Розовая гавань

Кэтрин Коултер, 1996

Закаленный в сражениях воин и юная наследница огромного состояния. Он – суровый и хладнокровный, она – вся как неукротимый порыв чувств. Но истинная любовь, не замечая разницы в характерах, творит чудеса. Нерасторжимыми узами связала она влюбленных, но удастся ли им обрести свой островок счастья в сердце опасной и бесконечно суровой средневековой Англии?

Глава 4

— Она ушла.

— Что? — Северн непонимающе уставился на старую женщину. — Кто ушел?

— Гастингс. Миледи, ваша жена, ушла. Что вы с ней сделали? Гастингс никогда не поступала так опрометчиво, но я не смогла ее найти. Ее нет в замке.

— Что за чертовщина? — спросил подошедший Грилэм. — Гастингс ушла?

— Да, милорд Грилэм. Я видела кровь на постели и кровавую воду в тазике. Лорд не сдержал обещания. Сегодня хоронят ее отца, и он не должен был приходить к ней прошлой ночью.

— Я не мог поступить иначе, — возразил Северн. — Здесь объявился Ричард де Лючи, он наверняка собирается ее похитить. Мне нужно было запереть спальню. А ты еще говоришь о ее благоразумии. Если она выйдет из замка, негодяй де Лючи тут же этим воспользуется. Подобная глупость выше моего понимания. — Северн с досадой стукнул себя кулаком по лбу. — Разве можно ждать благоразумия от женщины? Круглый дурак! Вообразил, что она поняла, что у нее есть мозги. Значит, Грилэм, наши планы меняются. Я должен найти ее прежде, чем это сделает Ричард де Лючи. Проклятие! Она еще узнает, как мне перечить.

— Сейчас всего семь часов, — обратился Грилэм к мадам Агнес. — Ты проверила только спальню?

— Я искала везде. Если кто-то и видел ее, тогда он мне нагло соврал.

— А цветник?

— Нет, я искала только в замке. Сейчас посмотрю.

— Я сам посмотрю, — перебил Северн. — Я велел ей не покидать замок. Она должна научиться смирению.

Опустившись на колени, Гастингс в старом зеленом платье копалась у себя в цветнике, скрытом за рядом персиковых деревьев. При виде ее Северн почувствовал гораздо большее облегчение, чем хотел бы признаться. Кругом все было усыпано чудесными цветами. В глаза сразу бросались огромные алые розы, неправдоподобно яркие и высокие. Рядом цвели маргаритки с золотистой сердцевинкой и белоснежными изящными лепестками. Названий множества других цветов Северн не знал. Грядки с лечебными травами были заботливо обработаны и покрыты обильной зеленью. Он покачал головой. Кому нужен этот цветник?

К рассвету шторм утих, и на безмятежно синем небе ярко светило утреннее солнце. Занятая своим делом, Гастингс не услышала шагов мужа. Ничего, скоро она научится различать его шаги, будет вскакивать и делать реверансы задолго до того, как он успеет подойти. Северн перешагнул через плетеную изгородь и склонился над женою, загораживая солнце. Кажется, она целиком ушла в работу.

Гастингс любила копаться в земле, брать в руки жирные влажные комья, представляя, какой силой они наполнят растения. На минуту она разогнулась, чтобы полюбоваться грядкой цветущего розмарина. Удовольствие от работы помогло успокоить бурю в душе. Конечно же, его мнимые опасения из-за Ричарда де Лючи — полный абсурд. Разве можно пробраться в Оксборо? Услышав сзади какой-то звук, Гастингс, не поворачивая головы, сказала:

— Таггл? Пожалуйста, оседлай Мареллу, я хочу покататься часок-другой.

— Думаю, ты этого не сделаешь.

Гастингс даже подскочила от неожиданности.

— Ты! — воскликнула она и быстро добавила: — Смотри, куда встал. У тебя под ногами розмарин, не поломай его.

— Мне нет дела до твоего розмарина, — буркнул Северн, подавшись в сторону. — Что это за цветок с таким глупым женским названием? Почему ты всполошилась из-за какого-то розмарина?

— Именно он делает такой вкусной свинину для твоей куницы. А еще принесет облегчение, если у тебя заболит желудок, восстановит мужскую силу, если пить его девять дней. Может, он понадобится и тебе?

— Не пытайся меня разозлить. — Северн присел на корточки. — С теми, другими, я был несколько дней, а тебя взял один-единственный раз. Сомневаюсь, что мужская сила во мне иссякла. Почему ты не в замке?

— Я в замке. Оглянись. Вокруг полно моих людей.

— Моих людей.

