Перестать быть панком или умереть

Стас Битлер, 2013

Четыре никак не связанные между собой истории, однако между ними много общего. Четыре совершенно разных героя, но они чем-то похожи друг на друга… Перед вами новая книга автора, как всегда, захватывающая и неожиданная.

© Битлер C., 2013

© Кнабенгоф О. Ю., 2013

© Прокопьев Д. Ф., художественное оформление, 2013

© Оригинал-макет. ООО «Реноме», 2013

Трое из девяностых

…А мир был чудесный, как сопля на стене,

А город был хороший, словно крест на спине,

А день был счастливый, как слепая кишка,

А он увидел солнце.

И. Ф. Летов

В кабинет заглянула Регина и вопросительно посмотрела на Сергея. Он небрежным жестом приказал секретарше оставить его в покое, мол, ничего не надо. Она сделала недовольное лицо, но все-таки послушно удалилась. Сергей задумался: «Сколько она у меня уже работает? Вроде и плачу ей нормально, а все кривляется… Это все Григорий Наумович, старый пень, сманивает ее по ходу…»

Сергею вспомнилось, как они все время переглядываются-перемигиваются, когда думают, что он их не видит. В последнее время у него с Наумычем были напряженные отношения. Больше всего Сергея бесил тот факт, что Гольдберг на последнем совете директоров нисколько не постеснялся наорать на него в присутствии коллег. И главное, из-за чего? Из-за того, что они разошлись во мнениях по распределению бюджета.

«Конечно, у старика контрольный пакет, а я всего-навсего исполнительный директор. Но сколько ему осталось?… И кому он все это оставит? У него же никого нет: ни семьи, ни родственников… Зря я, конечно, намекнул Наумычу, что уделял бы развитию бизнеса больше внимания, если бы знал, что могу рассчитывать на акции». Сергея немного утомили эти размышления.

Почему-то в последнее время, когда он много думал и переживал, у него начинала болеть голова. Однажды он пожаловался на это Регине, и она стала потчевать его какими-то отвратительно горькими пилюлями, но они не помогали. Сергею почему-то неловко было ее обидеть: он улыбался, когда она заглядывала в его кабинет каждый день в одно и то же время и приносила лекарство, но как только она выходила-он тщательно закапывал таблетку в кадку с монстерой.

«Сожрет меня Наумыч, как пить дать сожрет. Уже намекал, что, если он меня не устраивает, в регионе есть вакансия генерального. Эх, найти бы Ромку. Небось уже полковника получил где-нибудь в спецназе ГРУ. Он бы быстро решил мои проблемы».

Сергей делал запрос в ГРУ с просьбой помочь найти своего одноклассника Романа Болоцкого, но результатов это не принесло. Наумыч все хлестался: «У меня везде свои люди. Я найду твоего друга через знакомых генералов…» А потом развел руками и сказал:

— Извини, Сережа, но Болоцкий или действительно не служит у них, или он настолько законспирирован, что там не дадут никаких сведений…

Чувствовал, наверное, старый черт, что если Ромка отыщется — несдобровать ему.

Сергей давно уже начал догадываться, что все как-то не так, что его окружает обман, что Наумыч с Региной что-то скрывают от него. Когда-то на корпоративной встрече Нового года, после того как Регина сама пригласила его на танец, Сергей сказал ей:

— Вы мне очень нравитесь, и если вы не возражаете — позвольте мне ухаживать за вами.

А она ответила:

— Никаких служебных романов, Сергей Аркадьевич! Вы тоже мне нравитесь, но. Мы же работаем вместе. А как же корпоративная этика?

На вопрос: «У вас кто-то есть?» Регина засмеялась и пригласила на танец Наумыча.

Ну и что ему оставалось думать?

Сергею почему-то чертовски захотелось выпить. Он уже не помнил, когда выпивал в последний раз. Несмотря на то что ему не было и сорока, организм начал давать сбои. Что-то неладное происходило с желудком: то ли гастрит, то ли еще какая-то хрень. Однажды прямо на работе случился приступ. Доктор скорой помощи, очень похожий на Якубовича, но только худого и грустного, сказал тогда: «Забудьте про алкоголь, молодой человек. Любой другой мог бы себе позволять иногда пропустить стаканчик, но вам это категорически противопоказано!»

