Покорять, а не быть покорённой

Крицеже Александра, 2023

Дорогие сигары, маска, оружие, роскошные платья и ярко-красная помада. Шлейф арабского одеколона, туфли, бильярд, алкоголь и сладкий азарт. Представили? А кому-то и представлять не надо.Мир, в котором она живёт – каждый день пытается её убить и напомнить о самом больном, потерянном но не забытом. Казалось, худшее уже позади, что хуже и быть не может. Но она чувствует каждым сантиметром кожи прикосновение корявых пальцев туманного прошлого и страшного настоящего. В защиту своей единственной дочери глава русской мафии нанимает ей охрану, даже не думая, что и у странного телохранителя свои скрытые мотивы и секреты.Сможет ли она впустить постороннего человека в свой крохотный, разбитый, омраченный мир, в сердце которого хватает любви только на неё саму? Сможет ли она раскрыть опасное дело и спасти своих близких? Справится ли с новыми, непонятными чувствами? Ведь для неё это не то, что справится с каким-то оружием.

7 глава.

Прозвенел первый сигнал ненавистного будильника. Я резко встала с кровати. Открыла окно и закинула этот механический мусор в кузов с пакетами мусора, проезжающий мимо нашего дома. Помахав ему ручкой, я улыбнулась и закрыла окно.

Удивительно, но у меня было потрясающее настроение. В моей голове уже была куча планов, поэтому, быстро собравшись, я выбежала на первый этаж, натянула своё охровое пальто, завернулась в вязанный шарф, который ещё пахнул горами Дагестана, и вышла на крыльцо.

На секунду я запнулась, перед тем как закрыть дверь на ключ. Что-то меня заставило вспомнить об пистолете, но я решила, что не буду превращаться в папу, и всё тогда будет замечательно.

"не хорошо игнорировать свою интуицию" — упрекнула себя я, и пошла дальше к воротам.

Я почувствовала прекрасный запах мокрого асфальта, открыв дверь. Захотелось включить классную музыку в наушниках, и провести этот день как можно лучше. Мне ужасно не хотелось возвращаться в дом. Я выскользнула на улицу, развернулась к мониторчику для установки сигнализации и замерла. В отражении мониторчика я увидела чёрную машину. Очень похожую на папину, но не его. Папину машину я узнаю, даже если она пронесётся на скорости триста км/час. Но тут была другая: другие диски, ушки, тонировка была темнее, да и форма чем-то отличалась.

Я набрала в лёгкие воздуха, пытаясь вспомнить машины каждого из pieta morte, но не смогла. И будто ни в чём не бывало — развернулась, даже не посмотрев на машину. Я сделала вид, что ищу что-то в школьной сумке и пошла вперёд. Двигатель завели, а место ожога на голове запекло. Я не смогла разглядеть водителя или водителей боковым зрением, а это очень важно. Ноги немного забились, будто после долгой пробежки, под курткой стало очень жарко.

"бежать?"

Нет, я пошла обычным шагом по тропинке, пока эта машина плелась за мной. Сердце колотилось всё быстрее, а ноги становились всё более ватными от каждого шороха позади.

До ближайшего магазинчика бежать минут пять, но до ближайшего узкого переулка метров сто. При хорошем разгоне я добегу до него за одиннадцать секунд, а там дальше паутинка из узеньких улочек, дворики и хорошая невидимость.

"главное успеть добежать"

Последний вздох перед рывком, и я побежала, побежала быстро, как могла. Ледяной воздух ударил лицо, а тяжёлый портфель и тёплый пуховик стали совсем неощутимыми. Мне казалось, что я бегу вечность, что колёса уже наезжают мне на пятки. В этот момент я очень пожалела, что не вернулась в дом за оружием. Но вот этот поворот становился всё ближе, сорок метров, двадцать, несколько шагов и я окажусь в безопасности. В последний миг передо мной оказалась эта машина. Не успев остановиться, я с размахом врезалась в неё и отлетела назад. Не удержав равновесие, я упала на асфальт, и попыталась отдышаться.

