Великосветская хроника

Лариса Розена

Эта книга включает в себя рассказы из древних хроник, современности, духовные рассказы о любви, дружбе, предательстве, стихи на японский манер в форме «танка».

НАСТРОЕНИЕ

Падает тень лепестков

На отраженье ресниц,

Будто бы отблески снов,

Что посещали цариц.

Воздух от зноя дрожит,

Стелется шлейфом из роз.

Сад мой загадочный спит

В венчике скромных берёз…

— О, госпожа моей души, вы очаровательны! Я покорён Вами. И моё трепещущее сердце, лежит, словно маленькая нежная болонка, у Ваших прекрасных ножек, целует их и умоляет о снисхождении…

Агнесс улыбнулась и погрозила ему пальчиком, произнеся при этом с милой улыбкой:

— О, какой вы шалунишка, проказник, my dear friend!

Лорд Генри рассказал ей, несмотря на его знатность, богатство и сопутствующий блеск, он — очень несчастен. Мать его умерла рано. Отец вёл распутный образ жизни, приводил в дом недостойных женщин, сближался со служанками, живущими у них. Частично уже промотал наследство жены, неумеренно пил спиртное, устраивал увеселительные пирушки в замке. Однако никто не догадывался, о его двойной жизни. В свете он строил из себя приличного, заботливого семьянина, а на деле был эгоистом, считавшимся только с собой. У Генри была ещё младшая сестрёнка, она не смогла вынести тягот жизни в семье и ушла в монастырь. На этот её поступок отец бесстыдно заявил:

— Вот и хорошо, лишнего рта не будет в доме. А то самим уже нечего есть! — Бедняжка, слыша такие слова, долго плакала и печалилась о своей доле. Как вы, Агнесс, находите такое отношение к чадам? — Обратился с вопросом к ней лорд Генри.

— О, то о чём Вы мне рассказываете — неприглядно! Даже не представляю себе этакого! Мой отец любит меня и я его — тоже! У нас дружная семья.

Лорд Генри вздохнул, и стал далее повествовать о своей нелёгкой жизни:

— Меня он тоже старался удалить из семейного замка, но я не реагировал на этот вздор. Ведя такое существование, он вскоре скончался, не дожив и до пятидесяти лет. Теперь я — владелец и единственный наследник — всего, но, ранее пережитое мною, снимает приятность обладания им, я уже ничему не рад!

В этих же местах я оказался случайно, пригласили родственники отдохнуть и немного развеяться в их поместье. И я не ожидал встретить здесь такое сокровище, как Вы! — Он восхищённо взглянул на неё, взяв её руки в свои, нежно их пожимая.

Она не выдергивала своих рук от него и с горечью прошептала в ответ, вспомнив преследования испанского короля:

— О, как я понимаю Вас! В Испании нам тоже приходилось нелегко из-за гонений самого короля!

— Да, это тоже тяжко! За что он преследовал Вашу семью? — Воскликнул Генри, гладя её прелестные тонкие пальчики.

— Из-за меня! Умолял стать его наложницей, обещая в случае смерти королевы, сделать меня своей женой и королевой!

— И что же Вы? Как отреагировали на такое, лестное для любой женщины, предложение? — заинтересовался лорд Генри.

— Это было бы несмываемым позором для меня и всей семьи! Мы спешно покинули нашу родину! — с грустью ответила девушка.

— Вот видите, у нас даже судьбы очень схожие! — поддержал он её в ответ.

Но лорд Генри лукавил. Он был наслышан уже заранее о необыкновенной красоте Агнесс и её достоинствах. И ему страстно захотелось её увидеть, тем более, ему весьма надоели фальшивые лица светских львиц. К тому же, его ирландские родственники давно приглашали его к себе в гости. По случаю его приезда был даже устроен пир, куда были позваны члены семьи Агнесс. Увидев её, лорд Генри был очарован девушкой, её великолепием, умом, образованием, скромностью. «Что за чудо, создал Бог? — Вопрошал он себя, это луна, совлеченная с неба, при приближении к которой видишь, что она, блистая на земле, во много раз прекраснее и ослепительнее, чем там, на небе! О, я добьюсь её, во что бы то ни стало! С первого взгляда видно, как она ещё целомудренна, не испорчена жизнью, словно свежий чистый родник, припав к которому, будешь с наслаждением пить и никогда не напьёшься! Говорят их семейство богато, состоятельно и родовито! Но если б даже ничего не имелось у них за душой, я бы не отказался от такой крали. Хоть она скромна, сама наивность, но в ней угадывается горячая, словно жаркое июльское солнце, кровь! О, наверное, обладать такой жар-птицей — несказанное счастье! Нет, я должен завоевать её! Но, как? Она даже поцелуя боится, словно, от этого забеременеет! Буду проявлять настойчивость! Жить без неё не могу! И малая струйка воды, в конце концов, точит гранит!».

Однако он добивался её благосклонности долго, но поняв — он любим, Генри стал неудержим. Он пал перед ней на колени и умолял стать его супругой. Она дала согласие, при этом попросила всё держать в тайне. Надо подождать! Её отец не даст пока своего благословения на их брак!

— Почему? — Спросил опешивший лорд Генри, — Ведь наш род богат и знатен!

— Отец думает выдать меня замуж за короля графства Оффали.

— О, Боже! Да говорят о нём очень дурно! Это страшный человек! — возмущённо воскликнул он.

— Я ничего не знаю о нём, кроме страшилок, и очень боюсь его. Но отец старается, дабы я не слушала местные сплетни. Я его видела однажды на охоте на кабанов, её устроил отец и пригласил его. Вот тогда я с ним познакомилась и ужаснулась от его дикого, свирепого вида. Что нам делать?

— Да он бандит, убил больше сотни своих родственников, сбросил со стены двух малышек девочек, тоже наследниц королевства, грабит и уничтожает знать, приглашённую им в его замок! Как можно доброму отцу желать такого зятя?!

— Я это слышу впервые, но я верю Вам, вид его говорит сам за себя! Плохо, но отец мой тщеславен, желает породниться с королём, более ни о ком пока слышать не хочет! Или он уже хлебнул горя со мной из-за моей красоты ещё в Испании и теперь ищет надёжную защиту от нападок других превратностей? Может статься и такое. Видимо, думает, если меня возьмёт в жены сильный человек, я буду в надёжных руках и под защитой? Не могу ответить на этот вопрос, так как отец меня любит и не желает плохого. И впрямь, защитить-то меня некому, брат — ещё совсем дитя! Материнское молоко на губах не обсохло! Как он может сберечь меня и наши земли, реально!?

— А Вы, моя радость, Вы тоже желаете этого замужества, чтоб охранял Вас он? Да он не обережёт, а, напротив, уничтожит! Я всё это чувствую, и много дурного слышал о нём от местных родственников!

— Нет, наоборот, не желаю, я же сказала Вам — смертельно боюсь его! Что же нам делать, любимый?

— Уедем в Англию, там повенчаемся, потом падём в ноги Вашему отцу и попросим прощения! Вы согласны?

— Согласна, но как я объясню ему свой отъезд в Англию?

— Скажите: «Отец, при английском дворе наслышаны о моих достоинствах и приглашают меня ко двору — познакомиться с королевой и её знатью!».