«Вот почему другим можно, а мне нельзя? — подумал Сергей. — Вон Жорка Фридман-бухает чуть ли не с десятого класса, а уже небось звезда где-нибудь в Голливуде… или где там у них знаменитые рок-музыканты тусуются…»

Жорка со школы играл на гитаре и лучше всех исполнял песни Цоя. В восемьдесят девятом он где-то раздобыл оригинальную кассету «Sex Pistols» и уже через неделю мог сыграть любую их песню. Английский всё учил. Хотел в Америку уехать. Говорил, Союза для него слишком мало, мол, когда-нибудь здесь наступит сытая спокойная жизнь и панк-рок забудут… А ведь прав был.

Сергей вспомнил, как классно они провели лето девяносто четвертого: он, Ромка и Жорка — три лучших школьных друга. Встретились в мае, после дембеля, и пошло-поехало: водка, девки, песни под гитару до утра, белые ночи… Потом он в институт поступил, Ромка — в ОМОН (как его занесло?!), а Жорка по вечерам в ресторанах попсу исполнял — за деньги, а в выходные жарил панк-рок в «Теплой трубе» — для души.

Интересно, знает ли кто-нибудь сейчас, что такое «Теплая труба», или «Климат», или «Казань»?

«Сайгон» Сергей уже не застал, но поверхностное представление имел. Старые хиппари, спятившие от «белого», считали «Сайгон» центром Вселенной, всё впаривали про какую-то «систему». С панками было веселее.

— Сергей Аркадьевич! Я вам газетку принесла! — как обычно, без стука ворвалась в кабинет Регина.

— Положите, — ледяным тоном ответил Сергей, но потом ему стало невыносимо стыдно за свою грубость (вдруг у них с Наумычем ничего нет?) и он добавил: — Спасибо большое! Съел таблеточку-и голова не болит!

— На здоровье! — Регина, осчастливленная, выпорхнула прочь.

«Много ли бабам для счастья нужно? — подумал Сергей. — Делай вид, что слушаешься их, — и будет тебе вечный респект».

Сергей подошел к окну: «Ба, Валентина собственной персоной! Какое сегодня? Семнадцатое? За деньгами приезжала…»

Много лет назад их отношения дали трещину, и они разошлись. Сергей уже тогда был состоятельным человеком и не имел ничего против, когда адвокат Валентины сказал, что она претендует на часть его средств. А что? Она же его не предавала, не бросала. Почему бы нет? Он даже не забивал себе голову, сколько именно ей перечисляет-этим ведала бухгалтерия. Регина раз в месяц приносила ему на утверждение платежные поручения, и он подписывал их не глядя. Судя по всему, Валентина не бедствовала: не новый, но очень бодрый «мерседес» с водителем, шубка-белек, круглогодичный загар (не солярий, как у гламурной босоты, а настоящий!).

Сергею было приятно, что у его бывшей все хорошо. Даже если у нее кто-то и есть, вряд ли она его любит, как любила своего мужа.

Водитель распахнул перед Валентиной заднюю дверь. Перед тем как сесть в машину, она посмотрела наверх — на окно кабинета Сергея и взгляды их встретились. Это было неожиданно, и он поприветствовал ее каким-то нелепым жестом. Валентина кивнула, и глаза ее заблестели. Слезы? Да нет, наверное, показалось… А водила-то чего так пялится? Молодой совсем… Похож на кого-то… никак не вспомнить…

— А вот и наш исполнительный директор — Бубнов Сергей Аркадьевич! — Наумыч завел в кабинет какого-то типа. — Это Семен Антонович Герман, наш куратор из Первопрестольной.

Семен Антонович сразу не понравился Сергею — он держал себя как-то надменно, всем видом подчеркивая свое превосходство. Даже руки не подал. Бубнов сухо кивнул. Герман продолжал сверлить его взглядом, как будто в душу хотел заглянуть…

Неловкую паузу прервала Регина — она увела боссов пить кофе.

На улице шел снег, липкий и мокрый. В этом городе всегда так в начале зимы.

Сергей отошел от окна и взял газету: реформа МВД, повышение пенсий, беспроцентные кредиты… Прямо рай на земле.

