвердила Кира, искоса глянув на серого сторожа. — Детям нельзя туда заходить, там много чего может им на голову свалиться и запросто её отрубить. Пусть Ленар с тобой сходит, сейчас я его попрошу, когда он подойдёт.

Тот как раз вышел на улицу и умывался. Мало кто вставал вместе со скаутами на заре, большинство людей просыпались по старой привычке час-два спустя. Теперь многие спали и подольше — вероятно, им не хватало криков петухов под окнами и мычания коров (Нууу!!! Я голодна и не доена!), и сейчас как раз пришло время, когда люди начинали один за другим выходить из дверей и потягиваться на солнышке (привет, доброе ты наше!). Динат был единственным, кто практиковал метод взбадривания, который состоял в том, чтобы напроситься на оплеуху. Все остальные использовали традиционный способ: поплескать на лицо воды и растереться. Опционально ещё на кого-то побрызгать мокрыми пальцами.

— А вы тут уже вовсю развлекаетесь! — сказал Ленар вместо принятого «Доброе утро!», когда освежился у бадьи перед дверью и подошёл к штаб-квартире.

— Развлекаемся, — коротко ответила Кира.

Ленар понаблюдал ещё немного за состязаниями на полигоне, а затем посмотрел, чем была занята Кира (холением ножей). Сделав по её виду вывод, что она никаким образом не осуждает его за то, что встал в столь поздний час утра (по меркам скаутов), он неопределённо сказал:

— Тоже дело…

Не отрываясь от своего дела (любила она свои ножи точить, да!), Кира задала ему вопрос, на который ей срочно нужен был ответ сведущего в деле:

— Слушай, мне нужно кое-что сделать в кузнице. Чем мне платить? У меня ничего нет.

— Так возьми чеканки, — ответил Ленар без всяких раздумий. — Мы весь запас по мешочкам распределили, чтобы было не слишком тяжело таскать, и с табором отправили. Мужики говорили, что они их с ослами довезли, так что я думаю, они там же на складе, где оружие.

— Что, вот так просто пойти и взять?

— Ну да.

— Я не знаю, сколько мне нужно.

— Ну так прикинь в уме примерно и чуток накинь на всякий случай.

Кира легонько пришлёпнула нож плашмя на прилавок, отняла руку и прикусила большой палец. У Малики и Ленара уже готово было сорваться участливое: «Порезалась?», но Кира вместо того, чтобы с досадой посмотреть на порез, прочистила горло, пытаясь проглотить рвущийся наружу хохот. Лучшей формулы что-то вычислить она ещё никогда в жизни не слышала (и не видела в книгах).

— Ленар! — Кира глубоко вздохнула (пронесло) и продолжила тоном, с которым обычно говорят с особо непонятливыми и забывчивыми: не повышая голоса, а размеренно, делая между предложениями паузы и выделяя каждое слово для пущей важности. — Я выросла в лесу! (…) Я понятия не имею, что сколько стоит. (…) Я никогда ни с кем не торговалась, это всегда делал отец. (…) Если я бывала в Сходке, то заходила туда тайком к своей тёте в гости после охоты. (…) Понимаешь? Как ты думаешь, какими глазами на меня будут смотреть на рынке, если я буду разыгрывать перед ними вот такую дурочку?

— Ах, вот оно что!.. — Ленар расплылся в усмешке и тоже проглотил свой хохот, поняв комичность ситуации. — Забыл, виноват. Что тебе вообще нужно? Может у нас самих это есть?

Кира помотала головой. Взяв древко лука с прилавка, она потыкала на края.

— Мне нужны железные наконечники сюда. У вас ни у кого таких нет. Их несложно сделать, хотя бы из тех же стилетов. Раскалить и выгнуть так, чтобы можно было крепить на концах. Думаю, любой кузнец с этим справится. Кстати, у нас есть ещё стилеты?

Ленар подумал над несложной задачей с простецкой физиономией, которая говорила: «И это — вся проблема?..»

— Стилетов, я думаю, что нет. Ими только скауты пользуются. Их наш кузнец в Сутеми им делал, а теперь ни его, ни кузницы больше нет. Так что не ломай себе голову и прикупи сразу штук десять, чтобы про запас. У них бросовая цена, если не на рынке брать, а сразу у кузнецов, ещё дешевле. На заказ за полдня сделают. Тебя проводить? Я знаю, где тут что в плане самого важного.

— Я с ней схожу.

Кира кивнула в сторону полигона. Ленар уже давно должен был заметить новое лицо.

— А кто это?

— Дамира. Она с нами пойдёт.

Ленар почесал себе голову. Внушительный вид девы его, очевидно, навёл на мысль, что с таким сопровождением «лесной дурочке» не стоит опасаться того, что с неё втридорога сдерут за пару больших гвоздей, которым вместо шляпки приковали отшмёток, сделав таким нехитрым образом небольшую рукоятку.

— Да уж… Вот так вечером засидишься, а потом всё просыпаешь. Ладно! Я принесу тебе чеканки, больше, чем надо. Вдруг там что-то ещё попадётся.

— Мне не надо больше. Только это.

— А патроны? Их только здесь можно купить. Ты, кстати, гильзы выбрасывала?

— Нет, я их собирала. Те, которые нашла потом. Мне отец говорил, что их можно заново использовать.

— Это хорошо, их тоже можно взять в расчёт.

— Ленар, постой! Я не могу покупать себе патроны, это слишком дорого, я за это никогда не расплачусь!

Остановившись на полушаге, Ленар с недоумением посмотрел на Киру, а потом хлопнул себя по лбу, вспомнив, что лесная дурочка может ещё очень многое не знать.

