Розовая гавань

Кэтрин Коултер, 1996

Закаленный в сражениях воин и юная наследница огромного состояния. Он – суровый и хладнокровный, она – вся как неукротимый порыв чувств. Но истинная любовь, не замечая разницы в характерах, творит чудеса. Нерасторжимыми узами связала она влюбленных, но удастся ли им обрести свой островок счастья в сердце опасной и бесконечно суровой средневековой Англии?

Глава 3

Во время ужина куница постоянно косилась в сторону Гастингс, однако не приближалась, оставаясь рядом с хозяином.

— Грилэм передал, что сегодня ночью ты не желаешь быть со мной. — Северн впервые обратился к Гастингс с того момента, как отец Каррег закончил брачную церемонию и они вышли из отцовской спальни.

Ее пальцы сжали оловянный кубок, такого же холодно-серого цвета, как и широкая повязка на левом рукаве Северна. Хотела бы Гастингс знать, что она означает.

Даже вообразить невозможно, чтобы этот чужеземец приблизился к ней, чтобы взял ее, как муж берет жену, потому что ему дано такое право. По крайней мере ей казалось, что у него есть право делать все, что он пожелает. Ведь он мужчина и от рождения наделен правом распоряжаться своею женой. Разве отец не убил когда-то ее мать? Вряд ли даже у отца Каррега могли возникнуть по этому поводу хотя бы малейшие сомнения.

— Да, — ответила Гастингс. — Я бы хотела как можно дольше оставаться такой, как сейчас.

— Значит, одну ночь. Я дам тебе эту ночь.

— Завтра будут хоронить отца. Завтра тоже слишком рано.

— Завтра все должно быть сделано.

— По твоим речам не скажешь, что ты пылкий новобрачный.

— Верно. Я устал. Я измучил своих людей и себя, чтобы успеть в Оксборо до смерти твоего отца. А чтобы держать себя в руках, мне пришлось по дороге переспать с толпой шлюшек. Но теперь я очень сомневаюсь, имеешь ли ты вообще представление о том, как поступают пылкие новобрачные. Больше похоже на то, что ты будешь лежать бревном, а я не получу никакого удовольствия. Однако завтра, хочу я того или нет, мне придется это сделать. Нельзя считать себя в безопасности, пока я не лишу тебя девственности и не пролью свое семя в твое чрево.

Гастингс взглянула на куницу. Довольный зверек с набитым животом удобно вытянулся на руке Северна.

— Какой он толстый.

— Да, ему не нужно охотиться. Он еще не успел оправиться после Руанской тюрьмы.

— Лорд Грилэм рассказал про ваше заключение.

— И напрасно. Это не твое дело.

— Судя по всему, он так не считает. Уж коли мы женаты, разве мы не должны знать друг о друге?

Северн уставился на оловянную тарелку с мясом и ломтями хлеба. Жирная подливка давно застыла. Он заметил, что Гастингс тоже почти ничего не ела.

— Для меня это не имеет значения. Ты — моя жена. Ты принадлежишь мне, и я должен охранять тебя, как и остальную собственность.

Видимо, так же думал о ней и отец. Ей было позволено заботиться о нем, обеспечивать всеми удобствами, но оставаться презренным существом. Ведь она только дочь собственной матери. Гастингс слышала, как одна из служанок и госпожа Агнес болтали, что ее мать проклята, родила девчонку вместо наследника, хотя семейная традиция сохранилась и ее назвали Гастингс. Жанет не хотела постоянно рожать, а ведь именно на это обрек бы ее Фоук, стараясь получить сына. И Жанет любила свою дочь, в этом Гастингс была уверена. Отбросив мрачные воспоминания, она посмотрела на мужа, еще одного мужчину, который воспринимает ее только как неизбежное бремя.

— Ты сказал, что по пути спал со многими женщинами. Зачем?

— А что тут непонятного? — высокомерно поднял бровь Северн. — Ведь я мужчина и хотел держать себя в руках.

— Когда мне было пятнадцать, — отважно начала Гастингс, твердя про себя, что можно не бояться человека, у которого на рукаве так мирно спит зверек, — меня поцеловал сын ювелира. Мне понравилось. Наверное, следовало побольше насладиться этим до того, как выйти за тебя замуж.