Из коридора послышалось: «Говорю вам, товарищ Гольдберг, надо Бубнова в Москву переводить…»

«Ишь ты, видать, глянулся я куратору. Прямо с места в карьер. Ладно, посмотрим… Интересно, почему старые пни такие консерваторы? Это обращение „товарищ“ — как номенклатурная плесень. Хотя, с другой стороны, современное „господин“ тоже звучит как-то неестественно».

В открытую дверь, с трудом помещаясь в проем, втиснулся персонаж маргинальной наружности в спортивном костюме и с золотой цепью на шее. Цепь была внушительной: наверное, такую же Пушкин намотал на дуб в Лукоморье и послал по ней ходить своего кота.

Стоп! Да это же Ромка! Сергей бросил газету и бросился к своему другу. Тот, улыбаясь, заключил его в свои стальные объятия.

— Тихо, тихо, шею свернешь! Хватка у тебя прежняя! Сколько лет — сколько зим, Ромарио?

— Пятнадцать, братан! Пятнадцать годочков…

— Ну, как ты жил-поживал, куда пропал-то? Давай располагайся, сейчас Регинка нам что-нибудь организует, — Сергей нажал кнопку интеркома: — Региночка!

— Слушаю, Сергей Аркадьевич!

— Вы знаете, кто ко мне пришел? Друг детства! Давайте по-быстрому чайку-кофейку, все дела… Что там у нас есть на кухне?

— Минуточку. Сейчас все будет.

— Брат, может, выпьешь чего-нибудь? У генерального, Наумыча, целая коллекция буржуйского пойла. Я сейчас сгоняю, — спросил Сергей, обращаясь к другу.

— Да сядь ты, Бубен, не мельтеши. Такой же шебутной, как и раньше — весь в движухе! Не буду я: руль, куча стрелок вечером. Потом посидим как-нибудь.

Регина вошла в кабинет и торжественно водрузила на стол поднос с двумя чашками ароматного чая и кучей всяких конфеток-печенюшек.

— А кофе? Да я знаю, мне нельзя. Но, может, Ромка будет. Будешь, Ромарио?

Ромка пожал плечами:

— Да ладно, чайку попью…

— Спасибо, Регина, можете быть свободны.

Когда секретарша вышла, Ромыч одобрительно присвистнул:

— Нормальная такая кобылка у тебя здесь пасется! Прешь ее?

— Да ну! Ты чего? У нас тут служебные романы корпоративной этикой не предусмотрены.

— Да ладно. — Ромка хитро подмигнул Сергею. — Ну, рассказывай, офисный планктон, чем дышишь?

— Слушай, ну все как обычно: акции, ценные бумаги, возврат НДС, обнал… Рутина, одним словом.

— Да-а, тоска зеленая. И что, ты так и тусуешь тут целыми днями?

— Да по ходу заказали меня. Безопасники одного на улицу не выпускают, — Сергей с грустью кивнул за окно, — вон Наумыч охранников нанял. А ты-то как прошел, кстати?

— Ну, у меня волшебная корочка имеется.

— Красава! В каких чинах сейчас?

Ромка махнул рукой, мол, неважно, и поинтересовался:

— А заказчик известен?

— Пока нет… Безопасники, правда, что-то нарыли, но пока без конкретики.

— Как Валя? Детишек-то настругали?

Сергей на минуту задумался: «А ведь могло все по-другому сложиться…» — и рассеянно пробормотал:

— Да нет, разошлись мы. Знаешь, Ромыч, иногда мне кажется, что я вообще не своей жизнью живу. После той темы с чехами все как-то наперекосяк пошло. Вроде нажили нормально, но и геморроя хлебнули. Жорку я с тех пор так и не видел. Хорошо, хоть ты объявился. Ладно, что мы все обо мне да обо мне? Как у тебя-то сложилось?

— Долгая история. Ну, если интересно, слушай.

— Когда мы с тобой и с Фридманом решили прокрутить их бабки, помнишь? Я с пацанами на работе договорился, чтобы прикрыли на стрелке, а Аслан как почувствовал и решил нас лбами столкнуть.

