Меблированная пустыня (сборник)

Леонид Финкель, 2017

В этой книге собраны рассказы и повести автора, у которого три родины: Украина, Израиль и русский язык, русская культура. Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими – результат накопленного жизненного опыта. Почти каждого, кто совершил восхождение в Израиль, этот опыт странно побуждает к размышлениям, от которого возникает головокружение, как от неудачно подобранных очков. Автор живет в древнем израильском городе Ашкелоне, которому идет пятое тысячелетие, здесь были египетские фараоны и ассирийские цари. Ашкелон известен подвигами легендарного Самсона, здесь родился царь Ирод. Автор уверен, что неслучайно именно здесь он почувствовал неправдоподобие не только собственной биографии, но и любого жизненного опыта. Здесь уже все было. Здесь еще все может быть.

© Л. Н. Финкель, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

* * *

Письмо внуку

Томеру

Ты только что кончил рисовать, уронив карандаш, поднял, растопырив пальцы, над рисунком руку, точно его охраняешь. Ладошка маленькая — не шире тополиного листа. А под ладонью что-то волнистое, живое. Холмы? Волны? Впрочем, тебе ещё невдомёк что это и облако, и гора, и стадо овец — узнаю любой образ мира, как в ударе колокола можно расслышать при желании любой голос.

Но сейчас для тебя в мире только одна новизна, та, которая рождается под острием твоего карандаша.

Потом пройдёт немало времени, и ты задумаешься о чувствах, что испытывали люди до тебя. Узнаешь, что они удивлялись, радовались, любили. Потом умерли, куда же ушло это богатство?

Там, в Союзе, я б оставил тебе в наследство роскошную квартиру, библиотеку, каких мало. Здесь, на Святой земле — ничего этого уже не добуду — не тот возраст, если б и возмечталось, так нет разбега…

Я хочу, чтоб ты знал, почему перегревается от напряжения разум. Что вызывает бессонницу, не даёт жить. В сущности, мне надо самому разобраться, но чтоб разобраться самому, надо думать сообща…

Каким ты будешь, мой внук? Бойким и энергичным, как твоя мама, вечным отличником, работягой, как твой отец? Иногда мне кажется, что ты будешь в бабку, та и бойкая, и энергичная, и такая же вечная отличница и труженица, на чем стоял и стоит еврейский мир. Дай-то, как говорится, Бог чтоб в бабку. Но и хлопот при таком характере не оберёшься: всё непременно в срок, всё по самому высшему разряду, впрочем, это будет потом…

В самом деле, а что будет «потом»?

Начнёшь выбирать профессию, знай: многие поколения в твоём роду были музыкантами. Давным-давно начинал праотец нашего рода Мендель, редкий человек. Это от его скрипки сходили с ума женщины и делались бунтовщиками мужчины. А дальше — сколько консерваторий закончили, сколько музыки написали и сыграли! В семье хранилась дирижёрская палочка, передавалась от отца к сыну… На мне всё и оборвалось…

Мы с матерью уходили из горевшей со всех сторон Полтавы, которую подожгли не то свои, не то чужие, теперь уже не разобраться…

У матери хватило мужества и здравого смысла не верить дядюшке, который утверждал, что помнит немцев по первой мировой войне 1914 года — интеллигентнейшие, — говорил, — были люди!

Дядюшка жил в Киеве, там и застал его приказ явиться на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбища), с чего, как известно, и началась дорога в Бабий Яр. Дядюшка же, читая приказ, быстро смекнул, что те интеллигентные немцы в Киев не пожаловали, а пришли какие-то другие, которым ни до Гёте, ни до Бетховена нет дела (тут дядюшка ошибся — многие из убийц обожали и Гёте и Бетховена и Вагнера — я не знаю, сколько еще масок надо надеть искусству, чтоб не ощутить этой пощёчины).

Родственник на перекрёсток означенных улиц не явился, но перехитрить коменданта города не удалось. Дядюшку повесили на балконе собственной квартиры. Прямо на Крещатике. Главной улицы Киева. Как нашли? А дворник старый кожаный диван их присмотрел. Чёрт знает, что он в нём нашёл! Но диван понравился, приглянулся…

Когда уже после войны возвратились в Полтаву и вошли к своим соседям, те вздохнули: другим везёт… владельцы вещичек, сдохли или их пристрелили, а эти вот явились…

В общем, бежали мы из Полтавы, слава Богу, живы, а дирижёрскую палочку прихватить не успели. И соседи о палочке ничего не знали. Кто взял буфет, кровати, патефон — всё помнили, а вот про палочку не знали, всё натурально, зачем им эта палочка, они без сантиментов…

А потом стало не до музыки. Отец с войны не вернулся, даже могила его затерялась в смоленских лесах. Мама едва сводила концы с концами. Вот только, когда кто-нибудь играет на скрипке — чувствую на глазах слёзы. Представляешь, даже когда весёлая музыка — всё равно слёзы.

Так что сам решай — быть тебе музыкантом или нет. Сейчас музыкантов в Израиле — пруд пруди. Говорят, кто сошёл с трапа самолёта без скрипки, тот наверняка пианист.

