Закон подлости гласит…

Кристина Юрьевна Юраш, 2019

В мире, куда я случайно попала, у меня есть работа моей мечты! Я – журналист самой честной газеты "Горькая правда". Я живу под чужим именем, в старом ветхом доме под снос, к которому прилагается маразматический призрак чужой выжившей из ума бабки. Этот мир состоит из единственного уцелевшего города, которым правят две политических партии Магия и Инквизиция, не переваривающие друг друга. Но зато всегда есть повод для злободневной статейки. Инквизиция выписывает мне штрафы, Магия угрожает. А после едкой статьи про Канцлера от Инквизиции, мне вообще страшно жить. Меня каждый день притаскивают в его кабинет, после очередных неприятностей для разбора полетов. Он уже вздрагивает от моего имени, педантично считая часы и минуты до нашей новой встречи, глядя на меня холодными и красивыми глазами.

Глава вторая… если везет, значит, скоро придется платить за проезд

Лучше горькая правда, чем сладкая ложь!

Редактор газеты «Горькая Правда»

Я с явным интересом наблюдала, как инквизиция перерывает бумаги, лежащие на столе, подозрительно вглядываясь в какие-то рисунки и откладывая их в сторону. Почему-то мне казалось, что нас втроем сразу потащат в сторону костра, пробубнят что-то ради приличия и очистки совести, а потом «Абдулла! Поджигай!». Где-то в памяти на кострище жарилась великая героиня Столетней войны. Запахло походной романтикой. Барды-битарды в шапочках-петушках и вязаных свитерах поют вокруг костра свои «трехаккордные» песенки на один мотив, едят тушенку и любуются звездами. Лепота…

— Разрешение от инквизиции? — протянул руку один из инквизиторов, глядя на какой-то листочек с рисунком и пояснениями.

— Так мы… это… это пока что теория… Мы даже не практиковались… — заблеял рыжий, с ужасом глядя на маску и на глаза, которые смотря сквозь прорези. — Мы пока что… эм… это гипотеза… Ну мы, конечно, будем добиваться разрешения! Если захотим ее…эм… доказать…

Инквизиция шуршала по всем углам, а мне это напомнило тот день, когда мой супруг собирал вещи. Где-то на том конце города моя свекровь и моя мама без устали набирали мой номер и твердили мне одно и то же. «Да, изменил! Мне муж всю жизнь изменял! И что? И что с того? Я с ним поговорю!», «Я говорила вам завести ребенка! Дети — укрепляют брак! Чем больше детей, тем лучше!», «Просто у сыночки возвышенная душа поэта! С кем не бывает! Со временем у него это пройдет. Я уверена!», «Нагуляется — вернется! Мой же Витенька возвращался?», « И что теперь о вас подумают! Чуть что — сразу разводится! И года вместе не прожили! Позор!».

Ждать, когда седина посеребрит виски неблаговерного и неблагонадежного, я не собиралась. Терпеть это безобразие до того момента, когда спешные шаги в уборную будут сопровождаться постукиванием палочки, мне тоже как-то не хотелось. Мысль о том, чтобы рожать наперегонки с соседской кошкой, дабы соседи рассказывали друг другу анекдоты о том, что однажды видели меня не беременной, меня угнетала.

Пока мальчик с «возвышенной душой поэта», но загребущими руками, прикидывал, во сколько ходок ему удастся вынести все более-менее ценное из квартиры, я молча сидела на диване и играла в «три в ряд». «За холодильником я еще вернусь, за стиралкой — тоже!» — бубнел он под нос «поэт», сваливая «добычу» в прихожей. С ноутбуком и сумкой, он спустился вниз, чтобы сгрузить все в такси. А когда поднялся, то увидел, что дверь закрыта на засов.

— Как там у нас? Один заход и «баиньки». Так что «и баиньки» отсюда! — ответила я и отключила звонок. Все, что не вынесла «душа поэта», я поставила на место. Правильно, надо было ходить в спортзал, а не отдавать подаренный мною абонемент своему младшему брату.