Помнишь, он тогда сумму намного большую назвал, чем мы взяли. Мы с Жоркой, конечно, ему не поверили, но ты как-то уж очень буйно отреагировал. На хрена ты вообще гранату на стрелку притащил? Чудило! Ну, это не суть, чех свое получил: подождал бы неделю — и бабки бы свои забрал, и сам был бы цел… Короче, загоняли мы с Жорычем: бабки-то ты где-то сныкал. Ну, ты уж не сердись…

В общем, когда все случилось и мы разбежались, я сдуру в травму заехал. Докторишка там больно умный попался. Я ему чешу, что с мотика упал, а он так посмотрел на меня ехидненько и говорит:

— Молодой человек, я — бывший полевой хирург. У вас ярко выраженное касательное осколочное ранение. Я вот сейчас рану обработаю, сделаю выемку пораженных тканей и по их анализу скажу вам, какая именно граната или мина была.

Я ему, гаду, тогда денег дал, а он один хрен телефонограмму отстучал. В общем, сначала я был в отказе, а потом, когда кто-то из моих — тех, что стрелку прикрывали, вкозлил всю тему по полной программе, меня и закрыли.

Предъявили сто пятую. Нашлись даже какие-то свидетели. На вас кололи, мол, сдай подельников — суд учтет. Я послал их. Сначала на Лебедева полгода, потом суд. Сынок терпилы на суде все возмущался — почему мне вышку не дали. Вроде образованный человек: врач, весь такой, сука, перспективный. Должен ведь понимать, что папашка не продавцом воздушных шариков работал.

Ну, потом Тагил… В секцию дисциплины и порядка я вступать не стал, поэтому в условно-досрочном мне отказали. В общем, брат, пятнаху от звонка до звонка отмотал.

Командир ко мне как-то на свиданку приезжал с опером каким-то. Он, оказывается, свое расследование проводил — не верил, что это я гранату бросил. Все уговаривали меня: мы же знаем, что это не ты, — расскажи, как все на самом деле было, что за ребята были с тобой.

Я им свое: «Да, вообще, граждане начальники, я жертва правосудия и не понимаю, о чем вы говорите!»

Командир минуту выпросил наедине со мной поговорить:

— Ты, Болоцкий, настоящий мужик! Всем бы таких друзей! Ты не думай, мы своих не бросаем. У тебя в отряде обэхаэсэсник есть — Галкин. Вроде не все у него хорошо. Ты пригляди за ним — в накладе не останешься.

Я, в общем, все проблемы Галкина решил, правда, повоевать пришлось, но мира без войны не бывает — сам знаешь.

Галкин после освобождения грел меня нормально, а как я откинулся — тачку нормальную подогнал, с жильем помог, на работу к себе взял. Порядочный тип оказался Ефимыч, хоть и бэх…

Ты, Бубен не думай, я не за баблом пришел. У Ефимыча банк свой, в расходах он меня не ограничивает. Я просто соскучился. Жорку бы еще отыскать. Помнишь, как отжигали втроем? Эх, славное было время! Здорово ты тогда придумал — бабки прокручивать в банках. Сейчас-то все по-другому. Мне Ефимыч как-то пытался объяснить, но ты же знаешь — я по другой части.

Я вот думаю: если бы тогда мы не разбежались, все равно рано или поздно нас кто-нибудь обязательно бы нахлобучил — или коллеги мои, или бандиты.

Времени вот только у нас не так много осталось. Мне тогда двадцать три было, и я думал, вся жизнь впереди — большая, красивая, а сейчас понимаю, что больше половины уже прожито. ТЫ вот, Серега, как считаешь, что будет потом… ну, после смерти? Я вот думаю, нет там ни хрена…

Мне в лагере приятель один рассказывал, что в свое время плотно изучал этот вопрос, когда в религиозную секту внедрялся. Внедрился конкретно — десятку получил за соучастие в ритуальном убийстве…

Ну так вот, ему знакомые, комитетчики, по секрету рассказали, что сознание каждого человека-это клетка мозга общего вселенского разума. Умер человек — клетки не стало. На ее месте потом новая появится, а о старой и не вспомнит никто. Сам умерший перестает себя ощущать. Это как уснуть, только тебе ни хрена не снится.

Всю эту лабуду с переселением душ или раем-адом сильные мира сего придумали, чтобы мы, простой народ, меньше косячили. Я-то эту идею одобряю: представляешь, какой бы беспредел творился в мире, если бы никто ни Бога, ни черта не боялся?

