Ведьмин дом

Кристи Зейн

Моё имя Кира Эллингтон. Я дитя тьмы.Но пока по улицам Лондона разгуливали призраки и ведьмы, я очнулась после комы, забыв последний год жизни. Память играет со мной, заставляет пройти по тёмным дорожкам. Легенды и сказки становятся правдой и меняют мою сущность до неузнаваемости. Но о ком же тоскует моё сердце? И сколько я ещё смогу скользить на грани между реальностью и безумием? Искать ответы бесполезно, магия уже убила меня. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 6. Традиции семьи Эллингтон

— Доброе утро, пчёлка, — хрипловатый голос отца потревожил тишину, а яркий свет из коридора прогнал прочь темноту и шепчущих призраков.

— Который час? — я выудила телефон из-под подушки. — Восемь утра? — я поглядела на экран с одним открытым глазом и заметила кучу сообщений от подруг.

— Самое время для завтрака, — папа присел на край кровати и аромат кофе укрыл теплом, словно одеялом. — Держи, — он протянул мою любимую кружку с надписью «Я пью много кофе с утра, чтобы не убивать людей».

— Благодарю, — я приняла сидячую позу, прислонившись спиной к мягкому изголовью кровати.

— Как прошли посиделки в кафе? — он не стал спрашивать, вспомнила ли я кого-нибудь и что-нибудь. Это порадовало.

— Я узнала, что ты купил три здания, — я вздернула бровь и громко зевнула.

— Пчёлка. За восемь месяцев с открытия заведения ты заработала почти половину той суммы, что я потратил, — папа подмигнул, а я выпучила глаза. — Не веришь? — я замотала головой, папа засмеялся. — Я твой отец. Отцы обязаны делать все, чтобы их дети встали на ноги. У меня есть деньги. Почему я не могу подарить их любимой доченьке? К тому же дочь умеет зарабатывать не хуже отца. Горжусь тобой, пчёлка, — он похлопал ладонью по моей коленке. — Горжусь, — несмотря на то, что в комнате не было светло, я заметила, как заблестели слезы на его глаза.

— Папа, ты чего? — я поставила кружку на прикроватный столик и поползла к нему.

— Старый стал, сентиментальный, — он погладил меня по голове.

— Вы с мамой сговорились что-ли? — я улыбнулась. — Она тоже так говорит. Старые. Как же. Вы как вампиры, вечно молодые, — я взяла папину руку и поцеловала.

— Ничего себе комплимент! Никто в жизни не делал мне столь чудесного комплимента. Я вампир, — папа показал зубы. — А теперь о серьёзном, — даже тон стал серьёзным. — Машина, — я отпустила его руку и часто заморгала, ибо не поняла, о чем речь. — Тебе нужна машина. Какую хочешь?

— Не знаю. Может, она мне не нужна, — я пожала плечами. — Хотя, если я заработала кучу денег, — я покосила взгляд и сморщила нос. — Может, куплю на свои?

— Замечательная идея, — папа почесал подбородок и щеки, которые успели покрыться щетиной. — Если что-то не понравится, будешь обвинять себя, — он лукаво заулыбался, я сощурилась. — Всё. Сдаюсь, сдаюсь. После завтрака выберем тебе машину, — я захлопала в ладоши. — А со спальней что будем делать? — он осмотрел мою тёмную обитель.

— Ничего.

— Хм? — папа удивился.

— Кажется, я вспомнила, как ощущала тут уют, и теперь не хочу ничего менять.

Я не лгала. Прошлое словно окутало невидимой дымкой и показало, как я была счастлива именно с этой мебелью, стенами и чопорными занавесками.

— Слава Богу, — папа вздохнул с облегчением. — Терпеть не могу ремонт, — в нашей семье никто не любил ремонт. — Допивай кофе и спускайся. Мама с утра готовит без остановки, наверное, решила накормить весь район, — он поцеловал меня и ушёл.