Видимо, рука Северна напряглась, и куница встрепенулась, готовая соскочить. Тот пощекотал ей головку. Зверек и рука расслабились. Северн подцепил вилкой кусок мяса, осмотрел его, словно убеждаясь, что еда не отравлена, положил мясо в рот, тщательно прожевал и сказал:

— В тебе мало кротости. Для жены это недостаток. Ты должна молчать, повиноваться, не раздражать меня и уж тем более не сердить.

— Я тебя не раздражаю, лишь пытаюсь шутить. Возможно, в моих словах есть чрезмерная ирония. Прошу меня понять, милорд. Я успела рассмотреть, что ты именно мужчина. И весьма сильный, настоящий защитник и воин. Я это признаю. Готова признать тебя и как супруга, раз лишена возможности выбирать, однако я никогда не стану подстилкой, о которую можно вытирать ноги. Даже мой отец не требовал от меня подобного.

— Муж — не отец.

— Да. — У Гастингс возникло чувство, что она пытается биться головой о крепостную стену. — Ты прав.

— А ты не слишком оплакиваешь отца.

— Я уже наплакалась за последние два месяца. Мне удавалось облегчить ему боль, но вылечить его я была не в силах. К тому же он вообще не желал принимать лекарство из моих рук.

— Ты умеешь лечить?

— Пытаюсь. Иногда получается, а иногда болезнь оказывается сильнее человека и всех моих снадобий.

— Послушайте меня, — обратился к присутствующим лорд Грилэм. — Давайте выпьем за новых лорда и леди Оксборо.

Они дружно выпили, пожелали молодым счастья, однако выглядело это неестественно. Кто знает, что за человек стал их хозяином. Все были встревожены. Более того, Гастингс знала, что люди тревожатся и о ней. Даже Бимис с оруженосцами держался настороже, хотя успел подружиться с людьми Северна.

Как только позволили приличия, она сразу удалилась из зала. Ведь эта ночь будет последней ночью ее свободы. Госпожа Агнес, которая нянчила еще мать Гастингс, проводила новобрачную до спальни.

— Лорд был чрезвычайно добр, — сказала она, — пообещав не приходить к тебе сегодня ночью. Но завтра, милая девочка, ты должна ему подчиниться. Я помолюсь, чтобы он не сделал тебе больно, и все-таки ты должна знать, что в первый раз всегда больно. Только лежи смирно и не мешай ему. Об остальном поговорим после.

«О чем остальном?»

— Я и так все знаю, Агнес. Я даже слышала, что некоторым женщинам это нравится. Вероятно, это нравилось и моей матери, раз она сама пришла к нашему сокольничему Ральфу.

— Не путай себя со своей несчастной матерью. Она только оступилась, а лорд Фоук не дал ей шанса исправиться. И это огромное горе.

— О чем ты говоришь? Разве она хотела вернуться к отцу? Послушай, Агнес, мать скончалась много лет назад, отец тоже мертв, им больше никто не причинит боль. Расскажи мне все, Агнес. Или я не имею права знать?

— Стой тихо, — велела старая женщина, расправляясь с бесчисленными застежками свадебного платья. — Сохрани это платье для своей дочери, ведь у меня вряд ли хватит сил сшить новое.

— Вот еще. Ты обязательно будешь нянчить моих детей, Агнес, и шить моим дочерям подвенечные платья.

— Слушай меня, Гастингс, — улыбнулась Агнес, будто вспомнив о чем-то приятном из собственной юности. — Ты должна проявить терпение, дать мужу привыкнуть к тебе. Он слишком долго жил один, ни о ком не печалясь, не заботясь о близком.

— Кроме своей куницы.

— Да, куница. Странная причуда для воина. Ну вот, теперь я уберу платье в сундук, помогу тебе надеть рубашку и причесаться.

— Зачем, ведь он сегодня не придет.

— Ох, я совсем забыла. Ну, доброй тебе ночи, милочка, и не бойся шторма, который разыгрался нынче на море. Приятных снов. — Агнес поцеловала Гастингс в щеку. — Какой же ты стала красавицей, еще краше матери. А глаза зеленее того мха, что растет в Певенсейской чаще. Впору какому-нибудь трубадуру явиться к нам в замок да воспеть твою красоту.

Гастингс молча улыбнулась. С нее довольно и того, что к ним в замок явился ее муж.