Тайну эту знают только папа римский и несколько человек из ФСБ, так что, братан, особо трепаться не надо…

Ладно, ты не грузись! Мы еще поскрипим. Проблему твою попробую решить. Тем более, это не твоя проблема, а наша общая. Сдается мне, что это кровники за Аслана поквитаться хотят. Придушить меня в лагере у них был миллион возможностей, но, как видишь, все нормально. Наверное, они тебя вычислили.

Я с Ефимычем посоветуюсь, у него связи в этническом отделе есть…

Негоже спецу твоего уровня под охраной жить и бояться из офиса нос высунуть. Офис у вас, конечно шикарный, в отдельно стоящем здании с огороженной территорией, с охраной, но это не панацея, брат.

Ладно, все, давай! Пора мне. Не представляешь, как был рад тебя видеть! Я тут, в этих местах бываю иногда проездом, так что буду заглядывать.

Сергей накинул пальто и вышел на улицу. За ним бесшумной тенью последовал Никита — охранник. Парень хороший, но дурак дураком: поговорить с ним было вообще не о чем. У него даже никогда сигарет не водилось. Вот то ли дело Валерка-Никитин сменщик! И анекдотик расскажет, и сигареткой угостит…

— Куда изволите направиться, Сергей Аркадьевич? — пробурчал Никита.

— Да никуда! Хочу пройтись немного. Курить-то не начал?

— Не-а… — охранник дебильно улыбнулся.

— Ну ладно…

До Сергея донеслись обрывки слов. Какой-то парень в косухе лаялся с охранником на КП:

— Если Сергей Аркадьич узнает, что вы меня не пустили, вы будете уволены!

Бубнов подошел к ругающимся, охранник взял под козырек и пролепетал:

— Вот… Говорят — к вам.

Стоящий к Сергею спиной визитер обернулся. Жорка!

У Бубнова слезы навернулись:

— Жорыч! Здорово! Мы только сегодня тебя вспоминали! — Он начал трясти друга за плечи: — Сегодня просто какой-то день встреч! Знаешь, кто у меня только что был? Ромка Болоцкий!

— Да ладно!

— Я тебе говорю! Блин, он телефон не оставил! Но сказал, что заедет на днях. Обязательно все вместе пересечемся! Да чего мы стоим-то? Пошли ко мне в офис!

На лестнице они встретились с Гольдбергом.

— Григорий Наумович! Это мой друг — Георгий Фридман! Я вам о нем рассказывал.

Наумыч был явно недоволен. Видать, достал его московский крендель. А может, так он хотел продемонстрировать Сергею свое равнодушие к радостным для него событиям.

В офисе Фридман устроился на диване и стал расспрашивать Бубнова о том о сем. Сергей рассказал ему о себе, о том, что узнал от Болоцкого. Когда он закончил, Жорка сказал, глядя прямо в глаза своему другу:

— Мудак ты, Бубен! Не умеешь с оружием обращаться — не берись! Мне ведь тоже досталось. Только родители по-тихому на дому меня подлечили и в Израиль увезли… Потом Америка… — Жорка сладко потянулся. — Ты не представляешь, насколько там все по-другому. В общем, закрутило меня, завертело. Концерты, туры, клипы… Вот, в Питер на гастроли приехал…

— Ты играешь? Молодца! Я надеюсь, не попсу? — Сергей хитро подмигнул другу.

— Слышь! Поэта всякий обидеть может. По тяжелому с парнями двигаемся… Критики говорят, что-то среднее между Exploited и Кобейном.

— А когда концерт?

— Завтра в «Rock amp;Beer». Придешь?

— Спрашиваешь!

— Тебя в списки вносить «Бубнов плюс один» или как? Ты же с Валькой будешь?

Сергей нахмурился и замотал головой.

Фридман достал «Мальборо», но Бубнов показал пальцем на пожарную сигнализацию:

— Не-не, не кури. Потом пойду тебя провожать — на улице покурим. У нас тут запрещено. Генеральный хоть и еврей, а порядки гестаповские установил. Сука, в натуре. Я тут как в тюряге — ни покурить, ни выпить, одному никуда не выйти. Знаешь, я иногда думаю: лучше б поскорее снял меня этот долбаный снайпер. На хрена мне такая жизнь, а?

