Тёплые пляжи моря Лаптевых

Леонид Шевырев

Фрилансер Семён, геолог, фехтовальщик, амбидекстр, ищет таинственный источник цветных алмазов на побережье моря Лаптевых. У него конфликт с местным авторитетом Вольдемаром, контролирующим добычу бивней мамонта, поставляемых в Китай. Чудом избежав смерти, Семён оказывается в Москве, где знакомится с Изольдой и её состоятельными друзьями. Со свежими силами и новыми идеями они вместе возвращаются на море Лаптевых, чтобы продолжить поиск.

Иллюстратор обложки Марина Перепелицына

© Леонид Шевырев, 2022

ISBN 978-5-0056-2821-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая.

В далёкой северной стране.

В Усть-Оленёк за солью

Ласковая серо-голубая волна восходила на низкий берег и полностью исчезала в песке. Июньское небо с белесыми облачными перьями переливалось бледно-голубым. Ветер унёс к Северному полюсу утренние тучи, сочившиеся дождем, и теперь всё напоминало Семёну русский благодатный юг. Если бы не льдины, отодвинутые от берега к горизонту, не стамухи (торосы берегового припая), задержавшиеся на отмелях, да дальние темные точки. Там моржи пробирались к лежбищам на остров Преображения в Хатангском заливе.

Сколько часов отведено благодати, не известно. Мир вообще переменчив, а здесь особенно. За последние полтора месяца Семён впервые позволил себе вольно прогуляться по чуть согревшемуся морскому песку, омыть лицо прозрачной, не очень солёной и не очень холодной морской водой. Градусов двенадцать плюс. Для него нормально.

Семён вошел по пояс в воду, поплыл. Двадцать взмахов руками вперед, столько же назад. Вспомнилось из детства:

В далёкой северной стране,

Где долгий зимний день,

В холодной плещется воде

Маленький тюлень (М. Соболь)

Нет, не тюлень он. Небольшой осторожный лаптевский морж. А почему в песенной северной стране «долгий зимний день»? Зимой в Заполярье дня не бывает. Ни короткого, ни дленного. Полярная ночь. На южном побережье моря Лаптевых она, непроглядная, бескомпромиссная, каждый год мощно утверждается семнадцатого ноября, чтобы начать отступление только двадцать пятого января. Зато летом с девятого мая по четвертое августа день бесконечен. У нанайца Кола Бельды было ближе к истине:

Чукча в чуме ждет рассвета,

А рассвет наступит летом,

А зимой рассвета в тундре

За полярным кругом нет

Ладно. стихи прекрасные. Не будем придираться. Семён потом еще постоял по пояс в воде, растирал ладонями грудь и плечи, всматривался в прибрежные пологие холмы, покрытые зелёным мхом с белыми куртинами цветущей пушицы. Бурые пластины песчаника выглядывали из промоин. Кряж Прончищева!

Глыбы песчаника очень интересовали Семёна. Те, что сползли в море. Как такое случилось, подсмотрим у приморского геолога В. Г. Гоневчука (1966 г). Там всё очень позитивно.

Океан, вгрызаясь в берег,

Крошит зубы-изумруды.

Люди, верьте: будет Беринг!

И Колумбы снова будут!

Высотой Лаптевские приливы-отливы всего-то в полметра. Неделями не заметны, когда южный ветер гонит воду к полюсу. При северном же нагоне приливная полоса скрыта полностью. В том числе, и песчаные глыбы, вырванные из берега зубами-изумрудами. Море их теребило, раскачивало. Лёгкие частицы уносило. Зёрна дорогих тяжёлых минералов оседали, копились на дне и под глыбами. Среди них и те, совершенно особенные, за которыми охотился Семён. У обстоятельного парня под наблюдением три десятка глыб-ловушек, читай, небольших природных обогатительных фабрик. Их после штормов он периодически навещал с промывочным лотком, проверял, что попалось. И ведь попадалось!

Отсюда рукой подать до Усть-Оленька, эвенкского села на правой стороне реки, цели нынешнего похода. Семён выбрался на берег, вытерся рубашкой. Махровым полотенцем было бы лучше, но его нет. Тут и рассмотрим нашего героя. Некрупный такой мужичок. Метр семьдесят пять, так себе рост по нынешним временам (но на целых шесть сантиметров выше Наполеона). Шапка густых черных волос (предок в пятом поколении цыганом был). Седые прядки в шевелюре. Из тридцати семи лет половину провёл в Заполярье. Оно кого угодно инеем одарит. Глаза веселые, с авантюрным огоньком. Щетина двухмесячная.

Да, забыл сказать, Семён амбидекстр. Из тех, кто одинаково владеет обеими руками. Таким всё равно, в какой руке держать пипидастр, метёлку для смахивания пыли с фарфора (шутка). Среди людей таких один на сотню. Амбидекстрию развил в школьные годы и не утратил в университете, аспирантуру в котором так и не закончил. Кое-где она способно сильно помочь. Например, в фехтовании, которым Семён увлекался. Противник в ступор впадал, когда наш герой вдруг перебрасывал шпагу в левую руку. Таким макаром легко стал кандидатом в мастера спорта. И дальше бы рванул, да жизнь не дала.

