Время не властно

Леа Рейн (2024)

Многие не подозревают, как тесно связаны прошлое и настоящее. Шестнадцатилетняя Анаис убедилась в этом сама, когда узнала, что унаследовала от отца способность перемещаться во времени. «Сумасшедшие двадцатые», эпоха правления Людовика XV, короля Черное солнце, — зачем ее уносит в эти века? Судьба приготовила для Анаис множество испытаний и сложных вопросов. Сможет ли девушка вынести огромную ответственность путешественника во времени и избежать опасностей, которые готовит ей прошлое? Удастся ли ей разгадать все тайны своей семьи и понять, почему она появляется в той или иной эпохе? Поэтичный роман о любви сквозь века, события которого разворачиваются на фоне Парижа различных эпох.

Глава 11. Все стало запутанней

— Анаис, в это до сих пор трудно поверить! Ты исчезла прямо на моих глазах. Я к такому, наверное, никогда не смогу привыкнуть! — слышались слова Шарлин, пробиваясь сквозь прочный купол мыслей, который захватил меня в плен.

Но я будто не слышала подругу, даже не собиралась подниматься на ноги, так и сидела на полу, глядя невидящим взором в пространство.

В голове продолжал раздаваться голос Элизабет:

«Надеюсь, женщина, что вас воспитывает, очень хорошая?»

А следом за этим:

«Я думала, вы знаете, что воспитываетесь в приемной семье».

Фразы проносились одна за другой снова и снова, как эхо, доносящееся сквозь века. Они вызывали бурю чувств и эмоций. Я не понимала, что именно ощущала в тот момент, но кажется, все разом. Злость, опустошенность, боль, отчаяние — все смешалось в безумный комок, что разрывал меня изнутри.

Если это правда, значит, я родилась в прошлом, но отец решил забрать меня в будущее. Только зачем? Чтобы меня не убили? Но в то же время осталась Элизабет, а папа говорил, что всех дочерей путешественников нужно убивать. Они подвергают себя опасности? И как мама могла мне лгать? Она должна была знать, что я путешественница во времени, раз отец меня сюда переместил! Я уже ничего не понимала… Папа тоже хорош. Мог бы и оставить для меня что-то, раз знал, что рано или поздно я начну перемещаться. Вместо него правду мне рассказала бестактная Элизабет!

— Анаис, ты в порядке? — Шарлин опустилась рядом и заглянула в мои глаза.

Я сосредоточила на ней взгляд с таким трудом, будто глаза налились свинцом, — оказалось, на ресницах застыли слезы. Шарлин положила руку мне на плечо в утешительном жесте, что заставило голос Элизабет немного утихнуть в голове. Шарли поняла, что случилось что-то грустное, поэтому без лишних слов обняла меня. Я начала рыдать. Подруга ничего не спрашивала, дав возможность выпустить эмоции, и гладила по спине. Через некоторое время мне стало немного легче.

— Шарли, прости, — проговорила я, вытирая щеки, — я расскажу, что случилось, но сначала мне нужно поговорить с мамой.

Шарлин растерянно кивнула. Было видно, что ей любопытно, но задавать вопросы она не стала. Все-таки мы давно дружим, и она знает, что я обязательно все расскажу, но только тогда, когда буду готова. А сейчас я не была готова, потому что сама не до конца во всем разобралась.

Я попросила Шарлин оставить меня одну. Ей ничего не оставалось, как собраться и направиться к выходу. Мне было совестно ее выставлять, но сил общаться не осталось. Шарли на пороге несколько раз уточнила, как я себя чувствую и все ли будет нормально. Я заверила, что все в порядке, мне просто нужно подумать, после чего она ушла.

Я была благодарна подруге за то, что она помогала и делила эту неподъемную ношу, которая обрушилась на меня три дня назад. Не знаю, как бы я без нее справилась. Наверное, мысли разъели бы меня изнутри. Я не жалела, что поведала ей тайну нашей семьи и продолжала рассказывать обо всем происходящем. Зная её тягу ко всему необычному, я понимала, что это волнует и интересует ее не меньше меня.

Когда я поднялась в комнату, подбежала к ящикам и достала дневник. Раскрыв чистые страницы, я продолжила записи о своих путешествиях. Рука затекла, пока я старалась излить мысли и чувства несчастной тетрадке. Стоило выдать несколько листов негодований на папу и маму, как мне стало значительно легче. А имею ли я теперь право называть её мамой?

Когда я закончила, поняла, что не представляю, какой это был год. Я могла бы выяснить это у Элизабет, у меня вполне была такая возможность, но я даже об этом не задумалась. Опять забыла! И даже пометка на руке не помогла! Надеюсь, нам еще доведется встретится, и тогда я спрошу все не только с нее, но и с отца. Особенно с него. Ему придется многое объяснить.

***

Мама пришла домой поздно вечером, когда улицы окутала уютная темнота, а на небе одна за другой стали вспыхивать маленькие звездочки. Будто небо — это плотная чёрная материя, а звезды — точки света, которые ставит какой-то художник, рисуя созвездия.