— Э, брат, это ты зря. Может, это тебе такую расплату за грехи твои намерили… — задумчиво произнес Жорка и кивнул на потолок. — Мы вон как с Ромарио за косяк твой намаялись: он пятнашку отмотал, у меня тоже жизнь не шоколадка была. Думаешь, реально без бабла в шоу-бизнес влезать? Черт-те чем приходилось заниматься.

— Слушай! Если надо чего, у меня…

— Да ничего мне не надо: я в последнем туре в поддержку нового альбома пятьсот косарей собрал. Ты в своей богадельне за год столько не заработаешь. Расслабься! Просто очень хотел тебя увидеть. А насчет стрелка не ссы. Ромка тебя наверняка, прикроет, а если надо, я тебе своих «стаффов» дам. Один — бывший агент ФБР из русского отдела. Вылитый Дольф Лундгрен! Он такие терки разруливал! Думаешь, у нас там все чесночки? Хрена! Каждый норовит нае…ать да за выступление не заплатить.

Ладно, чего там! Давай, завтра к восьми подтягивайся. Если Ромку выцепишь, буду рад и его видеть!

Оставшись один, Сергей уселся на диване и стал рассматривать газету: «… клуб „Rock amp;Beer“ откроется после ремонта 30 декабря. Покупайте билеты на рок-елку…» Чё за бред? Какой ремонт? Ошибка какая-то…

С самого утра Сергею не сиделось на месте. Раза три он сбегал на пост охраны — предупредить на случай прихода Болоцкого, чтобы срочно пропустили. После обеда Бубнов уговорил Гольдберга дать машину, чтобы съездить в рок-магазин (зачем — не сказал, видимо, поэтому Наумыч изрядно покривлялся). Разумеется, в нагрузку пришлось получить Никиту. Толку от этого кретина не было никакого: он не одобрил ни одну из выбранных Сергеем футболок. Но больше всего Бубнова возмутил вкус Никиты в выборе брюк: охранник порекомендовал ему какую-то пятнистую хрень с кучей карманов. Как вообще это попало на прилавок рок-магазина? Военторг, что ли? Сид Вишес перевернулся бы в гробу, узнав, что современные неформалы считают военные портки атрибутикой рока. Бред… Только клетка! Ага, вот то, что нужно… Единственная польза, которую принес Никита за весь день — отговорил босса от приобретения гадов, мол, чего на один раз покупать? Можно и Валеркины одолжить — они все равно в каптерке в дежурке до утра будут пылиться, а размер у него тоже сорок второй. Сергей вспомнил, что Валерка — единственный нормальный человек из охраны, даже в этом отличается: у всех сторожей кирза с «Красного треугольника», а у Валерки реальные «Гриндерсы».

Как только Бубнов, довольный собой, начал раскладывать свои покупки на рабочем столе, в кабинет зашел Наумыч и стал причитать:

— Сергей Аркадьевич! Одумайтесь! На таком мероприятии мы не сможем обеспечить вашу безопасность! Давайте мы лучше пошлем туда кого-нибудь из охраны, и вечером у вас будет видеозапись концерта в отличном качестве…

— Григорий Наумыч! Я, конечно, благодарен вам за то, что вы для меня делаете. Скажу больше: я уверен, что если бы не ваша опека — мне давно бы уже башку отстрелили, но поймите: смотреть концерт по ящику — это то же, что пить безалкогольное пиво или…

— Хватит-хватит! Можете не продолжать. Я уверен, что ваша тирада закончится всякими непристойностями. Никуда вы не пойдете, — буркнул он напоследок и хлопнул дверью.

— И спрашивать не стану! — крикнул вдогонку боссу подчиненный. — У меня рабочий день до шести, я — свободный человек!

Ровно в шесть тридцать Бубнов осторожно вышел на улицу и пошел к пожарным воротам — он знал, что охранник обычно наблюдает за ними в монитор с камеры наблюдения и выходит на обход раз в полчаса. Если перелезть через ворота, когда он возвращается с обхода, и на глаза ему не попадешься, и до монитора он дойти не успеет.

«Хоть какое-то преимущество в этой долбаной полярной ночи — в пять вечера хоть глаз коли», — недовольно буркнул про себя Сергей.