Я вылезла из тёплой кровати и направилась в ванную. Страшась заглянуть в зеркало, быстро залезла под душ, обдумывая сегодняшний день. Каждое воскресенье мы завтракали до обеда. Столовая гудит от разговоров. Воздух сотрясается от папиных вопросов по поводу учёбы Килиана, который начинает дёргаться, стучать ложкой по столу, ибо ненавидит обсуждать школу, поскольку он тот ещё лентяй и любитель оставаться на второй год.

— Если здесь есть призраки, желающие связаться со мной — вперёд! Не молчите, я выслушаю вас, — я отважилась посмотреть в зеркало, покрытое паром. — Ну? — мой взгляд блуждал по стеклу в ожидании тени. — Я потеряла не только память, но и рассудок, — схватила зубную щетку, не переставая выискивать в зеркале силуэт.

Женщина так и не появилась. Возможно, девочки были правы. Мои ведения, новые вкусы и проблема с памятью связаны с лекарствами. Следовало окончательно выздороветь, и тогда все наладится.

На спинке стула я нашла лёгкое, оттенка голубики платье, которое напоминало халат для утонченных леди. Я не покупала его, видимо, пока проводила день в кафе, мама приобрела несколько вещей в бутике миссис Дэбуа. Дело в том, что на воскресный завтрак члены нашей семьи обязаны были являться в приличном одеянии. Требования мамы. Она утверждала, что королева Англии может заявиться к нам на выходных в любой момент. Естественно, королева ни разу не появилась, но переубеждать маму или спорить с ней никто бы не решился.

Малая столовая погрузилась в ароматы еды и хруст газетных страниц. Отец сидел с любимой газетой The Guardian и читал новости. Раньше он узнавал последние сплетни в газете The Daily Mirror, но когда услышал, что The Daily Mirror для стариков, а он все же относил себя к молодой аудитории, то перешёл на The Guardian. В эпоху интернета, компьютеров, планшетов и телефонов отец предпочитал шуршать хрупкими страницами газетенок, что оставляли следы чёрной краски на подушечках пальцев и доносили голоса амбициозных журналистов.

Стол, сервированный тончайшим стеклом, граненным хрусталем, чеканным серебром, ломился от яств из щедрых закромов мамы. Не изменяя себе, она готовила одно и тоже каждое воскресенье и умилялась неторопливым беседам, а иногда и крикам. Единственное, чего она не выносила — споров за столом. Мама считала, что семейная трапеза обязана проходить в умиротворение. Члены семьи обязаны вести себя за столом прилично. Нет, не так. Обязаны вести себя по королевски и отдавать дань уважения продуктам, а главное дань уважения хозяйке дома, ведь она потратила кучу времени на кухне и не имела ни малейшего желания слушать глупые споры среди её шедевров, созданных по традиции.

Британия всегда отличалась консерватизмом и приверженностью к многовековым традициям. Это касалось стиля жизни и еды. Мама, как истинный консерватор, ставила на стол яичницу-глазунью, хрустящий бекон, поджаренные тонкие колбаски, свежие и запечённые помидоры, тушеную белую фасоль, жареные грибы, подрумяненные тосты, различные масла, джем, чёрный и белый пудинг и блинчики с клубничным вареньем. Каждый деликатес она аккуратно выкладывала на объёмные тарелки и уделяла большое внимание подаче блюд.

Я помню, как Жужу поражалась нашему завтраку. Но такой набор продуктов не случаен и обоснован историческими факторами, что тянулись с викторианской эпохи. В то время наш народ много работал, передвигался пешком, поэтому требовалось завтракать так, чтобы заряда энергии хватало на целый день. А выдержать холодный и влажный климат острова позволяла только горячая и сытная еда. Поэтому наш завтрак был высококалорийным, питательным и состоял из продуктов, которые можно было отварить и пожарить.

К сожалению, в современных реалиях местные предпочитают легкий и быстрый завтрак. У людей нет времени на приготовление разнообразной еды. Сейчас у большинства завтрак состоит из овсяных хлопьев с молоком, йогурта, свежих фруктов. Иногда утренняя трапеза включает только чашку кофе с сэндвичем. Но не в нашей семье.

