На пороге ночи. Последние люди на Земле

Лариса Автухова

Солнце остывает и превращается в белый карлик, планету захлестывают катаклизмы. Повсюду бушуют разрушительные смерчи, ураганы, наводнения. Но в этом мире все еще живут люди – последние люди на Земле. Им тяжело и страшно. Кто-то поддается панике и погибает, а кто-то держится, находя поддержку в непреходящих вещах. Поможет ли это? И можно ли выжить в апокалипсис?

Глава IV. Зять Филиппа Бине

Утром, когда Ани уже давно была в своем архитектурном агентстве, Юрг еще только просыпался. Позевывая и сладко потягиваясь в постели, он бросил взгляд на экран видеотелефона. Ему пришла в голову мысль связаться со своим шефом, главным в творческом цеху, где трудился Юрг на благо своего родственника, всеми уважаемого и почитаемого Филиппа Бине. Когда через несколько мгновений Радде вышел на связь, Юрг слабым голосом сообщил ему о своем скверном самочувствии.

— Такая мерзкая простуда, да еще и жар. Очень тяжело. Работать сегодня не смогу, к сожалению.

— Понимаю, на улице теперь очень холодно, — ответил господин Радде, стараясь изобразить сочувствие.

— Да-да, и не говорите, — слабо отозвался Юрг.

— Не беспокойтесь, господин Юрг, ваш эскиз я передам другому художнику. Желаю вам скорейшего выздоровления.

— Спасибо. Вы очень любезны, господин Радде.

Экран погас, а Юрг довольный расплылся в улыбке.

— Как я вас, господин Филипп Бине, мой дорогой тестюшка, а? Пусть работают ваши холуи, а я буду отдыхать.

Юрг лежал в теплой постели и думал о том, что даже и в этом его не совсем блестящем положении есть свои преимущества. Стал бы Радде расшаркиваться перед ним, будь он простым работником. Сколько раз Радде орал на всякого, кто решался вдруг заболеть. Он сыпал едва ли не проклятья на голову несчастного, ведь работы так много, что дизайнеры не справляются с поступающими заданиями, а тут еще эти болезни. Зная вспыльчивость своего ближайшего шефа, художники старались не злоупотреблять его терпением. И только один Юрг не считался ни с характером Радде, ни с загруженностью своих коллег: он уходил «болеть» всякий раз, когда хотел, и никто, даже сам Радде, не смел сделать ему выговор.

В отсутствие Юрга кто-то из дизайнеров вынужден был делать работу отсутствующего зятя главы концерна, задерживаясь в офисе до позднего вечера. Иначе было нельзя, никто бы не отважился пойти к самому господину Филиппу жаловаться на его зятя. Тем более что между ним и Юргом, по рассказам последнего, царило полное взаимопонимание. Он, болтая с сослуживцами, уверял их в том, что отец его жены высоко ценит творческую жертву Юрга, решившего свои выдающиеся способности художника посвятить семейному делу, что Филипп не один раз предлагал ему хорошую должность в управляющем офисе, но он всякий раз отказывался, потому что творчество для него превыше всего. Коллеги, за чашкой утреннего кофе, слушавшие эти излияния, как один, мысленно желали, чтобы высокопоставленный родственник Юрга поскорее забрал бы уже его к себе под крыло.

В комнату, постучав, вошла горничная Лилия. Она поклонилась хозяину и спросила, может ли она принести свежее белье. Он, скользнув по ней мимолетным взглядом, невольно в который уже раз отметил, что она недурна собой. Жаль только, что биоробот. Нет, правда, жаль.

— Принеси мне кофе и пирожные. Те, что я люблю.

— Господин Юрг, кофе вам подать в постель?

И в то же время, как же она глупа, подумал Юрг.

— Я же ясно сказал — принеси, — с раздражением сказал он. — Это значит, принести сюда. Неужели непонятно?