Лёгкие жадно вбирали воздух, а в глазах кружились тёмные пятна.

"мой самый короткий побег за всю жизнь"

Я потрясла головой, открыла глаза и машинально отдёрнула голову от какого-то предмета перед моим лицом. Мои глаза пробежались по ещё размывавшимся строчкам, запоминая понятные слова и округлились. Я не смогла одеть на себя маску безразличия, и с яростью выхватила это"что-то", похожее на ордер. Никакого звука протеста не послышалось. Я взглянула на водителя и глаза стали ещё шире. Тот самый папин молодой"деловой партнёр", сидевший на моём диване.

"как там его… Даня?"

— Доброе утро. — сказал он.

Я отвернулась и стала вчитываться в слова, но лишь одно стояло перед словами:"охрана…". Рядом была папина подпись, вроде настоящая, но…

"мне нужна постоянная гарантия на безопасность…","я тебя услышал" — вспомнилось мне.

— Нет, папа не так понял, не может быть. Я ведь имела ввиду оружие… — шептала я, не веря своим глазам.

"посмотрим!" — сказала ему тогда я и поняла, что папа таким образом просто решил поставить меня на место.

Тут же я почувствовала прилив неукротимой злости, тело затряслось от ожидания взрыва, который вот-вот должен был случиться. Я не верила своим ушам и глазам, злость, непонимание и шок — всё это слилось воедино и произвело на меня какое-то странное воздействие, удар. Я ненавидела рамки. Никогда. Если меня раздражают просто шпионы на расстоянии от меня на десятки метров, то постоянная охрана, контроль моих действий, моих расследований, да и просто контроль МЕНЯ — это худшее, что мог сделать со мной папа. Все эти пол года я была для него призраком, просто вещью, ненужной вещью. И вот как он решил проявить заботу? Нанять охрану? Загнать меня в клетку.

Не поворачиваясь к машине, я стала набирать номер папы, лихорадочно трясущимися пальцами. Он ответил почти сразу же.

— Что за чёрт! — крикнула я. — Как мне это понимать!

— Поубавь тон. — серьёзно сказал он.

Но я проигнорировала его замечание и продолжила кричать.

— Сначала за мной плетётся незнакомая мне тачка, а потом… — я услышала тихий смешок, похожий на чих. Обернувшись, я увидела, вымораживающую улыбку на лице гада, который теперь должен был меня охранять. — …а потом это оказывается — мой телохранитель! Как это понимать? Ты же сказал, что это твой партнёр по…

— Я тебе сказал, что за тобой присмотрят, и сказал, что уеду, это всё, что надо было тебе знать. — грубо перебил меня он.

— Ты… почему ты не сказал, что уезжаешь именно сегодня? Это мне тоже не надо было знать? Вообще зачем мне телохранитель? Мог бы на день нанять охрану…

— Тебе нужен телохранитель, Саша, тебя нужно держать на привязи, — это слово звонко отозвалось у меня в голове. — я знаю, что ты помогаешь Дэни… — он сделал паузу. — Никаких больше расследований.

Папа оборвал связь и я злобно бросила этот"ордер"прямо в машину. К сожалению, он попал прямо в открытое окно водителя и пронёсся в сантиметре от его лица. Я не повела даже мускулом. Обходя машину, я со всей силы пнула ее, и, отбив себе пальцы на ногах — пошла дальше.

"помогаю Дэни? Но в чём? Какое расследование?"

Ноги до сих пор казались ватными, а глаза смотрели куда-то в никуда. Я пыталась придумать хоть что-то, что можно было бы сказать папе, чтобы он убрал охрану. Но с папой мне вообще не хотелось разговаривать, а в мои слова по типу:"если ты его не уберёшь, то его уберу я" — уже проигрышный вариант. Выхода казалось не было, но я знала, что когда нам кажется, что выхода нет, это значит, что он есть, просто он нам не нравится. Я догадывалась. Выход был — поговорить с Даней. Надо было припугнуть его как-нибудь, а может просто сделать его жизнь адом?

