Что и требовалось доказать

Лариса Филиппова (2024)

Данная книга представляет взаимосвязанные повествования о работе следователя милиции в середине девяностых годов прошлого столетия. Но не только криминальные истории, так называемых «лихих девяностых», положены в основу сюжета. На страницах много моментов, когда можно просто посмеяться или погрустить, понять, что те, кто совершил преступления, не могут быть исключительно плохими людьми. Но самое главное — это понимание того, как посчастливилось в жизни тому, у кого есть настоящий друг.

ГЛАВА

III

А месяцы потихонечку меняли один другой. Так и наступило лето. Так и получила Лариска майора. С опозданием, как обычно, но получила. Машке было уже два, и она болтала, не коверкая слова, называя всё своими именами, правда, как и у многих не всегда давалась «р» в каких-то определённых сочетаниях. Тем не менее, на вопрос соседей, как зовут маму, охотно отвечала: «Лора. Лариса. Майор». Когда те недоумённо пожимали плечами и спрашивали уже у бабушки: «Майор — это фамилия?», Машка только хмыкала и презрительно качала головой. В то время смотреть сверху вниз она ещё не могла (дорастёт и до этого). Вот так Лариска догнала в звании Деда. Майора «обмывали» накопившейся водкой, которую стали выдавать по талонам ещё при Басё из расчёта две бутылки на человека в месяц. Вроде и не надо было, а покупали. Итого получалось шесть штук в месяц. Так и пошла часть водки на поминки Басё, а часть стояла плотной батареей в нижней части мебельной стенки. И вот пригодилась, даже осталась ещё. А так всё нормально — весело, с шашлыками в лесу, под музыку из машин и танцами.

Как-то осенью всех «погнали» на строевой смотр, разумеется, в форме, которую женщины в следствии в Управлении точно уж не носили. По тем временам они не дежурили. Это потом, перейдя в Следственную часть, ни на какие смотры Лариска не ходила, а тогда, отработавшая всего-то год с копейками, не возмущалась. Они спускались с Ольгой по последнему пролёту лестницы, подходя к постовым, держа в руках пилотки (не пялить же их на голову), когда на них буквально во все глаза посмотрел старший смены постовых. По мнению Лариски, этот самый Юра был противноватый, так как она частенько с ним «закусывалась», хотя вот Людка, когда к концу своей службы перешла в Управление, с ним «придруживала». Так вот этот самый Юра, обращаясь к двум постовым, которые иногда могли и проверить удостоверение перед руководством (так-то всех в лицо знали) как-то неожиданно громко, кивая в Ларискину сторону, удивлённо, а точнее — просто с отвисшей челюстью спросил: «Она что майор что ли?» Лариска с ужасом перевела взгляд на Ольгу, которая уже хохотала вовсю, прикрывая рот пилоткой, потом проследовала, как говорится, «неся себя к выходу» мимо поста, рванула дверь и уже на улице выплеснула на Ольгу весь поток возмущений. «А я кто, по его мнению, — младший сержант или машинистка?» — практически кричала Лариска. Ольга сквозь слёзы отвечала, что больно молода, не тянет на майора. Лариска фыркнула, словно лошадь в стойле и, схватив Ольгу за руку, поволокла к машине, на которой они договорились доехать до этого самого строевого смотра, а точнее — до стадиона.

