Ничего, кроме личного

Лана Барсукова, 2022

Герои Ланы Барсуковой учат нас жить, любить, находить компромиссы в отношениях с близкими, а еще – быть счастливыми, несмотря ни на что. Вместе с ними мы переживаем их жизненные удачи и провалы, сопереживаем и сравниваем с собой: «А ведь и у меня так было!» Эта сопричастность делает читателя не сторонним наблюдателем, а участником событий, происходящих с героями. Доверительная интонация, внимание к деталям и узнаваемые жизненные ситуации делают прозу Ланы Барсуковой чтением для души. Что случается, если чиновник хочет разбогатеть? Да не по мелочи, а по-настоящему. Он протягивает руку к народному добру. Конечно, не все так просто, у нас же умный чиновник. Разыгрывается целый спектакль с подставными лицами. Ничего личного, просто бизнес. Но, увы, эта избитая фраза неверна. Деньги поджигают фитиль человеческих страстей. Любовь, измена, дружба, ревность путают все карты. Хорошо продуманная схема трещит по швам. И уже неясно, чем закончится эта история, вовлекающая в свой оборот новых и новых лиц. Ясно лишь одно: бизнес – это очень личное, ничего, кроме личного. Перед вами почти детективная история, балансирующая между комедией и трагедией.

Виктор и Влада

Ничто так не украшает мужчину, как уверенный взгляд из окна дорогого автомобиля.

Виктор стремился к этому долгие годы. Совсем недавно он купил дорогую машину, осталось приобрести соответствующий взгляд. Казалось, что до желаемого образа осталось рукой подать. Но звонок Ольги Петровны спутал все карты.

Виктор возвращался от «госпожи Ольги» в подавленном состоянии. Как он сообщит Владе, с которой жил последний год, о необходимости переезда в дыру, на Черное море? Она девушка с ногами от коренных зубов. Такие должны купаться как минимум в Средиземном море. А он? Разве он не заслужил того же?

Как долго и упорно он шел к своему нынешнему благополучию! И теперь должен всем пожертвовать ради новой прихоти Ольги Петровны. Будь она трижды проклята! Таким, как она, судьба все преподносит на блюдечке с голубой каемочкой, а он собирал свой успех по крупицам.

Баюкая свое горе, Виктор погрузился в воспоминания. Кажется, это было только вчера: томительные годы обитания в съемной квартире, где он лечил душу мечтами. Закрывшись в совмещенном туалете, он изображал перед зеркалом мужчину, который небрежно разглядывает трехдневную щетину, прикидывая, стоит ли побриться перед вечерним светским мероприятием. Упирая язык в правую щеку, он рассматривал щетину с прицелом на каннский кинофестиваль. Затем переходил к левой щеке и размышлял о скачках в Монте-Карло. Не определившись с этим сложным выбором, он дарил своему изображению великодушную ухмылку уставшего от радостей жизни человека, спускал воду в унитазе и покидал туалет.

И сразу жизнь меняла окраску. За порогом туалета простирался узкий коридор, ведущий в захламленную комнату. Вещи принадлежали хозяйке квартиры, поэтому не подлежали выбросу. Хотя ближайшая помойка давно мечтала получить этот хлам в свои объятия.

Квартира, которую снимал Виктор, находилась в Коммунарке, в так называемой Новой Москве. Хотя жители старой Москвы продолжали считать эту местность Подмосковьем, высокомерно наплевав на административные перекраивания карт. Коммунарка приобрела печальную известность благодаря тому, что там располагалась больница, принявшая на себя первые волны ковида. Есть места, в которых отметились писатели или поэты, а пристанище Виктора ассоциировалось у всех с болезнью. Даже неудобно было сказать друзьям: «Приезжайте ко мне в Коммунарку». Все равно, что пригласить на Колыму. В ответ он получал неизменное: «Нет уж, лучше вы к нам».