Лилия ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. Он тут же забыл про нее. Его взгляд вновь потянулся к экрану видеотелефона. Его холеное лицо осветилось блаженной улыбкой. Сейчас он увидит ее, свою шалунью Виту. Ох уж эта Вита…

С самой ранней юности было ясно, что Юрг будет красавцем-мужчиной. Все говорило об этом: фигура атлета с широкими плечами, взгляд, умевший сводить женщин с ума, тон общения, свободный, раскованный, даже где-то чуть-чуть развязный. Он всегда знал, как вести себя с женщиной, что говорить, чтобы она не отталкивала, а напротив, старалась удержать, стремясь к его обществу. Никто его этому не учил, тем более что и учить-то было некому: мать воспитывала его одна, так что все это в нем было заложено с рождения. После невинных побед юности, совершая которые он не преследовал никаких серьезных целей, кроме, разве что, чувственного наслаждения, ну и где-то обучения, ведь подобный опыт, он считал, ценен для мужчины, он стал более осмотрительным и основательным в вопросах выбора партнера.

Как правило, он выбирал один «базисный» вариант, подкрепленный финансами, а другой — для души и тела, впрочем, все же больше для тела. Что ему до души?.. В базисном варианте он вполне мог даже допустить присутствие каких-то незначительных физических недостатков, например, маленькая грудь, что он, надо сказать, переносил с трудом, кривоватые ноги, тощее или наоборот слишком полное тело, все эти недостатки с лихвой компенсировались финансами. Но, что касается другого, телесного варианта, то здесь недостатков быть не могло. Уж за этим-то он следил строго. У его второго варианта обязательно должна быть прекрасная грудь, как наиболее главный, решающий показатель, ну и также хорошие бедра, ноги, полное отсутствие замороженности недотроги или святоши. Женщина каждым своим чувственным движением, каждым пылким взглядом должна была претендовать на Юрга, она, еще не получив его, должна была уже страстно мечтать о нем, желать его. По своему богатому опыту он знал, что только такая во всех смыслах свободная женщина может доставить истинное наслаждение.

Когда несколько лет назад Юрг на вечеринке у друзей познакомился с Ани, где ее ему представили, как состоятельную, независимую женщину, он с первого взгляда безусловно отнес ее к первому варианту. На второй вариант она никак не тянула, ибо была очень хрупка во всех частях своего тела. Правда, лицо ее с живыми черными глазами и милой улыбкой ему очень понравилось. А еще Ани украшали волосы, черные, как и глаза, они тяжелой волной падали ей на плечи. Но и всё. Не более. Но разве было Юргу мало и того, что она была богата и независима, что она дочь состоятельных родителей и наследница огромных денег? Нет, это было настоящей удачей. Такого базисного варианта у него еще не было никогда. И он схватил свою птицу счастья за призрачное крыло. Он обихаживал свою будущую жену долго и настойчиво, дарил ей цветы, встречал каждый день с работы. Наконец, он щедро расточал ей комплименты. Да неужели кто-то бы смог устоять перед его обаянием? Это представлялось ему маловероятным. По крайней мере, он таких женщин, к счастью, еще не встречал. Он покорил Ани и она вышла за него замуж, даже несмотря на противодействие своего отца.

И, надо сказать, поначалу все пошло неплохо. На первых порах его все устраивало, и он не мог мечтать о чем-то больше. Он с удовольствием отмечал, что Ани нисколько не стеснила его свободу. Целыми днями Юрг был предоставлен сам себе. Он мог делать всё, что ему вздумается: идти на работу или не ходить, изредка бросать мазки на свою картину, удобно развалившись в кресле в домашней мастерской и потягивая какое-нибудь хорошее вино, или, наплевав на то и другое, он мог устроить себе разгрузку с очередным прекрасным телесным вариантом. И тогда его не бывало дома до позднего вечера. Вот уже несколько месяцев он был покорен белокурой красавицей Витой, имевшей настолько роскошные формы, что даже у такого бывалого сердцееда, как Юрг, захватывало дух.

Он мог бы считать свою жизнь удачной, если бы не одно «но». Это «но» пришло к нему чуть позднее, когда первоначальные дары семейства Бине уже перестали его радовать и он захотел большего. «Но» это заключалось в отсутствии финансовой свободы. В материальном плане он, как и в первый месяц своего супружества с Ани, был полностью зависим от нее. Нет, конечно, он имел достаточно денег для обычных повседневных трат рядового женатого мужчины. Но денег этих было мало, чтобы чувствовать себя состоятельным независимым мужчиной, тратящим средства, на что вздумается, — на женщин, кутежи, путешествия. Он не мог воплотить в жизнь эту свою главную мечту, то, к чему он всегда стремился. И это порой выводило его из себя.