— Но одну он меня не отпустит! — Смутилась Агнесс.

— Пусть даст приближённых, но мы там поступим проще. Я передам Вам, через верных людей, весточку. Вы на секунду выйдете из жилища. За поворотом будет стоять карета, сядете в неё, и мы помчимся в церковь венчаться. Согласны Вы на такой шаг?

— Да любимый! Для меня это самый лучший выход! За Вами, хоть в огонь!

Лорд Генри не удержался от восторга, обнял робкую Агнесс и стал целовать, умоляя:

— Ну, обними же меня крепко — крепко! И поцелуй, безумно люблю тебя, моя желанная богиня! Единственное создание в мире, на ком бы я мечтал жениться! О, Боже, как же я люблю тебя! Весь уже сгораю от страсти, дорогая!

— Ах, что вы делаете? — Они находились в оранжерее замка. — А вдруг сюда явится кто-нибудь из прислуги или сам отец? Что я скажу им? — умоляла она его, отталкивая от себя и вырываясь.

— О, не могу более терпеть, ждать, грезить о твоих поцелуях! Не доживу до свадьбы, безумно желаю обладать тобой! Не могу уже сдерживаться! Но — любишь ли меня? Умоляю, скажи, моя радость! Любишь? Иначе, я просто умру!

— Да, люблю, но до свадьбы целоваться не буду! — Она тихо рвалась из его объятий, а он уже распахивал вырез её платья, нащупывая нежную, упругую девичью грудь, припадая к ней губами.

— Закричу, позову на помощь! Более не буду отвечать на Ваши письма! — И, всё-таки, она выскользнула из его объятий, сбегая из оранжереи. Он опомнился, бросился за ней вдогонку, упрашивая:

— Простите, простите меня, дорогая! Я обезумел от любви! Помилосердствуйте, простите! Буду впредь сдержанней! А пока — до вечера! Люблю! Люблю!

После его ухода Агнесс вновь вернулась в оранжерею с кружечкой, наполненной водой, и стала с нежностью поливать цветочки, распрямлять их листочки, напевая им песенки, лаская их руками. Цветы расправляли свои головки, и, казалось, слушали её! А она ходила от одного к другому, делясь с ними своей тайной — она любит и любима красивым, милым молодым человеком! «Вы понимаете, как я счастлива ныне? Нет, хоть Вы — мои друзья, всё равно не можете почувствовать моей радости!». И она закружилась, напевая смешные песенки и весёлые прибаутки.

Вблизи находились клетки с разнообразными певчими птичками. Они незамедлительно запели и зачирикали, как бы поздравляя её со скорой свадьбой! Всё неудержимо щебетало и радовалось! Услышав весёлые переливы птиц, она произнесла:

— Спасибо Вам, милые создания, Вы всегда разделяете со мной и горе и радость! Друзья, научите, пожалуйста, меня так же петь, как Вы! — И они совместно стали разливаться руладами и бойкими трелями на все возможные лады и голоса.

Вечером она имела разговор с отцом, уговаривая отпустить её в Лондон:

— Представьте, батюшка, там, на королевском балу будет весь цвет лондонской знати. Все увидят меня и, возможно, я составлю своё счастье с самым богатым и родовитым кавалером!

— Может, ты права, но одна ты не поедешь! — упрямился старик.

— Конечно, батюшка, я одна даже боюсь ехать, но с кем? Объясните!

— Со мной! — Разволновался он.

— Но у Вас же разыгралась подагра! Надо беречь себя! Пусть едут со мной Ваши приближённые и мой брат! — упрашивала она его.

— Изволь, я подумаю! К какому сроку Вас зовут? — задумчиво спросил он.

— Да сами посмотрите! Вот приглашение от английского двора, — она протянула ему расписной королевский билет.

— Ладно, я согласен. Но надо тщательно подготовиться к поездке. К тому времени у меня здоровье может улучшиться.

— Спасибо батюшка, — она подошла к нему, поцеловала в щёку, он погладил её по голове, немного пожурил, благословил и отправился в свои апартаменты — раскладывать заграничные карты. Их подарил ему лорд Генри, страстно влюбленный в его дочь.

А сам лорд Генри после расставания с любимой, решил немного пройтись, прийти в себя от переполнявших его чувств, мечтая о ней, вспоминая её робость, смущение, милое кокетство.

Нет, ничто уже не могло стереть из его души память о любимой! И на следующий день он помчался к ней, не выдержав более разлуки, и, весь трепеща, стучался в двери её дома.

Агнесс же сильно переживала: вдруг он обиделся на её поведение и более не захочет с ней встречаться?! Увидев его, она чрезвычайно обрадовалась, улыбнулась, пригласила в гостиную, усадила на банкетку, велев служанке приготовить угощение для знатного гостя. Торопливо выпив, поданный им чай, молодые принялись обсуждать современные моды, перебрасываясь репликами и остротами. Затем возлюбленный сообщил ей о своей новой покупке:

— Дорогая, я нынче приобрёл отличную пару гнедых и хочу покатать Вас в своей карете! Если согласны, то быстрее собирайтесь, зовите брата и едем!

— Спасибо, но я должны поставить в известность батюшку, — заявила обрадованная Агнесс. Дон Фернандо разрешил молодым людям покататься, развлечься.

Лошади были чудесны, горячи, быстры. Генри правил и погонял, вместо кучера, гнедые ржали в ответ и неслись, словно вихрь. Вдруг карета наехала на огромный валун. Она накренилась, повалилась на бок. Лошади потащили её вперёд, несмотря на крики, доносившиеся изнутри. Лорд Генри не мог остановить испуганных коней.

Наконец завалившуюся карету кто-то приподнял. Казалось, она вот-вот развалится, но выправилась и встала на колёса. Дверца открылась снаружи. Перед ними стоял Чарльз Кэрролл. Он улыбнулся и вежливо подал руку Агнесс. Она неохотно приняла её и выпрыгнула наружу. За ней — брат Родригес. Поднимаясь с земли, отряхивался лорд Генри. Он просил прощения, что не заметил неровности дороги.

— Так вот, где мы встретились! — При этом он галантно раскланялся и справился, не зашиблись ли они? Затем непринуждённо произнёс, — жду Вас всех завтра в гости к обеду у себя в замке.

Молодые люди поблагодарили его за помощь, приглашение, распрощались, и вновь продолжали прогулку.

Вернувшись к себе, Агнесс и Родригес узнали от батюшки — их приглашает на обед в замок Лип хозяин. Оказывается, он и здесь успел побывать! Судорога пробежала по лицу Агнесс, но она ничего не сказала в ответ отцу, поняв — придётся подчиниться. А брат сразу отказался, объяснив — болен, зашиб плечо, когда карета опрокинулась.

Агнесс проплакала полночи от страха. Она не хотела ехать в этот мрачный замок, боясь самого хозяина. При виде его, всё внутри у неё дрожало и трепетало. А почему? Этого объяснить себе она не могла!

С самого утра отец приказал ей готовиться на приём к королю. Неохотно, она стала перебирать свой гардероб, драгоценности. Служанка укладывала её волосы. Но она их вновь и вновь распускала от внутреннего раздражения. Можно было подумать, что этим она желала приостановить нежеланную поездку. Но, наконец, она готова, вместе с доном Фернандо. Он тоже принарядился, они сели в карету и отправились во дворец. По дороге Агнесс плакала, незаметно от отца вытирая слёзы платочком. Заметив это, отец строго приказал ей не распускать нюни.