Инквизиция подошла к делу очень серьезно и обстоятельно. Они тщательно осматривали все стеллажи с книгами, перерывали небрежные стопки записей, нюхали содержимое каждого найденного пузырька и вели протокол.

И тут раздался крик, мол, все сюда! Я вздрогнула. С каждой секундой я понимала, что настолько реалистичным сон быть не может. Но оставалась у меня слабая надежда на то, что сейчас я проснусь в своей кровати от звонка редактора и криков: «Где две статьи? Мне номер в печать отправлять!». Это был бы самый приятный нагоняй в моей жизни!

— Что это за круг? Где разрешение на эксперимент? — спросил один из незваных гостей, показывая пальцем в перчатке на полустертые очертания. Тощий, сглотнул, теребя пуговицу на жилетке. Рыжий тут же начал оправдываться, мол, ничего особенного, это просто — часть научной работы. Он постоянно поправлял ворот рубашки, словно тот его душит, и обливался потом.

— Два мага и один немаг, — произнес кто-то из инквизиции, разглядывая наши документы. — Я хочу побеседовать с немагом. Я так понимаю, что вы — журналист?

— Да! — смело ответила я, ничуть не соврамши. Я, как журналист, больше привыкла брать интервью, чем давать его. Не настолько я знаменитость, чтобы щедро делиться с прессой пикантными фактами своей биографии. И не настолько скандальная, чтобы потом с пеной у рта опровергать их.

— И что вы здесь делаете? — спросил вышедший вперед инквизитор, глядя сначала в документы, а потом на меня.

— Пишу статью, — гордо ответила я, чувствуя, что если это — не сон, то тогда что это? Материалист во мне пожал плечами. — Про… эм… научное открытие…Мне как раз рассказывали о том, что это значит, и какую пользу принесет это открытие… всему человечеству…

— Всему оставшемуся человечеству, — с легкой усмешкой поправил меня инквизитор, пока другие шуршали книгами и проводили тщательный обыск. Он пристально посмотрел на круг. — И почему же соседи пожаловались на женский крик?

Отличный вопрос! Отчего может кричать женщина? Я посмотрела на рыжего, а потом на долговязого. Нет, они явно не те, от которых хочется кричать. Не настолько страшные, чтобы орать от ужаса, но и не настолько привлекательные, чтобы соседи сразу поняли, насколько я познала всю глубину научных открытий.

— От восторга! Это будет такой репортаж! Настоящая сенсация! — задорно ответила я, стараясь не смотреть на собеседника. Уж больно меня смущал его рост и эта черная маска.

— Вы всегда восторгаетесь истошными криками «Помогите!»? — поинтересовался инквизитор. Инквизиция с чувством юмора — это что-то новое. Я представила, как меня с «хиханьками и хаханьками» тащат к костру. А потом с «шутками и прибаутками» поджигают. А сценарий суда надо мной ляжет в основу выступления команды КВН.

— Пока я брала интервью у меня по ноге пробежала вот такая крыса! — я опустила голову, понимая, что нужно как-то оправдать чужие вопли. — А я ужасно боюсь крыс! Не знаю, откуда она взялась, но… фу!

— Вот протокол об административном правонарушении. Штраф оплатить в недельный срок. Три экземпляра, — произнес инквизитор, протягивая каждому из нас предписание. — На каждый день просрочки начисляется пеня. Так что будьте так любезны, оплатить вовремя. Всего хорошего!

Я посмотрела на сумму, пытаясь понять, это много или мало? Инквизиция уже закрыла за собой дверь с той стороны. Отлично посидели. А кто платить будет? Или каждый сам за себя? Это именно тот случай, когда я настаиваю, чтобы за меня заплатили, потому что к предсмертным крикам и трупу я не имею никакого отношения!

— Сколько тебе впаяли? — задумчиво спросил рыжий, заглядывая в бумажку долговязого. — Сто эрлингов! Мне пятьдесят! Ты им не понравился! Ладно, все не так страшно… Получу стипендию — отдам. Могли вообще казнить на месте! Отделались, считай, легким испугом. До сих пор не верится!