Агнес кивнула на прощание и вышла. Гастингс лежала, вслушиваясь в грохот волн, бившихся о скалы у подножия замка. Еще утром она любовалась ими, и человек в сером вообразил, что невеста сбежала из дома. А если бы она так и поступила? Наверное, его бы это мало опечалило.

Засыпая, Гастингс представила себе куницу, устроившуюся на плече хозяина. И большую руку, ласкавшую мордочку зверька.

Но сон оказался довольно беспокойным, хотя шум ветра обычно убаюкивал Гастингс. Она вдруг услышала рядом чье-то дыхание и вздрогнула. Нет, это не сон, чьи-то руки касаются ее тела.

Открыв глаза, она не сразу разглядела лицо склонившегося над ней человека. Ее муж.

— Хорошо, что ты проснулась, Гастингс, и сама можешь снять ночную рубашку.

Значит, он, Северн, наяву проник к ней в спальню!

— Что тебе нужно? Ты же обещал подождать. — Но он лишь тяжело дышал, разглядывая ее полуобнаженное тело. — Зачем ты пришел сюда? Проклятый лгун!

Северн попытался раздвинуть ей бедра, но она изо всех сил отпихнула его ногой, и он едва не упал.

Гастингс видела, что он разозлился, ощущала его гнев и все больше пугалась. Без сомнения, он готов взять ее силой, возможно, даже причинить боль. Ей нужно лечь на спину и терпеть. Но это выше ее сил. Гастингс встала на колени и снова попыталась отпихнуть его от себя.

— Почему ты солгал мне?

— Я не лгал и поступил бы так, как обещал, но сейчас все изменилось. У меня нет выбора. Успокойся.

Он уложил ее на кровать и лег рядом, не позволяя вырваться. Затем поднял до пояса ночную рубашку и замер, но ненадолго.

Гастингс почувствовала, как ненавистная рука скользит между ее бедер, проникает внутрь, и закричала от ужаса.

Северн выругался сквозь зубы и беспощадно двинулся глубже. Когда Гастингс начала извиваться, он внезапно отпустил ее и, подойдя к туалетному столику, принялся изучать стоявшие там баночки. Вот он удовлетворенно кивнул и взял пальцем изрядную порцию жирного крема. Боже милостивый, что он собирается с ним делать? Залепит ей рот? Отравит, когда и так уже добился своего? Неужели ему все равно, будет она живой или мертвой?

Вскочив с кровати, Гастингс ринулась к двери. Она слышала за спиной ругательства, но не обернулась. Выбежала в коридор и бросилась прочь. Но через мгновение ее схватили чьи-то сильные руки.

— Гастингс, перестань.

Это был лорд Грилэм. Он как следует встряхнул ее, прижал к себе. Она едва сознавала, что выскочила почти голая, в разодранной ночной сорочке, и, трясясь от ужаса, забормотала, как безумная:

— Грилэм, он солгал. Он пришел меня изнасиловать. Не позволяй ему, Грилэм. Он обещал подождать. Пожалуйста!

— Успокойся. — Грилэм взглянул на стоявшего рядом Северна. — Ты решил взять ее силой?

— Да посмотри же, — возразил тот, поднимая руку, — пальцы вымазаны кремом, чтобы легче войти в нее. Она суше, чем песок в арабской пустыне! — И он шагнул к Гастингс.

— Нет! — взвизгнула та, пытаясь вырваться, но Грилэм держал крепко.

— А теперь послушай меня. Иди с Северном, ты должна стать его женой сегодня. До нас дошли вести, что вокруг Оксборо рыщут незнакомцы, скорее всего банда де Лючи. У нас нет выбора. И постарайся хотя бы не мешать ему.

Гастингс почувствовала на талии руку Северна. Он подхватил ее и понес обратно в спальню.

— Я сделаю ей не слишком больно. — Он захлопнул ногою дверь, запер ее на ключ, положил Гастингс на кровать и приказал: — Не двигайся. Все получится быстро, а если начнешь вырываться, то тебе же будет хуже.

— Что ты собрался делать с моим кремом?

— Ты же абсолютно сухая, и крем облегчит нам дело. Черт побери, ты хоть знаешь, что я должен сделать?