У амбидекстров помимо левого полушария мозга хорошо развито правое. К чему такое ведёт, мало кто знает. Врачи репу чешут. Некоторые приписывают уникумам врожденную талантливость, перспективы интеллектуального прорыва, да только другие категорически против. Что ж, наша повесть только началась. Будут ещё возможности оценить амбидекстра Семёна по делам. А тот направился к амфибии, на ходу надел рубашку. Обошел машину, проверил колеса. Всё нормально. Справилась с острыми камнями на склонах. Машинка редкостная. Завидная. Мало кто в стране видел «живой» УАЗ-3907 «Ягуар». Его выпускали в Ульяновске с восемьдесят третьего по восемьдесят девятый год. Ну, как выпускали… Собрали четырнадцать штук, показали военным шедевр, которому ни реки, ни горы не страшны. Тем понравилось. А тут и Союз рухнул. Стало не до «Ягуаров». Этот экземпляр Семен нашел несколько лет назад на брошенной полярной станции в Хатангском заливе. В советское время подобных научных гнездовий на берегах Ледовитого океана было немало. Девяностые годы они не пережили. Полярников вывезли. Моржам и белым медведям оставили технику, научное оборудование, горючее. Семён разглядел тогда эту амфибию в руинах рухнувшего ангара и уговорил командира военного вертолета вывезти её на внешней подвеске к Усть-Оленьку. Солдатики его были из экологического взвода, есть в армии такие. Собирают по старым полярным и военным базам, просто по тундре хлам, прежде всего, бочки из-под горючего. Их в тундре с советских времён накопилось миллионы. У военных с собой мини-прессы, что с легкостью превращают двухсотлитровые ёмкости в компактные железные пластины килограммов по двадцать. Для перевозки вертолётом удобно. Старые «Ми-4» запросто вывозили за рейс к подошедшей барже по полтораста таких пластин. Плохо, что не все оказались пустыми. В каждой пятой было до трети солярки или бензина. Встречались и полные бочки. В итоге завезли большие цистерны, куда всё сливалось. Эта дикая нефтяная смесь зимой имела хороший спрос в местных котельных.

Деньги за вывоз машины военные брать не стали, но не отказались от комплекта блёсен Acme Little Cleo. К ним Семён добавил ещё шкатулку с подарочным набором из пяти блёсен ручной работы «Алекс Краш» великого мастера Валерия Терехина. Сердце от жалости сжималось (рыболов поймёт), но иначе — никак. Ремонт вывезенному на берег «Ягуару» в итоге потребовался минимальный. У машины оказались два гребных винта. Она легко брала с собой шестьсот килограммов груза. У Семёна многие важные персоны потом пытались машинку перекупить, да не тут-то было.

Название «Ягуар» Семёну не нравилось. Чужое. Хищное. Для него, любителя авантюрных дальних походов, она стала «лягушечкой», почти живым существом, которое он уважал и с которым то и дело подхалимски советовался. Подберется, например, к крутому бережку очередной тундровой речки и спросит: «Ну, что, „лягушечка“, нырнём? Не потонем?» И прислушается, что машинка ответит. Конечно, немного… инфантильно. Другие бы посчитали, что вполне дебильно. Что сделаешь, многие взрослые сейчас с этим живут. Время такое. Вот и знакомая дама, услышав про «лягушечку», вздохнула, сказав: «Слащаво несколько. Но… ничего». Она права (дамы не могут быть не правы, автор сам не лишен некоторого… жентильомства). Что есть, то есть.

До реки Оленёк часа три ходу. Название реки чудесное. Один «знаток» Семёну как-то сказал, что в переводе с якутского оно означает «мало воды». В Оленьке и вправду водицы чуть-чуть. Длина у речушки всего две тысячи триста вёрст, ширина в устье — верста. Суда восходят от океана на шестьдесят пять вёрст. Мизерные цифры для великой Якутии с её Леной. Обстоятельный Семён покопался в приличных справочниках и понял: его в очередной раз надули. Якутское «олен» (элян, өлеен) суть производное от «оле'нг» (еленг, елен). Так называют кормовую травку-осоку. Оленёк не «олень», не «рыба-ленок», и не «мало воды», а просто Осоковая речка. Да уж, спрашивать встречных-поперечных невредно, но на веру воспринимать не стоит.

Ехал Семён в Усть-Оленёк по нужде — продукты закончились. Сельцо это и весь кряж Прончищева включены в Тюметинский эвенкийский национальный наслег (сельское поселение) Булунского улуса (района). Райцентр — в посёлке Тикси. Там магазины есть, только путь не близок — триста сорок километров через огромную долину Лены. Им с «лягушечкой» не осилить. В Усть-Оленьке метеостанция да рыбаки-эвенки. Купить у них муки, сахару и соли, наверное, можно. Был же осенью северный завоз, что-то осталось.