— Он уже просил твоей руки у меня. Я дал согласие, но сказал, дочь должна тоже договориться с Вами. Но она пока совершенно не думает о замужестве. Так ещё молода! Поэтому, думаю, не стоит рассчитывать на её положительный ответ.

— Отец, скажите мне его реакцию на мой отказ!

— Не скрою, он помрачнел, сжал губы и ответил: «У нас есть время, подождём».

— Чего же он хочет ждать, вы не спросили? — побледнела дочь.

— Видимо, твоего расположения, чего же ещё? — раздражённо ответил отец.

Агнесс отвернулась и зарыдала. Отец стал её успокаивать. Она гневно ответила:

— Никогда, слышите, никогда я не дам своего согласия ему! Он страшный человек, чувствует моё сердце! Я вся содрогаюсь от страха, видя его!

— Доченька, родная, мы только едем в гости, это ничего ещё не значит. Но и не поехать было нельзя. Мы его вассалы. Последнее время я тоже стал побаиваться его. Поэтому после этого приёма, срочно уедем в Англию, я согласен.

— Спасибо, отец, — она обняла его и поцеловала. Он успокоил её:

— Ну, разве я изверг для своих детей? Вижу, ты любишь, и любят тебя! Сегодня же дам согласие на Ваш брак, если приедет лорд Генри.

— Спасибо, спасибо отец! — она опустилась на колени, обняла его ноги и прижалась к ним лицом. Карету встряхнуло. Агнесс чуть не ушиблась. Дон Фернандо поднял её с колен, обнял и облобызал в обе щёки.

— А если он сегодня сделает мне предложение? — спросила на смерть перепуганная дочь. Чем за него замуж — лучше — смерть!

— Тогда я отвечу — ты уже помолвлена, и принять его предложение не можешь.

— Какой же ты у меня чудесный! — воскликнула она, хлопая в ладоши. Потом задумалась и тихо прошептала:

— Но он не простит нам, батюшка, этого отказа, будет мстить!

— У тебя есть отец, я буду думать о твоём спасении! Не волнуйся, голубка!

— Вот и приехали долгожданные гости, — раздался вдруг скрипучий голос хозяина, открывавшего перед ними дверцу кареты. Он подал руку Агнесс, помог ей выйти, при этом она побледнела. Затем предложил помощь дону Фернандо. Тот поблагодарил и поклонился хозяину. Приехавшие, по приглашению владельца, прошли в жилище.

В гостевой зале — мрачновато. Стены покрыты шпалерами, с вытканными на них рисунками из мифологических сцен. Там — жертвоприношение юной Ифигении, дышащей здоровьем, радостью жизни, сопротивляющейся насилию. Здесь — волшебница Медея, собирающаяся убить своих детей. Её покинул супруг, решив жениться на обычной девушке — царевне, не захотел более жить с волшебницей. Медея решила ему за это отомстить — убить их общих детей. Далее — Лаокоон с сыновьями, пожираемый змеями. Хозяева, видимо, некогда были прогрессивными людьми, быстро переняв новомодные сюжеты из древнегреческой и древнеримской мифологии. Но все эти сцены, пугали, наводили на званых гостей ужас. Следом было развешено редкое оружие из дамасской стали. На полу был выложен паркет диковинными узорами. Огромный стол и стулья были из дуба редкой прочной породы. Ножки их выточены с изображением зверей и атлантов. Но когда юная Агнесс, сопровождаемая отцом и хозяином, вошла в этот зал, страх сжал её сердце железной рукой, она внезапно споткнулась. Хозяин сразу её поддержал, но от этой помощи, она вся затрепетала, будто сама смерть ощерилась, глядя на неё с вежливой улыбкой и доброжелательностью! Она, посеревшая, посмотрела на отца. Тот кивнул ей, мол, смелее, дочь моя! Мы тоже знатны и богаты!

В гостевой зале был накрыт прекрасный стол: копчёная оленина, разнообразные маринады и другие виды дичи, закуски из форели, лосося и прочая лакомая снедь, выдержанные зелья. Быстро менялись горячие блюда, их было множество, затем подавался десерт со сладкими пирогами, коврижками, мёдом, легким вином. Кости бросались на пол, где полуголодные собаки подхватывали их налету, обгладывая и урча. Хозяин замка усиленно спаивал гостей. Пились очень крепкие вина из оленьих рогов, украшенных серебряным и золотым орнаментами и гербами. Гостей было не много, они сначала приступили к жареной дичи, затем к красной рыбе, различным заливным. Всё было остро приправлено и пересолено, видно, чтоб гости пили более вина и пьянели, выбалтывая свои тайны, секреты. Хозяин за разговором незаметно подливал и подливал вино дону Фернандо. Тот очень сильно опьянел. Его разморило. Он вышел из гостевой залы, чтобы освежиться. Спеша по коридору, не заметил приоткрывшийся люк, и в тот же момент свалился вниз, в длинный колодец, а долетев до конца, был насквозь пронзён острым полуметровым шипом. Так убирал хозяин ненужных ему людей, приходивших к нему в гости. Видя, отец долго не является, Агнесс забеспокоилась. Король сел около неё, стал успокаивать, и тоже подливать вино. Как ни отказывалась девушка, он поил её, хитроумно объясняя, что это лёгкое зелье или, даже, фруктовый сок. Он доказывал, сейчас уже не модно девицам отставать от мужчин в умении пить вино! Когда она тоже опьянела, он приказал слуге отнести её в дальнюю угловую комнату необитаемой части замка и заспешил следом. Девушку раздели, и хозяин её, бесчувственную, изнасиловал. Когда она пришла в себя, то стала плакать, умоляя не трогать её. Но он рассмеялся, успокоив тем, что уже очень хорошо «тронул». И вновь приступил к тому же! Она изо всех сил сопротивлялась, потом в бессилии плюнула на него. Он рассвирепел, распрямился, встал и обратился к слуге — помощнику в боевых действиях:

— Теперь начинай ты! Хороша деваха! Просто ягодка! Первый раз такую сладостную встречаю!

Услышав это, Агнесс вновь стала сильно рыдать. Она сгорала от стыда и позора, что обесчещена, да ещё перед чужими мужчинами, которые рассматривали её, совершенно нагую. А вся её жизнь теперь раздавлена, уничтожена, пошла прахом! Разбиты надежды на любовь, на жизнь с милым мужем, на рождение деток, коих она безумно любит, на будущее. Было горько от сознания, что нет уже в живых отца, а, может, брата, она теперь будет вечной пленницей в этом дворце, никто её не защитит от домогательств и насилия мерзавца. К тому же, он хочет, чтоб её насиловали даже его друзья! Её, молодую, нежную, красивую, чуткую, образованную, превратили ни во что! Стоит ли теперь жить на свете? Она исчезла уже, как человек, личность, возлюбленная! Теперь она — только подстилка для похотливого господина! Жалкая, прежалкая тварь! Слёзы сами текли из её глаз, не переставая. Мозги плавились, казалось, голова разорвётся от напряжения! Душа рвалась на части! «Нет мне уже спасения! Если сейчас и слуга станет насиловать, всё-таки я прикончу себя!».