— Хорошо. Здесь полно народу, и все поднимут адский шум, если ко мне захочет пробраться кто-то чужой.

Северн решил, что в цветнике ей, пожалуй, ничто не угрожает, однако у него еще оставались причины для неудовольствия.

— Ты приняла меня за Таггла и велела оседлать лошадь. Уж не собралась ли ты выехать из замка?

— Да, собралась, только ненадолго, и меня бы сопровождали оруженосцы Бимиса. Я должна навестить Ведунью, которая живет в Певенсейской чащобе. Почти все мои знания от нее. Но спасти отца не смогла даже она.

— Ну так пошли слугу, чтобы доставил ее в замок, — нетерпеливо махнул рукой Северн.

— Она не приедет. Я уже много раз пыталась ее уговорить.

— Ну, значит, поскучаешь какое-то время без нее. А теперь слушай меня, леди. Ты останешься в этом цветнике или же вернешься в замок и никуда больше не выйдешь, пока я не разберусь с Ричардом де Лючи. Поняла?

— Трудно не понять, если ты так кричишь.

— Нет, ты меня просто слышишь, но я не уверен, что понимаешь. Как ты посмела смыть мое семя? Я запретил это делать.

Гастингс невольно потянулась за острой лопаткой. Ей ужасно захотелось изо всех сил ударить его, размозжить ему голову. Но дотянуться она не успела, и в следующий момент лопатка уже отлетела в сторону от его удара.

— Как ты догадался, что я смыла твое семя? — удивленно спросила Гастингс.

— Твоя нянька видела кровь в тазике для умывания.

Пока Северн выпрямлялся, она, изловчившись, схватила лопатку.

— Да, я желала смыть всякое напоминание о тебе.

— Ты смеешь поднять на меня руку?! — воскликнул он, предупреждая ее взмах, хотя оставался поразительно неподвижным, как в тот первый день, когда Гастингс захотелось осенить себя крестом.

В следующий миг она краем глаза заметила чью-то тень и стремительное движение. Она с криком рванулась вперед, а Северн, потеряв равновесие, упал на грядки, и удар кинжала пришелся ему в плечо.

Не раздумывая, Гастингс вскочила на ноги и бросилась к незнакомцу, хотя тот уже занес оружие для второго удара. Она была уверена, что негодяй не посмеет ранить ее, ведь в случае ее смерти хозяин убийцы ничего не выиграет. Лопатка обрушилась на голову нападавшего, но лишь слегка оглушила его. Тогда Гастингс вцепилась ему в глаза.

Пока убийца прижимал руки к лицу, она ударила его лопаткой в пах, заставив рухнуть на колени. К ним бежали двое мужчин, но то не были люди из Оксборо или Лэнгторна. Вырвав кинжал из безвольной руки поверженного, Гастингс приготовилась к защите, громко крича:

— Грилэм! A moi! A moi!^[3] Бимис! Эй вы, мерзкие трусы, боитесь напасть вдвоем на одну женщину? Ну, подходите, доблестные воины. Подходите!

— Да-да, — раздался голос Северна, — подходите, чтобы мне было удобнее перерезать вам глотки.

Гастингс хотела обернуться и взглянуть на него, но не решилась. Если он справится с болью в плече, то сможет защитить их обоих. В тот же момент блеснуло лезвие меча, и один из негодяев свалился, обливаясь кровью. Второй бросился прочь, ибо к ним уже мчались воины Оксборо.

Гастингс обернулась к мужу. В одной руке он держал окровавленный меч, а другой зажимал рану.

— Я уже поверил, что здесь ты в безопасности, — сказал он. — Ума не приложу, как им удалось сюда забраться. Неужели твои люди такие бездельники?

Ответить Гастингс не успела. К ним подбежали Грилэм и Бимис. Побледневший Бимис не спускал глаз с нового хозяина.

— Я не знаю, как это произошло. Я этого не знаю, но впредь такого больше не случится, милорд.

— А если случится, то я семь шкур с тебя спущу. Мне он нужен был живым.

— Он жив.

— Хорошо, я его допрошу. — Северн покосился на Грилэма, потом взглянул на кровь, сочившуюся у него из-под пальцев, открыл было рот, но рухнул на розмарины и мяту.

Не успев еще открыть глаза, Северн почувствовал сверлящую боль. Ничего, с простой физической болью он справится. Кажется, он потерял сознание. Да, и упал в обморок, словно какая-нибудь чертова баба, его перетащили на кровать. От стыда у него свело желудок, и, приподнявшись, он изверг его содержимое в подставленный таз.