Семён путь проложил вдоль Лаптевского берега, обходя болото и озёра большого оленёкского притока Улахан-Юрях. Над морем дорога веселей, чем через холмы. Отсюда видно как низко над волнами против ветра скользили гагары, с воплями, стонами, карканьем, а то и визгливым смешком. Национальный символ этих мест. Они есть на флаге Эвенкии..

Крупные такие сутулые птички размером с хорошего гуся. Их не стоит путать со славными пухом гагами или гагарками, чей «птичий мех» и «шейки» шли когда-то на дамские шапочки. Семён загляделся на странных птиц. Гагарий род украшает мир тридцать миллионов лет. Теперь одни эвенки его чествуют, но раньше было не так. Например, в Неваде долгие годы гремел Гагарий фестиваль, посвященный прилету птиц из теплых краев на соленое озеро Уокер. Однако надвинувшаяся пустыня озеро осушила. Птиц не стало. Праздник умер.

За что эвенки любят гагар? Не только за красоту. Больно основательны и семейственны птицы. В пары объединяются раз и на всю жизнь. Птенцов высиживают совместно, на кладке сменяют друг друга.

Семён разглядел вдали стайку полярных волков. Дело к вечеру, пришло время волчьей капелле исполнить вековую сумеречную песенку. Вожак начал с протяжного «у-у-у». Тундра затаилась. Родичи зачин подхватили: завыванием, ворчанием, хныканьем, потявканьем, рыком, собачьим взбрёхиванием, сухим резким лаем. Последнего Семён не ожидал. Волки ли это? Да, они. По светлому окрасу, прямым хвостам, характерным следам на влажной глине (лапы с сильно растопыренными пальцами). У эвенков волк проводник в страну мёртвых. Чукчи опасаются его духа-покровителя и великого злыдня «Kelь» (Кэле). Он способен сделать людям множество пакостей. Иногда для этого хищники превращались в людей. Волчьим идолам из дерева приносили жертвы, в каждой яранге бросали в огонь. Хозяин при этом для волков плясал, бил в бубен. В самом деле, запляшешь. Волки умеют мстить за убитых родичей. Могут подкрасться в пургу к большому стаду, без всякой выгоды для себя его перерезать. Оттого и существует договоренность у северных народов не проливать волчью кровь. Стрелять в них нельзя, но можно использовать капканы, стрихнин, кольца из пластин замороженного китового уса. В желудке у хищника кольца оттаивали, раскрывались, острыми концами разрывали внутренности.

На редкость одарённый волчий коллектив встретился Семёну! Так вожак воспитал. «Вторая поющая» с капитаном Титаренко оценила бы. А вот и нежданное продолжение. Ястреб-канюк в небе отозвался на волчью песню. Заплакал, замяукал. Волки замерли, прислушались. Дружно ответили. Поёт тундра!

Местечко для перехода через Улахан-Юрях нашлось идеальное. Спуск в воду, подъем на противоположный берег дались «лягушечке» легко. Через несколько километров открылась пугающая ширь Оленька у самого его впадения в море Лаптевых. Та самая водная верста. Семён поёжился. Заплывов на такое расстояние у них с «лягушечкой» ещё не было. Что делать, придется рискнуть. Отказаться от плана никак нельзя. Трусость в душе убивает мужчину.

Герой наш предусмотрителен, иначе вряд ли в этих краях дожил до своих тридцати семи. Он надел оранжевый спасательный жилет и прикинул, как станет выбираться из амфибии, если та наберёт воды и пойдет на дно. Если вода вдруг мотор зальёт. С жилетом можно побороться за жизнь, даже если унесёт в море. Однако «лягушечка» отработала штатно. Небольшая проблема была с выходом на высокую террасу, на которой расположилось сельцо. Однако Семён предварительно изучил обстановку в бинокль и вывел машину точно на дорогу, по которой с барж волокли грузы.

Теперь и на Усть-Оленёк не грех взглянуть. Полтора десятка деревянных изб. Иные без крыш. Повсюду множество скелетов щук. Их здесь не считали добычей и просто выбрасывали из сетей. Насыпной холм с дверцей в основании — общественный холодильник для рыбы, построенный в «вечной» (на самом деле, многолетней, вечного ничего нет) мерзлоте. Непонятная железная конструкция рядом. Семён ахнул: трактор «Фордзон-Путиловец»! Производился в Питере в 1924—1932 годах. В народе величался «Фёдором Петровичем». Воистину, Север — кладезь раритетов. Еще недавно, говорят, рядом был второй экземпляр «Фёдора Петровича», лучше сохранившийся. Его предприниматели в Тикси увезли.

В 2002 году в Усть-Оленьке гостил французский писатель и путешественник Жиль Элькем. Он несколько лет исследовал Русскую Арктику и много раз попадал во всякого рода передряги. В последний раз его выручили из Лаптевских льдов военные вертолетчики с базы в Тикси.