Так я шла до перекрёстка. А машина до сих пор маячила сзади.

"ладно, не хочешь по хорошему? Будет по плохому"

Я встала у пешеходного перехода, и завернула себя в шарф так, чтобы были видны только глаза. Горел зелёный свет, люди перебегали дорогу, чтобы успеть на противоположную сторону, метались, суетились, задевали друг друга. А я стояла, смотрела на светофор и отсчитывала секунды. Мельком взглянув на машину Дани, я хитро улыбнулась. Он понял мою затею. Телохранитель пытался найти выход из положения, найти щель между машинами, чтобы выехать из железной ловушки, но было поздно.

Загорелся красный и я пошла по пешеходному как ни в чём не бывало. С разных сторон послышались сигнальные звуки и яростные возгласы водителей. Конечно они будут злиться, ведь всем надо на работу…

Я проходила уже вторую колонну машин, делая вид будто не слышу ничего и даже не вижу светофора. Третей колонны не было видно, и я слышала, как по этой линии несётся машина. Всё шло по плану. Напоследок я посмотрела на едва заметную чёрную машину Дани и стала заходить на эту третью полосу. По ней неслась тачка. Едва водитель меня заметил, резко затормозил и стал разворачивать руль.

В последний момент у меня появились сомнения, в том что водитель отбитый лихач, но на моё счастье: его колесо замерло в одном положении, и тачку стало заносить прямо на колонну стоящих машин. Я резко отпрянула назад и стала наблюдать за происходящим. Серая Toyota вылетела на перекрёсток, заворачиваясь в улитку и подрезая мимо проезжающих машин. Машины так же потеряли управление и задели другие машины. Я оказалась в центре полукруга из машин: с одной стороны — разъярённые водители, а с другой — невинные жертвы моего трюка.

Пока все наблюдали за происходящей аварией, я наигранно поджала губы и скрылась среди машин. Один водитель успел схватить меня за руку, и мне пришлось свернуть ему кисть. Заскочив в ближайший двор, я вызвала такси и поехала прямо в школу.

"всё прошло идеально" — похвалила себя я и закрыла глаза. — "пусть поймёт, с кем связался"

...

На уроках я не могла избавиться от этих постоянных рассуждений на тему моей свободы. Папа мог бы просто нанять Дэниела: у нас была бы с ним тачка, куча привилегий и уйма совместного времяпровождения, он бы был постоянно рядом. Дэни уже немаленький ребёнок, он взрослый парень, хоть и не по возрасту, но по разуму точно. А этому одноклеточному не дашь и восемнадцати лет, так он же ещё сам ребёнок!

Сколько себя помню: я всегда получала беспричинно много контроля. Родители слишком пеклись не только о моём воспитании и образовании, но и о безопасности. Если папе достаточно было знать, что мне ничего не угрожает, то маме этого было мало. Она контролировала и отслеживала каждый мой шаг вне дома, иногда звонила директрисе с просьбами меня найти, если я не отвечала на звонки. Я их понимаю, ведь я непростой ребёнок, такой же непростой как и его родители. Мы — Borgata — преступная семья, хоть мне и не нравится слово"преступная". Элитнее звучит: криминальная.

Чем больше меня контролировали, тем больше свободы я требовала. Но это было бессмысленно: меня никто не слышал, а мама переставала слушать меня уже на полуслове. Я поняла тогда, что нужно действовать скрытнее. Единственное место где я была ПОЛНОСТЬЮ свободна — это дом. Там я уделяла много времени СЕБЕ. На территории дома моё личное пространство уважали и не трогали. Поэтому я стала сбегать. Изучала планирование, схемы, придумывала множество оправданий на всякий случай, улучшала свои навыки в психологии и искусстве лжи. Но немного времени я наслаждалась таким недоступным сладким вкусом свободы, ведь контролировать меня стало некому.