Кореш хозяина, услышав такое предложение, понял, не жить ему на свете, после такого, и поспешил с ответом:

— Спасибо, государь, благодарен за доверие. Но она так совершенна, словно изумительная, редкая по красоте, жемчужина. Тело её переливается всеми оттенками тепла и нежности, кожа — атлас. От неё идёт мерцающее сияние. Лежит она, стыдливая, с распущенными волосами до пят, прикрывая розовеющие бутоны на острых грудях и заманчивую ложбинку среди точёных ног. А глаза — бездонные озёра — так и мерцают от гнева и недовольства. Но это делает её ещё более привлекательной! Второй такой — не найти. А Вы, король, — так умны, храбры, отважны, доблестны, второго такого тоже не найти, поэтому только Вам можно владеть ею, но не мне, простому смерду!

— О, какой умный ответ! Ты польстил мне! Действительно, такого, как я не сыщешь, и такой, как эта девица, тоже нет. Согласен! Пусть теперь будет только моей! Эй, слуги — ко мне! Обмыть её, после любовных игр, накормить, развлечь, нарядить! Пусть всегда будет весёлой, довольной и желанной, разжигающей страсть своего хозяина! Теперь она должна жить только для моей услады! А ну, дай-ка я рассмотрю тебя лучше! А то набросился, как голодный пёс, даже не успев пропитаться твоей негой! О, как ты ладна! Но теперь, я, поистине, доволен!

Затем он, раздражённо хлопнул в ладоши, и вновь закричал громовым голосом:

— Эй, слуги! Кого же я зову? Где Вы? Приказываю — наблюдать за ней! Чтоб не скучала, увеселяйте, развлекайте. Тоска иссушает, убивает красоту! Буду ею пользоваться пока! А потом спишем! Ха-ха-ха! Даром досталась драгоценная жемчужина!

Все, кто там находился, дружно загоготали за хозяином:

— Ха-ха-ха!

Король здешнего местечка крикнул:

— Ей, придворный чтец и поэт, сюда! А ну прочитай этой крошке новую балладу обо мне! Пусть знает, куда она попала, кто её властелин, ха-ха! Кому должна повиноваться!

— Я здесь, мой повелитель, читаю, — откликнулся придворный бард:

Мир лежит в глубоком снегу.¹

Ворон на ветке бьёт крылами.

Я, Степной волк, всё бегу и бегу.

Но не вижу нигде ни зайца, ни лани!

Нигде, ни одной — куда ни глянь.

А я бы сил не жалел в погоне.

Я взял бы в зубы её, в ладони,

Это ведь любовь моя — лань.

Я бы в нежный кострец вонзил клыки,

Я бы кровь прелестницы вылакал жадно,

А потом бы опять всю ночь от тоски,

От одиночества выл надсадно.

Даже зайчишка и то бы — не худо.

Ночью приятно парного поесть мясца.

Ужели теперь никакой, ни откуда

Мне не дождаться поживы и так тянуть до конца?

Шерсть у меня посидела на старости лет.

Глаза притупились, добычи не вижу в тумане.

Милой супруги моей на свете давно уж нет.

А я всё бегу и мечтаю о лани.

А я всё бегу и о зайце мечтаю,

Снегом холодным горящую пасть охлаждаю,

Слышу, как свищет ветер, бегу, ищу —

К дьяволу бедную душу свою тащу.

— Но добавь, ты немного упустил, вот она — распростёртая прекрасная, юная лань уже приготовлена для моих зубов! — Он был одним из тех, для кого, по словам Готье, и создан видимый мир. И вновь дружное:

— Ха-ха-ха!

И Агнесс поняла, — попала, действительно, в лапы к дьяволу. Ей следует постоянно молиться Богу, а она — только плачет и тоскует. Её, наконец, временно покинули. Она встала с лежанки, дрожа всем телом от судорог, отвращения и ужаса, прикрылась, села на кресло, стоявшее поблизости, и вперила бессодержательный, отрешённый взгляд в пустоту. Вскоре к ней явилась молодая красивая девушка — исполнять приказание хозяина. Она стала обмывать, опустошённую, до самого дна, Агнесс, и произнесла с восхищением:

— Как Вы пригожи! Кто же создал такую?! — Однако эта похвала её не порадовала, стало стыдно: чужие, незнакомые люди смотрят на её обнажённость, и она не может им запретить этого. Агнесс разрыдалась. Но служанка сказала ей в утешение:

— Не плачьте, не травите себя, госпожа, постепенно привыкнете. Ну, куда деваться? Я-то ведь в такой же тезе нахожусь! Тоже сначала плакала, а сейчас смирилась, привыкла. Стала просто бесчувственной.

— И тебя насилуют!? — Прошептала Агнесс с ужасом. — Но я никогда не привыкну к насилию! У меня такое желание — вырвать из себя все внутренности, коих касался этот зверь!

— Ну да, насилует каждый день! И не просто, извращённо. Терплю! Но я-то всё-таки простая девушка, а Вы — высокородная! Понимаю, как Вам мерзко от его похоти! Но Бог покарает его! Он нам, каждой, жизнь изувечил!

— Спасибо за поддержку! Я так раздавлена! Ты разделила со мной моё горе! Знаешь, если сможешь, добудь мне нож или кинжал, может он пригодится мне! Хорошо? И никому ни-ни! — Она сняла с пальца дорогое кольцо, украшенное бриллиантами, и положила ей в руку. Та обрадовалась, быстро спрятала его за пазуху и пообещала, убитой горем Агнесс:

— Постараюсь, госпожа, для Вас! Разобьюсь, но добуду!

Когда вечером опять появился насильник, Агнесс вновь отбивалась, но было всё бесполезно. Он огромный, сильный детина, она — маленькая, хрупкая! Поняв, что так будет продолжаться постоянно, из дня в день, а может, из часа в час, она пригрозила ему:

— Брат отомстит Вам за отца и за меня! — Тот, усмехаясь, ответил:

— Твой брат уже сгорел! Я недавно приказал поджечь Ваш замок, отец же заживо сгнивает в яме, напоролся «не осторожно» на кол, упав «нечаянно» в люк! Ха-ха-ха! Земля Ваша теперь станет моей. Жениться на тебе я вовсе не собираюсь! Зачем? Ты и так моя любовница, и подпишешь мне добровольно дарственную на землю!

— Ничего я Вам не подпишу! — гневно вскричала она.

— Подпишешь! Скоро даже полюбишь! У меня много девок, если не приду, задержусь у другой, будешь тосковать, ждать меня! Всё отдашь за мои ласки!

«О, Боже мой! Любимому не давалась поцеловать себя, а нелюбимый изнасиловал, о таком и помыслить не могла! Как гадка и омерзительна близость с этим чудовищем! Я стала вечной дешёвкой изверга! О, горе мне, горе! За что нас Бог наказал такой карой? О прапрабабушке мавританке говорили нехорошее! Вроде, она тайно встречалась с королём, и этим довела до самоубийства саму королеву. Её грехи, вероятно, легли на нас! Кто-то должен расплачиваться! Прости меня, Боже, прости несчастную!».