О да, вижу, что «легкий испуг» на штанах почти высох. Я смотрела на бумажку с чужим именем, пытаясь разобрать незнакомый почерк.

— А пять тысяч — это слишком много? — задумчиво спросила я, прикидывая, как выглядят эти самые «эрлинги».

— Сколько? — хором переспросили горе-учитель и горе-ученик, наперебой вырывая у меня бумажку. — Не может быть! Ты смотри внимательней! О, Ардал! Действительно! Пять тысяч! За что?

— Эм… — озадачился горе-руководитель, почесав подбородок. — Я даже не знаю! Пять тысяч! Это же три моих зарплаты в лучшие времена, с учетом премии! Может, они просто ошиблись в количестве нулей?

Я еще раз посмотрела на предписание, подняла брови и задумалась. В такие моменты у меня перед глазами всегда появляется Штирлиц. «Валить надо!» — авторитетно произнес Штирлиц. «Кого?» — с усмешкой поинтересовалась я, осматриваясь по сторонам.

— Я не собираюсь платить никакие штрафы, пени и неустойки! — категорически сообщила я горе-магам. — У меня есть срочная работа… дома! Возвраща… Чего вы на меня так смотрите?

— Невозможно, — вздохнул Томас и покачал головой. — Тебе придется остаться здесь. Я уже объяснял. Слушай, Джеральд! Да это — сенсация! Мы только что… погоди… сейчас я осмыслю… Мы только что доказали недоказуемое, основываясь на законе равноценности! Представляешь? Теория Линдера — Двейна. Во всех учебниках!

— А почему твоя фамилия стоит перед моей? Почему не Двейна — Линдера? — возмутился рыжий. — Это была моя идея вызвать духа! Поэтому я настаиваю, чтобы моя фамилия стояла перед твоей. Только учти, научное открытие такого масштаба нам придется защищать на закрытом заседании в присутствии инквизиции! И есть вероятность, что мы с тобой под дружные аплодисменты отправимся в камеры, где проведем остаток своих дней. Я даже знаю, кто встанет, и будет хлопать громче всех.

— Нет, по-твоему, надо было брать тему «Улучшенное заклинание сохранения брусчатки в первозданном виде на долгие годы»? А потом каждый день бегать проверять заколдованный участок дороги. Помню, ночью возвращался домой и своими глазами видел, как Клевис сковыривает с обочины два камня, а потом воровато несет на «заколдованный участок». Сразу видно, что у него завтра защита. Так что хочешь порадовать инквизицию — знаешь, про что писать, — заметил Томас, разочарованно глядя на круг. Не видать магическому миру научной сенсации.

Я все еще находилась под впечатлением от штрафа, который мне впаяли. Ни за что! Пять тысяч!

— Так, возвращайте меня домой! — потребовала я, размахивая предписанием. — Я ничего оплачивать не собираюсь! Вы меня втянули в это, так что давайте возвращайте! Или платите за меня!

— Так, успокойся! — прокашлялся рыжий. — Мне очень жаль, что так вышло. Тебе придется остаться здесь. Мы… эм.. подумаем, как тебе помочь, но просто, понимаешь… Пять тысяч это — очень много. У нас просто нет таких денег. У меня стипендия всего триста эрлингов. Но ты не волнуйся. Мы попробуем поговорить с канцлером от магии, чтобы он как-то повлиял на ситуацию.

— Канцлер от магии? — переспросила я, закатывая глаза. Я ничего не знаю о мире, куда попала, а со мной разговаривают так, словно я провела лучшие годы своей биографии на этом конце географии.

— Этим миром правят канцлер от магии и канцлер от инквизиции. Ну, как бы тебе объяснить, — занервничал рыжий. — Канцлер от магии представляет интересы тех, кто владеет искусством, а канцлер от инквизиции…

Бедолагу передернуло от одного упоминания.

–… представляет интересы тех, кто не владеет или не хочет пользоваться искусством. Почему так сложно это объяснять? Томас! Давай, помогай мне! Ты же — преподаватель! — Джеральд дернул своего научного руководителя за рукав.