Я не знала, что за такое короткое время к свободе можно так легко привыкнуть. И отдавать я её не собиралась, не в коем случае.

"это он лишился свободы, а не я" — сказала я себе мысленно и стиснула зубы.

В кабинет зашла директриса, и я встрепенулась. Она посмотрела на меня и приподняла уголок губ в ухмылке. Я в ответ выпрямилась и наградила её серьёзным взглядом. Улыбаться не хотелось. Она зашла узнать: кто будет участвовать в конкурсе танцев.

Я лениво подняла руку и заметила ещё несколько рук.

"ну ну"

Когда директриса вышла, я услышала:

— Тебе ещё не надоело? — услышала я женский голос.

По молчанию в классе я поняла что вопрос адресован именно мне. Я подняла голову в поиске этой мазахистки.

— Прости, что? — спросила я, заметив пухленькое личико и большие глазки, которые смотрели прямо в мои.

— Я спросила: тебе ещё не надоело? — повторила девушка, моя ровесница. Её жирные, ярко-оранжевые волосы облепляли круглое лицо, тонущее в пяти подбородках. Яркие стрелки, доходившие до бровей, так же приподнялись в вопросе.

— Что именно?

— Участвовать в конкурсе… постоянно.

— В смысле выигрывать постоянно? — поправила её я.

— Все знают: как ты выигрываешь эти конкурсы. Не надоело? — она дернула головой в сторону, чтобы убрать с лица волосы, которых в принципе там и не было. — Может дашь возможность, поучаствовать другим?

— Кому? Тебе что ли? — улыбнулась я и со сторон послышались очень тихие смешки.

— Ты умеешь отвечать на вопросы нормально?

— Хорошо. — улыбнулась я. — Ты — мне, я — тебе. Отвечаю на вопрос: нет не надоело. А тебе?

— Что?

— Надоедать людям?

— Я не…

— Вонять на весь класс своим вонючим потом?

— Каким потом?

— Говорить всем, что ты худеешь, а потом объедаться в ближайшей пиццерии, Винни? — назвала её я по прозвищу. — Или смотреть на себя в зеркало, зная, что ничего не изменится ни в твоей жизни, ни в цифрах на весах.

— Не старайся, — с улыбкой произнесла одноклассница. — я научилась любить себя, несмотря на комплексы.

Эта наигранная самоуверенность вызвала у меня смешок.

— Если ты про целые"комплексы"жира, то я бы не советовала не обращать на них внимания.

— Мне не нужны твои…

— А вот когда тебя на самом деле полюбят, тогда и поговорим.

Она сидела неподвижно, уставившись мне в глаза. Я уже подумала, что ей на самом деле наплевать, но она вдруг встала и побежала к выходу, вытирая на ходу подступающие слёзы. По воздуху пронёсся мерзкий запах.

"мерзость"

В классе повисла тишина, нарушаемая только этим раздражающим бесконечным перешёптыванием. Я взглянула на соседний стул, на котором красовалась моя сумка. Когда-то тут сидел человек, со мной, за одной партой. Когда-то со мной разговаривали, ходили под ручку, рассказывали сплетни, а теперь все стараются тщательно обходить мою парту. И не дай бог они её заденут.

— Горденко, — презрительно взглянула на меня из под очков преподавательница истории. — сколько лет длилась Северная война?

Услышав свою фамилию, я сначала растерялась, думая, что мне послышалось, ведь учителя вообще никогда ко мне не обращались.

— 21 год. — ещё не веря своим ушам ответила я.

— Цель?

— Выход к Балтийскому морю.

— И каков результат? — ещё более прищурилась она.

— Всё закончилось вполне успешно.