По будням мама не старается так, как по воскресеньям. Однако завтрак, в её понимание — это неотъемлемый приём пищи, который должен быть плотным. Особенно он обязан вмещать в себя яйца, бекон и овсянку, которой, кстати, нет в воскресном меню. Без этих трех товарищей мы наверняка погибли бы за день. Просто не дожили бы до обеда, вернее, до одиннадцати часов, когда начинается снек, называемый вторым завтраком. Он не столь плотный, как первый. На второй завтрак мы пьем чашечку чая или кофе с кусочком торта или бисквита.

Мама неутомимо твердила, что завтрак — больше, чем просто еда. Это дань традициям, стремление к стабильности в собственных привычках.

— Ты теперь гот с пацанской стрижкой? — Килиан ел бекон так быстро, будто кто-то собирался отобрать вкусные кусочки.

— Не завидуй, — я устроилась на стуле.

— Вот ещё, — он фыркнул.

— Килиан! — взвизгнула мама.

— Что? Она же гот. Скоро гробы притащит, летучих мышей заведёт, — Килиан говорил с набитым ртом, отчего жир стекал с подбородка, а мама глядела и сопела.

— Я тебе что, вампир? — я взяла со стола нож с вилкой и начала аккуратно разрезать яичницу.

— Были такие подозрения, — Килиан хихикнул.

— Сегодня день обсуждения вампиров, — папа сложил газету и потянулся за фарфоровой с цветочными узорами чашкой, которая не подходила для кофе, но отца это мало волновало, он пил бодрящий напиток только с неё.

— Хм? — мама вскинула бровь.

— Пчёлка сказала, что мы с тобой вечно молоды, как вампиры, — папа сел ровно и вытянул шею.

— Как интересно! — мама поправила выбивающийся локон.

— Вспомнила что-нибудь? — вдруг спросил Килиан, глядя на меня в упор, и в его взгляде читалась горечь, которая просочилась в воздух и мою кровь.

— Нет, — коротко ответила я, пытаясь понять, что именно беспокоило брата. Может, моё присутствие?

— Расскажи папе, как прошёл вчерашний день, — мама, как обычно, отламывала кусочки от тоста и макала в джем, а мне пришлось много говорить.

Я говорила одно, а думала о людях, пришедших в кафе. Они представлялись, допытывались, помню ли я кого-то из них. Я ощущала дискомфорт, чувствовала себя диким животным, выставленным на показ в зоопарке, и посетители тыкали в меня пальцами, издавая звуки удивления, либо же побаивались. Думала о том, что не узнавала свое творение и как вложила душу в каждую деталь, хотя детали так и кричали, что они были созданы мной.

Разве о такой жизни я мечтала? Возможно, кафе стало моей отдушиной, а гадание на Таро дарило радость, поскольку я дарила радость другим. Возможно, я получала удовольствие от библиотеки, где было несметное количество книг. Люди брали фолианты с собой, приносили новые, находили уютное пристанище в саду, что скрывался под кирпичными стенами. Им нравилось сидеть на плетеных стульях возле окон в конце заведения и наблюдать за маленьким парком, что прятался меж домов. Возможно, моё кафе наполняло людские души спокойствием и дружеским теплом. Но я не помнила этого. Не помнила тепла.

Первый и последний раз я испытала любовь в двадцать лет. Эта была первая любовь со всеми её всплесками эмоций, бабочками в животе и истериками на пустом месте. Иисусе! Едва познакомившись с Эйданом на глупой университетской вечеринке, я лишилась дара речи, вела себя как дура и тряслась. Я настолько обожала Эйдана, что намеревалась сожрать его, чтобы он всегда был со мной. Ужасное чувство, когда зависишь от кого-то и не способен прожить и минуты без объекта желания.

Помню, как он впервые прикоснулся к моей руке, и жаркая буря ошпарила сначала кожу, потом добралась до костей и дошла до сердца. Каждое его прикосновение походило на сладкую пытку. Я трепетала при нем и умирала от поцелуев. С Эйданом я потеряла девственность, словно ждала именно его, чтобы подарить часть себя. Часть, что так дорога для девушки. Мы не расставались, постоянно старались быть вместе. Но любовь порой разрывает изнутри, напоминает шизофрению, заставляющую человека терять разум. Неправильная любовь бывает опасной. Такая любовь убила нас с Эйданом, и я боялась находить новую. Но неужели спустя столько лет я так и не смогла отыскать настоящую любовь? Неужели она не смогла отыскать меня?