Запустел славный Усть-Оленёк. Теперь сюда на летнюю рыбалку приезжают лишь два десятка эвенков из соседнего Таймылыра. Это село в восьмидесяти двух километрах выше по реке. А когда-то процветал. На Оденёкском зимовье завершил военную службу Семён Иванович Дежнёв, «русский Одиссей». Тот, кто открыл Колыму и Берингов пролив, основал Анадырский острог. Эта крепостца была в трестах шестидесяти верстах выше по реке Анадырь от нынешней чукотской столицы. В 1898 году по указу императора Николая II самый восточный край Азии стал мысом Дежнёва.

В 1663—1671 годах Дежнёв мирил на Оленьке враждующие роды эвенков, которых в те времена звали тунгусами. Вот ессейские эвенки взяли в плен оленёкского эвенского князька Узона. У сородичей объявлена всеобщая мобилизация. Запахло большой кровью. Семён Иванович тут как тут. Ситуацию «разрулил». Обошлось небольшим выкупом. А как иначе? Царь Алексей Михайлович (1645—1676 годы) твердо требовал от служилых общаться с местным населением без притеснений. «Ласкою, а не жесточью». «Вежливые люди» в России не сегодняшняя традиция.

Так Россия продвигалась на восток. Осваивала Аляску, Курильские острова. С коренными народами искала общие интересы. Курилы населяли айны, интереснейшие люди, выходцы из Полинезии. У айнов царила военная демократия. Охотники и рыболовы, они разводили в клетках птиц. Их уклад и нравы нравились русским первопроходцам. С. П. Крашенинникова и А. Лаксмана изумил обильный волосяной покров островитян, их красота, смуглость кожи, карие глаза, схожесть женщин с жительницами Южной Европы. Забредшие на Курилы португальские и испанские иезуиты отмечали храбрость айнов («японцы их боятся»). Японцы переселились на Японский архипелаг из Кореи на рубеже IV—III веков до нашей эры. При этом к 1871 году их не было даже на. севере Хоккайдо.

Русские «вежливые люди» относились к айнам уважительно. Главному командиру Охотского правления Г. Г. Писареву Сенатом велено «посланным для взятия ясаку подтверждать накрепко, чтоб оные к обывателям показывали, как можно, ласку и вводили бы их в вольной и в свободный торг» (1731 г.). А указ Екатерины II от 30 апреля 1779 года вообще гласил: «Её императорское величество повелевает приведенных в подданство на дальних островах мохнатых Курильцев оставить свободными и никакого сбору с них не требовать, да и впредь обитающих тамо народов к тому не принуждать». Так Россия знакомилась с соседями. Ничего общего с тем, что вытворяли с жителями Америки не к ночи помянутые Христофор Колумб и Америго Веспуччи. Не зря за массовые расправы над аборигенами Колумба в цепях вернули в Испанию. За время плаванья тот же Америго захватил в рабство двести индейцев. Не зря посвященные им памятники «благодарные потомки» с ненавистью крушат в Новом Свете. Разные у нас с Западом культуры и отношение к коренным народам. Разные цивилизации. Другая историческая память. Оттого так крайне обветшала гробница организатора первого кругосветного плавания Фернана Магеллана на месте его гибели (остров Мактан, Филиппины). Рядом же сияет яркой бронзой статуя Лапу-Лапу, его убийцы. Любят, понимают люди вождя: он защищал свою землю. Никому не жалко Магеллана.

Семён постоял у могилы Прончищевых, штурмана третьего ранга Василия Васильевича и его жены Татьяны Фёдоровны. Герои Великой Северной экспедиции 1733—1743 годов. Вспомнил выписку из бортового журнала его отряда: «30 августа 1736 года в исходе восьмого часа наш командир Прончищев божию волей умер. По регламенту и старшинству взял команду Семён Челюскин». Прончищев скончался от жировой эмболии из-за открытого перелома большой берцовой кости левой ноги при неудачной высадке на Лаптевский берег. Татьяна погибла от пневмонии через две недели. Погребение обнаружил в 1875 году геолог А. Л. Чекановский. Семён осмотрел и совсем недавний памятник: три параллелепипеда из розового камня с теми же именами и строками Иннокентия Рождественского.

На взморье одинокая могила,

Чугунный крест и пасмурный гранит…

Пахнуло временами Анны Иоановны, не очень понятой русской императрицы. Была она из Курляндии, на российском престоле случайно. Так звезды сложились. Помнят её чудачества. Заряженные ружья в комнатах (любила матушка из окон по пролетавшим птицам пострелять). Картишки уважала. Садиться с государыней играть было очень накладно (такой интересный способ пополнения госказны). Линию Петра Великого на укрепление Империи продолжила. Очередную русско-турецкую войну, по итогам которой в Россию окончательно вернулся Азов, выиграла. В битве за польское наследство победила. Челябинск основала (1731 г.), договорившись с Абулхайр-ханом о протекторате России над казахской степью. Организовала невероятную по масштабам Великую Северную экспедицию. Штат семи её полевых отрядов достигал пяти тысяч человек. Даже по нынешним временам грандиозно. Тринадцать кораблей экспедиции отстроили на возрожденной верфи в Соломбале под Архангельском, в Охотске, Тобольске, Якутске. Был у неё в фаворитах Эрнст Иоганн Бирон, очень неглупый курляндец, молвой недооцененный. Великий знаток лошадей, он создал русское коневодство. Основал в России множество конных заводов. Племенных лошадей свозил из Англии, Аравии, Персии, Неаполя. После ухода императрицы Бирон был тут же приговорен к смерти, потом сослан на Урал, потом прощён. Пушкин так сказал о непростом иностранце, честно служившем России: «Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа». Да уж, было времечко. Слава Богу, прошло.

Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь дома, занятого метеостанцией. Там были и вывеска, и здоровенная спутниковая антенна, обращенная на юг. Из двери вышел маленький старый эвенк и направился к паре ездовых оленей, привязанных к столбу. Следом возник мужчина помоложе в худи, седой. Крикнул старику:

— Бакалдыдала! Баянай махтал! (До свиданья! Удачи в рабалке! эвенск.)

Семён знал это эвенкийское пожелание помощи рыбакам и охотникам.

Завидев Семёна, человек в дверях откинул худи и принялся рассматривать пришельца. Наш парень тем временем направился к эвенку, который безуспешно пытался загрузить оленей несколькими кулями соли. В каждом по двадцать килограммов, многовато для старца. Семён подошел и быстро забросил кули во вьючные сумы. Эвенк не улыбнулся и не поблагодарил. Отвернулся, принялся возиться с верёвочной упряжью. Тот, что был в дверях, недовольно покачал головой. Подошёл, отправил кули снова на землю. Что это значит?

— Старикам нельзя помогать! — отрывисто и без акцента сказал подошедший. — И кормить их нельзя. Станут жирными, слабыми и быстро умрут. Должны сами всё делать.

Семён хмыкнул. А как тогда быть со старинным эвенкским наставлением (гунмувкэл)? В нём прямо указано: «Сагдылду бэлэкэл, нунарватын эннэкэл тыкуннира, Сагдыва тыкуннуми индус эрупчу одянан». (Помогай старым, их не серди. Если будешь злить старых, жизнь твоя станет плохой).

Собеседнику цитата не понравилась.

— Ты кто? Откуда?

Семён представился. Теперь он мог разглядеть собеседника лучше. Лицо широкое, круглое, волосёнки на голове редкие, длинные, расчесаны по обе стороны, с некоторым намеком на пробор. Глаза-щёлки. Взгляд едкий, острый, быстро исчезающий за веками. Сверкнёт на долю секунды, и — нет его. Не больно поймаешь. Не ухоженный, в общем, тип. (А кто в Усть-Оленьке ухоженный?). Суровая мужицкая страна, эти кряжи Прончищева и Чекановского. Не метеоролог ли собеседник, раз вышел из здания метеослужбы? Нет, считает себя независимым эвенским историком. И художников. Здесь в гостях у начальника полярной станции. Того нынче нет. На несколько дней отлучился по делам в Таймылыр. К военным. Там тропосферная радиорелейная станция.

— Гэрбис ӈи? (Как вас зовут?), — блеснул Семён самодельным эвенским. Недаром возил в «лягушечке» русско-эвенкийский словарь Б. В. Болдырева «для аборигенов, изучающих русский». Что-то да запомнилось.

— Мадрид.

Вот тебе раз. Откуда на Оленьке испанская грусть?

— Прекрасно. Легко запомнить.

Семён засмеялся, а собеседник нет. Ну, раньше у каждого эвенка было по нескольку имён. Самое главное давали при появлении на свет родители. От посторонних ушей его скрывали всю жизнь. Чтобы беды не накликать. Говорили друг о друге иносказательно, например, «тот, у которого самый крайний чум». Даже матери остерегались использовать настоящие имена детей. Обращались к ним: «нэкукэ» (малыш), «хунэ» (дитя), «хунат» (девчонка). Несколько последующих имён, сменяемых в случае, например, болезни, тоже были. Теперь другие времена. В паспортах эвенки в большинстве зовутся на русский манер, однако экзотики тоже хватает. С Мадридом как раз тот случай. И что? Вон канадская певица Ґраймз и Илон Маск, хозяин «Теслы» новорожденного сына нарекли сперва «X Æ A-12» (Икс Эш Эй-Твелв), а потом, уточнили: «X Æ A-Xi». Что это значит? Ну, «Х» это, естественно, икс. «Æ» — искусственный интеллект (artificial intelligence) на эльфийском языке Джона Ро́нальда Ру́эла То́лкина. «A-12» — «Архангел», самолет-разведчик, предшественник любимого супругами Lockheed SR-71 Blackbird. Просто и логично. Теперь любящим родителям совсем нетрудно подозвать сынка:

— Эй, ИксЭшЭй-Твелвчик, иди сюда, малыш! Мы тебе мороженку принесли. Будешь?

Увы, соответствующие органы Калифорнии отказались регистрировать креативное имя. Не доросли, ретрограды.