— Значит так, — сказал он, легонько стукнув ладонью по прилавку. — Чтобы ты правильно понимала. У нас общее хозяйство. Склад и все вещи — общие. Кому что надо, тот идёт и берёт. Не надо — несёт назад. Неплохо об этом с хозяйственником поговорить, он лучше знает, что имеется в наличии и кто в последний раз брал то или иное. Всякое такое «расплачиваться» у нас нету. Стрелы — общие. Понятно, что каждому свой запас нужен, ну так это дело просто решается — если ты умеешь делать их, то оставляешь себе, сколько надо, остальные отдаёшь на склад. Ну, и со всем остальным по тому же принципу. Каждый делает, что умеет, для себя и для других. Вот и всё. Никто не будет на тебя коситься и попрекать, если ты пойдёшь в курятник и возьмёшь себе пару яиц, чтобы на завтрак пожарить. Да хоть всю курицу возьми и зажарь! Поделишься ведь, поди. Или наоборот — полюбилась кура, сколоти ей гнездо в закутке у себя дома, и пусть там себе на здоровье несётся. Пометь её как-нибудь — колечко на ногу али ленточки на крылья, — и никто её не тронет без твоего спроса. У нас ребятня за мелкой скотинкой следит и вечерами разгоняет, они всегда знают, кому где ночевать положено.

— Понятно. А что со Сходкой и торговцами?

— В Сходке то же самое. То, что в лесу добывается, там и проще заготовить, чем сперва везти в крепость. Туда торговцы отсюда из столицы приезжали, скупали разное оптом и взамен привозили продукты и вещи, которых у нас, в Сутеми, нет или слишком мало. Здесь совсем другая история и другие правила. У нас и поэтому с ними дружба не очень ладилась. Чеканка — это здешние деньги, нам они только для того и нужны, чтобы с ними торговаться, между собой мы всегда договоримся и без них. У кого вместо жадности в голове совесть, тому денег не надо.

Кира посмотрела на Малику, которая терпеливо ждала своей очереди со связкой болтов в руке, не вмешиваясь в разговор взрослых.

— Как в семье? — сравнила Кира. — Котёл общий, никто в чашку другому не лезет?

— Именно что. Так как — берёшь патроны?

— Нет, — ответила она, немного подумав. — Пока нет. Не думаю, что их так просто купить можно на каждом углу.

— А то! Это с Назаром обговаривать нужно, у него это под лапой. Ты не думай, что он тебе назло будет теперь выпендриваться. Он к нам всем такой, к тому же сам по себе жмот. Через Равиля можно надавить, это твой козырь. Он здесь за хозяйство отвечает и найдёт с ним общий язык. Они вместе уже который год неплохо ладят, хотя мало чем похожи.

— Я подумаю над этим. — Кира кивнула на Малику. — Возьми её с собой на склад, у неё поручение от меня.

— Запросто. Пошли!

Ленар поманил девочку рукой и направился к складу. Малика догнала его и засеменила рядом. Не доходя до двери у них произошла краткая заминка: Ленар сбавил шаг при виде пса. Его-то, взрослого мужика, он пропустит — наверное… А вот девочку точно нет. Услышав тихий свист, пёс встал и размеренным шагом направился к штаб-квартире, недоверчиво взирая на встречную пару. «Я всё вижу! — говорил пёс своим взглядом, когда Ленар с Маликой обернулись в открытых дверях. — Я вас знаю по запаху и найду, если стащите лишнее!»

Спустя две минуты Малика прибежала назад с набитым колчаном, который плюхнула на прилавок.

— Вот! Я не знала, какой выбирать, их там много. Ленар мне посоветовал такой взять, говорит, у него шнур сверху, чтобы стягивать, а то стрелы могут вывалиться.

— Замечательно, именно такой мне и нужен! — похвалила Кира девочку. — Спасибо.

Следующим вернулся Ленар, шмякнув увесистым узелком об прилавок и издав им характерный звон, который заставит любого хапугу всё на свете бросить. Абсолютно всё, даже самое наинтереснейшее дело на самом приятном месте.

— Наконечников для стрел неплохо было бы докупить. Больше половины того, что у нас было, в Сутеми спустили, да и вы тоже потратились, так что в этом плане мы шибко обеднели. Стрелы-то в лесу можно за отдыхом стругать, были бы с собой наконечники. Я не разбираюсь, какие из них лучше для чего, посмотришь, что предлагают, сама решишь.

Поговорив ещё вкратце о ценах (прошлогодних) на упомянутые вещи, Ленар стукнул легонько кулаком по прилавку (ни пуха ни пера) и направился на стрельбище.

— Тебе ещё чем-то помочь? — спросила Малика, перетаптываясь с ноги на ногу.

— У тебя нет других дел? — спросила Кира.

Малика помотала головой. По ней видно было, что она бы любые дела променяла на возможность ещё чем-то услужить первой красавице всех лесов и болот. А теперь ещё первым представителем их общины. Мальчишки, которые порхали стайками и жались кучками возле углов, разрывались желанием подойти с такой же смелостью (наглостью!), как Малика, чтобы тоже что-то интересное спросить, — и желанием пойти к полигону и поглазеть на очередной раунд турнира, который теперь ввиду пополнения отоспавшихся перерастал в полноценное учение в обращении с луком и арбалетом.

— Можешь вытащить все стрелы, я хочу их проверить.

— Думаешь, там будут плохие? — спросила Малика понятливо, развязывая шнур и вытаскивая стрелы.

— Я не думаю, — исчерпывающим тоном пояснила Кира. — Первое правило воина: проверять оружие перед выходом. Я каждый день всё у себя проверяю. Смотри, почему это важно…

Конец ознакомительного фрагмента.