Магический Нуар

Кристина Юрьевна Юраш, 2021

Хотите настоящий магический детектив? И не просто, а в стиле нуар? С подкупными полицейскими, ретромобилями, мафией и борделями? Вы его нашли! Впервые эльфы, гномы, орки и прочие фэнтезийные расы живут в мире перестрелок, лакированных штиблетов и кабаре. Альтернативная вселенная, куда попала бывший следователь. И теперь ей предстоит распутать громкое дело, очаровать красавчика- прокурора, поработать подсадной уткой, открыть адвокатское бюро, вытащить из неприятностей невиновных, отсидеть в камере с представительницами древнейшей профессии и вляпаться в такие неприятности, из которых способен выбраться только настоящий детектив! Содержит нецензурную брань.

Глава пятая. Изнасилование в особо крупных…

— Вы только что заработали себе десять лет за не содействие следствию! — меня снова поцеловали, пытаясь убедиться в том, что развязать можно любой язык.

Целовался он сладко. Мне безумно нравилось, как он это делает. Поэтому я решила не церемониться и снова подтащила его за галстук. Какой офигительный сон! Если что, будучи коматозницей, я могу спокойно играть в сериалах! Зарабатывать, приличные деньги, не вставая с постели.

Стану знаменитой актрисой, получу Оскаром по голове. Рядом будет плакать Ди Каприо, целуя второй Оскар в своей жизни. Какая-нибудь добрая душа поднимет мою бессильную руку и помашет ею, как бы намекая, что я очень всем благодарна…

— Как ты смеешь — прошипела я, делая из его галстука удавку.

Я посмотрела на его улыбку. И впилась в его губы. Не каждый день одинокой женщине снятся приятные и неприличные сны!

А то все про работу, про работу.

Как говорила моя коллега, еще немного, и я буду присматриваться к маньякам. А вдруг? Надо же как-то устраивать личную жизнь?

Я чувствовала, как рука гостя скользит по моей груди, расстегивая рубашку.

— А вот это уже незаконный обыск, — усмехнулась я, снимая с него галстук.

Галстук полетел на пол.

— Нет такой статьи в уголовном кодексе, — ответили мне, извлекая из бюстгальтера мою грудь и целуя ее. Поочередно. Хм… Левую обидели. Ее поцеловали на один раз меньше.

— Я вот думаю, на что потянет ваше преступление? На особо тяжкое? — я закусила губу, чувствуя, как его язык скользит по моей коже.

Моя рука пытается нащупать орудие убийства в его штанах.

— Между прочим, за изнасилование дают до десяти лет. И вот сейчас пытаюсь выяснить, в особо крупном размере или нет? — улыбнулась я.

— Вы пытаетесь меня привлечь за изнасилование? — спросил гость.

— Да нет, для себя прикидываю, — ответила я.

Я бессовестно расстегивала его штаны, глядя в синие глаза. Ну-ну… Все-таки в особо крупном размере.

Я запустила в чужие штаны руку, понимая, что иметь такое орудие убийства для мужчины — настоящее преступление против женщин.

Меня попытались опустить на колени, но я не позволила, осторожно растирая рукой улику.

— Может, найдем место поудобнее? — предложил мерзавец из моего чудесного сна.

Я уже села на стол, глядя, как гость встает, наклоняется и начинает целовать меня долгим и страстным поцелуем. От которого тут же хотелось сдаться с поличным.

— Это взятка? — прошептала я, чувствуя, как он скользит пальцами между моих ног. Каждое его движение заставляло меня выгибаться от сладкого нарастающего напряжения.

— Нет, — усмехнулся гость.

Он опустился на колено и провёл языком по мне, заставляя обхватить его голову руками.

— Вот это… взятка…

Я понимаю, что взятки — сладки, но за такую взятку можно было бы и дать… шанс…

Я вздрагивала, чувствуя, как его пальцы медленно, словно дразня, входят в меня. Его язык безошибочно нашел ту самую точку, от прикосновений к которой захотелось написать чистосердечное признание.

Я чувствовала, как он резко входит пальцами в меня, заставив меня простонать.

Нет, это был не тот самый случай, когда во время процесса лежишь себе и думаешь: «Какое небо голубое!». А по тебе ползает слепая улитка. Ползает в надежде, что ты просто радуешься от самого факта процесса. Мол, смотри, дорогая, как я тут стараюсь! Весь язык об тебя счесал. Тешишь, так сказать, свое женское самолюбие.