— Ты должен покинуть мою спальню. Я не разрешала тебе вламываться сюда и хочу, чтобы ты выполнил обещание. Те люди не смогут проникнуть в Оксборо, он хорошо укреплен. Если у тебя есть хоть капля чести, ты сдержишь слово.

— Послушай, миледи, — начал Северн, усевшись на кровать, — я уверен, в лесу бродит Ричард де Лючи. Его жена умерла, наверняка он сам ее прикончил и явился сюда за тобой. Я должен скрепить наш союз. На это у меня только сегодняшняя ночь. Завтра будет битва. Ты поняла?

— Мог бы раньше сказать, а не набрасываться молча. — Гастингс внезапно успокоилась.

— Я же говорил, что у меня нет выбора. И ты моя жена. К чему лишние слова?

Он сидел неподвижно, только внимательно глядел на нее.

Отец лежит внизу в погребальном саване. Ричард де Лючи рыщет возле замка. Ей не на что надеяться.

— Хорошо. Я не буду сопротивляться. А ты больше не рви мою одежду.

— Тогда оставайся голой. — Он снял с нее остатки рубашки. — Раздвинь ноги.

Это оказалось намного труднее, чем она представляла. Гастингс крепко зажмурилась.

— Согни колени.

Она знала, что он смотрит на нее, смотрит туда, куда не заглядывал еще ни один человек. У нее пересохло в горле. Она чувствовала, как скользкие от крема пальцы все глубже пробираются внутрь, и, несмотря на ее старания, тело само попыталось отодвинуться.

— Мне больно, — прошептала Гастингс.

— Ты делаешь правильно. С тобой ничего не случится. Все кончится быстро. — Северн неожиданно встал. — Не сдвигай ноги.

Открыв глаза, она с изумлением увидела, как он намазывает остатками крема свою внушительных размеров плоть.

— Лежи смирно, я сейчас все сделаю.

Она честно старалась лежать смирно, но вдруг закричала от боли и непроизвольно попыталась вывернуться из-под навалившегося на нее тела. Чертыхаясь, Северн нажал еще сильнее, и она захлебнулась от крика.

Гастингс лежала неподвижно, словно труп, пока он занимался своим делом. Все закончилось довольно быстро. Хоть в этом он не солгал. Издав какие-то странные звуки, он несколько раз судорожно дернулся, откинул голову и замер.

В следующий момент Северн встал с кровати, а она внимательно разглядывала гобелен, украшавший противоположную стену. Шторм бушевал вовсю, по замку гуляли сквозняки, от которых гобелен слегка колыхался.

— Ну вот, ты спасена.

— Спасена? Ты обошелся со мной, как с пустым местом, и еще заявляешь, что спас меня? — гневно уставилась на него Гастингс. Он, тяжело дыша, стоял у кровати, а орудие пытки безвольно свисало между ног. — Я тебя ненавижу. Похотливая скотина! И я никогда тебя не прощу. Никогда.

— Скотина не пользуется кремом, — заметил Северн, начиная одеваться. — Я старался уменьшить твою боль. Эту печать приходится срывать с каждой девственницы, у меня ушло немало сил на то, чтобы пронзить щит твоего целомудрия. В следующий раз ты уже не почувствуешь боли.

«Надо же, он пользуется кремом, такой великодушный».

— Ты даже не потрудился разуться. Изорвал в клочья мою одежду, а сам оставался одетым.

— Я хотел быстрее покончить с этим. И накройся, а то лежишь здесь, как шлюха. Не вздумай смывать мое семя. Чем скорее ты забеременеешь, тем прочнее будет мое положение. — У двери Северн обернулся и добавил: — Завтра не смей выходить из замка. Сначала я должен найти Ричарда де Лючи. Если он достаточно разумен, может, и не придется его убивать. Но, боюсь, он будет первым среди многих. Пока ты не забеременеешь, тебе грозит опасность.

«Ну да, ему нелегко, бедняге, женился на богатой наследнице».

Она лежала, боясь шевельнуться, чувствуя себя так, словно ее внутренности разорваны на куски. Впрочем, именно это он и сделал своим орудием пытки. Господи, какая боль. Она положила руку на живот. Теперь она уже не прежняя Гастингс.

Она так и не дождалась от него ни хотя бы проблеска нежности, ни единого слова утешения. Крем заменил все ласки. Она вышла замуж шесть часов назад и уже всей душой ненавидела человека, ставшего ее мужем.