Эрагон. Наследие

Кристофер Паолини, 2011

Четвертая книга «Наследие» завершает тетралогию Кристофера Паолини о приключениях Всадника Эрагона и его дракона Сапфиры. Друзья многому научились у гномов и эльфов. Вместе с варденами они бесстрашно защищали интересы народов Алагейзии. Но долгие странствия и кровавые сражения принесли героям не только победы. Эрагон и Сапфира узнали и горе, и разочарование. Между тем могущественный Гальбаторикс не намерен сдаваться. Он задумал подчинить Эрагона своей воле. Смогут ли друзья противостоять злу? Кто окажется на их стороне? Какую цену предстоит заплатить за мир в Алагейзии? И стоит ли того мир…

Драс-Леона

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Эрагон со спины Сапфиры наконец-то высмотрел внизу, у самого горизонта, мрачные очертания Хелгринда. И ему сразу же захотелось повернуть обратно — так ужасно выглядела эта далекая гора, возвышавшаяся над окрестными равнинами, точно гигантский черный зуб. С Хелгриндом у него были связаны столь неприятные воспоминания, что лучше всего было бы прямо сейчас его уничтожить, увидеть, как рухнут на землю и развалятся на куски его голые серые шпили. Сапфира более равнодушно взирала на эту темную каменную твердыню, но Эрагон не сомневался: ей тоже неприятно находиться вблизи от Хелгринда.

К вечеру Хелгринд остался у них за спиной, а перед ними на берегу озера Леона раскинулся огромный город Драс-Леона. Десятки кораблей и лодок покачивались у его причалов. Этот низкий широкий город был чрезвычайно плотно застроен и столь же негостеприимен. Эрагон хорошо помнил его узкие, неприятно извилистые улочки, вонючие лачуги, прилепившиеся друг к другу и к желтой глиняной стене, окаймлявшей центральную часть города. А за этой стеной виднелась устремившаяся ввысь громада храма, черного и какого-то зазубренного, где служители Хелгринда отправляли свои мрачные ритуалы.

На дороге, ведущей на север, виднелся поток беженцев — люди бежали, опасаясь осады, в Тирм или в Урубаен, надеясь найти там хотя бы временное убежище от продвигавшихся на север войск варденов.

Драс-Леона показалась Эрагону такой же исполненной затаенной злобы и такой же вонючей, как и в тот раз, когда он впервые попал сюда. Она странным образом вызывала в его душе прямо-таки жажду разрушения, чего он никогда не испытывал ни в Финстере, ни в Белатоне. Здесь ему хотелось все крушить огнем и мечом; уничтожать, пользуясь той ужасной, неестественной силой, к которой он мог прибегнуть в случае необходимости; разрушать, оправдывая каждый свой варварский поступок, и оставлять после себя лишь ямы, над которыми клубится дымок, да пропитавшуюся кровью золу. Для тех бедняков, калек и рабов, которые жили под стенами Драс-Леоны, у Эрагона в сердце находилось еще немного сочувствия. Но он был совершенно убежден, что этот город прогнил насквозь, так что самым лучшим решением было бы стереть его с лица земли, а затем выстроить заново, не допуская туда ни капли извращенной религии Хелгринда, которая заразила его, подобно страшной, смертельно опасной болезни.

Пока он предавался фантазиям о том, как мог бы с помощью Сапфиры развалить на куски этот проклятый храм, ему вдруг пришло в голову, что он не знает, есть ли название у той религии, жрецы которой исповедуют самобичевание и членовредительство. Занятия древним языком научили его ценить важность имен — имена были силой, они давали понимание. Пока он не узнает, как называется эта религия, он не сможет полностью постичь ее истинную природу.

Дневной свет уже угасал, когда вардены разбили лагерь прямо на возделанных полях к юго-востоку от Драс-Леоны. Здесь местность слегка возвышалась, образуя некое подобие ровного плато, и это должно было обеспечить им минимальную защиту в том случае, если враг вздумает напасть. Люди страшно устали от долгого пребывания на марше, но Насуада заставила их не только создать вокруг лагеря временные укрепления, но и собрать все тяжелые орудия, которые они тащили с собой в течение всего долгого пути от Сурды.

Эрагон с удовольствием принялся за работу. Сперва он работал вместе с группой мужчин, которые выравнивали поля пшеницы и ячменя с помощью дощечек, связанных длинными веревками. Было бы проще выкосить посевы — как с помощью магии, так и обыкновенной косы, — но тогда оставшееся жнивье стало бы большим неудобством и даже опасностью при ходьбе, не говоря уж о сне. А теперь плотно прижатые к земле побеги образовали мягкую, упругую поверхность, ничуть не хуже любого матраса, во всяком случае, куда лучше голой земли, на которой они, в общем-то, уже привыкли ночевать.

Эрагон проработал вместе с остальными около часа, и за это время они успели расчистить достаточно места для палаток.