Много лет назад Виктор приехал в Москву, ободранный как липка после кровавого развода. Все, на что он мог рассчитывать, это снять квартиру в Коммунарке.

Нельзя сказать, что в браке удалось нажить внушительное благосостояние, но что-то все же у него было. Квартирка, дачка, мебелишка. Именно так называла нажитое имущество его жена, профессиональная домохозяйка. Она всегда пользовалась уменьшительными суффиксами для обозначения того, что сделал муж. Потом она и его обозначила как мужчинку, после чего развод стал делом времени. Когда это случилось, Виктор испытал облегчение и решил, что пришла пора делить имущество. Эта мысль показалась жене дикой. Она сразу перешла на язык жестких требований и впилась зубами в квартиру, дачу и мебель. Уменьшительные суффиксы неожиданно ушли из употребления.

Виктор женился не с бухты-барахты. Он целился в высшее общество. Помимо подобия любви, его влекло к жене восхищение перед ее отцом, прокурором, который так бдительно охранял законность, что жизнь отблагодарила его благосостоянием, которого хватило бы внукам и правнукам. После развода тесть занял однозначную позицию: мужчина должен уходить от бывшей жены в одних трусах. И плевать на закон. Ну ладно, пусть оставит себе еще и носки. А мнение прокурора в судебных коридорах приравнивалось к закону.

Так Виктор в трусах и носках вышел на новый жизненный виток. Списав былое на ошибку молодости, он начал все заново. Рванул в Москву, которая кажется провинциалам территорией неограниченных возможностей. Там снял квартиру в Коммунарке и нашел работу. Начало было положено. Но быстро выяснилось, что это не виток, который по спирали устремлен вверх, а замкнутый круг. И он, Виктор, не покоряет Москву, а как ослик крутит тяжелое мельничное колесо. Только мелет он не муку, а превращает в труху свои годы.

В этом понуром состоянии он прожил года два, пока судьба не решила угостить его конфеткой.

Их фирма выкупила крохотный пятачок выставочного пространства на экономическом форуме. Руководство решило, что на фоне баннера должен дежурить Виктор, привлекая потенциальных покупателей. Дескать, у Виктора представительная внешность и хорошо подвешенный язык. Про ум и профессионализм не вспомнили, что немного огорчило Виктора. Но печаль быстро отступила, как только он узнал, что на форуме будет работать кофемашина, заливающая офисный планктон бесплатным кофе.

Он не забудет тот день: по павильону, как ветер, пронесся шум приветствия, и проход моментально очистился от случайных людей. Не спеша, изображая внимание к представителям бизнеса, по проходу шла группа важных персон. Даже издалека было понятно, что это чиновники высокого полета. Они несли себя гордо, как соль земли русской. Шли с обязательным соблюдением иерархии, на полкорпуса уступая дорогу тем, у кого больше кабинет. Никто не преграждал им путь, потому что рассыпать соль, как известно, к ссоре.

Среди них были женщины. Кого-то Виктор даже смутно узнал по новостным передачам.

Одна из женщин, немолодая и полноватая, показалась ему чужеродным элементом. У нее был живой и цепкий взгляд, что плохо монтировалось с эстетикой чиновничьего мира. Виктор разглядывал женщину и вздрогнул, когда она, встретившись с ним взглядом, подмигнула ему. Совсем как пиковая дама Германну.

Вечером был фуршет, напоминающий кормление голубей на площади Святого Марка. Море птиц, которым разбрасывают корм, чтобы сделать удачные фотографии. По проходам павильона серпантином вились столики, на которых стояла закуска в виде кусочков сыра или оливок, пригвожденных к хлебу пластмассовыми шпажками. Официанты разносили подносы с бокалами шампанского.

Виктор почти не удивился, когда рядом оказалась та самая женщина. «Пиковая дама», как он ее для себя назвал, без церемоний подошла к нему и первая начала разговор:

— Мне кажется, нам пора познакомиться.

— Виктор, — представился он.