Учительница отвернулась обратно к доске и стала записывать тему. Я всё ещё смотрела ей в спину, догадываясь о том, что все учителя уже знают о нашем споре с Ниной Викторовной.

Истеричка вернулась в класс спустя урок. Она была заплаканная и растрёпанная, будто её головой помыли полы. Все сразу же принялись её жалеть.

"интересно: сколько раз мне уже пожелали сдохнуть?"

Точно не менее ста.

На самом деле я прекрасно знала все школьные предметы. Меня ещё в четырнадцать лет оставили все репетиторы со словами:"Забирайте, она, пожалуй, знает больше чем мы". Но в школу я обязана ходить, ведь эта традиция нашей семьи: все девушки наших семей оканчивали 11 классов.

О дааа, родители сильно постарались сделать из меня лучшую: лучший стрелок, лучший спортсмен, лучший дипломат, повар, танцор, наследник. На чердаке стоят три ящика со всеми моими дипломами, наградами, медалями и кубками. И всё это за шестнадцать лет. Вот только показывать мои умения — желания нет. Перед кем? Кто меня поймёт, или постарается понять, если в их словаре есть только слово — коррупция. Мои способности нужны мне, моей семье, там всё это ценят. Поэтому тут: я вечно-спящая троечница, на грани исключения; а в мире мафии я — неповторимый идеал леди-мафии, имеющей все привилегии своего высокого авторитета.

Прозвенел последний на этот день, для меня, звонок. Домой я решила идти другим путём, чтобы Даня ещё раз убедился, что быть моим телохранителем — полный идиотизм.

...

— Пусть этот индюк слюной подавится! — пробубнила себе под нос я и резко повела Дэниела на соседнюю улицу.

Его старомодная стрижка потерпела недавно чс, при попытке самостоятельно подровнять волосы, поэтому Дэни натянул до бровей шапку с улыбающимся лицом шрека и стыдливо подтягивал её вниз по бокам, каждый раз, когда мимо проходили люди. Его широкая, спортивная ветровка неплохо справлялась с сильным потоком ледяного ветра, но короткие джинсы не закрывали ноги полностью, поэтому практически голые голени брали на себя весь удар.

Дэни безумно любит осень, хотя часто болеет в это время. В принципе, болеет он всем, что ему кажется старым, винтажным, тем, что уже давно вышло из моды, или осталось только среди элитного общества. Этот парень безумно любит искусство и архитектуру, историю и всяких склизких мелких млекопитающих, от которых у меня вечно сводит лопатки. Невероятно необычный, гениальный и уютный человек, которому я могу доверить абсолютно всё, и не пожалеть ни капельки потом об этом.

— Ты о чём? — уставился на меня он.

— Не поверишь! — приподняла брови я и покачала головой.

— Да говори.

— Это полный ужас. — продолжала издеваться над ним я. — Не описать словами…

— Вот ты умеешь заинтриговать. Говори! — пытался заставить меня друг.

— Ох, Дэни, — я сделала очень медленный выдох, сама не веря тем словам, которые сейчас хотела сказать. — у меня теперь есть телохранитель.

Его лицо приняло какое-то удивлённое и одновременно отстранённое выражение.

— Телохранитель? — переспросил он.

— Да, Боже, как же меня это убило. Ты понимаешь что это…

— И как его зовут? — перебил меня он.

— Ммм… Даня. — я скривилась. — Фу, от одного этого имени меня тошнит.

— Данечка. — улыбнулся друг.

— Фу, перестань.

— Даааанечка. — он буквально подплыл по воздуху к моему уху и протянул ещё раз.

— Дэниел! — накричала на него я.

Он засмеялся, я дала ему подзатыльник.

— Эй!

— Будешь знать.

–…И как тебе он? — он посмотрел себе под ноги.

— Ревнуешь? — я его дернула за нос и спустила на глаза вязанную зеленую шапку в форме лягушки.

— С чего бы это? — отмахнулся друг.