Обычно мужская голова между моих колен напоминала мне о чьем–то несчастном детстве. Леденцы на картинке, мороженое на витрине, и примёрзший к качели язык — навсегда отбивали охоту будущему мужчине доставлять женщинам удовольствие.

— Ах, — простонала я, кусая губы и чувствуя, как в меня грубым рывком входят чужие пальцы.

Я положила ему руку на плечо, слегка подаваясь навстречу его грубоватым ласкам.

— О, нет, — усмехнулся он, поднимаясь и обнимая меня.

Я чувствовала, что меня дразнят. Но не входят. При этом водя напряженной уликой вверх вниз.

— Напомни мне, — усмехнулась я, беря его за гладко выбритое лицо. — Сколько дают за убийство? С отягчающими обстоятельствами?

— Не убьешь, не узнаешь, — усмехнулся он, целуя меня. Ну не мерзавец ли?

— Я вот думаю, когда наружный орган, превратиться во внутренний? — гадко улыбнулась я.

Через мгновенье гость вошел в меня, заставив простонать от сладкого томления. Я выгнулась и вцепилась в чужие плечи. Легкое поддразнивание завершилось грубыми страстными толчками.

Я раскинула ноги, понимая, что мужик, у которого руки растут из задницы, очень даже интересен, как любовник. Но крайне уныл, как супруг.

Резкие толчки заставили меня вцепиться в чужую одежду, кусать губы и откидывать голову.

Еще немного и убью его своими руками! Как же я этого хотела… Как давно об этом мечтала. Темп все убыстрялся, заставляя меня яростно глотать воздух.

Через мгновенье я кричала, кусая губы и чувствуя тот самый мучительный до дрожи спазм. Тот самый, от которого хочется раствориться и распасться на молекулы.

— Все, я пошел, — послышался насмешливый голос, увенчавшийся «чмоком» в щеку. — Держи цветок. Приятного вечера! А! Уже доброй ночи!

Он спокойно заправился, посмотрел на часы, застегнулся, поправил манжет рубашки и подарил мне ту самую мерзкую улыбку.

О! Мои праздничные трусы все-таки пригодились!

Дверь за мерзавцем захлопнулась. Я подняла с пола это кружевное безобразие цвета огнетушителя.

Я недавно приобрела по совету очень одиноких женщин, которым мужики обламываются раз в пятилетку. Дескать, примета такая. Наденешь красные трусы придут либо мужики. Либо месячные. Иногда они приходят одновременно. Тут главное — не перестараться!

— Не смотри на меня! — я бросила взгляд на Фемиду, которая сделала вид, что ничего не видела под кружевной повязкой. — Я кому сказала! Ни стыда! Ни совести!

Я закрыла дверь и поднялась в выбранную комнату.

Задумчивым взглядом я внимательно изучала свое растрепанное отражение. Рабочий день было окончен.

— Вот что ты смотришь на меня, как на проститутку? — пристала я к своему отражению. — Вот не надо на меня так смотреть! У нас, между прочим, восемь месяцев мужика не было! Ни во сне, ни наяву!

Я разделась и приняла ванну, которую предварительно мыла своими руками.

Кран в виде фаллоса меня слегка порадовал. Стоило опустить его вниз, как водичка прекращалась. Но стоило дернуть вверх, как тут же начиналась. Интересно, если я вдруг, буду звонить по поводу воды «на полшестого», меня сразу поймут? Или все-таки придется называть адрес?

— И вот что ты мне хочешь сказать? — я протерла трусами запотевшее зеркало, развешивая по плечам мокрые волосы.

Мое отражение смотрело на меня уставшими глазами.

— Ты же сама знаешь, что еще немного и фраза в протоколе: «Совершил в отношении потерпевшей действия насильственного характера», будет вызывать не ту реакцию, которая должна быть у следователя. И даже не сочувствие. А зависть! Зависть! Пора уже было! Пора!

Мое отражение соглашалось со мной.

— А то в последнем протоколе мы с дебильной улыбкой писали слово «раздел». И слово «имущества» мы как–то не учитывали! Еще немного и возбудимся, как уголовное дело, при виде симпатичного свидетеля, который к слову женат и имеет пять детей! — продолжала я.