Вита, как и Юрг, еще не вставала с постели. Она томно улыбнулась Юргу, тот расплылся в улыбке.

— Дорогая, как ты?

— Прекрасно. Видишь, завтракаю.

— Без меня?

— Приезжай, — вкрадчиво отозвалась она.

— Уже еду, — с готовностью ответил он.

— Серьезно? А как же твоя работа? Тебя отпустят?

Юрг немного помрачнел:

— А кого мне спрашивать? Я сам себе хозяин.

— Это хорошо, что ты хозяин. Ну, так я жду тебя-я-я…

Монитор погас. Игривое настроение Юрга наполовину улетучилось. Он встал с постели, натянул халат и отправился принимать душ.

Ненароком Вита задела самую болезненную струну в его душе. Хозяин. Нет, он здесь не хозяин. Хозяева здесь они, его жена и тесть. Только они правят балом. Все остальные лишь приглашенные. Юрга все чаще охватывала злость и ярость всякий раз, когда он думал об этом. В такие мгновения он страдал от тщетности своего горячего желания выместить на них ненависть и обиду, смешать их с землей, нет, лучше вообще смести их с лица земли. Порой он и сам пугался охватывающей его ярости. Он понимал, что легко бы смог покончить со всем ненавистным семейством Бине, стоящим на пути к его свободе и богатству.

Но он по-прежнему во всем был зависим от жены, и потому в ее присутствии ему приходилось контролировать свои эмоции, держать себя в узде, чтобы ярость, сжигавшая его изнутри, не вырвалась бы на волю. Он играл одну и ту же роль, которая за эти годы надоела ему до тошноты. Это была роль любящего мужа, заботливого друга. Поскольку Юрг вставал поздно, то свою роль он разыгрывал по вечерам, когда Ани возвращалась домой из архитектурного агентства. Непринужденно улыбаясь, он встречал ее, как только она входила в дом. Затем надо было заглянуть в ее усталые глаза, нежно поцеловать и спросить, как она сегодня себя чувствует, всё ли в порядке, как прошел день. Пропуская мимо ушей ненужные ему подробности, рассказываемые ею горячо и с полной уверенностью, что Юргу они просто необходимы, он скучал, думая о своем, но по-прежнему изображая интерес к тому, что говорит Ани. После этого он должен был рассказать о своем дне, что делал, где был, с кем говорил. И не то чтобы жена не доверяла ему, нет, просто в этом семействе, как он понимал, было так принято, допрашивать друг друга, одним словом, лезть в душу. Но что же делать? Он играет на их поле, и значит, играть надо по их правилам. Приходилось отчитываться, изображать радость, даже восторг от работы в концерне дорогого папы, от жизни, от дома, от всего, что ему подарило семейство Бине, великодушно принявшего его в свой круг. Конечно, они же его облагодетельствовали, не будь их, он бы уже умер с голода.

Если бы она могла знать, как ненавидел он ее всю от пяток до этих пушистых волос, которые она носила с особой гордостью, как признак породы. Любая мелочь — брошенное слово, улыбка или небрежный жест — могла легко привести его в ярость. Всё, абсолютно всё раздражало его в ней. И чем больше проходило времени, тем всё сильнее он убеждался в том, что взятая роль ему уже не по силам. Он устал играть, ему хотелось быть собой, говорить, что захочется, любить, кого захочется, делать то, что хочет он, а не другие. Ему хотелось быть хозяином этих прекрасных апартаментов, или других, равных им; устроиться вечером на диване с бутылкой хорошего вина, и пить, пить, пить, ни о чем не думая, и никого из себя не изображая; или закатить в огромной гостиной с ее чопорностью и респектабельностью настоящую оргию с роскошными девочками и вином. И чтобы ни один предмет, ни одна мелочь не напоминали бы ему это ненавистное имя — Бине. Но он был беден так же, как тогда, когда он переступил порог ее дома. Ничто материальное, а значит, наиболее ценное, не принадлежало ему в ее мире.