Убеждён — скоро будет иначе, потому что когда музыкант подметает улицы — музыка беззащитна ещё больше, чем музыкант. Потому что золото можно делать только из золота. Ты понимаешь, что я имею в виду…

Ну вот, приобретёшь профессию, найдешь друга, встретишь женщину. Впрочем, здесь всё будет непросто, в особенности, если характер окажется действительно бабушкин — будешь играть не часами — сутками, проклянёшь всё на свете. Женщины — тоже не подарок — одна, другая изменит, потом друг предаст. И ты уже готов приставить к виску штуковину, которая в Израиле продаётся даже невменяемым. Вот не так давно молодой человек натворил дел, перестрелял всех подряд, стали проверять — душевнобольной…

Тогда и вспомни совет деда: самая прелестная в мире женщина, самый большой друг — это только микроскопические песчинки в сравнении с огромной радостью жизни, хотя и без женщины и без друга радость, разумеется, будет значительно меньшей. И все-таки… Сколько всего у тебя будет!

Ну, во-первых, страна. Плохая или хорошая, с левым правительством или правым, с автобусами, которые ходят в шабат или нет, с собственными ворами и проститутками, о которых «мечтал» Бен-Гурион (чтоб быть похожим на другие государства), но своя собственная держава. Государство. Медина.^[1] Упаси Бог покинуть её, как покинули когда-то наши предки. Если б они защищали её с таким рвением, какое последующие поколения потратят на возвращение, её никогда б не отняли.

Трудно даже представить, что значит своя страна! Не могу и я о том сказать, потому что не выпил её ещё не только сполна, но, можно сказать, даже не пригубил. Конечно, и в других землях жили евреи, как жили наши предки на Украине. И небо там синее вовсе не от синяков, а потому что просто синее. Но дышать там можно было, только непрерывно крича: «Ура!». А это утомительно, да и на оптимиста нельзя выучиться, им надо родиться.

В сущности, Израиль — это воскрешение действительности, которая была до нас… И если у тебя есть воображение — оно у тебя есть наверняка — ты услышишь, как играет на арфе царь Давид, как Шломо^[2] шепчет слова «Коэлет»^[3], как стонет связанный Шимшон…^[4]

На этой земля у меня устойчивое ощущение полёта. Как в сновидении всё является разом и откуда-то… И эта удивительная новизна рождения! Представляешь, родился стариком, а умирать буду, это уж точно, ребёнком. И по земле хожу, как по небу и парю головой над бездной неба…

Только сейчас я понимаю, что жить на Святой Земле — духовное сверхусилие, насколько же это лучше духовной рассредоточенности, когда каждому достаются только крохи…

И ещё, внук мой, есть у тебя свой язык. И тут я тоже не могу тебе сказать, что это значит, хотя с ивритом у меня никаких проблем. С моим ивритом проблемы у всех других израильтян.

Чужой язык — это почти всегда чужой ум.

Язык — родимое пятно души. Язык пророков даётся во спасение. Один такой в мире!

Быть тебе верующим человеком? Это выбирать тебе самому.

Мы с твоей бабушкой уезжали из богооставленной страны. Бог ушёл из неё, потому что оказался ненужным: он мешал творить насилие, ставить эксперименты, не задумываясь о праве на них.

Мы оказались неверующими, потому что выросли в неверующей стране. Неверующие и теперь. Не потому, что не желаем, скорее не готовы поверить…

А вера делает человека не только совестливым. Вера делает человека ещё и молодым. Остался же молодым наш праотец Авраам, и была в свои девяносто лет молода Сарра, чтобы родить ребёнка. И что, ещё пуще, чтобы желать его…

Ах, как часто мы были ворчунами:

— Ну и жизнь! Перевернул бы её кто-нибудь верх дном!

Прошу тебя, не верь тем, кто так говорит. И упаси тебя Бог что-нибудь переворачивать. И никогда, ты слышишь, никогда не делай революций. Потому что сделать революцию — значит сдвинуть огромный камень, который полетит в пропасть, всё руша, всё, сметая на своём пути, вызывая обвал за обвалом. Что в сравнении с этим обвалом измена женщины или друга, тем более, что женщин в этом мире куда больше, чем нужно для одной жизни. Да, в сущности, и нужна только одна, которая перетерпит все твои глупости и бредни, как терпела их твоя бабушка, когда у деда вызревала страстная любовь ко всему миру. И уж вовсе безудержная — к книгам, которых не было разве что под кроватью.

Всё ничто по сравнению с обвалом огромного камня, который, как оказалось, и остановить невозможно, только и дождаться, пока он достигнет дна пропасти…

Если тебе уже захочется какой-нибудь новой, неслыханной свободы — надень-ка ты на ночь фригийский колпак. И всё. И перетерпи. Только не делай никаких революций. Бог с ними…

Вот, кажется, и всё. Тем более, что наверняка найдутся люди и даже кто-нибудь из родственников, кто скажет, что всё-таки было бы лучше, если бы я оставил тебе дом, самолёт, или на худой конец яхту. Да я и сам так думаю, тем более, чем это куда надёжнее предотвратит тебя от революций, нежели абстрактные советы.

Но я же предупредил: на всю эту роскошь — нет разбега. Так что передаю только свои суетные мысли, то, что нажил. Как видишь, немного. Совсем недостаточно, чтобы ты пришёл на нашу с бабушкой могилу, хотя, если честно признаться, нам очень того хочется. Приди и положи камень. Он, этот камень, из тех, что наши предки столько раз разбрасывали и собирали, сыграл не последнюю роль и в нашей жизни.

Так что, приходи, как приходил к нам в детстве.

Приходил, зачаровывал, и наступало счастье.

1992 г.

Примечания

1

«Государство», иврит

2

Царь Соломон.

3

Книга «Экклезиаст»

4

Самсон