Пока раздумывала о любви, меня отвлек повышенный тон Килиана, который доказывал отцу, что не он разбил окно в школе. Это была случайная нелепость. Килиан кидал камень в друга для развлечения. Ничего себе развлечения! Камень сам нечаянно попал в стекло, а позже также нечаянно попал другу в нос. Отец разговаривал спокойно, мама пыхтела, а Килиан вопил. Брат всегда был занозой в заднице, но никогда не переходил границы. Что-то случилось с ним за последний год или же восемнадцать лет у мальчиков проходили не так мирно, как у девочек.

Гонг. Гонг. Гонг.

Громадные старинные часы в малом зале пробили одиннадцать.

Мама направилась на кухню и вернулась оттуда с внушительным подносом, наполненным фамильным сервизом.

Пришло время чая.

Жужу впервые появилась в нашем доме по приглашению мамы на чайные часы. Тогда Жужу насыпала в крохотную чашечку четыре ложки сахара, отчего у мамы едва не случился припадок, ведь, по её мнению, если человек добавлял в чай слишком много молока или сахара, то он, сам того не осознавая, совершал смертный грех или принадлежал к низшему классу. Конечно же, мама все пояснила, и с тех пор Жужу следовала указанием всезнающей Кэтрин Эллингтон. И строптивая девчонка из Квинса почти превратилась в истинную леди.

Также мама проводила для Жужу чайное обучение, из которого та узнала, что ключевое правило — не кипятить одну и ту же воду более одного раза, поскольку это влияло на вкус чая. А ещё остывший чай отправлялся прямиком в раковину. Леди не пьют подогретый чай, а заваривают его в большом чайнике, потом разливают молоко по чашкам и доливают чай. Чай должен быть выпит или леди обязана заняться приготовлением нового коварного напитка.

Жужу сопротивлялась, не желая добавлять в чай молоко. Но мама окунула её в историю о великой традиции с головой. Рассказала, как на протяжении веков чай добавляли к молоку в фарфоровую чашку, а после тщательно перемешивали. А как мы знаем, традиции и Кэтрин Эллингтон — это единое целое.

Вот только мама забыла поведать, почему раньше добавляли молоко. В восемнадцатом веке многие люди не могли позволить себе столовый фарфор. Посуда же не выдерживала горячую воду, поэтому в чашку сначала наливали холодное молоко. По другой версии, молоко использовалось для предотвращения окрашивания модных фарфоровых чашек. А для бедных семей молоко имело и дополнительное преимущество: оно смягчало горький вкус дешёвого чая.

Маму это не волновало. Для неё чай был не просто традиций, а ещё и антистрессом. Благостным бальзамом, что растекался сладкой нугой по душе и излечивал горести. Чай — сокровенный уют, дарующий ощущение тёплого пледа на промёрзших плечах, ощущение пухлых подушек, лежа на которых тянуло в сон. Чай — это благодать. Пилюля от всех болезней. Приют для потерявшегося путника. Если плохое настроение — пей чай. Если предложили чай — пей чай. От чая нельзя отказываться. Никогда, нигде, особенно в моем доме.

У мамы было и последнее важное правило касаемо чая. Пока хозяйка заваривала чашечку чая, слова «спасибо» и «пожалуйста» должны были звучать постоянно. Невозможно быть излишне вежливым, а вот излишне грубым — вполне.

Папа любил кофе, Килиан, различные соки, но мы давились чаем под пристальным взглядом хозяйки дома. Никто не смел перечить или отказываться от того, что предлагала мама, иначе нам грозили слезы и упрёки. Да, Кэтрин Эллингтон была тем ещё манипулятором, причём не скрывала данный факт. Самым страшным являлся её гнев. Некий демон таился внутри её красивой оболочки. Демон редко вырывался наружу, предпочитал тихо сидеть в мамином тёмном закоулке души, но если выпадал шанс показаться людям, то демон сметал все на своём пути. Мы давно поняли: лучше не злить маму, так же, как и меня, поскольку частица демона передалась и мне.