Я плюхнулась на мягкую кровать, понимая, что чертовски устала. Даже во сне. Одиночество палкой отгоняло совесть.

— С кем мы хоть спали? — поинтересовалась почти забитая красными трусами совесть. — Хоть бы имя спросила!

Я вертелась, укрываясь одеялом и пряча голову под подушкой.

— Совесть! Отвали, а? Будь другом? — возмущалась я.

— А приличные девушки на первом свидании не целуются! — заметила совесть.

— Хоть бы только это тебя смутило! — злобно отмахнулась я. — Я — одинокая женщина. Имею полное право! И лево! Мы трусы, между прочим, специально для корпоратива покупали. В надежде, что нам хоть что-нибудь обломиться от симпатичного начальства. Так что отстань!

Я уснула, понимая, что мое приключение во сне — это хоть что-то. А «что-то» — лучше, чем ничего.

Разбудил меня стук в дверь. Настойчивый и требовательный, он заставил резко подняться и одеться со скоростью горящей спички.

— Не может быть! — я сонно и подозрительно осмотрелась по сторонам, не видя обоев в просроченный горошек.

Не было и древней прикроватной тумбочки, помнящей, как на ней стояли одеколон «Красная Москва» и духи «Ландыш». Куда-то подевалась старенькая кровать, которая была создана еще в те времена и в той стране, в которой сексом и не пахло. Поэтому это скрипучее чудовище безбожно оповещала всех соседей о попытках заняться запрещенным действом.

Зато вокруг были алые обои и целая галерея — овощной ряд. От скромной девушки с персиками, до развратной дамочки с арбузами. От мальчика со стручком до мужика с кабачком.

— Беда-а-а, — тяжело вздохнула я, протирая лицо руками.

Совесть дочитывала лекцию про скромность. Скромность молчала, не подавая признаков жизни. Либо она была настолько скромна, либо мы ее случайно потеряли на суровом жизненном пути.

— Караул…. Это — не сон! Совсем не сон! Во сне спать нельзя, — насторожилась я.

В комнате со вчерашнего ничего не поменялось. Осознание, что это таки на самом деле заставляло меня натягивать одеяло на нос.

Дедуктивный и индуктивный методы пытались понять, как меня угораздило. Не знаю, что больше всего меня радовало? То, куда я попала или то, что вчера творила?

— Как же мне… хм… стыдненько… Настолько стыдненько, что искренне надеюсь, что больше никогда его не увижу, — терзалась я, кусая губы.

Нет, я не жестокая. Просто мне стыдненько. Я же была уверена, что это просто классный сон. Если это не сон, то тогда что это?

— Просто отошел за уголок, а там сразу и кирпич, и балкон и дядя с пистолетом. А в утренней газетке пепел и некролог. А то мы вчера так гостеприимно открылись, что прямо неловко получилось, — продолжала убивать я буйную совесть.

В отвратительнейшем из всех настроений, я сбежала по ступенькам. Стук не прекращался!

Я посмотрела в глазок. Никого не было. Странно. Никого нет, но кто-то стучит!

И тут я увидела глазок пониже, наклоняясь и…

— Господин Валжебл попросил передать вам ваши новые документы! — конспиративным голосом произнес гном, едва ли не прижимаясь бородатым лицом к глазку.

Дверь я все-таки открыла.

Мне учтиво подали конверт и удалились. Нет, все-таки не сон. Бутылка на столе, два бокала, один из которых недобит и мой бюстгальтер на статуе. Полный натюрморт, так сказать.

— Да не ну нафиг, — сглотнула я.

Безрукая статуя решила подержать мой лифчик. Правда статуя была мужского пола. Рук у нее не было совсем. А то, что выпирало не стоит показывать детям до совершеннолетия.

В этот момент совесть требовала включить режим Клеопатры. Она наивно надеялась, что кто-то унесет тайну в могилу, и, желательно, глубоко.

Развернув бумаги, я достала какую-то книжку, похожую на паспорт.

Я открыла «паспорт», посмотрела туда, потом подняла глаза на Фемиду, молча завидуя ей.

Еще разок!

Я снова опустила глаза, разминая сонный речевой аппарат.

— Ма-мэ-ми-мо-му-у-у! — разрабатывала я губы.