Томас вышел из состояния унылой фрустрации, и мне пришлось выслушать заученную лекцию про то, каких бы небывалых достигла бы магия, если бы не инквизиция! О сколько чудных открытий, могло бы вдруг свершиться, если бы не «эти гады»! Да, разумеется, не все всегда идет гладко, бывают и ошибки, но каждая ошибка — это опыт, а опыт — это путь к великим свершениям. И пока неофиты бороздят просторы библиотек, а инквизиция внимательно читает и изучает все научные труды, прикидывая на какой срок тянет научное открытие…

Я зевнула, прикидывая, который час? В углу до сих пор мерещился труп некой Анабель Эрланс, чьи документы я сжимала в руках, и чей прах был в срочном порядке развеян по ветру во избежание крупных неприятностей.

— Мы проводим тебя домой! — заметил Томас, поглядывая на часы. Я присмотрелась — два часа дня. Хотя нет, постойте… Десять вечера! Просто здесь часы идут в другую сторону.

— Домой? — возмутилась я, окончательно теряя терпение и глядя на часы «наоборот». — Мой дом в другом мире!

— Анабель Эрланс живет… жила неподалеку. Если через портал, то всего в двух шагах. Она жила одна, — начал Джеральд, пряча глаза. — Мы даже удивились, когда она согласилась прийти сюда. Обычно она не выходит из дома, а тут… Понимаешь, она… ну… со странностями. Ни с кем не общалась, ни с кем не дружила, из дома почти не выходила. Она работала журналистом в «Горькой правде», но в редакции никогда не появлялась. Ну, она так говорила, когда мы с ней сегодня познакомились.

Рыжий теребил пуговицу, уставившись в пол. Томас сделал вид, что изучает плесень на стене. Я так понимаю, что теперь моя судьба никому не интересна и меня активно пытаются выставить за дверь.

— Понимаешь, чтобы защитить научную работу, нужны статьи, публикации, — продолжал Джеральд, заметно нервничая. — Не только научные. Мы хотели позвать кого-нибудь из «Магического Вестника», но они отказались, ссылаясь на то, что мы — никто и звать нас никак. Разумеется, журналистов из… эм… Томас, как там называется газетенка инквизиции? Ладно, неважно… Мы звать не стали.

У меня есть только вариант. Журнал «Огонек»? Оформляйте подписку на журнал «Огонек» и узнаете первыми, кого завтра сожгут на костре! Анонс сожжений и пыток на неделю! Сто процентов правдивые гороскопы для магов! Кроссворды для магов. Тому, кто прислал в редакцию правильные ответы — костер без очереди!

— Мы решили позвать кого-то из «Горькой правды». Газетка… эм… так себе. И вот в ней работает… работала Анабель. — вздохнул рыжий. — Как-то так. Пойдем, тебе пора домой.

— Я планирую завтра пойти к вашим магам и потребовать, чтобы они вернули меня обратно! — категорически заявила я, глядя на горе-ученых с открытой неприязнью. — Или все рассказать инквизиции?

— Не вздумай! Тебя или сделают учебным пособием, или упекут за решетку! — покачал головой Томас, отдавая мне мой планшет, ручку и ключи от нового дома, которые Анабель Эрланс оставила на столе. — Мне действительно очень жаль, что так вышло…

— А если я сдам вас с потрохами? — коварно спросила я, чувствуя, как меня начинает колотить нервный озноб. Я уронила ручку, которая закатилась под кресло, наклонилась, чтобы ее нашарить, вытащила, стукнулась лбом о деревянную ручку кресла, выронила планшет, который рассыпался бумагами по всей комнате. В отчаянии я бросилась собирать чужие бумаги, перевернула одноногий столик, откуда скатилась фарфоровая чашечка с недопитым чаем. Все! Мое невезение отомстило по полной.

— Не надо! — заорали хором горе — ученые, глядя на то, как в считанные мгновения неидеальный порядок превращается в творческий бардак. — Мы поможем тебе решить твой вопрос со штрафом, только умоляем, не надо! Просто тогда особо разбираться не будут. И ты тоже пострадаешь!