Очень скоро Лариска перезнакомилась со всеми, кто работал в Следственной части, охотно интересовалась, что у них там за дела. Туда перешла и их Вера Кораблёва, работавшая вместе с ней в райотделе. Ей нравился начальник Следственной части — Антоныч, ну если уж полно — Евгений Антонович, а если по-простому — «Старик». Зачастую люди сами себе придумывают прозвища. Так Антоныч, обращаясь ко многим, любил говорить: «Да ты знаешь, Старик…» или «Ну нет, Старик, ты не прав», при этом обхватывая рукой подбородок и, морща нос. Вот и все дела. Типа «Ангел мой», ну то есть Семёныч, пришедший в Управление из их райотдела, который своей привычки не оставил и по-прежнему называл всех «Наташенька, Ангел мой», «Оленька, Ангел мой», ну и так далее по списку. Куда ж он без «Ангела». Как был в райотделе «Ангелом», так и остался. Она и раньше знала Антоныча немного, когда работала в райотделе. Просто как-то получалось, когда он не был ещё таким уж большим начальником, а дежурил по своему «Управленческому» графику, то иногда выезжал, как сотрудник Управления, на происшествие, где в составе опергруппы была Лариска. Был Антоныч простой в общении, не заносчивый, разговаривал «на равных», несмотря на разницу в возрасте, звании и должности. С виду самый обыкновенный: небольшого роста, в затемнённых очках, всегда в неброском костюме, но очень заразительно смеявшийся, что сразу подкупало, обладавший безграничным чувством юмора, что само собой Лариской приветствовалось всегда. А ведь он таким и останется. Никакие должности и звания его не испортят, хотя он-то заслуживал куда как более высокую должность, впрочем, как и звание тоже. Но более высокие не заслуживают, а, как правило, выслуживают. Звание у Антоныча было полковник. Высокое, разумеется, но всё познаётся в сравнении. Были генералы, не годившиеся ему в подмётки, а были и полковники, которым капитана давать стыдно, но ведь были, ой, как были. При Лариске он пробудет начальником Следственной части всего ничего. Потом станет первым заместителем начальника Следственного Управления. С этой должности и уйдёт на пенсию. Но советоваться по делам она будет ходить к Антонычу в любой его должности. Антоныч в своё время пятнадцать лет отработал следователем «конкретчиком», великолепно знал нюансы расследования самых разнообразных составов, а уж экономические преступления в области лучше не расследовал никто. Антоныч создал Следственную часть в том виде, в какую потом пришла Лариска, знал каждое сложное дело, которое было в производстве кого-либо. Он очень много читал и не только юридическую литературу, прекрасно играл в шахматы, всегда мог поддержать любой разговор на любую тему, а главное — на ура воспринимал Ларискин юмор. Хохотал до слёз. Лариска не понимала, как можно столько знать и оставаться таким доступным, что ли. И главное, что отличает настоящего профессионала — он не боялся сказать, что вот этого не знает, вот это нужно посмотреть в судебной практике или спросить у кого-то, зачастую называя у кого именно. Это не стыдно, как считают некоторые выскочки, это — правильно, это — грамотно. Всё знать невозможно. Тем более в их профессии. Можно ведь проработать и двадцать лет, и тридцать, а именно с таким случаем никогда не столкнуться. Не всегда всё решают кодексы и другие нормативные акты. Именно так поступали и папа — Валентин Васильевич в райотделе, и их заместитель прокурора Сергей Сергеевич. Причём, не стесняясь, говорили это при Лариске, что вот это не знают, вопрошая при этом, не могла она спросить что-нибудь попроще. Лариска пожимала плечами и удивлённо, а когда и возмущённо говорила, что то, что попроще, знает сама. Сергей Сергеевич, перейдя в другой район прокурором, так и останется таким же — простым в общении. Проработав потом уже много лет, Лариска никогда не считала зазорным спросить что-нибудь совсем у молодых сотрудников. Так останется навсегда. В общем, с начальником Следственной части ей опять повезло. Точнее повезёт, вот прямо совсем скоро.

А пока шёл второй год её пребывания в Управлении. Снова наступила и как-то быстро проскочила осень. Шли затяжные дожди, и леденели на первом ноябрьском морозце голые ветви деревьев, вылавливая своей ледяной корочкой отражение иллюминации. Давно начали не выплачивать вовремя зарплату, что усугубляло итак далеко не радужное настроение. Они с Ольгой таскали вечные зимние салаты из кабачков, баклажанов, помидоров, огурцов и прочего, картошку, ну и что придётся. В общем, как повезёт. Так и наступил декабрь. В десятых числах Ольга решительно заявила, что Новый год никто не отменял.

— Не отменял, — эхом отозвалась Лариска, пожав плечами, как обычно вспоминая снегирей и огромную ёлку Деда, перелистывая очередной «шедевр» из какого-то района.

— А что мы сидим? — продолжала Ольга, — отбросив какое-то «своё» дело.

— А что нужно делать? — безо всякого энтузиазма отозвалась Лариска.

— Продукты покупать, потом не купишь, — нравоучительно трактовала Волгина.

— Я дико извиняюсь, как говорят у нас в Одессе, — вяло парировала Лариска, — а на что? У нас только Машке на молоко осталось (манка хоть есть), да мне на проезд. Пешком мне далековато. Всё равно на продукты к Новому году маловато будет.

— Сегодня пойдём на рынок, — практически не слушая её, продолжала Ольга, прикидывая, а что же нужно покупать, схватив листок, начиная писать список. — У меня же есть деньги.

Действительно у Ольги запас, какой-никакой был и практически всегда лежал в сейфе. Просто дело было в том, что её отец — в прошлом военный лётчик, был на пенсии, а его не маленькую уже по тем временам пенсию, платили вовремя. Ольге, как могли, родители помогали, несмотря на то, что у неё был младший брат, прям вот совсем младший. Андрей был младше Ольги на тринадцать лет, в связи с чем она звала его своим первым сыном, поскольку и дома с ним, совсем ещё крохой, приходилось оставаться, когда родители уезжали, и на родительские собрания в школу ходить в своё время. Но к тому времени, Андрей, разумеется, вырос. А у Ольги ещё и муж в милиции. А уж в райотделе зарплату давали позже, чем в Управлении. Опять же двое детей. Лариска повеселела. Как ни крути, но по тем временам — середины девяностых, да и конца, собственно, тоже, после двадцатого числа на рынке купить что-либо было проблематично. Просто не было ничего — и всё тут. Так ведь и не факт, что двадцатого дадут. Конечно, не купишь мандарины за двадцать с лишним дней, но ведь многое-то можно.