Вечером лорд Генри направился к дону Фернандо, просить руки его дочери. Перед отъездом к королю, она прислала ему весточку: «Любимый! Отец согласен на наш брак. Приходите, сегодня к нам позднее, мы уже вернёмся, просите у батюшки моей руки! Любящая Вас — Агнесс!».

Когда он приехал, то увидел уже полыхающий замок. Горели постройки, парк, корчились и стонали ухоженные деревья, лопались древние статуи, с яростью отрывались их головы, руки, разлетаясь во все стороны. Небо заволокла чёрная гарь. Стихия бушевала, уничтожая всё. Жар обдавал преисподней. Однако лорд Генри решился. Укутав голову тёплым плащом, ринулся, внутрь, желая спасти любимую. Но нашёл только задыхающегося брата Агнесс. Он схватил его на руки и вынес из огня. Когда он открыл глаза, то сообщил ему — Агнесс с отцом не вернулись из замка короля. И они поняли, — случилось непоправимое! Тогда лорд отдал ему часть своей одежды, посадил в коляску и они помчались в порт, решив срочно отплыть в Англию за помощью королевы. Только она может найти на изверга управу! Соберёт войско и пойдёт на него войной! Тогда они смогут вернуть заложников — Фернандо и Агнесс!

Пока они искали способ воздействия на королеву, чтобы она помогла им в горе, направилась в Ирландию с войском для наказания негодяя, прошло около года. Молодые люди жили только одной мечтой — вырвать заложников из лап злодея. Много денег потратил Лорд Генри, чтоб всё получилось так, как они задумали с Родригесом. Но, увы! Дело продвигалось медленно!

Английская королева была занята вопросом, на тот момент, жгуче важным для неё, и ни на что уже другое не обращала внимание. Лорд Генри, попав к ней на приём, изложил обстоятельство дела, она обещала ему помочь, но тут же забывала о его просьбе. Однажды, находясь в королевском замке и ожидая приёма к королеве, друзья столкнулись с писателем Шекспиром. Лорд Генри его хорошо знал. Он обратился к нему со своим горем и просил содействия королевы. Ведь он вхож в королевский дворец, иногда ставит там свои спектакли. Сама Елизавета к нему неплохо относится. Но действовать надо быстрее, несчастная Агнесс в руках ужасного злодея. Лорд Генри обратился к нему с вопросом:

— Объясни мне, друг, ты великий трагик, философ, поэт, твоим произведениями зачитываюсь не только я один, а вся Англия, почему в людях почти не осталось ничего человеческого? Ведут себя, как звери, с желанием схватить, присвоить, растерзать, а сопротивляющихся — уничтожить. Думают, они вечные? Почему не додумываются — всё не вечно, нахватает такой, уничтожит, раздавит других и умирает. Но перед смертью нет покаяния, раскаяния о греховно прожитой жизни, а есть сожаление — награбленное не сможет унести с собой в могилу! Хоть вставай со смертного одра и всё уничтожай, чтоб вожделенно — добытое мечом, и кровью, не досталось другим!? Почему мы становимся зверьми, будто, когда нас создавал Бог, Он на минутку отвлёкся и в этот момент, подлетел к нам сатана и в наши Божественные души вставил свои, — дьявольские? Ты, знаток душ человеческих, много пишешь об этом! Объясни! Я уже ничего не смыслю! А моя любимая сейчас гибнет в лапах неукротимого зверя!

— Что объяснить? Сам, зачастую, не понимаю ничего в этом извращённом мире, мой друг! К сожалению, я просто констатирую то, что вижу! — С горечью произнёс тот. — Это ведь дело тонкое. Представляю делать выводы самому читателю. Но, скажу только: мы всего боимся, как и положено смертным, и всего хотим, будто бессмертны, ничего не разумеем!

— Хорошо, друг, прости, сейчас я нахожусь в подвешенном состоянии, если с Агнесс что-либо случится, не перенесу! Ради Всевышнего, помоги! Готов лишиться всего, только бы выручить её! — умолял Шекспира лорд Генри, падая перед ним на колени. Подошёл и брат Агнесс, тоже с горечью замолвив своё словечко:

— И я не встану ни перед чем, всё отдам до последней рубашки, чтобы спасти любимую сестру!

Шекспир растрогался, пообещал, но очень неуверенно, объяснив это тем, что один из доверенных слуг королевы и его хороший приятель, поведал писателю следующее. Присовокупив нечто неутешительное — там, мол, творятся сейчас такие дела!

Хоть Елизавета сообщала всем — о своей невинности, у неё было много фаворитов. И, они умели весело развлекаться! Поиграв в страстную любовь, она давала им отставку. То не так обошлись с ней, то женились без разрешения, хотя она не желала этого, то надоедали окончательно. Совсем недавно её любимым фаворитом, являлся Роберт Деверё, второй граф Эссекс. Ей было пятьдесят три ему 20, когда они познакомились. Была ли это любовь, или очарование юностью, но королева жить без него не могла и, по — царски щедро, благодарила этого юношу за его тепло и нежность. Истратила на его содержание — почти баснословную сумму денег. К тому же подарила ему монопольное право на торговлю столовыми винами. Возлюбленный, хотя и вёл себя иногда с королевой дерзко, но понимал, не он один может взволновать стареющую королеву, он, к сожалению, может быть заменён другим. Многие молодые придворные рады были бы занять его место. Это очень сильно беспокоило молодого человека. Он дерзнул чем-то выделиться перед Елизаветой. Решил стать предводителем неких военных походов, организованных для грабежей Испании, а так же, для усмирения бунтующей Ирландии. Он уверял королеву:

— Верьте, Ваше величество, мы вновь займём первое место в мире, как самая сильная держава! Вывезем из Испании всё её золото, усмирим вечно непокорную Ирландию! Завоюем новые колонии! Наш приоритет возрастёт и доходы казны то же!

— Верю, мой милый друг! Верю! Вы молоды, полны мужества, напористости, силы, решительности! Благословляю Вас на блестящие подвиги и победы!

— Мы уже готовимся к отплытию в Испанию!

— Да поможет Вам Бог осуществить все самые дерзкие планы! Дерзайте, мой милый!

Но ничего дельного из этого не вышло. Тогда он занялся налаживанием внутренних гражданских дел, но и здесь его ждала неудача. Все попытки продвинуться, отличиться, покорить возлюбленную подвигами, были тщетны, он не оправдывал ни расходов на эти мероприятия, ни надежд, возложенных на него. Королева стала охладевать к нему: «Боже мой, с кем я связалась, поверила в его сказки. Они лопнули, как мыльные пузыри! Он болтун или мечтатель!». Она забрала у него назад разрешение на монопольную торговлю десертных вин. То есть лишила его доходов, у Эссекса исчезла возможность существовать безбедно. Он растерялся, начал нервничать: «Всё потеряно, жить не на что, она мне уже не верит! Я потратил столько сил на её затеи! Всё пошло прахом!». Он не выдержал и поднял мятеж против королевы. Никто его не понял из приближённых, не поддержал. Выглядели все его действия, как какое-то безумие. Несчастного арестовали, приписав ему желание свергнуть королеву и сесть самому на её трон. Он оправдывался на суде тем, что, наоборот, желал спасти Елизавету от её недругов. Но это ему не помогло. Учли также и все его военные и гражданские неудачи. Ему вынесли смертный приговор. Он сидел в тюремном застенке Тауэра и плакал, глядя на красивое и дорогое кольцо, некогда подаренное ему Елизаветой. Надевая его тогда ему на палец, она пообещала:

— Часом с тобой случится беда (она перешла уже с ним на ты), совершишь тяжёлый поступок, но, если пришлёшь мне это кольцо, всё равно прощу тебя, чтобы ты не натворил!