Семёна пригласили в соседний с метеостанцией домик о двух оконцах с каждой стороны и длинной пристройкой. Чистое деревянное крыльцо. Половики. В комнате, куда Семёна завел Мадрид, стены в карандашных рисунках. Кто автор? Мадрид и есть. Посмотреть было на что. Помимо живописи была и лекция. О Великой Эвенкии, которая в прошлом занимала Восточную Сибирь от Енисея до Охотского моря. Эвенки древний народ. Известны их стоянки седьмого века. Только через несколько столетий со стороны Байкала в Эвенкию пришли якуты, заняв её центральную часть. Разумеется, не без… возражений.

Так что галерея на стенах это история народа в картинах. Семён стал вникать. Ему интересно. Вот суровые мощные мужчины с белесыми бородами в три струи, темными волосами на голове. Хосуны. Все с пробором, как у Мадрида. У всех косы с серебряным амулетом «латахаан». Страшные узоры на лицах выполнены сухожильными нитками. Нагрудники в бисере расшиты подгрудным оленьим волосом. Передники «далыс». Они спасали в бою от колющих ударов «пальмой».

— Это наш Урэн, у якутов он Юрэн. А здесь Чыммками (Чэмпэрэ), Унгкавуль (Юнкээбил). Нурговуль (Нургаабмл) — отрывисто перечислял хозяин. — Эвенкские витязи начала времён, Великие люди. Охранители родов. Каждый тремя стрелами добывал столько диких оленей—«тиигээн», что хватало на зиму семи большим семействам. А эти двое — Эбенча-хосун и его сын Чохума-хосун из рода Чорду. На лыжах-тутах, подбитых камусом, догоняли осенних оленей-тугутов, самых проворных после смены шерсти…

На многих полотнах Семён разглядел в небе ястреба, душу Урена.

За что бились древние витязи, зачем снимали скальпы с поверженных соперников, пожирали их костный мозг? За доступ к речным бродам-«поколкам», по которым переправлялись олени и лоси. Там решались судьбы родов: удастся ли добыть достаточно мяса для очередной суровой зимовки. У героев был обычай ритуального самоубийства в случае смерти предводителя-хосуна. Напоминает харакири японских ронинов, странствующих воинов-самураев, потерявших сюзерена.

Большое фото. Речушка, на заднем плане гора, перед ней — остатки столбов и навеса. Воздушная могила (арангас) великого хосуна Урэна. Эвенки и ныне хоронят покойных на столбах и особо чтят этот арангас на реке Юрэн Аппата.

Мадрид включил магнитофон. Полилось пение, мужское, однообразное. То и дело прерывалось речитативом, почти разговорной речью. При этом Мадрида как-то интересно еще и подергивало, не всегда в такт. «Шаман, не шаман, — подумал Семён. — Может, косит под него?»

— Старинный нимнгакан. Эпический сказ, — отрывисто объяснил Мадрид. — Поёт Гаврила из рода Эдян. Я тебе переведу. Слушай, как сердится витязь:

От сильного гнева

На одну пядь вырос вверх,

На четыре пальца раздался вширь,

Глаза его наполнила гневная кровь,

В грудь вошла сердитая кровь,

В сердце ударила отважная кровь,

К коленам хлынула дерзкая кровь

(Г. М. Василевич)

Под такую музыку и прошел дальнейший осмотр «галереи эвенкских образов» как называл её Мадрид. Вот симпатичный молодой ученый Гавриил Васильевич Ксенофонтов. В 1923—1924 годах собирал у Оленёкских эвенков древние сказания. Обвинён в шпионаже в пользу Японии. Расстрелян и реабилитирован. Герои эвенских (тунгусских) антисоветских восстаний 1924—1925 и 1927 годов: Михаил Артёмьев и влиятельный у местного населения эвенский князь Павел Карамзин. За что сражались? За создание национального эвенского государственного образования. Присоединение Охотского края с эвенским населением к Якутии. С выходом к Охотскому морю. Тогда бы Якутская АССР могла стать полноправной союзной республикой.

— И в 1994 году выйти из состава СССР?

Семён насмешлив. Однако попал в точку. Мадрид засуетился.

— Не обязательно. Лучше спроси, почему восстали. Потому, что достали жёсткими поборами, разорявшими семьи. Советская власть была некомпетентной, надменной и грубой. Повстанцы тоже не сахар. Грабили фактории, местных жителей. Закончилось восстание вполне мирно. Особая комиссия ВЦИК признала, что взрыв недовольства местных родов спровоцировала «преступная деятельность властей Охотского края и местного ОГПУ». Связей восставших с японскими и американскими спецслужбами не обнаружено. Так-то вот. Ну, и как тебе моя галерея?.

— Всё очень достойно. Спасибо. Многое не знал. Только, кажется, работа не завершена?

Щелочки глаз Мадрида удивлённо приоткрылись. Что Семён имел в виду?

— Ну, например, разве не интересно в галерее увидеть портрет Иоганна Голиба Георги? Профессора минералогии, русского академика. Очень уважавшего эвенков за скромность, доброту. Он открыл миру эвенкскую культуру. В 1775 году на немецком опубликовал сказ о эвенкском витязе Долодае. И он был оценен читателями Европы.