Она в ответ не назвала своего имени, а только спросила:

— Скажите, Виктор, в чем ваша уникальность?

Нужно было отвечать. Срочно. Времени на размышление не было. Если бы Виктор взял паузу на придумывание эффектного ответа, то сказал бы про креативность, эмпатию и разные подобные штуки, чтобы набить себе цену. Но, к счастью, времени подумать у него не было. От волнения он сказал правду.

— Преданность.

— Это хорошо, — ответила она. И добавила с усмешкой: — Гораздо лучше, чем креативность и эмпатия, на которых все помешались.

Она достала из сумочки визитную карточку, вручила Виктору и попросила позвонить через пару дней, когда «закончится этот шалман». На визитке было написано «Ольга Петровна, частное лицо».

Через месяц благодаря этому частному лицу он работал в одной влиятельной госструктуре и бдительно следил за тем, чтобы имя Тихона Ерофеевича там не поминали всуе.

Поначалу Виктор стеснялся быть осведомителем, почти стукачом, но потом свыкся с этой ролью. Ему за нее хорошо платили. Размер вознаграждения имеет значение. Продавать шефа за тридцать сребреников, конечно, стыдно. А за тридцать золотых? Нет, конечно, госпожа Ольга никогда не унижала его денежной подачкой. Она лишь решала вопросы, благодаря которым он рос по службе.

С приходом Ольги Петровны жизнь Виктора стала стремительно меняться к лучшему. Вскоре он съехал с квартиры в Коммунарке, плюнув напоследок на продавленный диван. Перебрался в элегантную квартирку ближе к центру. Примерно в районе третьего автомобильного кольца. Не роскошно, но уже прилично.

Тогда же в его жизни появилась Влада, девушка с необычным именем, длинными ногами и практичным взглядом на мир.

Они познакомились в ресторане. Виктор зашел на бизнес-ланч. За соседним столиком обедали две девушки. Они шумно спорили и много смеялись. Виктор поморщился. И тут до него долетела отчетливая фраза: «Если мужчина перспективный, то его и в одних трусах принять можно». Виктор был согласен на все сто. Он сам когда-то был в одних трусах, правда, еще и в носках. Эти ностальгические воспоминания расположили его к девушкам. Одна из них понравилась ему, она явно затмевала подружку. И он решил, что если про трусы сказала именно она, то он пригласит ее или в театр, или в кино, или в постель. По обстоятельствам. А если не она, то просто выразит им симпатию.

— Девушки, не сочтите за труд повторить умную мысль про трусы. Кто, кстати, из вас ее высказал? — начал он без обиняков.

— Допустим, я, — сказала девушка, которая ему больше нравилась.

Так решился вопрос с выбором подруги.

Влада оказалась вполне пригодной для совместного проживания. Она не раскидывала свои вещи и не пилила Виктора за то, что он всюду разбрасывал свои. Но главное, она живо интересовалась его делами. Как и многие жены, она спрашивала: «Что у тебя на работе?» Но, в отличие от многих жен, ее действительно интересовал ответ.

Влада не просто помнила имена-отчества его сослуживцев, но знала их дни рождения и всегда умела услужить их женам. Кому-то через мужа передавала росток бегонии, кому-то доставала телефон проверенного массажиста. Она пребывала в уверенности, что миром правят женщины, которые используют мужчин как проводников своих желаний. К феминисткам она относилась с презрением, как к неразумным существам, не понимающим устройство мира.

И хотя она приняла Виктора, когда на нем кроме трусов и носков был приличный костюм, и даже имелись квартира и машина, Влада считала, что все впереди.