— О, поистине, это царский подарок! — воскликнул он, рассматривая кольцо и любуясь им, — благодарю Вас!

— Я рада, что угодила! Знаешь, я уже так соскучилась по тебе, сил просто не имею!

— Ну, мы же виделись вчера! — Воскликнул он, отрывая взгляд от кольца и удивленно смотря на неё.

— Ну и что, это же было вчера! — с грустью произнесла она. — Поблагодари же меня за подарок!

— О, спасибо! — шептал он, целуя ей руки, от пальцев и всё выше, выше. Она же стала трепать его за тёмную шевелюру волос, спрашивая:

— А ну, признавайся — больно? — Её глаза лучились нежностью.

— Не больно, не больно. А вот кое-кому сейчас будет больно, я скушаю Вас сейчас всю целиком!

— Нет, нет, только не всю! Хоть немножко надо оставить, кто же будет править тогда страной? Да и по ночам играть с тобой в карты? А ведь весьма недурно мы играем, да? — рассмеялась она глядя на него.

— Хорошо! Совсем немножко оставлю! — Шептал он, целуя её с большим жаром.

— Учти, дорогой, всем своим поклонникам я запрещаю жениться. А тебе простила даже это! Многое я тебе прощаю!

— Милая, это был долг чести. Вы же знаете, мой друг поэт и воин Филипп Сидни перед смертью умолял меня, чтоб я не бросал его жену, я пообещал. Здесь не любовь, исполнение воли покойного!

— Ну, хорошо, я верю тебе, — шептала она, расстёгивая ему ворот рубашки.

— Я — рад, что Вы мне верите! — проворковал он.

А вот ныне он сидит в Тауэре, приговорён к смерти, и уже не верит своей королеве.

Бывший фаворит, горько вздохнув, прошептал:

— Как изменчива любовь королей! Неужели всё забыто, что было между нами, а ныне — смерть? Какая же ты непостоянная, фальшивая и ненадёжная, Елизавета! Я даже скажу больше, ты похожа даже не на королеву, а на базарную лавочницу, сначала подарила право монопольной торговли винами, а когда нашла нового возлюбленного — отобрала всё и презентовала ему. А я, даже не могу представить счёт за ласки к похотливой старухе, напрасно потерянное время и загубленную жизнь! Надо бы тоже забрать всё назад в виде материального вспомоществования. Короли так не поступают. Видимо, прав был твой король, утверждавший, что Анна Болейн ему изменила, ты не его дочь, а дитя от её любовника. И как пробилась в королевы?! Твою мать казнили за измену королю, тебя выбросили на задворки страны, но ты, всё-таки выползла, применив все силы, на передовую, — уродливая, похотливая женщина! Выпила мою юность, оставила без гроша в кармане, и казнишь! Если бы не связался с тобой, занялся бы чем-то полезным и давно бы нашёл средства к существованию. Не благородная, не благодарная!

Королева в этот момент сидела в своих покоях, тоже вспоминая своего, некогда любимого фаворита и милого мальчика, переживала. Разговаривала сама с собой вслух:

— Ну что же делать? Неужели казнь? Почему он молчит? Почему не подаст мне сигнал о спасении? Такой молодой и — смерть? Зачем ему нужен был этот бунт!? Просто мальчишество какое-то! Да есть стало нечего, после того, как я отняла разрешение на продажу вин! Ведь, что говорить, сама же я избаловала его, приучила жить, ничего не делая, а потом возмутилась, когда мальчик заартачился! Как быть? На что решиться? Он молчит, гордец! — У Елизаветы болела голова, ломило сердце, судорогой сводило шею.

— О, как больно, — простонала она, — поглаживая руками больные места. На шее ведь держится голова! Скоро она скатится с него! Что же он молчит!? Ну, а я тоже хороша! Надо отменить приказ! Что тут раздумывать? И всё же я хочу, чтоб он унизился, лизал мои пятки! Что же ты, гордец, молчишь? Ползи, умоляй, проси о помиловании! — Она гневно заломила руки, как бы отдавая ему приказание. Потом опомнилась:

— А вдруг ему не с кем передать это кольцо? А, может, передал, но человек позарился на драгоценность? Аннулируй же, Елизавета, казнь, зови слуг, прикажи отменить смертный приговор! А как я буду выглядеть перед своими приближёнными? То казни, то не казни! Так и будешь выглядеть, — ты королева, и тебе нечего думать, как примут твой приказ, упраздни немедленно казнь! Не могу, вся дрожу, мучаюсь и не могу! Хочу, чтоб он сам вымолил отмену приказа. Что мне делать? Знаю, я — злая, суровая, противоречивая! Но ничего не могу изменить!

Она не находит себе места. То ходит по будуару, то вскакивает, подходит к шнуру, чтобы позвонить, протягивая к нему руку, то, вновь отходит. Наконец, не выдерживает и звонит в колокольчик. Прибегает разбуженный слуга. Она приказывает ему:

— Принеси сейчас же гербовую бумагу, хочу отдать приказ, — требует она повелительно.

Слуга возвращается, но она вдруг заявляет:

— Иди, спи, ничего не надо! Отворачивается и медленно подходит к тёмному окну. Стоит в растерянности, теребя тяжёлую штору.

Но Эссекс тоже находился в смятении чувств. Он не молчал. Вспомнил о разговоре с кольцом, стал просить охранников передать его королеве. Но они испуганно безмолвствовали. Тогда он попросил вызвать к нему приближённую королевы графиню Ноттингем, чтобы немедленно передать кольцо королеве. Та обещала. Но на утро за ним пришли стражники:

— Вставайте, настал час Вашей казни!

— Не может быть! — вскричал несчастный! Подождите, королева отменит смертный приговор! Вы что-то путаете!

— Нет, она не отменила! Вставайте! Ваш час настал!

— О, Боже! Королева получила перстень, но не захотела обещание своё сдержать! Неверная! Видно боится ревности нового фаворита, если освободит меня. И кольцо моё, наверное, ему передаст по «наследству». Какая мелочность! Ничего не видел в жизни с этой старой перечницей, выпила все соки до дна, а теперь и убивает, чтоб не мешал ей любиться с новым дружком! О, Боже! Прости меня грешного!

Да, она получила кольцо, но под конец приняла решение — отменять казнь не будет, ни смотря, ни на что!

Через час отрубленную голову некогда любимого фаворита в корзине из-под вина, доставили королеве. Она была в трансе: вдруг у головы приоткрылся один глаз, шевельнулись губы:

— С новым фаворитом «играешь в карты» все ночи напролёт?! Поэтому ты меня убила, старая ведьма? — услышав это, а может ей просто всё почудилось, она упала в обморок и долго не приходила в себя. После она поведала об этом по секрету своей любимой фрейлине:

— Поверите, милая, что случилось со мною? Его голова, после смерти заговорила, укорив меня в предательстве… Теперь я не живу, а только плачу, сожалея о содеянном… О, Боже, прости меня!