На рынке Ольга помогала выбирать мясо, прикидывая, что выгоднее, что дешевле, ну и вкуснее, разумеется. В те времена разбираться с мясом Лариска не умела от слова «абсолютно». Купив и мясо, и всякие консервы и даже красную икру и что там могло полежать до праздника, они довольные с плотно набитыми пакетами возвращались в Управление. Жизнь, как это бывает, совсем неожиданно, мгновенно преображалась. Вот только что было всё плохо, всё безнадёжно плохо. А вот как бы не так! Вот и Новогоднее настроение образовалось! Подарки для Машки от Деда Мороза покупались в течение всего года и распихивались по разным полочкам — ящичкам, поэтому они-то уже были. Собственно, подарки были на Новый год да на День рождения. Хорошо хоть времени между этими праздниками полгода. Лариска всегда успевала. А на подарки к Новому году она «подсадила» и Волгину. Дарили они и друг другу какую-нибудь мелочёвку. По тем временам флакон шампуня или какой-нибудь крем для рук очень даже много значили. Ольга смеялась и говорила, что с её приходом — одни траты. Она тоже стала дарить подарки своим родственникам, чем привела их в полнейший шок. Лариска только отвечала, что главное — это совсем не деньги. Ох, как не деньги. Она ведь действительно так считала. За какие деньги можно было купить их дружбу? Как это оценить? Во сколько баллов, рублей, долларов? Ведь это просто невозможно.

На рынке Ольгу было не остановить. Она как-то моментально в уме всё складывала, пересчитывала, делила, умножала, говорила, что выгодно, что не выгодно, хватала Лариску за руку и тащила на «контрольные» весы. Лариска рта открыть не успевала, чувствуя себя абсолютной «лохушкой», тем более по тем временам в таких местах обвешивали и обсчитывали на раз. Она просто волоклась за Ольгой и спрашивала, что и сколько ей надо. Иногда Ольгу «заносило». То ли перед тем Новым годом, то ли в другой раз, они стояли на рынке в очереди, но очередь застопорилась. Какие-то бабуля с дедулей, в общем, не совсем уж старые, но пожилые, никак не могли определиться с выбором сарделек. Ольга недоумевала, причём достаточно громко и активно, как она это любила, что сардельки не могут быть праздничной едой. Тут не молчала Лариска. Если с Ольгиной быстротой она в уме считать не могла, то вот в этой ситуации толк понимала, ох, как понимала. Она схватила Ольгу за руку, подтащила её к себе (благо её рост позволял это сделать моментально), пристально посмотрела и тихо сказала: «Оль, потерпи, у людей нет денег, совсем нет. А может это и есть их праздничная еда». Ольга моментально замолчала и быстро закивала. Так и стояли они в очереди, тесно прижавшись друг к другу. А Лариска размышляла, что если бы не Ольга, то вот и она, возможно, покупала бы сардельки, которые подешевле, на которые хватило бы её собственных денег на тот момент. Не смертельно, конечно, но ведь не празднично же, как не крути.

Сколько раз Ольга выручала её с деньгами. Как бы они прожили? Прожили бы, но не так, совсем не так. Как правило, день зарплаты или, как было принято говорить «день чекиста», после её получения продолжался возвращением долга, сразу. И длилось это с частой периодичностью довольно долго. Лариска уже давно перешла в Следственную часть, а с зарплатой оставалось всё также — не сказать, что хорошо, как говорится. А что могла Лариска сделать для Ольги? В те времена почитать по её просьбе какое-нибудь «заковыристое» дело, высказать своё мнение, да что там высказать — убедить в том, как надо поступить, как квалифицировать и, что она права.

— Ну, ты ж — настоящий следователь, — смеялась Ольга.

— Настоящий, — радостно отвечала Лариска и улыбалась, даже светилась.

— Ты уверена? — часто спрашивала Ольга, когда Лариска выдавала свой «вердикт».

— Абсолютно, — не церемонясь, отвечала Лариска, демонстративно пожимая плечами и кривя губы, если действительно была уверена, после чего сыпала различными примерами, зачастую из своей практики.

Ольга удовлетворённо кивала. Знала, что если так говорит — так оно и есть и проверять точно не нужно.

Потом, спустя много лет, могла Лариска помочь и в другом. Но разве это было много? Могла ли она сделать что-то ещё для Ольги? Скорее всего не могла…Да ведь и не от неё это зависело. А разве должны дружить из-за выгоды? Нет, никакой выгоды быть не должно. Только тогда дружба и есть дружба. А так…Не нужно так ничего. Тогда это товарно-денежные отношения. Это известный всем «Капитал». «Товар-деньги-товар». Карл Маркс.