— Ступай прочь. Я не хочу, чтобы ты сейчас была здесь.

— Почему нет? Не будь меня здесь и не знай я, что тебе может стать дурно, ты бы измазал всю одежду.

— Ты и сюда притащила свою лопатку? — Северн испытывал большое желание придушить ее.

— Нет, она осталась возле того человека.

Черт побери, а ведь Гастингс защитила себя. Более того, защитила их обоих, будь она проклята. Девушка, едва достававшая ему до плеча, сбила его с ног. Иначе он бы вовремя заметил того мерзавца. Или нет? А как она вцепилась ему в глаза и ударила в пах. Кто только ее научил? Другая женщина на ее месте упала бы в обморок, а не бросилась бы на убийцу.

— Что ты со мной делаешь? — уныло поинтересовался Северн.

— Резонный вопрос. И весьма своевременный. Хотя настроение у тебя такое же дурное, как и дыхание.

— Не смейся надо мной, леди. — Он почувствовал, что Гастингс села рядом. — Что ты делаешь?

От боли у Северна перехватило дыхание, но, зажмурившись, он усилием воли овладел собою. Ведь она тут и смотрит на него.

— Выпей. — Гастингс поднесла к его губам кубок со сладкой терпкой жидкостью. — Хорошо. Теперь лежи смирно, я промою рану бальзамом из корней синеголовика и перевяжу. Ты выживешь, милорд.

— Синеголовик?

— Многие называют его морским остролистом, он растет у самой кромки воды. Я смешала его с ячменем и отваром горечавки. Не волнуйся, милорд, я тебя не убью.

— Кончай с перевязкой и оставь меня. Я хочу допросить того негодяя.

— Не ворочайся, Северн, — раздался голос Грилэма. — Она и так едва остановила кровотечение. Я уже сам поговорил с ним.

Северн почувствовал, что кто-то шевелится у него на груди, и тут из-под одеяла высунулся Трист. Коснувшись головки зверька, он ласково сказал:

— Я в порядке, Трист. Не волнуйся.

Тот странно мурлыкнул и положил мордочку хозяину на грудь, не спуская с него глаз.

— Он все время с тобой, — заметила Гастингс. — Когда тебе стало плохо, он выскочил, но потом вернулся, лег к тебе на грудь и то ли скулил, то ли выл. Я так и не смогла уговорить его.

Этот ее проклятый ум. Откуда только она его набралась? И почему скрывала от него?

— Ничего бы не случилось, если бы ты меня послушалась, — заметил Северн, пронизывая ее мрачным взглядом.

— Да, — легко согласилась Гастингс, — ничего бы не случилось.

— Наш пленный, — напомнил Грилэм, — не желает говорить. Даже не признается, что его хозяин Ричард де Лючи. Он якобы пришел из деревни, чтобы продать кожи, у него действительно на ремне несколько шкур.

— Я сейчас заставлю его говорить. В Святой Земле я многому научился.

— Как и все мы, Северн.

— Совсем не обязательно его пытать, — возразила Гастингс. — У меня он быстро все расскажет по собственной воле.

Северн чертыхнулся, а Трист поднял головку и уставился на Гастингс, которая машинально погладила его. Потрясенный, Северн увидел, как зверек с наслаждением зажмурился и вытянул лапки.

— И каким же образом?

— Я дам ему подслащенного эля, и он не ощутит привкуса мандрагоры и корня тысячелистника. У него начнется ужасная рвота. Этого никто не вытерпит. А я предложу ему лекарство, если он скажет правду.

— Не верю, — возразил Северн. — Что это за лекарство?

— Размельченные цветы водосбора и горечавки, смешанные с кислым пивом. Горечавка успокаивает рассудок и кишечник. Ты ведь и сам только что выпил горечавки, и тебе стало легче.

— Ах, — воскликнул Грилэм, — ты имеешь в виду горькую настойку! Моя Кассия тоже ею пользуется, хотя жалуется, что малышу Гарри она не очень помогает.

— Я пошлю ей свой рецепт, — улыбнулась Гастингс. — Его составила для меня сама Ведунья.

Северн выругался, и оба с недоумением обернулись.

— Да успокойся. Раз Гастингс взялась тебя лечить, ты поправишься намного быстрее, чем заслуживаешь. Будь любезна, немедленно смешай зелье для пленника.

— С удовольствием. Надо будет кое-что подогреть и вскипятить. Это займет немного времени.

— Нет! Я сам пойду к нему и…

— И что? Выдерешь ему ногти? Разрежешь на куски? Или вообще убьешь, ничего не узнав?