Рассказав обо всём происшедшем друзьям, Шекспир добавил:

— На что она надеялась, когда подписав приказ — казнить, не подписала другой — о помиловании? Один Бог ведает! Вот поэтому, сейчас сложное время для обращения к ней, с какими либо вопросами! У неё началось запоздалое раскаяние…

Долго не могла Елизавета прийти в себя и вымаливала у Бога прощение за неоправданную смерть юноши и свою глупость, слабость и мелочность. Наконец, высохнув от слёз, придя немного в себя, она решила помочь хотя бы лорду Генри в его беде и этим искупить часть своей вины перед другим! Был снаряжен новый отряд для помощи лорду Генри и, заодно, надо было основательно прижать к ногтю непокорную Ирландию!

А в то же время, в Ирландии Агнесс ждала ребёнка от насильника. Она почти не жила. Стала похожа на высохшую мумию, смирилась со своей судьбой. Похититель не считался с ней. Поступал так, как ему хотелось. Но она немного отвлеклась от своих горьких дум, думая о ребёнке. Прислушиваясь к новой жизни, она понимала — любить дитя — невозможно. Кто его отец? Страшный зверь! Вдруг ребёнок будет похож на него поведением, характером? Как же избавиться от него? Здесь ей никто не поможет. А что она сама может придумать? Он был нежеланен ей, устрашал. Но когда он зашевелился, стал вздрагивать, Агнесс принялась наблюдать за ним. Наконец он начал всё сильнее давать о себе знать, и она смирилась. Стала поглаживать живот и разговаривать с крохой, петь ему песенки. Наконец, когда уж очень буянил и шалил, она урезонивала его, упрашивая успокоиться. Беременность стала проходить легче, интереснее. Каждый день что-то новое замечала будущая мать. Агнесс уже ждала его появление на свет Божий с нежностью, тревогой. Наконец пришло время рожать. Принимала роды у неё та же дворовая девушка, шепнув ей тихонько на ушко, чтоб Агнес держалась, ведь она теперь — мать и надо жить ради ребёнка! Она обмыла пищавшего малыша, вытерла, запеленала, положила рядом с роженицей, под бочок, сказав при этом:

— Какой же он у Вас красивый, полненький, здоровенький! Одно загляденье! Не волнуйтесь ни о чём, я буду всегда помогать Вам, ухаживать за ребёночком! А теперь надо его покормить, госпожа!

— Не смейся надо мной, бедной! Какая я уже Вам госпожа! Но спасибо за помощь и утешение!

Агнесс вынула грудь и прислонила к ней крошку. Малюсенький ротик захлюпал: «Чмок — чмок — чмок!». Она замерла, он становился её отдушиной, отрадой. Крошечный комочек счастья! Теперь она будет жить только для него! А какой он крохотуля, красненький, ручки — ножки малюсенькие! Личико сморщенное, глазоньки зажмурены! Всё такое трогательное, нежное, родное. И она тихонечко прошептала, обращаясь к нему: «Моя крошечка, я тебя очень люблю! Как же мне назвать тебя? Хочу дать тебе красивое имя, чтоб оно принесло тебе здоровье, силу, удачу?! Надо хорошенечко подумать. А пока, беречь и беречь его, спасать от всех бурь и треволнений! Ведь жизнь — не лёгкая штука!».

Покормив ребёнка и убаюкав, задумалась. Сейчас мы его спеленали в рваное тряпьё, а как дальше быть? Надо же ему сшить рубашечки, связать тёпленькие шапочки, распашонки, штанишки, носочки на ножки, чтоб по полу ползал и не простывал. А чтоб не плакал постоянно, надо придумать, что ему в ротик дать сосать, помимо груди. Ой, сколько ему сейчас всего надо, я же не знаю, где это взять! А как далее сложится его судьба? Разрешит ли этот изверг оставить его при мне, или кормилице какой-нибудь деревенской отдаст? И будет там вместе с кошками и собаками по земле ползать, никому не нужный, грязный, голодный. Думала — думала, потом разморилась и уснула рядом с маленьким, обняв его одной рукой, другую положив себе под щёку. Тишина и покой окутали их. По телу разлилась мягкая дрёма.

Однако узнав о родах, тиран прибежал к спящей матери, вырвал ребёнка из её объятий, она вздрогнула, проснулась. Только хотела прошептать: «Посмотри, какой милый мальчик у нас!». Он вынул кинжал и, обратился к Агнесс со словами:

— Ты одна дороже будешь стоить при продаже, сойдёшь за девственницу, научим, как это сделать, а с приплодом — ничего за тебя не дадут! — И проколол ребёнка насквозь. Он даже не успел заплакать, сразу погиб, истекая кровью. Агнесс замерла в ужасе! Слёз не было, только ненависть, она запеклась в сердце, как боль, далеко — далеко и просила выхода:

— Есть подлецы, которых надо вешать,

И лучше, если головою вниз.

Они Вас разорвут, себя потешить,

И из-за них получишь нервный криз.

Есть подлецы, они, что тараканы,

Давить их надо сапогом, ногой.

Они влезают в душу самозваны,

Кусая, наслаждаются собой.

То — кобры, ядовитые гадюки,

И надо их арканом уловить.

Лишь зло вершат их языки и руки,

И надо бить, всегда их только бить!

Опасно будить льва. И страшен зуб тигра. Но самое ужасное из всех ужасов — это человек в его безумии! — Сказал Шиллер.

В порыве глубокого отчаяния, мать издала свирепый рык и кинулась на убийцу, желая задушить. Кто-то из вошедших, подставил ей подножку. Она упала, и, как львица, только что потерявшая своего первенца, стала скрести ногтями пол, свирепо рыча, и вновь собираясь броситься на своего мучителя. Потом вспомнила о ребёнке, взяла кровавое месиво на руки, стала баюкать. Но кто-то из слуг вырвал у неё из рук убитое дитя.

И в тот же миг началась осада замка. Слуги, ворвавшись к ним, доложили хозяину об угрозе. Он в спешке выбежал вместе с ними. Они долго защищали замок, отражая атаку. Негодяя убил брат Агнесс, помогал добивать его лорд Генри. Оба молодых человека стали сразу разыскивать сестру, возлюбленную. Когда, наконец, они нашли её тюрьму, то увидели — она металась в красном платье посреди горницы. Видно, платье было испачкано кровью ребёнка. Первым подбежал к ней брат с вестью о спасении и просьбой — покинуть сейчас же это страшное место. Но она начала осведомляться у него со слезами на глазах:

— Где мой ребёнок? Куда его дели? Почему его забрали у меня? Давай его искать вместе, братик!

— У тебя разве есть ребёнок? — В один голос вскричали брат и любимый.

— Да, есть! Его только что убили, но он всё-таки живой! Я чувствую это! Куда они его унесли? Куда? — Скулила она жалостливо.

— Но здесь нет дитяти! — ответили ей они.

— Значит, он всё-таки, действительно умер, злодей его убил! — Завопила она. Брат её обнял и стал уговаривать идти с ним. Уговаривал и любимый. Но она не соглашалась:

— Я должна его найти! Ему пора уже кушать, у меня много молока, грудь даже распирает! А он — голодный, мой мальчик, — жаловалась она, никого не слушая. В комнату влетел впопыхах, слуга, с криком:

— Где хозяин? Убегайте все живее отсюда, горим, уже рушится кровля!

