Поэзия зла

Лайза Рени Джонс, 2021

ОТ АВТОРА БЕСТСЕЛЛЕРОВ NEW YORK TIMES. Психологический триллер с особой зачаровывающей эстетикой. Серийный убийца не столько отвратителен, сколько противоестественно изыскан и прекрасен. Кто-то называет его мужем или отцом. Кто-то называет его другом или коллегой. Но единственное имя, имеющее для него значение – Поэт… «УБИЙЦА С ТАЙНЫМ ПЛАНОМ». В Остине, штат Техас, действует серийный убийца – единственный в своем роде. Все его жертвы – люди, так или иначе оскорбившие поэзию. Он умерщвляет их цианидом, а в рот вкладывает листок со стихотворными строками. Больше – никаких следов. И еще: похоже, Поэт проявляет особый интерес к одной женщине. И она… «ДЕТЕКТИВ С ТЕМНОЙ ТАЙНОЙ». Саманта Джаз – лучший профайлер полицейского управления Остина, прирожденный сыщик. Она чувствует зло в людях – и никогда не ошибается. Кроме одного раза – когда не почувствовала его в своем отце, и это чуть не сломало ей карьеру… «ПОЭЗИЯ СО СМЕРТЕЛЬНЫМИ РИФМАМИ». Это дело грозит стать ее первой неудачей. Оно сплетено из сравнений и метафор, не дающих ответы ни на один ее вопрос; лишь, как дописанные строфы, множатся мертвые тела. Но Саманта чувствует, что постепенно приближается к Поэту. А еще – что он так же неумолимо приближается к ней…

Глава 12

Когда убийства — твоя забота, необходимо изыскать способ от нее обосабливаться, иначе можно легко двинуться рассудком. Для меня это означает, что я щелкаю в своем сознании неким выключателем. Обычно это происходит мгновенно, при входе в подъезд и подъеме по лестнице к квартире. Но сегодня вечером такого не происходит. Можно винить Лэнга с его параноидальностью — дескать, Поэт меня преследует, — но правда в том, что мой маленький трюк стал давать сбои с той ночи, когда был убит отец.

Я подхожу к своей двери, захожу внутрь и запираюсь, но вдруг прислоняюсь к ней спиной и одеревенело замираю. Затем усилием воли пытаюсь рассеять напряжение, которое я обычно оставляю снаружи, на лестничной площадке. Это моя безопасная гавань, мой ретрит — квартира, которую семь лет назад, когда я стала детективом, убедил меня купить мой дедушка. Умняга-прозорливец, пока его не накрыла деменция, он говорил, что новое жилье в центре города скоро удвоится в цене. Оно учетверилось. Теперь у меня вместо ничего есть кое-что, хотя по мне, так уж лучше б снова был цел и невредим рассудком мой дедушка.

Я стою еще с минуту и решаю, что все это неспроста, происходит по определенной причине, и причина эта — Поэт. Не знаю, крался ли он за мной по пятам этим вечером, но он у меня буквально под кожей. А еще я не могу избавиться от странного ощущения зла, которое кажется мне знакомым. Настолько, что я иду у ощущения на поводу и обшариваю свою квартиру, благо времени это особо не занимает. Жилая зона у меня совмещена с кухней, есть еще отдельная спальня — комнатка в стиле лофта наверху — и ванная.

Убедившись, что я все же одна, приготавливаю ужин. То есть размещаюсь со своей папкой на диване в обнимку с чашкой попкорна и бокалом красного вина (у меня в фаворе одна и та же марка). Идея что-нибудь реально съесть под сериал как-то не катит. А вот пистолет, зачем-то положенный рядом на стол, — другое дело.

Не успеваю я вторично пригубить вино за этот пока еще неизрасходованный вечер, как у меня звонит сотовый. Лэнг.

— Ты дома?

— Да, папа Лэнг, ты угадал. Ведь я детектив по кличке Круть и могу о себе позаботиться. А если понадобится, — добавляю я, — то и надрать тебе задницу.

— Может, мне подъехать, и ты попробуешь?

Я скидываю туфли на каблуках, которые невесть почему до сих пор у меня на ногах. Еще одна манифестация «женской силы». Я могу в них бегать и при необходимости вполне эффективно применять их в качестве оружия; более того, могу констатировать, что это вполне отработанный навык.