Затем он принялся помогать строителям осадной башни. Его куда большая, чем у обычного человека, сила позволяла ему в одиночку поднимать такие балки, которые способны были поднять лишь несколько человек. Несколько гномов, по-прежнему остававшихся в войске варденов, присматривали за постройкой башни, потому как все осадные приспособления и механизмы были, в сущности, ими и изобретены.

Сапфира тоже старалась помочь. Зубами и когтями она прорывала в земле глубокие траншеи, а из вырытой земли устраивала защитную насыпь вокруг лагеря. Ей буквально за несколько минут удавалось сделать то, что сто человек, наверное, и за день бы не сделали. Кроме того, выдыхая из пасти огонь и орудуя мощным хвостом, она сносила деревья, ломала заборы и стены домов, обеспечивая варденам надежное укрытие. В целом, она создала вокруг лагеря такую картину полнейшего разрушения, которая, пожалуй, могла бы внушить ужас даже самым храбрым.

Была уже поздняя ночь, когда вардены наконец завершили подготовку, и Насуада приказала всем — людям, гномам и ургалам — ложиться спать.

Оказавшись в своей палатке, Эрагон довольно долго предавался медитации, пока мысли его совершенно не очистились. Эта процедура давно уже превратилась для него в привычку. Но вместо того чтобы, как обычно, заняться дневником и упражнениями в письме, он несколько часов пытался вспомнить те заклинания, которые, как ему казалось, могли бы пригодиться варденам завтра, а также составлял новые, способные защитить их от тех опасностей, которые таили в себе Драс-Леона и Хелгринд.

Почувствовав себя готовым к грядущему сражению, Эрагон лег и позволил себе уплыть по реке сновидений. На этот раз они оказались какими-то особенно энергичными и разнообразными, потому как, несмотря на занятия медитацией, перспектива близящегося сражения будоражила его кровь и не позволяла полностью расслабиться. Для него, как и всегда, труднее всего было вытерпеть ожидание и неопределенность. Он мечтал поскорее оказаться в самой гуще схватки, где у него просто не будет времени ни о чем беспокоиться.

Сапфира тоже спала беспокойно. Эрагон мысленно улавливал какие-то обрывки ее снов, в которых она кого-то кусала и рвала на куски, и не сомневался, что и она думает о том свирепом удовольствии, которое всегда испытывает во время боя. Ее настроение отчасти оказывало воздействие и на него, но не настолько, чтобы он полностью утратил контроль над собой.

Как-то слишком быстро наступило утро, и вардены собрались у незащищенных пригородов Драс-Леоны. Армия имела весьма внушительный вид, но восхищение Эрагона несколько угасло, когда он увидел щербатые клинки воинов, их шлемы, покрытые вмятинами, изрубленные щиты, а также кое-как зашитые прорехи на их жалких рубахах и металлических кольчугах. Если им удастся взять Драс-Леону, они, конечно, смогут частично обновить вооружение — как сделали это в Белатоне и еще раньше, в Финстере, — но, увы, пополнить здесь свои ряды новыми воинами им явно не удастся.

«Чем дольше это будет продолжаться, — мысленно сказал Эрагон Сапфире, — тем легче будет Гальбаториксу нанести нам поражение, когда мы наконец доберемся до Урубаена».

«В таком случае мы не должны медлить», — ответила она.

Эрагон сидел верхом на Сапфире, а рядом с ними на свирепом черном жеребце восседала Насуада. Вокруг них расположились двенадцать стражей-эльфов и столько же Ночных Ястребов Насуады — она вдвое увеличила количество своих стражей на все время этого сражения. Эльфы были пеши. Они отказывались ездить верхом на любых конях, кроме тех, которых сами воспитали и выучили. Зато все Ночные Ястребы, за исключением ургалов, были верхом. В пятнадцати шагах от них, справа, стоял король Оррин со своим тщательно подобранным войском, и шлем каждого из его воинов украшал яркий цветной плюмаж. Наргейм, командир гномов, и Гарцвог возглавляли соответственно свои отряды.

Кивнув друг другу, Насуада и Оррин пришпорили коней и рысью погнали их вперед, к городу, несколько оторвавшись от основного войска. Левой рукой Эрагон крепко ухватился за шип на шее у Сапфиры и последовал за ними.

Насуада и Оррин остановились, только добравшись до первых рядов городских развалюх. По их сигналу двое герольдов — один со знаменем варденов, второй со знаменем Сурды — выехали вперед по узкой улочке, извивавшейся в лабиринте домов, и направились к южным воротам Драс-Леоны.

Эрагон нахмурился, наблюдая за продвижением герольдов. Город казался ему каким-то неестественно пустым и тихим. На улицах не было ни души. Даже на сторожевых башнях, даже на толстой крепостной стене из желтой глины, где сейчас должны были бы стоять сотни воинов Гальбаторикса, никого видно не было.