— А где моё дитя, ты не знаешь? — спросила она его.

— Знаю, его же убил на твоих глазах твой насильник, и сбросил в люк! Бегите отсюда скорее!

Тогда Агнесс дико закричала:

— Никуда не уйду, пока не найду моего крошку! Или останусь навсегда здесь, где погиб мой малыш!

Родригес схватил её на руки и побежал с ней к выходу. Но она стала отбиваться со словами:

— Оставь меня, я ищу своего сына! — вырвалась из его объятий, соскользнула на пол и, выхватив кинжал из прорези платья, пронзила им себя, упав замертво.

Лорд Генри застонал, увидев, истекавшую кровью Агнесс:

— Поруганы мечты, уничтожена цель моей жизни! Я грезил об этой женщине, и всё, всё, всё пропало! Её нет! Нет. Я тоже не хочу больше жить! Прости меня, Боже и соедини с любимой! Прощай, брат! — Обратился он к Родригесу. — Нагнулся над любимой, встав на колени, поцеловал, сказал нежные слова о скорой их встрече. Потом вынул из груди Агнесс кинжал. Взмахнул им, направляя себе в сердце, но Родригес схватился обеими руками за его острие, с силой отвёл руку лорда Генри в сторону. Из его ладоней полилась ручьём кровь. Родригес, умоляя, прошептал:

— Нет, брат, мы должны жить во имя Бога и в память о нашей погибшей сестре Агнесс! — Он обнял его, обливая кровью, текущую из ладоней, и увёл из полыхающей огнём горницы. Следом за ними обрушилась горящая кровля. Сестру вынести он не успел. Еле живы, выбрались наружу из горевшего замка. Долго не могли отдышаться, прийти в себя. Они скорбели о происшедшем. И каждый в душе мучился от того, что они не смогли спасти Агнесс или хотя бы достойно похоронить. А теперь уже поздно, она осталась там навечно! Общее горе сплотило их, сильнее, нежели кровное родство. Они стали очень близки друг другу, считая себя уже братьями!

Через некоторое время Родригес женился на молоденькой девушке из здешних мест, чтобы забыться от пережитого. Ему было нелегко, почти на глазах, произошло уничтожение его семьи. Юная жена его была весьма состоятельной, помогла ему восстановить сгоревшее поместье. Через год у них родилась девочка, очень похожая на его погибшую сестру Агнесс. Её, в честь сестры, назвали тем же именем. Более детей у них не было. Молодые люди, дружа между собой, часто ездили, друг к другу в гости. Лорд Генри оставался всё ещё холостяком. Однажды Родригес стал уговаривать его жениться:

— Дорогой брат, прошло много времени с момента гибели Агнес, может, тебе стоит жениться?

— Да, миновало немало времени, но боль от потери любимой, не проходит. Как-то ночью, бродя по парку, всё вновь вспоминая, тоскуя о ней, на душу легли такие строчки:

Тени бродят по аллеям парка,

Я один, от холода дрожу.

Говорят, что греческие парки

Ночью оживают, я брожу,

Но не вижу нежных, утончённых,

Слышу в отдаленье голоса,

Речи те — философов учёных,

Где же ты — нежнейшая краса?

Я б тебя любил, всегда лелеял,

Даже на руках тебя б носил…

Но осенний ветер вдруг повеял

И мечту о счастье погасил…

Он побледнел. Замолчал. В глазах внезапно показались слёзы…

Но вот подросла дочка Родригеса, и, глядя на неё, лорд Генри всё изумлялся, как она похожа на Агнесс! Он долго мучился сомнениями, и, наконец, решившись, сделал ей предложение! В ней он увидел свою единственную, бесконечно любимую и навсегда потерянную Агнесс. Их брак, несмотря на значительную разницу в возрасте, оказался счастливым.

Однажды, будучи по делам с молодой супругой в Лондоне, лорд Генри захотел встретиться с Шекспиром, представить ему свою красавицу жену и поведать происшедшую с ним трагедию для новой темы писателя. Но, увы, ему сообщили, что того уже нет в живых. «Но, может, кто-то другой из сочинителей напишет когда-нибудь об этом? — Подумал тогда лорд Генри, возвращаясь в своё поместье, — История эта страшная, но поучительная. Сколько мучений пришлось пережить нам всем!».

Так что, в этом замке «Лип», много загубленных жизней, — продолжал экскурсовод своё повествование, — и все они привидениями бродят здесь, но самое бередящее душу — леди в красном, о которой мы Вам рассказали. Она ходит, и со стоном, ищет своего новорожденного ребёнка. Горе, если кто-то встретится на её пути! — Так закончил своё повествование о злодеяниях, творившихся там, местный экскурсовод.

Когда я прослушала эту историю, всю ночь не смыкала глаз. Тогда я уяснила, что женщине, имеющей жениха или мужа — грешно фильтровать с другими. А что я недавно делала сама? — Сказала сама себе. — Улыбалась, кокетничала, целовалась с иностранцем?! Позволяла ему вольности! Зачем? Мы так мало живём на земле, надо ценить то, что имеем и не тратить время на глупости и пустые мечты. Видно, всё-таки, в каждой женщине осталась некая частичка Евиного кокетства и двоедушия — прародительницы нашей далёкой!

Я решила постараться заглушить в себе свои глупости! Утром, перед входом в ресторан, мы вновь встретились с новыми знакомыми. Они позвали нас на пикник, но, извинившись, я отказала, взяла Павла под руку, и мы направились в противоположную сторону. Вечером пошли с женихом в храм, помолились, заказали поминовение о погибших Агнесс, её отце и несчастном ребёнке. Вскоре, мы вернулись к себе, в далёкую и любимую Россию.

После нашей поездки, мы расписались и повенчались с Павликом. Живём дружно, уважаем друг друга. Но иногда, он меня всё-таки ревнует. Вероятно, такова участь всех красивых женщин. Я уже не обращаю на это внимание. Люблю только его, другой мне мужчина не нужен!

Зашла ко мне как-то домой одна соседка, я поведала ей о нашей поездке и преданиях ирландского замка Лип, она ответила мне:

— Дорогая, и у нас было много неоправданных жестокостей! В восемнадцатом веке жил в России барин, некто — Лев Дмитриевич Измайлов, читала я о его зверствах. Вроде бы для отечества Российского старался. Воевал со шведами, с французами бесстрашно, дослужился до больших чинов. Стал генерал-лейтенантом. Имел много боевых наград. Даже был предводителем рязанского дворянства! А в своих поместьях он насиловал малолетних девочек. Затем запирал в барском доме, в отдельной комнате, словно султан — наложниц. И всегда их было у него по тридцать. И, уже не жили, существовали они, от одного раза посещения их барином, до другого. Однажды он встретил в своём поместье 14 летнюю девочку, Нимфидору, и изнасиловал её. Попробуй, откажи своему барину! Потом возмутился, что она уже не девушка и велел запороть в конюшне, а потом, если выживет, отправить на самые тяжёлые работы. Она кинулась ему в ноги со словами:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Из книги писателя Гессе