Забег

Лев Воросцов

Одинокому мужчине требуется отрыв от постылой суеты. Куда направиться, вырвавшись из общаги для гастарбайтеров? В ресторан, стрип-клуб? С кем провести время? С «труженицей древнейшего профсоюза», как он называет проституток? С работницей стрип-клуба? О, там множество разных профессий: парти-гёрлз, официантки, барменши, стриптизерши – «стрипки». Или, может быть, завести знакомство на улице? Должна же найтись в этом городе хоть одна женщина, готовая трахнуться, как акула, – совершенно бесплатно?!

2. Калипсея Одиссея

Стильная девочка. Девчонка. Оревуар, мадемуазель*, вив ля Франс. Как же ее, милашку-то, зовут? Изумруд в полутьме растоптанных ресторанных переходов. Как же, как?.. Жанна! Точно, ее зовут Жанна, она тут недавно. Но, сдается, давно? Сидящий внутри меня непризнанный паэт срочно попытался запихнуть в ее корсет стихотворную купюру:

Жанна, трепетно-жеманна, избегает Жан Вальжана. Парижанка ныне, Жанка слову своему служанка. Не поэтому ль так странно вдруг проснуться с ней вульжаном?*

Но понравится ли ей мое, кхе, полное закавык словотворчество? Как не хочется испортить впечатление! Надо написать что-то нежное, возвышенное, безоблачно романтическое.

«Эй, ты чего, шеф?!» — толкал меня Удав. (Иногда вспоминает, что я ему в некотором роде начальник, и называет «шефом»). Я очнулся от грез. Веревки корсета шевельнулись змеями и, шипя, зашнуровали чудную вершину, на которую я бросил прощальный взгляд отплывающего альпиниста. «Шварц, мы поедем или так и будем торчать в этой богадельне?» — интересовался Длинный дальнейшим распорядком дня. Вернее, переходящего в ночь вечера. (Шварц, — это тоже я, кстати, — по стати). (Да, вот как нас такие типо-друзья тащат порой в совершенно иные палестины). «Пожалуй, следует отлить, — как можно невозмутимее сказал я, поднимаясь, сдерживаясь, чтобы не вздохнуть или не ругнуться. — Сходишь со мной?» — «Да я только что оттуда, ты чо?!»

Пробираясь между столиками, пытался творить что-то однозначно лиричное. Женская грудь, покачиваясь, тихо плыла в туман Норманди. Туда, где запах свежего сена и навоза смешан с ароматом нормальных нормандок, у которых сиськи, — что бидоны молока. Оттуда, из тумана, доносился шум прибоя и глухое мычание коров, смешанное — ну надо же — с молчанием недоенных ягнят. Или нет, эти ягнята, черт бы их подрал, жалобно блеяли на тонущем в шторм судне. Сигнальный туманный гонг бил тревогу, но берег, в его нормандском формате, откликался лишь отливом свежих нечистот, не считая вышепомянутого мычания… И где же тут, пардоне муа, писсуары? Ладно, сойдет и кают-кабинка с видом на стену с унитазом. Я задумчиво творил, изливая струю. Шум спускаемой воды оборвал неоконченный мадригал на самой сомнительной ноте.

Практически выбегая из туалета, уже у двери краем глаза заметил что-то странное, обернулся на невнятный зов образов. У зеркала, слегка наклонившись, стояла Жанна и подкрашивала губки. Улыбаясь зеркалу и мне. На ней и в самом деле был корсет, который она, видимо, учитывая размеры груди, распустила для отдохновения, сделав перерыв в работе. Левая, ближняя ко мне торпеда совсем выбилась из строя и стройно теперь торчала навстречу зеркалу, то есть, в некотором роде, моему отражению тоже. Бледно-розовая плоть. А кроме корсета на Жанне ничего не было. Все-таки приличные были времена, когда девушки носили корсеты, вы не находите? Конечно, дорваться до сисек в таком доспехе — не самая простая на земле задача. Но, тем не менее, это как бы дисциплинирует обе стороны.

Конец ознакомительного фрагмента.