Я честно пыталась прочитать написанное. Но не осилила. Поэтому с мольбой посмотрела на Фемиду, требуя справедливости!

«Бимбермортилиса Риктушлер дщерь Ярпершипа» — медленно по слогам прочитала я.

И снова подняла глаза на Фемиду в кружевной повязке и попирающей чье-то достоинство.

Язык срочно требовал моральной компенсации. И травматолога. Я сглотнула.

— Бим… бер… морт, — медленно и по слогам произнесла я, представляя, как выносят труп паспортистки. — Еще разочек! Бим… Бер… Морт…

Я пыталась продраться через логопедический хоррор.

— Внимание! — цыкнула я зубом, чувствуя себя гладиатором. — Идущие на вывих челюсти приветствуют вас! Тихо-тихо… Бим… бер… морт…

Вот как это выговорить? Я сложила губки бантиком. Потом растянула из в улыбке. И повращала хоботочком губ в разные стороны.

— Я — тот кого нельзя называть! Лорд Бимберморт! — грозно заявила я.

Вот хотя бы здесь суровая фантазия должна была меня тормознуть, но нет!

— Бим… бер… морт… и… лиса! — я чувствовала себя скалолазом, покорившем Эверест.

Я мысленно вбивала флажок в задницу того, чья фантазия породила сей шедевр.

— С фамилией проще! — обнадежила я себя. — Рик-ту-шлер!

Есть в ней какой-то оттенок французского. Прямо мадам Риктушлер, вам не мешает торшер? О, мон шер, мадам Риктушлер! Да с такой фамилией можно духи выпускать! А вот с отчеством будет посложнее.

Через полчаса я могла сносно, но медленно, задумчиво и с нервным прищуром произносить свои реквизиты.

— Здравствуйте! Меня зовут Бимбермортилиса Ярпершиповна Риктушлер! — улыбнулась я, представляя, как падает любой чиновник и бьется в конвульсиях протоколист.

Дата рождения порадовала меня настолько, что я перестала думать о секундах свысока.

Я даже снизу боялась на них смотреть!

Фраза «сто лет в обед» перестала быть образной лишь потому, что теперь я могу спокойно посмотреть на кого угодно. А потом ленивым голосом черепахи Тортиллы вздохнуть: «Я сама была такою триста лет тому назад…».

Из конверта выпала свернутая в несколько раз бумага.

— Ваша биография, — прочитала я, чувствуя неподдельный интерес. — Вы родились в северном районе Шикаго такого-то числа…. Любовница господина Риктушлера Тайриэль Зеленый Лист забеременела, а потом родила вас. Как истинный гном, он забрал вас к себе…

Все! Можно не брить ноги! У меня отец — гном! Его борода равномерно размазалась по моим ногам! Если что я готова предъявить!

— Уточнение. Я не имею влияния на человеческий и эльфийский сектор, поэтому постарался сделать вам биографию, к которой не прокопается ни один следователь. В данный момент все мертвы, поэтому будьте спокойны. Господина Риктушлера я знал лично. Очень достопочтенный гном, — прочла я.

Где-то у меня была мама — эльфийка. И она срочно требовала брить ноги! Вот кого я слушаю? Маму или папу?

— Продолжим, — торжественно выдохнула я. — После смерти Риктушлера вас отдали в добропорядочную гномью семью.

Меня усыновили гномики! Какая прелесть!

–… добропорядочную гномью семью Ярпершип и Пуншпершип, — сглотнула я, понимая, чем занималась двести лет. — И вы сразу назвали их мама и папа.

Еще бы! Тут любой предпочтет маму и папу! Если бы я не знала своего отчества, то пришлось бы кидать монетку, пытаясь понять, кто из них мама, а кто папа.

— Как полугном вы блестяще закончили Гномсворд по специальности «Право». По завещанию господина Риктушлера, оставившего вам приличную сумму денег, решили открыть свою контору. Уточнение. С Гномсвордом я договорился. Диплом — настоящий. В. — дочитала я биографию.

Итак, любовь местной Белоснежки и одного из гномиков закончился моими небритыми ногами. Все нормально! Где-то плачет дочь красавицы и чудовища, ломая об себя пятый бритвенный станок.

В дверь робко поскреблись. Я поймала себя на шальной и приятной для самооценочки мысли, что это мог быть вчерашний мой позор.