Живя в Москве, достаточно прогуляться по центру, чтобы горизонт мечтаний отодвинулся в светлую даль. Но мечтать можно по-разному. Когда мимо проезжает «Майбах», почти все женщины думают: «В другой жизни у меня будет такая же машина». В этот момент они становятся стихийными буддистками, верящими в перерождение душ. Но единицы иначе подходят к вопросу: «Блин! Ведь для кого-то делают такие машины. Почему не для меня?» Они не согласны зарезервировать мечту для другой жизни, которая, как они догадываются, никогда не наступит. С буддизмом они не в ладах. Им нужно все и сразу. Здесь и сейчас. Влада была из числа таких женщин.

Положение Виктора ее не устраивало. Он имел хорошую зарплату и стабильную работу, и именно это огорчало Владу до слез. Если бы ему мало платили, то он вынужден был бы куда-то двигаться, менять работу. А так он медленно, но верно становился камнем, под который вода не течет.

В отличие от большинства женщин, которые приравнивают неизвестность к несчастью, Влада воспринимала неопределенность как шанс, как пустоту, которую можно заполнить всем, чем пожелаешь. Жизнь воспринималась ею не как калач, который тебе вручает судьба, а как тесто, из которого можно слепить все, что угодно.

Влада перебирала фотки друзей в соцсетях и удивлялась, насколько у людей штампованные представления об успехе. Даже сравнительно неглупые из них попали в воронку Бермудского треугольника, гранями которого стали еда, поездки и дети. Бьются головами об эти грани и радостно выкладывают в Сеть свои ушибы. Быть с ними в одной упряжке не хотелось. По этой причине Влада никогда не размещала ничего в социальных сетях, а лишь листала эту книгу дешевого благополучия, копя внутри раздражение на свою жизнь и на Виктора, которого все устраивало.

Ее бесило, когда он радовался крохам.

— Меня должны включить в состав делегации по обмену опытом с американскими коллегами. Представляешь, две недели колесить по Штатам.

— В Америку на свои деньги ездить надо.

— Ага, при нашем-то курсе рубля.

— Значит, надо больше зарабатывать.

В ответ он процитировал ей кумира своего детства Агнию Барто:

— Я тоже многого хочу, но мама спит, и я молчу.

Вот это его «хочу, но молчу» и бесило Владу. Ей хотелось убить и старушку Барто, и маму-библиотекаршу, которая читала сыну неправильные книжки.

Конечно, Виктор идет в гору, будут новые назначения и новые возможности. Но это все мелко. Это как в детской игре, где бросаешь кубик и делаешь определенное число шагов. Если шагать по кружочкам, то вряд ли выиграешь. Нужно наступить на такой волшебный кружок, который, как трамплин, сразу перебросит тебя на много шагов вперед. Должна попасться некая мина счастья, которая рванет и отбросит тебя в новое качественное состояние. Виктор радостно, как стойкий солдатик, топает вперед. Влада же понимает, что без разрывной волны, которую называют удачей, им не победить.

Как жаль, что в детстве Виктор разминулся с играми, где нужно было бросать кубик. Его мама работала библиотекарем, поэтому он играл в слова, отгадывал кроссворды и учился строить красивые фразы с массой причастных и деепричастных оборотов. Этим он овладел в совершенстве. Все-таки игры, в которые мы играем в детстве, многое определяют.

В коридоре раздался звук проворачиваемого ключа. Сейчас Виктор, как обычно, зайдет в комнату с радостным лицом человека, у которого жизнь удалась. И ей снова захочется плакать. Потому что сподвигнуть на что-то человека, который имеет такое лицо, не может никто. Даже Влада.

Но Виктор появился на пороге в явно подавленном виде. Он подсел к ней на диван и виновато сказал:

— Привет, дорогая. Нам надо поговорить. Кажется, я тебя подвел.

— Ты изменил мне с моей подругой? — Влада знала, что серьезный разговор всегда лучше начинать с шутки.

— Хуже.

— Что может быть хуже?

Виктор набрал воздух и сказал фразу, которую заготовил заранее:

— Обстоятельства складываются так, что мне придется поменять работу.

Влада затаила дыхание, боясь спугнуть удачу.

Повисло молчание.

Виктор подбирал слова, чтобы подготовить Владу к переезду.