Как только охранник подошел к двери, ведущей в дежурку, небрежно бросив окурок прямо в куст, за которым прятался Бубнов, Сергей опрометью бросился к воротам. Он ловко, по-мальчишески, забрался на створку, используя поперечные прутья, и только собрался перекинуть ногу на другую сторону, как почувствовал, что она стала неподъемной — вцепившись двумя руками в Валеркин «Гриндерс», на ноге повис Никита. «Вот лицемерная гадина!» — мелькнуло в голове у Сергея, и тут же раздался голос Гольдберга:

— Ребята! Только, ради бога, аккуратно! Снимите Сергея Аркадьича с ворот и проводите в офис!

Увидев внизу еще двоих здоровяков, спешащих на выручку Иуде-Никите, Бубнов попытался, зацепившись за ворота руками, отбиться от нападавшего свободной ногой, но не тут-то было — ее уже схватил подоспевший охранник. Третий парень потянул Сергея за куртку, и он, ослабив хватку, рухнул в объятия охраны. «Странно они себя ведут! — мелькнуло в голове у Сергея. — Руки-то выкручивать зачем? Да и по какому праву?»

И он буквально взревел, извиваясь в крепких руках:

— Уроды! Вы чё, охренели? Вы что себе позволяете! Завтра будете уволены!

Как только Бубнову удалось высвободить правую руку, он тут же заехал кулаком в первую попавшуюся наглую, как ему показалось, напрочь лишенную интеллекта охранничью морду. Хватка ослабла, и Сергей начал молотить ногами по берцовым костям мелькающих рядом с ним ног в пятнистых штанах. «Хорошо быть владельцем волшебных башмачков, — подумал беглец. — Стальные носы — просто сказка. Никакого оружия не надо».

Двое уже катались по снегу, схватившись за отбитые места, и Бубнов, празднуя в душе победу, повернулся было к воротам, но путь к свободе перегородило мощное туловище Никиты, увенчанное перекошенным лицом. Охранник распылил в него с размаха полбаллона слезоточивого газа. Сергей услышал сухой треск и, почувствовав удар током из электрошокера в область правого уха, потерял сознание. Он неловко, как раненый зверь, рухнул на грязный, уже заляпанный чьей-то кровью снег.

Очнувшись, Бубнов огляделся: «Странное помещение. Подвал, что ли?» Он сидел на каком-то жестком кресле с неудобно прямой спинкой, а руки и ноги его были надежно пристегнуты к креслу кожаными ремнями. К Сергею приблизилась фигура в белом, и он почувствовал прикосновение чего-то щиплюще-мокрого к лицу-кто-то обрабатывал ссадины.

— О, Регина! А чего ты в медсестру вырядилась? Что за ролевые игры? Давай-ка отстегни меня, и я тебя хорошенько отшлепаю! — со смехом сострил Бубнов.

Регина ничего не ответила и молча направилась к выходу. Обзор заслонил Наумыч, внимательно вглядываясь в глаза Сергея. Он рассматривал его без укора, без гнева, а как-то подозрительно беспристрастно. Не успев выяснить причину такого нелепого розыгрыша, Бубнов почувствовал укол в правое предплечье… и как будто кто-то выключил свет…

— Вот видите, товарищ Гольдберг! Что я вам говорил?

— Увы, Семен Антонович, вы оказались совершенно правы.

— Кстати, а кто оплачивает весь этот… — Герман развел руки в стороны и театрально огляделся, — скажем так, курс?

— Супруга больного, Валентина Егоровна. Святая женщина… Заезжала сегодня с сыном… Семен Антонович! Если честно: я ей не раз говорил: «Голубушка! Ваши средства, заметьте немалые, могут вылететь в трубу». А она свое: «Григорий Наумович! Я сделаю для Сережи все, что в моих силах, и за ценой не постою. Вы не представляете, как Ванечка ждет, когда папу выпишут. Он ведь его в последний раз в три года видел! Я женщина обеспеченная, при работе, в состоянии оплатить любое лечение».

— А откуда у нее такие деньги? Надо полагать, лечение по индивидуальной программе немало стоит? А? — Герман заговорщицки подмигнул Гольдбергу.