Родители решили следовать совету доктора Янга и потакать моим прихотям, поэтому мама наступила на горло традициям и купила клубничный сок. Не мучила меня, тыкая пальцем на молоко, а молча подливала ягодное поило в Earl Grey и строила довольное выражение лица, хотя я видела, как её передергивало, пока я пила чай.

Вдохновленный моей наглостью, а точнее моей потерей памяти, Килиан надумал налить в чай апельсиновый сок, за что получил тряпичной салфеткой по голове, а потом долго дулся на несправедливость. Где-то к часу дня, когда еда на столе закончилась, разговоры иссякли, а животы выросли вдвое, с позволения мамы мы с отцом направились в его кабинет, чтобы выбрать мне машину. У нас в запасе было два часа до следующей трапезы. Маме было наплевать, что мы объелись, благо в воскресенье обед начинался позже, чем в обычные дни. Раньше мне казалось, будто мама откармливала нас на убой или хотела, чтобы дети были толстыми и ленивыми. В таком виде мы бы постоянно сидели дома. На самом деле мама обожала кормить тех, кого любила. Вот такое хобби.

Давным-давно отец отстроил маленький балкон в кабинете, на котором умещался один стул и стол, предназначенные для хоббитов. Папа любил проводить там время, любуясь садом, а в особенности мамой и её общением с растениями. Он не мог насмотреться на неё даже спустя двадцать шесть лет брака. Казалось, он обожал каждую деталь её тела, разума и души. Папа с энтузиазмом выслушивал её бредни про фей и ни разу не назвал это фантазией. В принципе, как и я. Мама возилась в саду часами, а отец наблюдал за ней, не меняя позы на стуле.

Я ускользнула на балкон, наконец, покурить.

Легкий дым вуалью стелился перед лицом. Я представила, как элегантно бы смотрелся меж пальцев мундштук. Аккуратный, тонкий и грациозный. Я бы изящно и мягко рассекала им воздух и сберегла бы исключительный аромат кожи, не запятнанный грубым табачным запахом.

— Весь дым в кабинете, — отец сидел за столом и махал руками.

— Я чувствую лишь запах кожи, — я вошла в помещение и прошла к креслу.

— Так. Ты вчера говорила девочкам, — без разницы, сколько лет мне, Жужу, Энн и Оли. Для моих родителей мы девочки. — Что хочешь мундштук, — я опешила и открыла рот. — Мама слышала и передала мне, — я закрыла рот. — Вот, — он достал из ящика покрытую черным бархатом коробку. — Купил тебе подарок.

Я вскочила с кресла, зажала губы меж зубами и едва не запрыгала.

— Мундштук! — крикнула я, кинувшись к подарку, а папа заулыбался.

— Подбирал специально для тебя, — он так гордо выглядел, будто дарил мне не мундштук, а вселенную.

— Ого! — из меня вырвался визг. Папа прикрыл один глаз и уши. — Красота!

— Чёрный янтарь. Гагат, — отец встал и провел пальцем по длинному гладкому мундштуку. — Рад, что угодил, — он поцеловал меня в лоб, потом отодвинул свой стул, притащил другой, поставил рядом, сел обратно и открыл ноутбук.

— Невероятная красота! — я вертела узкую трубочку и гладила камень, в котором скрывались тени.

— Садись, — если честно, я поразилась подарку, ведь родители считали, что моё увлечение скоро закончится. Если так, то зачем он купил столь ценную вещь? — Опробуешь новую игрушку позже. Сейчас будем выбирать тебе мощную игрушку, — вроде взрослый мужчина, но когда речь заходила о машинах, папа превращался в озорного мальчугана.