Горячий душ понемногу вернул ему подпорченное неудачной фразой настроение. Воодушевление от встречи с прекрасной женщиной вновь возвращалось. Так бывало всегда, когда у него появлялась новая пассия. Потом со временем восторг пройдет, ему наскучит и это, уже изученное тело, и захочется чего-то нового. Его пресытившийся взгляд вновь будет блуждать в поисках чарующего силуэта, пока не отыщет его. Но это потом. А сейчас он без ума от Виты, от прекрасных земных радостей, которыми она одаривает его.

— Я ухожу, — отрывисто бросил горничной Лилии, ожидая в холле кабину лифта.

— Доброго пути вам, господин Юрг.

Он не удостоил ее взглядом, он спешил на приятное свидание.

Некоторое время спустя, Юрг и Вита уже лежали в постели, укрытые легким покрывалом. Вита припала к его плечу. У постели стоял столик, на нем блюдо с клубникой и бокалы с шампанским. Ягода была превосходна, а, может быть, его прекрасное настроение придало клубнике особый сладкий вкус.

— Ты так редко бываешь у меня, — притворно надув губки, сказала она. — Хочу видеть тебя чаще.

— Но я же женатый мужчина. Ты забыла?

Она положила руку ему на грудь, ее палец нежно заскользил по его коже.

— Знаешь, я ревную тебя.

— К кому? — спросил Юрг, щурясь от удовольствия.

— К твоей жене, конечно.

— Глупышка. Нашла к кому ревновать.

— А она и, правда, такая богачка, твоя жена? — в голосе Виты звучал живейший интерес.

— О да, она настоящая богачка. И папа у нее богач, владелец концерна косметики, и мама, хозяйка модного журнала. Все они богачи.

— Повезло тебе, — вздохнула она.

Он зло усмехнулся:

— Мне? Это ей повезло. Деньги-то ее.

— А вот, если вдруг с ней что-то случится, то кому всё достанется?

— Кому? Мне, конечно. Я же ее законный муж. Только что с ней станется? Она еще молодая.

— Эх, жаль! Была бы старая, капец и все. А так…

Губы Юрга скривились в злой усмешке, ярость просыпалась в нем с новой силой. Но он, как обычно, не дал ей развернуться, подавил ее, затолкнул глубоко внутрь. На этот раз потому, что он был с желанной женщиной, будившей в нем самое горячее желание. Он привлек Виту к себе и сжал ее в объятиях.

День в приятных для них с Витой занятиях пролетел незаметно. Наступали сумерки. Надо было возвращаться домой. Он тянул время, сколько было возможно. Но откладывать уже больше было нельзя, скоро явится Ани, и если она его не найдет дома, придется с ней объясняться, придумывать, разыгрывать новые диалоги в своей роли, а ему этого не хотелось, он и так с большим усилием оставался в рамках придуманного им спектакля. Поэтому уж лучше вернуться до ее прихода.

Вита захотела его проводить. Она накинула легкий плащ поверх тонкого пеньюара, одетого прямо на обнаженное тело. Из шкафа она взяла широкий пояс, и, запахнув плащ, перетянула им тонкую талию. Он пристально наблюдал за ней, ощущая сначала легкое волнение, но уже через миг горячие волны охватили его всего. Он, словно гипнотизируя ее взглядом, медленно приблизился к ней, одну руку протянул к этой досадной преграде — поясу, другой привлек ее к себе. В прихожей на полу остались плащ и пеньюар.

Уже потом, летя в мобиле над ночным городом, он, ощущая новое желание, еще более горячее и страстное, с восторгом вспоминал этот последний аккорд их сегодняшнего любовного свидания. И то, что он был неожиданным, почти случайным, придавало ему еще больше остроты. Ничего, впереди их ждет еще немало таких волнующих мгновений, успокаивал он себя.

По мере приближения к дому, настроение его менялось, становилось все более мрачным. Он, чувствуя раздражение и новый приступ ярости, вошел в кабину лифта. Ани дома еще не было, но она появилась буквально через несколько минут.