— Н-да. Аренда пяти помещений, охрана, два санитара и медсестра круглосуточно… Но поверьте, коллега, мой покойный учитель, сам академик Бельский, одобрил этот метод. Это он убедил тогда ученый совет, что в данном случае, если больной считает себя работником того или иного учреждения, надо в экспериментальном порядке с ним согласиться. Если он говорит, что он директор, — пусть будет директором. По мнению Бельского, если немного подыграть больному, его сознание со временем придет в норму и память вернется. Тем более, к слову сказать, Бубнов четырехзначные числа в уме перемножает. Если бы он был здоров, из него получился бы блестящий биржевой аналитик. Это не моя точка зрения: ко мне недавно заезжал приятель-управляющий банком и беседовал с Бубновым. Это его мнение…

— Это все хорошо, но вы же видите — агрессия все-таки проявилась, а это значит, что больной потенциально опасен. Товарищ Гольдберг! Я настаиваю на переводе Бубнова в московский НИИ. Там, по крайней мере, он будет находиться в условиях, исключающих агрессию и угрозу для окружающих.

— Но вы ведь прекрасно знаете, что там это все за счет транквилизаторов! Его же там загубят! Дайте еще один шанс! Такой эксперимент впервые проводится в нашей стране!

— В том то все и дело, что в стране. Как раз таки наши старшие товарищи из Минздрава и высказывали беспокойство… Да, кстати! Хорошо напомнили: что там у больного за криминальное прошлое?

Григорий Наумович со вздохом вытащил из ящика стола увесистую папку и положил ее перед москвичом.

Герман поправил очки, открыл папку и зашевелил губами:

— Бубнов Сергей Аркадьевич, 1974 года рождения, диагноз: шизофрения, диссоциативное расстройство идентичности… Та-ак… вот: из сводки ГУВД:

«…10.10.1997 года лидер организованной преступной группы Бубнов С. А. по кличке Бубен во время криминальных разборок с частным предпринимателем Расуловым А. Г. общественно опасным способом (с применением гранаты Ф-1) совершил убийство данного предпринимателя и двоих своих сообщников: сотрудника милиции Болоцкого Р. А. и неработающего Фридмана Г. Б. по кличке Музыкант. Следствие полагает, что убийство своих подельников Бубнов С. А. совершил с целью сокрытия от них денежных средств, ранее похищенных преступной группой у Расулова А. Г. Бубнов С. А. задержан на месте преступления в бессознательном состоянии, в связи с ранением осколком той же гранаты. Местонахождение похищенных ранее у предпринимателя Расулова А. Г. денежных средств устанавливается…»

Ну вот, коллега! А вы все «Сережа хороший!». Он же к вам из мест лишения поступил?

— Да, два года назад. Он отбывал в колонии для спецсубъектов. Потом медкомиссия установила, что он болен и…

— А почему не в общей?

— Ну… Этот Расулов… Были сведения, что его родственники захотят так называемой «кровной мести», да и сообщник у Сережи, то есть у Бубнова, был милиционер.

— Гм. Понятно. А вы не допускаете возможность, что в данном случае имеет место быть симуляция?

— Да что вы такое говорите? Вы ставите под сомнение диагноз, поставленный академиком Бельским?

— Нет, дорогой коллега, конечно нет.

Герман натянуто улыбнулся и продолжил:

— В общем, до конца недели решите вопрос с переводом этого больного.

— Но у вас нет полномочий принимать такие решения!

— Ошибаетесь… — москвич опять улыбнулся, на этот раз уже по-настоящему, и торжественно положил на стол перед Гольдбергом лист бумаги.

Ознакомившись с содержимым документа, Григорий Наумович без сил опустился в кресло и отрешенно уставился в окно. В узком свете фонаря весело плясали уже настоящие зимние предновогодние снежинки. По тропинке, поскрипывая снегом, шел санитар Валера — подменить слегка травмированного Никиту, но Гольдберг ничего этого не видел. Перед его глазами стояли сухие бездушные, но, несмотря на это, пронизывающие до глубины души строчки: «Приказываю назначить доктора медицинских наук Германа С. А. временно исполняющим обязанности полномочного представителя помощника министра здравоохранения по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Подпись: помощник министра здравоохранения Расулов Г. А.»

Декабрь 2012 года

Санкт-Петербург