Щёлочки прикрылись. Долгий вздох и резкое:

— Георги чужак!

— Хорошо. Но где великий эвенкский сказитель-нимнакалан Николай Гермогенович Трофимов? Благодаря его уникальной памяти, не канули в вечность великие нимнаканы «Иркисмондя-богатырь», «Торгандун Среднего мира», «Всесильный богатырь Дэвэлчэн в расшитой-разукрашенной одежде».

Щелочки теперь распахнулись до полного округления. Послышалось растерянное:

— Ты что-то много о нас знаешь… Ты кто?

Семён продолжил:

— А где великие снайперы-эвенки времён войны? Иван Кульбертинов отправил в мир иной четыреста восемьдесят семь врагов. Или Семён Номоконов по кличке «Таёжный шаман». Ходил на «охоту» в бесшумных броднях из конского волоса. Триста шестьдесят семь немцев погубил. А где эвенк Петр Карарбока? Когда попал в плен, немцы за внешность назвали его «русской обезьяной». В клетке держали. Но однажды «обезьяна» странным образом исчезла. Замки вскрыты. На земле мёртвая охрана. А Карарбок пришел к своим и дальше воевал. Такие они, эвенки. Не одни стародавние хосуны.

Это упрёк? Мадрид озадачен. Решился показать гостю еще кое-что. Повел в длинную пристройку. Там на листах старого линолиума, а то и просто на полу лежали странные, но всё ещё грозно выглядевшие… железяки. Старинное боевое оружие Севера. Откуда? Вот эту штуковину, например, эвенки называли «кото», якуты — «батыйа», или «батас», русские — «пальмой». Полуметровый клинок, хвостовик которого погружен в деревянную рукоять на двадцать и больше сантиметров. Общая длина штуковины полтора метра. Очень похожа на самурайскую «нагинату». Хорошо рубит и колет, хоть дрова, хоть оленью тушу, хоть человека. Двузубая вилка — древняя стрела «ырба». Колчан «нимсики». «Алана» — сложнейший составной лук. Обоюдоострый кинжал «сингтэпчээн». Якутский палаш-«кылас»: клинок с одним лезвием в метр длиной. Совсем как монгольский меч времён Чингизхана и, скорее всего, оттуда же. А вот что Семёну по спортивной линии ближе всего — «болот». Почти шпага. Наш герой отвлекся на казацкую саблю. Семнадцатый век? Кажется, так. Длина сантиметров восемьдесят. Гарда (рукоять-крестовина) из темного дерева. Однозначно, русский морёный дуб. В руке лежит как влитая. Лёгкая, килограмма не наберётся. Отличная балансировка. На конце клинка утолщение-елмань. Чтобы защиту противника прорубить. И его толстую меховую одежду. Взмахнул несильно, отвернувшись от собеседника, чтобы его случайно не задеть. Но этим его и спровоцировал. Мадрид неожиданно схватил рядом лежавшую «пальму» и обозначил нешуточный выпад в сторону гостя. Вполне мог серьезно ранить. Чисто рефлекторно Семён удар отбил.. Спортивный навык — «sentiment du fer» (чувство оружия) не подвёл. Недоуменно посмотрел на хозяина. А тот с чертовой пальмой, кажется, больше не шутил. Последовал второй выпад, с низкой позиции, запрещенной в спортивном фехтовании. Но Семён уже был готов. Перебросил саблю в левую руку и крутящим движением выбил оружие. К пальме на полу поспел раньше, наступив на лезвие.

— Неплохо, — одобрил его действия разочарованный Мадрид. Глазки совсем в веках утонули. Улыбки не получилось. — Ты какой-то… натасканный. Не из простых. Можешь саблю себе забрать. Дарю. Староват я стал. Рассказывают, в дежнёвские времена пальма побеждала саблю. Она колит и рубит. Сабля только рубит. Захотел проверить.

Семён подарок не принял. Правило у него: хламом не обрастать. И сувенирами. Никакими. Попросил продать кое-что из продуктов. Сахарку бы. Мучицы какой. Соли. Мадрид развёл руками. Ничего нет. Он сам здесь гость. Начальник метеостанции в отъезде. Постоянного населения в Усть-Оленьке нет. Купить не у кого. И нечего. Кроме свежей рыбы, когда бригада рыбаков пд вечер вернётся

Семёну к сложностям не привыкать. Идеи есть. Пошел на место, где старый эвенк загружал оленя мешками соли. В траве нашёл её целые пригоршни, не очень чистой. Худо-бедно, набрал килограммов шесть. И за то спасибо. Человеку умелому, каким он и был, мало что от людей нужно. Рыбки в Оленьке много, снасти есть. С голода он бы не пропал. А вот без соли дело швах. Расстались прохладно. Мадрид еще долго стоял на берегу, глядя как «лягушечка» справлялась с течением Оленька, пробираясь на противоположный берег. Когда машина по зелёным холмам кряжа Прончищева легла на курс к морю и стала еле заметной, не ушел, за биноклем сходил. Почему-то интересно мужику, куда Семён направился.