— В сущности, мы все знаем, что живем в век перемен, но, когда они случаются, оказываемся к ним не готовыми. Человек воспринимает любые перемены в негативном ключе, хотя порой они оказываются к лучшему. Интуитивно мы противимся переменам. Стремление к покою зашито в нас на генетическом уровне. Но человек должен периодически выходить из зоны комфорта, иначе он не увидит новые горизонты. Разве не ты мне это говорила?

— Главное, не забыть, через какую дверь вышел, а то назад не войдешь, — трезво заметила Влада. — Я пока мало что поняла. Тебя уволили?

— Нет, но могут.

— В каком смысле?

— Понимаешь, по совокупности обстоятельств мне лучше уйти самому. Не дожидаясь, так сказать.

— Ты проворовался? — с надеждой спросила Влада.

— Нет, что ты! — замахал руками Виктор. — Просто мне предложили другую работу, и если я ее не приму, то меня могут уволить, точнее сократить.

— То есть тебе сделали предложение, от которого ты не можешь отказаться?

Виктор затравленно кивнул.

— И что же тебе предложили?

— Помощник широкого профиля на… элеваторе… на Черном море. — Виктор закрыл лицо руками, как будто боялся, что в него сейчас плюнут.

Но Влада не плюнула. Она задумчиво смотрела на него.

— Точно Черного? Не Белого? — наконец спросила она.

— Издеваешься?

— Интересуюсь.

— Чернее не бывает, — обиженно подтвердил Виктор.

— И зачем элеватору понадобился ты? Человек, который рожь от пшеницы отличить не может.

— Во-первых, могу. У меня в детстве была прекрасно иллюстрированная энциклопедия. А во-вторых, там нужно будет отличать не рожь от овса, тьфу, от пшеницы, а следить за сохранностью собственности.

— Не поняла. Ты же не… — Влада чуть было не сказала «прокурор», но вовремя остановилась. С учетом жизненного опыта Виктора упоминание о прокуроре в их доме не приветствовалось.

— Странная работа, — недоуменно пожала плечами Влада.

— Ничего особо странного. Бизнес — дело тонкое. В сущности, это не то, о чем пишут в книгах типа «Делай бизнес как мы, делай лучше нас». Это пространство, где переплетаются разные интересы, и все стороны хотят иметь дополнительные гарантии соблюдения неких договоренностей, которые, разумеется, не прописаны в контрактах. Вообще в российском бизнесе самое важное не попадает в контракты, — уклончиво ответил Виктор.

— Так ты… того?

— Что того?

— Ну… будешь следить за соблюдением интересов?

— Судя по всему, буду.

Влада помолчала, собирая мысли и подбирая для их выражения слова. Наконец она сформулировала вопрос максимально конкретно:

— Виктор, тебе предложили роль тайного осведомителя?

Он стыдливо кивнул.

Влада отвернулась к окну.

Виктор не видел ее лица. Он решил, что она прячет слезы. Еще бы! Уехать из Москвы в тьмутаракань, а так он называл все, что не помещалось в границы Москвы, да еще с человеком, согласившимся на позорную роль осведомителя, — это удар. И ведь она не жена ему, чтобы покорно разделить участь мужа. Каково ей? Откажется ехать? Как уговорить? Он привык жить с ней и отвыкать от этой привычки совсем не хотел. Более того, он ее любил.

Влада повернулась к нему.

— Когда едем?

— Ты… серьезно?

— Вполне. Засиделись мы с тобой тут.

Виктор благодарно обнял подругу. Заметив, как преобразилось ее лицо, он решил, что так выглядели жены декабристов, согласившиеся сопровождать мужей в Сибирь. Виктор слишком много читал книг, поэтому ничего не понял. Книги ведь притупляют не только зрение, но и здравый смысл.

У Влады было лицо игрока, которому довелось наступить на кружок, с которого открывается путь на много шагов вперед.