— Посмотри на своё выражение лица.

— Дело не в этом. — медленно поправился он.

Я вспомнила нашу последнюю встречу, настроение было похожим.

— Так в чём же?

Он приостановился и горько улыбнулся.

— Дело в папе.

— Я слушаю.

Дэни рассказал мне о проблемах в совместном бизнесе его отца и отца Мэри. Дело было в том, что к ним в предприятие постоянно приходят разные проверки, сан. инспекции, контролёры. А причины совсем никчёмные.

— Есть большой риск, — добавил он и ухмыльнулся. — они могут обнаружить склады пропагандийского оружия. Они ищут в нужном направлении. Мы устали перекладывать их с одного места на другое. А проверки всегда ищут в месте, в котором оно лежало прежде. Я не понимаю! Кто-то нас выследил? Отцу очень не сладко, так он ещё срывается на мне.

— А ты предложи ему помощь.

— Я уже хотел помочь: я начал расследование, но мы оба понимали, к чему оно приведёт. Я с каждым разом приближался к одному заключению, и папа запретил мне…

— Если ты говоришь, что они ищут в правильном направлении, то ты не думаешь, что это кто-то вас подставляет. Кто-то с кем работает твой…

— Это я ему и говорил, а он… сказал что я недоумок, и что если я ещё раз попробую взяться за дело, то он меня посадит на домашний арест.

— Почему? — нахмурилась я.

— Папа не хочет даже и думать, что в его команде крыса.

— Он слишком самоуверен!

— Да, для него было бы унизительно, если бы он нанял ненадёжного человека. поэтому папа отрезал мне все пути к расследованию. — он говорил всё очень эмоционально и немного со злобой, а я пыталась его как-то взбодрить.

— Строго. И ты сдался? — я заглянула ему в лицо, голубые глаза контрастировали со смуглой кожей, ещё не отошедшей от загара.

Он тоже посмотрел на меня, но в его взгляде читался упрёк.

— А ты бы продолжила? Ты знаешь, как у меня опускаются руки, когда в меня не верят.

— Я верю. — я положила ему руку на плечо. — И всегда верила.

Он улыбнулся и обнял меня. Сейчас он выглядел маленьким ребёнком, нуждающимся в ласке и заботе, а я была будто его мамой. Странно, всегда было наоборот. Кажется я поняла: про что говорил папа. Но почему он подумал, что я помогала? Я открыла рот и закрыла ещё перед тем, как сказать что-то очень рисковое. Долго молчать я не смогла.

— Если ты не против, то я могу…

— Нет, я против. Твой отец нанял тебе телохранителя, так это может ещё быть опасно.

— Ты же зна…

— Нет, я же сказал. — он отошёл. — Если ты попадёшься за расследованием, то твой отец может ещё больше разозлиться.

Меня дико выбесило, что Дэни меня уже дважды перебил, но ещё больше меня раздражало то, что он знал, зачем мне наняли охрану.

— Меня не заметят, я хочу помочь. — начала спорить я.

— Ты поможешь, если не будешь вмешиваться.

— Слова твоего отца.

Он замер, посмотрел на меня и опустил взгляд.

— Не хочу быть похожим на него.

— Поэтому ты поступишь правильно, и позволишь мне взяться за это. — я в принципе знала, что мне не нужно позволение, но таково было правило:"Не вмешиваться не в свои дела, пока тебя не попросят"

Он задумался и я заметила далёкий блеск боковым зрением, будто мне в глаза зеркалом отразили лучик солнца. Интуиция подсказала, что это было. В десяти метрах от нас остановилась машина. Машина телохранителя. Я толкнула локтём Дэни и указала на неё. Он понял. У меня в голове сразу появилась идея. Я повела друга к тачке.

— Садись. — прошептала я.

— Чего?

— Садись сказала.

— Ты с ума…

Не дождавшись ответа, я открыла заднюю дверцу и запихнула туда друга.