— Давай, иди на свой зов плоти, — усмехаюсь я и кладу трубку.

Сделав еще глоток, задумываюсь, не позвонить ли маме. У нас с ней какое-то странное противостояние. Понятно, что с моей стороны это несправедливо, но самоанализа хватает понять, почему. Она затягивает меня в ту глубокую, многосложную лужу горя, что затуманивает мне разум и пагубно сказывается на работоспособности.

Ограничусь пока эсэмэской. «Мамуля, я тебя люблю. Со мной все в порядке. Работаю над делом. Завтра перезвоню. Обещаю».

— Вот так, — бормочу я себе под нос. — Ты можешь разгуливать по улице на своих высоких каблуках и говорить маме, что любишь ее, и все это в один и тот же вечер. Значит, ты во всеоружии.

Последние слова будто отзываются эхом. «Ты во всеоружии». Мне действительно нельзя бездействовать перед лицом страха, иначе я не смогу выполнять свою работу. Которая видится мне моей целью. Так было, насколько я помню, с детства. Делаю глоток вина и отставляю бокал.

— Ладно.

Сбрасываю куртку, думая приступить к делу. Мама отвечает на мое сообщение: «Я тоже тебя люблю, милая. Спасибо, что дала мне знать, что с тобой все в порядке. А то волнуюсь».

Чувство вины пронзает меня, но не придает сил. Можно быть дочерью и получше. Я это знаю. Ничего, я все исправлю. Позвоню ей утром, как обещала.

Из сумки я достаю папку с делом и кладу ее перед собой. Затем беру блокнот и ручку, записывая все свои последние наблюдения. На фразе «Это убийство у него не первое» задумчиво постукиваю ручкой по блокноту. Слова требуют подкрепления фактами. Я начинаю с загрузки отчетов, присланных Чаком, и мое внимание сразу переключается на список профессоров, преподавателей и инструкторов в городе и штате, которые преподают литературу. Чак пошел на то, чтобы разветвить список и на основе случайных критериев сузить круг возможных подозреваемых. В него, разумеется, входят и посетители того поэтического вечера. К счастью, это сужает список от тысяч до сравнительно короткого перечня, но нужно его сделать еще короче. По данным Чака, в кампусе Техасского университета тоже есть поэтический клуб, но о том, кто им руководит, у нас нет данных. А ведь их, этих клубов, может оказаться немерено. И помоги мне, Господи: завтра Чак нырнет в поэтические/книжные клубы за пределами кампуса. Что может раздуть список до бесконечности.

Я двигаюсь дальше, пытаясь нащупать более короткий маршрут к ключам подсказки. Например, перечень телефонных звонков Саммера. Чак дал мне подробную информацию о каждом, с кем тот общался. Чак, ты просто золото: клянусь, для такого, как ты, не жалко и миллиона шоколадных плиток. Все свои дела Саммер решал по мобильному, но ни один из присутствовавших на том вечере в его журнале звонков не отмечен. Я просматриваю поток данных, и, как всегда на этом этапе, он кажется поистине неохватным.

У убийцы эта жертва не первая. И он убьет снова. Я это знаю.

Я чувствую это.

Чувствую абсолютную необходимость сократить время и предпринять действия, которые обычно не предпринимаешь; почти как тикающие часы на бомбе. И известно почему. Муж, убивающий свою жену цианидом, — это скверно. Убивающий цианидом серийщик — просто жутко. У его жертв не бывает шансов выжить.

Серийный убийца? Черт побери. От его рук установлена смерть всего одного человека. Убийца одной жертвы на серийщика не тянет, тогда зачем я туда иду? Откуда уверенность, что это именно то, с чем мы обычно имеем дело?

Мыслями я возвращаюсь к сегодняшней парковке; к тому моменту, когда почувствовала, что зло пытается проникнуть прямо в мою душу. До того момента, когда оно показалось мне чем-то знакомым. Я обдумываю быстрое исчезновение Робертса и возможную связь, которую он имел с неблаговидными деяниями моего отца. Пришло время подумать о том, что это дело каким-то образом связано со мной через него.