А тому поездка понравилась. И Мадрид заинтересовал. Надо же, хосуны… Парень покрутил головой, вспоминая рисунки. Ну и личики! Не приведи Господь таких ночью встретить. Осторожней теперь надо заглядывать в распадки. Может, там выжидает момент для удара пальмой страшноватый хранитель этих мест. А такие на Оленьке были и будут. Это о них:

Мы не ушли

Мы перешли из яви в лучи,

Идущие на небеса и к славе.

Но всё, что знали мы —

В лесах, камнях, на небесах —

Мы вам оставили

(Ацццкая сотона)

Да, славная получилась поездочка в Усть-Оленёк. Соль добыл. Впечатлений масса. От пальмы отбился. Есть ещё сноровка. Странный, конечно, дядька Мадрид. Непростой. Не очень на добрые отношения настроен. Такие теперь среди северных людей появились. Кожей почувствовали, что востребованы. Вспомнил свои зимние дискуссии с местными геологами и школьным учителем «о завоевании Чукотки». Как чукчи успешно сопротивлялись русскому влиянию. Битва при Егаче (март 1730 г.). Разгромлен отряд казачьего головы Афанасия Шестакова. Командир убит. Битва при Орловой (март 1747 г.). Разгром отряда драгунского майора Дмитрия Павлуцкого. Майор убит. Чукчи забрали его шлем и железный нагрудник, который он, раненый, сам расстегнул навстречу костяному копью. Его кольчуга долго была у чукчей памятной реликвией, но в 1870 году они её подарили «исправнику Колымского и Анюйского округов», путешественнику и большому учёному барону Гергарду Людвиговичу. Майделю.

В чукотских легендах Павлуцкий остался нехорошим «Якуннином» (Jakуннiн, «идеальное зло»). Однако офицер вступил в бой при Орловой не просто так. Он защищал коряков, у которых чукчи только что угнали семь оленьих стад и увели в полон восьмерых членов рода. Обычная их практика. Чукчи, в отличие от коряков и ительметов, именовали себя «единственными настоящими людьми» («луораветлан»). Считали, что так можно и нужно. Все остальные были тангитаны, танги (чужие, враги, недолюди). Русских именовали «кocтяными людьми c мopжoвыми мopдaми и pыбьими глaзaми, нeпoдвлacтными дyxaм» (Кириллица). Павлуцкий пытался прекратить насилие над русскоподданными-коряками по их просьбе. В итоге попал на чукотский вертел, который медленно поворачивали над огнём.

Да уж, не были чукчи беззащитными и слабыми. Использовали множество оригинальных боевых приёмов. Маскировались под болотные кочки. Перелетали на десятки метров по воздуху через врагов, используя стволики карликовой березки и помощь товарищей («копья-батуты»). Шли в бой под барабаны из человеческой кожи. Использовали в атаке натасканных на чужаков ездовых лаек. Переговаривались в бою голосами животных: волчьим воем, криками гагар, ворон, рёвом моржей. Некоторые историки видят черты сходства (иные говорят, родства) в характерах коренных жителей Чукотки и древней Ниппон (日本, «Места, где восходит Солнце»). Ну, это, думаю, бабка надвое сказала. Пропаганды не чурались. Только так объяснимы пересказанные Тан-Богаразом местные легенды о чукчанках, разрубленных казаками как рыба перед сушкой. Совершенно азиатский, не русский, способ расправы. Где, когда ещё казаки творили такое? Байки из серии о «миллионах изнасилованных немок».

Злые домыслы вокруг давних историй живы. Плохая для России идея «каждый за себя» работает на отдаление этносов друг от друга. Пытаются убедить малые народы, что они в осажденной крепости и могут выжить только среди своих. Однако в нашем обществе традиционна идея общности всех людей. «Только русские позволяют себе роскошь — воевать из чувства сострадания», говорил генерал Михаил Дмитриевич Скобелев.

Вечное стремление русской цивилизации — не покорять малые народы, не ломать их жизненные уклады, а включать в свою среду, с сохранением традиций и языка. Никогда не шла речь об обращении в свою веру. Аборигены сами ею интересовались. Много лет прошло со времени продажи Аляски (1876 г.), а эскимосы-юпики и алеуты всё чтят святого Германа Аляскинского с Елового острова (канонизован в 1960 г.), посещают церковь Вознесения Господня Московского патриархата на Уналашке, главном острове Алеут. Как то в бывшем аляскинском селе Бухта Трех святых (ныне Старая Гавань) баптисты уговорили нескольких православных перейти в свою веру на Страстную Пятницу 1964 г. Однако в этот день 28 июля в 17 часов 36 минут точно в момент «перехода» грянуло Великое Аляскинское землетрясение. Цунами смыло все дома, кроме православного храма. Население это восприняло как кару Божью. Миссия баптистов закончилась разгромом и изгнанием. Покорением и ликвидацией несогласных занимался Запад. Он и ныне посильно продолжает эту линию. Другое дело, что ресурсы не те. И объяснения, почему это для пользы тех, кого бомбят… крепко пожухли.