COVID 19

Леонид Сергеевич Акимкин, 2021

Covid 19. Вирус, который изменил жизнь всего человечества, и две тысячи двадцатый год показал, насколько мы готовы или не готовы к переменам. Но что, если на этом изменения в жизни общества не закончились? Что, если вирус разделил общество на касты. На свободных людей с повышенным иммунитетом и на тех, у кого только базовый? И все это привело к новому крепостному праву, к закрепощению тех, чей "ковидный" статус равен "девятнадцати". Все это только для их спасения. Или все не так просто? Главный герой ищет ответы на эти и другие вопросы. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

«Тридцатые»

Юра любил дворянские собрания и не любил одновременно. Любил за то, что мог уезжать в «тридцатую зону», в тот мир, который был до пандемии и который теперь закрыт для всех, кто ниже «двадцать шестых». Там все осталось по-прежнему. Почти по-прежнему, везде теперь свои заморочки, но все же… На дорогах автомобили, в небе самолеты, под землей метро и шахтеры. Там двадцать первый век живет в своей канве.

Вот там, в том почти нормальном мире и проходили слеты новоиспеченных дворян с ковидным статусом «тридцать». Так же там проживали люди с цифрами в тестах от двадцати шести до тридцати пяти. Все они были свободными гражданами с одинаковыми правами и свободами, только табель профессий делил их согласно иммунитета и не более.

Грубо говоря, «двадцать шестой» — марш на завод, «двадцать девятый» — иди и руководи чем нибудь, «тридцатый» — в дворяне и так далее.

И вот в этом мире современности раз в месяц дворяне закатывались в какой-нибудь ночной клуб, где отрывались за долгие дни скучной деревенской жизни. А потом в том же «ночнике» искали кабинет или угол, где потише и начинали так сказать накопленные измышления изливать друг на друга.

На наше крепостное счастье они не могли принимать законы и правила, но могли писать в Сенат холодными зимними вечерами всем своим комьюнити с различными требованиями. В том году все требовали разрешить им бить крепостных без причины и поговаривают, что такой закон примут.

Благо мой барин был спокойный и миролюбивый человек и на подобные провокации почти никогда не велся. Он тихо, мирно напиваясь, слушал весь этот бред, а потом приезжал и изливал боль и возмущение мне, а иногда и на меня…

Вот и сейчас, раздобыв нам еще по пиву, ящик он что ли в кресле прячет, Юра начал: «И эти люди претендуют на звание поместья высокой культуры, Саня!»

Я, не отрывая банки от рта, покачал головой в знак усиленного внимания.

— Дубровские, семейка Адамс, что творят! Занялись выводом новой породы! Так и говорят, мы взяли на себя миссию по разведению крепостных нового типа, так сказать крестьянин 2.0. И ведь не шутят! У них же три брата и сестра, идиотка веганская, деревень под три десятка, вот и чудят. Стали в одну деревню, к сестренке придурошной, свозить всех блондинов высокого роста и баб им под стать. А если, говорят, хватать не будет, выменивать станем у друзей. Благо торговать вами нельзя, но долго ли? Они и подписи стали собирать под петицией о свободной торговле крепостными!

— Подписал? — с напускной серьезностью спросил я.

— Да что ты обо мне думаешь?

— Что прям при всех взял и отказался? — я продолжил подначивать Юру.

— Да! Нет! Притворился, что смертельно пьян и сплю, — Юра стушевался, — но не подписал же?

— Молодец! — резво выкрикнул я.

— Да пошел ты… А Смирнов что учудил! Помнишь, я тебе про него рассказывал, пришибленный такой? Ну что призывал нас к революции, против системы и такое всякое?

— Да, помню, говорил ты, — коротко ответил я и потянулся к новой банке.

— Ну, этот значит нигилист-извращенец, распустил своих крепостных! Подписал каждому вольную и адьё! Прощайте униженные и оскорбленные!

— А что так можно?! — я аж поперхнулся и закашлялся.

— Нет, конечно, Санек, неужели бы я тебе вольную не дал?

— Дал бы, — сказал я и добавил, чтобы подразнить друга, — наверное.

Юра показал мне «фак» и продолжил: «Так его крепостные что натворили? У нас же никто не верит в ковидные зоны. Типа вот такой заговор, чтобы рабство легализовать. Ну и ломанулись они скопом в «тридцатку». А там же леса сплошные, болота, кордонов мало… Почти все смогли просочиться… Ни одного не смогли спасти… Почти восемь сотен, женщины, дети! Все погибли!»

Это было ужасно. У нас и правда почти все думали, что все не так, как нам преподносят. Многие думают о побеге в старую жизнь, к «тридцатым», но с нашим иммунитетом к COVIDу выжить можно только в «девятнадцатой зоне», будучи крепостным, бесправным. Ибо если бы они у нас были, права эти, мы бы уже все, как Смирновские в общей яме под известью гнили. Потому что надежда умирает последней. В той же яме, под той же известью.

— И что теперь со Смирновым? — спросил я.

— В солдаты пойдет, на Кавказ, сука!