Мы вышли на улицу. Было у меня такое ощущение, что я смотрю на старинную фотографию. Двухэтажные домики, выкрашенные в желтоватый или персиковый цвет, мостились вдоль проезжей части. Яркие фонари освещали одиноких прохожих и витрины закрытых магазинов. «Магические товары Эрнесто» — гласила надпись на ближайшем. «Самозакипающий чайник — мечта любой хозяйки! Абсолютно безопасен и надежен!» Я, сгорая от любопытства, подошла к стеклянной витрине, чтобы взглянуть на это чудо техники. Обычный, пузатый, чем-то похожий на мой старый, только с другой ручкой, блестел начищенным бочком в свете фонаря. На чайнике стояло какое-то клеймо“3/100”, а на ручке висел ценник «5 эрлингов».

— А что значит «3/100»? — поинтересовалась я, показывая свои спутникам на это чудо магической техники.

— Три шанса из ста получить серьезное увечье при его использовании! — махнул рукой Джеральд. — Все магические предметы с недавних пор носят такое клеймо.

Отличная пропорция. «100» — для оптимистов, «3» — для пессимистов. Вот и решай, покупать или нет. Аплодирую стоя автору идеи.

— Наш мир держится на магии! — буркнул Томас. — Самоварка, самоуборщик и куча всяких очень полезных вещей были изобретены магами, чтобы облегчить жизнь каждого жителя. Но вместо того, чтобы от нас отвязаться и дать нам спокойно жить и работать, инквизиция принимает тупые законы для «защиты»! Тормозят прогресс!

Пока они обсуждали все прелести «законотворчества», мы миновали три улицы. На улицах было на удивление чисто и ухожено, что для меня, привыкшей созерцать окурки и фантики вдоль дороги, отдирая жвачку и пиная летающий пакет, было вообще дико. «Не сорить! Штраф — 500 эрлингов или сорок часов исправительных работ!» — висела мотивирующая табличка. Я уже занесла руку, чтобы выбросить предписание, а потом прикинула, что лучше не надо. Финансовый кризис и так уже постиг меня в первые минуты моего пребывания в этом гостеприимном мире.

За углом послышался шум, словно там собралась целая толпа людей. Жители окрестных домов высыпали на улицы и выглядывали из окон. В толпе мелькали черные плащи инквизиции.

— Все разойтись! — скомандовал кто-то. — Оцепить место! Тело не трогать до прибытия комиссии.

— Бедный… Наверняка жене нес… — охала какая-то женщина в синем платье, привставая на цыпочки, чтобы получше разглядеть происшествие. — Счастливая… Ей хоть цветы дарили!

— Нет, ну нормально его так размазало! — обсуждали мужчины в рабочей одежде. — Я как раз вчера говорил, что давненько никого порталом не разрывало! А тут на тебе!

— Безобразие! — скрипела какая-то старушенция, кутаясь в шаль. — Безобразие! Куда власть смотрит!

Мы протиснулись и увидели аккуратненькую верхнюю половинку какого-то усатого приличного одетого мужчины, сжимающего в руках букет цветов.

— Проверить карманы! Оцепить все порталы! — командовал кто-то из инквизиции. — Надо сообщить родным.

— Карманы на другой стороне! Сейчас сообщу, пусть проверят документы. — кивнул инквизитор, растворяясь в воздухе, а потом через минуту появляясь с портмоне. — Джей Беркли. Немаг. Сорок три года. Женат. Есть дети.

Рядом со мной стояла какая-то пожилая мадам и что-то усиленно записывала. Я заглянула ей через плечо. «В 10 часов 15 минут между шестой и восьмой секторалью произошел сбой в работе портала. Согласно последним данным правила пользования безопасным порталом были грубейше нарушены. Пострадавший находился в нетрезвом состоянии. Судя по всему, он полз домой после попойки. Смерть наступила мгновенно. Согласно дихолектическому принципу, на котором базируется закон Браунда…»

Дальше я читать не стала, ибо мозг стал закипать. Все мои попытки внять невнятному и объять необъятное успехом не завершились. Есть у меня подозрение, что мадам сейчас успешно защитит кандидатскую.