«Чую что-то неладное», — сказала ему Сапфира и даже слегка зарычала, привлекая к себе внимание Насуады.

У подножия стены герольд варденов громким голосом, донесшимся даже до Эрагона и Сапфиры, крикнул:

— Привет вам, жители Драс-Леоны! Именем госпожи Насуады, предводительницы варденов, и Оррина, короля Сурды, а также всех свободных жителей Алагейзии мы требуем открыть ворота города, дабы мы могли вручить некое важное послание вашему господину и повелителю Маркусу Табору, так как оно, возможно, сулит ему весьма важную выгоду, как, впрочем, и каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку, живущим в Драс-Леоне!

Откуда-то из-за стены герольду ответил мужской голос:

— Ворота перед вами не будут открыты. Оставьте свое послание там, где стоите.

— А ты говоришь от имени лорда Табора?

— Именно так.

— В таком случае ты обязан напомнить лорду: обсуждение вопросов, связанных с управлением города, лучше и удобней обсуждать в тиши покоев, нежели на открытом пространстве, где любой может вас подслушать.

— Я от вас никаких приказов не приму, жалкие лакеи! Оставьте свое послание — да побыстрее! — иначе я окончательно потеряю терпение и начиню вас стрелами, как дикобразов!

Эрагону очень понравилось то, что герольд, нимало не смущаясь этими угрозами и не проявляя ни малейшего страха, без колебаний продолжал:

— Как вам будет угодно. Наши лорды предлагают мир и дружбу и лорду Табору, и всем жителям Драс-Леоны. Мы не собираемся воевать с вашим городом, потому как у нас с вами нет разногласий. Мы воюем только с Гальбаториксом и не стали бы осаждать Драс-Леону, если бы у нас был иной выход. А ведь у нас цели общие! Многие из нас жили в Империи, и лишь жестокое правление Гальбаторикса вынудило нас покинуть родные края. Мы ваши братья и по крови, и по духу. Присоединяйтесь к нам! И вместе мы сможем освободить себя от власти узурпатора, захватившего трон в Урубаене. Если вы примете наше предложение, предводители варденов гарантируют безопасность лорду Табору и его семье, а также любому, кто и сейчас еще, возможно, находится на службе у Гальбаторикса. Однако же мы не можем обещать этого тем, кто дал ему такую клятву, которую нарушить нельзя. Но даже если данная вами клятва и не позволит вам оказывать помощь варденам, то, по крайней мере, не мешайте нам. Поднимите решетку ворот, сложите оружие, и мы обещаем, что ничего плохого с вами не случится. Но если вы попытаетесь нам воспрепятствовать, мы сметем вас с дороги, как мусор, ибо никто не может противостоять могуществу нашей народной армии, могуществу Эрагона Губителя Шейдов, могуществу дракона Сапфиры!

Услышав собственное имя, Сапфира подняла голову и издала ужасающий рев.

Над воротами Эрагон заметил высокого человека в плаще. Он взобрался на стену и встал между двумя зубцами, глядя поверх герольдов на Сапфиру. Но сколько Эрагон ни щурился, он никак не мог толком разглядеть его лицо. К нему присоединились еще четыре человека в черных одеждах. Все они были калеки, и Эрагон понял, что это жрецы Хелгринда. У одного не хватало руки, у двоих — ноги, а у четвертого из жрецов не было ни рук, ни ног, так что его внесли на стену на носилках.

Вдруг человек в плаще откинул назад голову и расхохотался, и ему ответило неожиданно гулкое и громкое эхо. А герольды под стеной с трудом сдержали своих коней, которые ржали, вставали на дыбы и пытались убежать.

Чувствуя холодок под ложечкой, Эрагон крепко стиснул рукоять Брисингра.

— Значит, никто не может противостоять вашему могуществу? — переспросил человек в плаще, и странно громкий голос его разнесся, казалось, по всему городу и окрестностям. — У вас, я бы сказал, весьма завышенное мнение о себе.

И в этот момент с чудовищным ревом сверкающая красная туша Торна взвилась в воздух с дальней окраины города. Сделав круг, дракон примостился на крыше башни, вонзив в деревянную дранку огромные когти и раскинув в стороны широченные, тоже заканчивающиеся когтями, алые крылья, затем он разинул красную пасть и выдохнул в небо язык пламени.

Насмешливый голос Муртага — ибо это действительно был он! — снова послышался со стены:

— Можете хоть головой биться о стены Драс-Леоны, но вам ее никогда не взять! Никогда — пока этот город защищаем мы с Торном! Пусть с нами попробуют сразиться ваши лучшие воины и ваши лучшие маги, и я обещаю вам: все они неизбежно погибнут. Никто из вас не сможет одержать над нами верх! Даже ты… братец Эрагон! Так что, пока не поздно, бегите, прячьтесь в свои норы и молитесь, чтобы на бой с вами не вышел сам Гальбаторикс. Ибо тогда смерть и горе станут вашим единственным вознаграждением.