Город не собирался засыпать в этот поздний час, наоборот, с приближением ночи продолжал свою бурлящую жизнь. В основном на улицах можно встретить туристов или влюблённых парочек, прогуливающихся по мостам и сидящих в ресторанах. Сейчас у влюблённых, причём не только у коренных парижан, но и у приезжих, стало модно цеплять замки со своими именами к заборам на набережных, а ключики кидать в воду, скрепляя таким образом отношения. Со стороны это выглядит как какой-то ритуал. Все-таки есть в этом что-то магическое…

Говорят, Париж — город любви, но я пока ещё никого не встретила. Может, не там ищу. А, может, искать никого и не нужно, ведь счастье приходит тогда, когда его не ждёшь.

Ночной Париж — это нечто иное, с темнотой опускается особенная атмосфера, наполненная волшебством и вдохновением. Будто днем существует один город, а ночью появляется другой, и каждый из них прекрасен по-своему.

Вот почему многие художники и писатели так любили, любят и будут любить этот город и посвящать ему свои произведения. Прекрасное рождается из прекрасного.

Я побежала вниз, где мама копошилась у входа. Жозефина ещё не пришла с работы, поэтому я рассчитывала поговорить с мамой до прихода тети.

В прихожей я собиралась накинуться на маму с криками и обвинениями, но что-то меня остановило. Увидев ее, я просто не смогла этого сделать. Она была как всегда жутко уставшая, ведь работа официантки довольно трудная — приходится весь день стоять на ногах, натягивать вежливую улыбку, даже если у тебя нет настроения и хочется послать всех к черту.

Сколько себя помню, мама всегда работала не покладая рук. Виделись мы только по вечерам, и в детстве я всегда с нетерпением ждала ее прихода, чтобы она со мной поиграла или помогла с уроками. Все остальное время я проводила с бабушкой — сейчас та живет в Ницце, и я иногда приезжаю к ней на каникулы. Бабушка для меня тоже важный человек, но все же мамы не хватало. Тогда я ненавидела ее работу и не понимала, почему она не может уволиться, а когда выросла, осознала — это ради нас. В частности, ради меня.

— Что-то случилось, ma chère? — спросила мама, снимая пальто.

Я глупо смотрела перед собой, в горле застрял ком, который не дал мне произнести и слова. В ответ я смогла лишь неопределенно покачать головой — что-то среднее между «да» и «нет».

Неважно, родная она мне мама или нет. Это она заботилась обо мне, работала, чтобы меня прокормить, дарила любовь. Разве чтобы заботится о человеке и любить его, нужно обязательно быть в кровном родстве? Есть совсем другая форма родства — душевная, когда вы внутренне связаны друг с другом. И то, что сказала Элизабет, ничего не меняет, поэтому криками и обвинениями не поможешь. Но обсудить стоит, чтобы больше не обманывать друг друга.

— Мам, — выдавила я. — Давай поговорим.

— В чем дело? — её брови приподнялись.

— Это касается путешествий во времени.

— Ох, я постараюсь помочь тебе, чем смогу. Идем в столовую.

Мы сели за стол; хоть столовая и была большая, все равно казалось, что стены на меня давят. Или то давили события прошедших трёх дней. Они свалились резко, и к этому быстро не привыкнешь, ведь приходится менять и переосмысливать всю свою жизнь.

Второй вечер подряд я встречаю маму тайнами нашей семьи. Рассказывать было ещё труднее, чем вчера, когда я поведала о встрече с папой. Мама внимательно слушала, но когда я почти дословно произнесла слова Элизабет о «сёстрах-близнецах» и «женщине, которая меня воспитывает», глаза мамы полезли на лоб, а на лице застыла гримаса удивления.

— Но это полная чушь! — чуть ли не вскрикнула мама. — Я родила тебя, причём совершенно одну, не было никакого близнеца! Я лежала в какой-то супер-пупер больнице, за которую заплатила Жозефина, и прекрасно помню, как тебя рожала. Поверь мне, такое ни одна женщина не забудет! Не знаю, что тебе наговорила какая-то девчонка, но это все чушь собачья!

Я не ожидала такой реакции, думала, мама объяснит, как я появилась в этом времени, но она была готова рвать и метать от моих слов. То есть слова Элизабет — ложь?..

— Я уже ничего не понимаю, — пробормотала я и закрыла лицо руками. Казалось, мне пудрят мозги, и от этого хотелось плакать.

— Тише, Анаис, — мама сразу смягчилась, притянула меня к себе и обняла.

С ней всегда было хорошо, и я не верю, что она мне не родная. Элизабет, наверное, специально наговорила всякий вздор, чтобы меня запутать! Не стану же я верить ей, раз мама говорит обратное.

— Я не знаю, что там происходит, но все это неправда. Если ты ещё раз встретишь Жоэля, поговори с ним насчёт Элизабет. Уверена, есть какое-то объяснение, может, у девочки просто проблемы с головой?

— Наверное, ты права.

Я ещё раз вспомнила Элизабет и то, как она говорила. Тараторила, все время вскидывала руки при разговоре, начинала говорить что-то совсем неуместное и невпопад. Может, у этой девочки и правда что-то не так с головой? Но в то же время, она копия меня! Где у этого объяснение? Возможно, она моя дальняя родственница, только такое невероятное внешнее сходство все равно этим трудно объяснить…