Вечером он не находил себе места, ярость, кипевшая в нем, готова была пролиться огненной лавой в любой миг. Но чтобы дать ей выйти наружу, нужен повод, а его не было. Ани, как обычно, была весела и предупредительна. Сидя напротив Юрга в гостиной за столом, обильно накрытым к ужину, она обеспокоилась бледностью супруга и трогательно спросила, не болен ли он. Он буркнул в ответ, что здоров. Горничная была сама вежливость, новые блюда и перемены тарелок появлялись, будто из воздуха. Придраться было не к чему.

— Юрг, что с тобой сегодня такое? — Ани в ожидании ответа с тревогой смотрела на него.

— Ничего, всё прекрасно, — отозвался он, пряча взгляд.

— Я тебя хорошо знаю, ты такой всегда, когда что-то не ладится. На работе что-нибудь не так?

При этих словах ярость с новой силой захлестнула Юрга. Сдерживаться он уже не мог. Он с размаху бросил на стол вилку и нож, они разлетелись в разные стороны, оставляя на скатерти масляные следы. Ани смотрела на него с ужасом и недоумением, до сих пор ей еще ни разу не доводилось видеть его таким.

— Ты что, издеваешься? — сквозь сжатые зубы процедил он. — И это ты называешь работой? Это что угодно, только не работа. Уверяю тебя!

Меж супругов наступило тягостное молчание. Юрг, выплеснув гнев, чуть успокоился, он даже уже начинал жалеть об этом. Ему было досадно, что он пусть и на краткий миг открыл свое лицо, показал чувства и подпустил к ним ее. Нет, не стоило так откровенно говорить, надо было продолжать притворяться, ни к чему ей знать о его истинных настроениях. Ни к чему.

Ани же медленно приходила в себя, пережив состояние, близкое к шоку, сравнимое с тем, которое переживает человек, встретившись с каким-нибудь страшным и грозным зверем. Она обожглась об его взгляд, пылающий неистовостью и негодованием, если не сказать, ненавистью. Должно быть, она изо всех сил старалась найти объяснение его поведению. И, судя по всему, вскоре она его нашла.

Ани подошла к Юргу, обхватила его голову руками, нежно прижала к груди.

— Дорогой, прости меня, пожалуйста.

Он сцепил зубы, чтобы не оттолкнуть ее.

— Я такая глупая. Со своими делами я ничего не вижу и не замечаю. Прости, пожалуйста. Конечно, это не работа для тебя, тебя такого талантливого, способного, одаренного, настоящего художника. Тебе вообще не следовало идти в концерн на работу. Там же рутина, одна сплошная рутина. Знаешь, давай устроим выставку твоих картин. Ты уйдешь из концерна, и будешь работать над своими картинами. Потом мы снимем какую-нибудь галерею в любом государстве, в каком захочешь, там мы выставим твои картины. И ты станешь знаменитым. Хочешь? Ну, скажи хоть слово, я тебя умоляю.

— Спасибо, милая.

Он еле выдавливал из себя эти слова, а на его окаменевшее лицо через усилие протиснулась вымученная улыбка. Но вскоре он справился с собой, он строго напомнил себе, что надо играть, и в следующий момент в его голосе ей вдруг послышалась почти искренняя благодарность.

— Ты чудесная и лучшая в мире женщина… Ты всегда меня понимала… Прости меня, ради всего святого, за эту дурацкую выходку… Простишь?.. Я не знаю, что на меня нашло…

— Нет, это ты меня прости. Мне следовало раньше все это понять. Простишь?

Они рассмеялись. Он обнял Ани. Так, обнявшись, они и поднялись к себе. Но потом, позже, лежа без сна, Юрг вновь и вновь прокручивал состоявшийся разговор и произошедшее вслед за ним событие. И снова он не чувствовал ничего кроме раздражения. Глухая ярость шевелилась внутри. Глупости, зачем ему сдалась эта выставка? А он-то думал, что Ани предложит ему стать, если не владельцем, то хотя бы совладельцем ее агентства, но она даже и не обмолвилась об этом.