— Сумасшедшая! — прошипел он.

— Ничего-ничего. Твои девочки тебя подождут.

Я открыла дверцу с другой стороны, мельком пробежалась глазами по салону и запрыгнула к Дэни.

В салоне пахло новой кожей, новыми ковриками и чем-то ещё. Сиденья, обтянутые чёрной кожей, были очень мягкими и приятными. По началу мне пришла мысль расцарапать эту кожу ногтём, и распотрошить кресло, но я удержалась от этого соблазна. Подлокотники отдавали снизу слабым свечением, под сиденьями тоже видимо были светодиоды. Потолок был высоким, бархатным, отдавал телесным цветом. Мне даже понравилось это сочетание чёрной кожи и бархатного бежа. Я провела рукой по внутренней стороне дверцы, поверхность напомнила мне мой диван, и я убрала её, будто от чего-то раскалённого.

"он сидел на моём диване" — напомнила я себе, и скрипнула зубами.

— Куда тебе? — спросила я у Дэни.

— Я не таксист. — вмешался Даня.

— Ничто не вечно.

— Он может дойти сам. — настаивал он.

— А ты можешь закрыть рот.

Я посмотрела на друга. Он решил спрятаться в своём же пальто.

— Поверь, Дэни, мне тоже ужасно неприятно тут находиться. — обратилась я к другу, произнеся это достаточно громко. — Куда тебя?

Через силу он назвал улицу и мы тронулись. После того, как мы высадили Дэни, повисла тишина.

— Я не буду развозить посторонних людей. — заявил телохранитель.

— Во-первых, Дэни не посторонний, а во-вторых, мне наплевать. Ты будешь делать всё, что я скажу. — я переключилась на легкомысленный тон. — И кстати… Как ты меня нашёл?

— Легко.

— Я спросила: как?

— Я не собираюсь повторять одно и тоже.

Я прищурилась. Он стал раздражать меня ещё больше.

— А автобусные линии и их расписание ты тоже выучил?

— Вы не пользуетесь автобусами. — повторил моим тоном Даня, и я кинула на него ещё один пристальный взгляд.

— С чего ты взял?

— Не в вашем репертуаре.

— Это мы ещё посмотрим. — после этих слов мы тронулись.

Я решила не терять возможности.

— Знаешь… Тебе на этой работе придётся очень не сладко. — Я наигранно вздохнула. — Ну, может, ты сегодня есть, а завтра тебя может и не быть.

Он молчал, но по глазам было видно, что он думает над ответом.

— Я тебя просто предупреждаю, папа видимо не оповестил о моём личном отношении к лишению свободы.

— Меня оповестил босс о ваших попытках меня запугать. — спокойным голосом произнёс он.

— Я не запугиваю, а предупреждаю. Может я сначала и повеселюсь с твоей машиной, а потом, если ты окажешься невнимаемым, придётся заняться тобой.

— Об этом он тоже предупреждал. — равнодушно ответил Даня.

Я сжала кулаки.

— А он тебе рассказал, что было с предыдущими людьми, пытающимися обеспечить мне охрану? — решила солгать я.

— Да: ничего. — он еле как сдержался от улыбки.

Я сумела сохранить тот легкий тон.

— Значит он тебя плохо подготовил. Печально.

Мы подъехали к дому.

— Как мне тебя называть? — спросила я тоном, которым обращаются только к жалким шавкам.

— По имени. — ровно ответил он.

— Тебе будет очень сложно здесь, По имени.

Я недоброжелательно улыбнулась и захлопнула дверь.

Стоя у ворот дома, я ещё долго смотрела в след уезжающей машине. Всё это было похоже на детскую игру, но условия были настоящие, а исход может быть слишком жестоким для такой игры. Мне придётся пойти против своёй любви к азарту и решиться на быструю развязку. Я уже знала, что сделаю, если в ближайшее время он не уйдёт сам.

"я просто его убью"