— Не твое дело, черт тебя побери. Я здесь хозяин и буду поступать так, как считаю нужным. Хватит твоей болтовни…

Внезапно Трист вскочил, потерся мордочкой о подбородок Северна, закрыв ему рот своим телом, свесив хвост на ухо.

— Выпей, — предложила Гастингс, — тут еще немного горечавки, и ты успокоишься.

Грилэм осторожно снял Триста, поднес к губам Северна кубок и не отнимал до тех пор, пока тот все не выпил.

— Эта ведьма отравит меня, — прошептал раненый, закрыв глаза.

— Зачем травить, я лучше убью тебя лопаткой. Он слишком огромный, Грилэм, — заметила Гастингс, не сводя глаз с ровно дышащего мужа. — Одна порция горечавки для него мала.

— Да, — протянул Грилэм.

Через пять минут судорожной рвоты несчастный уже молил вылечить его:

— Пожалуйста, леди, спасите. Я все расскажу. Пожалуйста.

Гастингс улыбнулась Грилэму и Северну, растолкла цветы горечавки, медленно смешала их с подогретым элем и выставила на солнце. Покачивая жидкость в кубке, она смотрела, как муж склонился над пленником. Вокруг них толпилась еще дюжина воинов.

— Ты вовсе не крестьянин, как пытался нас уверять. Скажи, кто твой хозяин и что ему надо, — приказал Северн.

Несчастный побледнел. Судороги очередного приступа рвоты оказались еще более ужасными, так как его желудок был уже давно пуст.

— Милорд Ричард со своими людьми скрывается в Певенсейской чащобе. Мы трое нарядились крестьянами и легко пробрались в замок. Ведь сегодня базарный день. Потом мы увидали ее и попытались схватить. Дайте же мне лекарство, миледи, прошу вас.

Гастингс поглядела на мужа. Тот держался естественно, словно и не был ранен. Решать должен он. Может, Северну захочется просто убить пленного.

— Дай ему зелье, Гастингс.

— Пей не спеша, — велела та, поднося кубок к губам страдальца. — Делай глотки поменьше. Тебя перетащат в тень, ты уснешь, а когда проснешься, все будет в порядке.

Бедняга снова упал в зловонную лужу, и Северн объявил:

— Я отпускаю его. Он отнесет послание Ричарду де Лючи. Грилэм, идем со мною, нужно составить письмо.

Оказывается, муж грамотный. Но Гастингс уже ничему не удивлялась и даже почувствовала облегчение. Значит, ей самой не придется следить за управляющим Торриком. Отец, также владевший грамотой, всегда твердил, что уже не боится стать жертвой недобросовестных людей, особенно если это касается денег.

Следом за мужчинами Гастингс направилась в главный зал, думая, как бы она сама поступила с тем несчастным. Отец наверняка с большим удовольствием прикончил бы его, а может, еще и дразнил бы кубком с лекарством, вонзая в беднягу кинжал.

Пленника отпустили к концу дня, и он с благодарностью взглянул на Гастингс. Неужели забыл, что именно она дала ему рвотное?

— Жду ответа завтра утром, — напомнил Северн. — Если твой хозяин заупрямится, мне придется его убить и захватить его замок.

— А перед тем как Северн отправит Ричарда де Лючи в ад, наша леди напоит его таким зельем, что он будет выплевывать собственные кишки, — добавил Грилэм.

Когда несчастный покинул Оксборо, настало время предать земле тело Фоука Трента. Его похоронили рядом с супругой, которую он убил, и отец Каррег сказал прощальную речь. Остальные молчали, было слышно, как неподалеку квохчут куры, хрюкают свиньи, а за стенами замка мычат коровы.

— Я передаю меч Фоука Трента его наследнику лорду Северну Лэнгторну-Тренту, барону Лугезу, третьему эрлу Оксборо, — закончил отец Каррег.

Северн выхватил меч из ножен, поднял его над головой и торжественно произнес:

— Принимаю наследство и клянусь хранить его так же, как храню собственные владения. От всех моих вассалов я приму клятву до исхода лета.

Раздались приветственные крики, причем не только среди мужчин, но даже среди женщин и детей. Залаяли собаки. Все оживились, признавая нового лорда.

Теперь Гастингс окончательно поняла, что прежняя жизнь кончилась. И нет пути назад. В замке — новый хозяин. Ее хозяин.

Северну нужно посетить еще три отцовских, а ныне его замка, где он примет клятвы в верности и решит, кто будет править в его отсутствие. Гастингс спрашивала себя, осмелится ли кто-то из отцовских вассалов оспорить права нового эрла Оксборо.

Примечания

3

Ко мне (фр.).