Различные сайты пестрили марками автомобилей. Папе с чего-то вздумалось, что я предпочту спортивную модель по типу Феррари или Ламборгини, но данный транспорт никак не сочетался с моим внутренним миром. После он начал просматривать Бентли и тыкать пальцем в супер крутые бренды. Я елозила на кожаном стуле, и тот протяжно скрипел, как и мои зубы. Отец забылся и полез на странички с дорогущими машинами, будто у меня под матрасом были спрятаны миллионы фунтов стерлингов. Сам он ездил на джипе, а меня решил запихнуть в бриллиантовую железную коробку.

— Стоп! — я так громко заорала, что папа стукнулся рукой об экран. — Нажми на это, — я указала на рекламу сайта, где продавали классику.

— Тебе нравится раритет? — лицо папы вытянулось от удивления. — Молодёжь же любит все крутое. Йоу! — он начал показывать какие-то странные жесты. — Йоу, Йоу.

— Папа, не говори йоу! — из меня вырвался смех.

— А как надо говорить? А, точно. Все окей, детка, — он опять принялся жестикулировать.

— Папа, — я схватила его руки и переместила на стол.

— Понял. Успокаиваюсь. Значит, классика? Горжусь, — он нажал на ссылку и появились шикарные автомобили, словно отголоски из дивного прошлого, когда люди действительно ценили красоту.

— Эта, — я кивнула на чёрную машину.

Jaguar E-type тысяча девятьсот семидесятого года. Двухместный. Похож на космический корабль с круглыми фарами и белыми кожаными сидениями. Откидной верх заставил застонать от удовольствия. Я воочию видела, как еду вдоль побережья. Солёный ветер целует мои губы и шепчет слова, от которых хочется жить. Яркое солнце обжигает белоснежную кожу, желая сделать её бронзовой. Проворные лучи лезут сквозь очки в глаза, а я включаю песню Forever Young группы Alphaville и подпеваю тягучему голосу, вдыхая аромат свободы.

— Так. Тут есть красный, — папа взял и выдернул меня с дороги. — Смотри, красный смотрится лучше, — я глянула на него исподлобья. — Точно! Ты же теперь любишь тёмные тона. Хорошо. А как же девочки? — он вдруг откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

— А что девочки? Им какая разница, какой цвет, — я перевела взгляд на машину мечты.

— Нет, я не про цвет. Ты же возишь их, когда идёте веселиться или гулять. Автомобиль же двухместный.

— Значит, будем ездить на двух машинах.

Раньше я бы, наверное, задумалась над этим, а сейчас мне было глубоко наплевать, кто на чем будет передвигаться.

— Ладно. Выбираем эту, — он придвинул стул поближе и задумчиво уставился на экран. — Чудесный выбор, и цена не кусается.

— Моих сбережений хватит?

— Так. Давай войдем в твой банковский аккаунт, сама посмотришь, — папа открыл сайт банка, а у меня вспотели ладошки.

— Что? Это ты добавил? — я глядела на сумму с округленными глазами и чувствовала радость вперемешку со злостью, поскольку не могла насобирать столько денег.

— Пчёлка. Клянусь. Это заработала ты с учётом возврата долгов от девочек. Это твоя заслуга. Ты прирождённый бизнесмен. Вся в отца! — он взял меня в охапку и прижал к груди. — Моя умница. Моя гордость. Папина дочка, — дальше последовали поцелуи.

— Всего за восемь месяцев? Я там наркоту продавала? — я выскользнула из объятий и недоверчиво сощурилась.

— У тебя огромный поток клиентов. А ещё в кафе делают рекламные ролики. Социальные сети тоже приносят неплохие деньги, — папу перекосило после слов о наркотиках.

— Социальные сети! — я стукнула себя по лбу. — Я совсем забыла о них. Ужас! — я завертелась на месте в поисках телефона и вспомнила, что оставила его в комнате на кровати. — Я даже про телефон забываю! — из меня вырвался стон.

— Все наладится, вот увидишь, — папа встал и прошёл к балкону. — Завтра заберём машину, — он улыбнулся, глядя вперёд, и я поняла, что в сад вышла мама, а значит, папа будет любоваться только ей.

Конец ознакомительного фрагмента.