Рядом с ней стоял мужчина, который тоже что-то усиленно конспектировал. Я просто сгорала от профессионального любопытства. Немолодой журналист с закатанными рукавами, с омерзением смотрел на свою соседку, а потом на мертвое тело.

«В 10 часов 14 минут между восьмой и шестой секторалью произошел несчастный случай! Магический портал, давно прославившийся своей ненадежностью, разорвал добропорядочного и законопослушного гражданин, почтенного отца семейства, образцового супруга — немага на две половины. Смерть была мучительной и долгой, бедняга корчился в муках, но никто не смог ему помочь. Согласно последнему закону «Про магическую безопасность»…

Дальше он еще не придумал. «Районы, порталы, жилые массивы! Я ухожу на тот свет красиво!» — промелькнуло у меня в голове, глядя на букет цветов.

— Не может быть! — охала вдова пострадавшего, которую тут же доставили на место события. — Он должен был быть на работе! У него срочная работа! Что он здесь делает? И почему он с букетом? Ах! Он шел к Амелии! Да я ему этот букет брошу на могилу! Какой подлец! Ну конечно, она моложе…

Пока утешали и успокаивали новоиспеченную вдову, на месте трагедии материализовались какие-то люди. Заполнялся протокол, осматривалось место события. Толпа начала потихоньку расходится по домам, обсуждая увиденное, и личную жизнь потерпевшего, судя по намекам, далекую от статуса «примерный семьянин». Когда труп убрали, к месту трагедии подлетел какой-то невысокий пузатый мужичок планшетом.

— Опять не успел! Да что такое! — отдышался он, обмахиваясь планшетом. Толстяк стал приставать к очевидцам, но очевидцы отмахивались. Томас и Джеральд беседовали с кем-то из знакомых, громко смеясь и обсуждая произошедшее, поэтому в качестве главного очевидца была выбрана я.

— Вы были здесь? Как вас зовут? — прокашлялся толстяк, доставая ручку и приготовившись записывать мои слова. Он заглянул в мои бумаги и тут же перевел взгляд на мое лицо.

— Анабель Эрланс? Наконец-то я увидел тебя! Завтра статья должна быть у меня на столе! — обрадовался он, покусывая ручку. — Только, чтобы название было нормальным, а не как у тебя на четыре строчки! Емко, метко и в точку!

— Одна нога здесь, другая — там? — усмехнулась я, понимая, что худшего я и представить себе не могла. Интересно, я должна знать этого человека?

— Отличное название! Остро! Злободневно! Правдиво! Я тебя умоляю, только без твоей магической зауми на три страницы. Я тебе уже писал, что твои статьи никуда не годятся, особенно если в них куча научной информации. Мы — не «Магический Вестник»! Нет смысла расписывать принципы работы портала и переписывать отчет инквизиции! Ты вообще, читала мои письма? Ты должна писать так, словно ты беспристрастный наблюдатель. Мы — «Горькая Правда!», а не «Справедливость и закон»! — прокашлялся толстяк, оглядываясь по сторонам.

Я молча взяла ручку и на коленке изобразила статейку. Я ведь журналист? Мне как два пальца описать.

Одна нога здесь, другая — там!

Джей Беркли разрывался между женой и любовницей. Желудок манил его в сторону дома, откуда пахло ужином и семейным теплом, а сердце тянуло его туда, где его ждут с распростертыми объятиями и страстными поцелуями. В 10 вечера магический портал наконец-то поставил жирную кровавую точку в любовном треугольнике. Половина туловища осталось блюсти верность супруге, другая половина, с зажатыми в руке цветами почти добралась до дома своей возлюбленной. Не каждому удастся выбрать цветы для своих похорон, но г-н Беркли повезло. Нет ничего удивительного, если именно этот букет украсит его скромную могилку.

А.Э.

Я отдала статью редактору, поглядывая на место происшествия. Он пробежал ее глазами и с удивление посмотрел на меня, любовно прижимая бумажку к груди:

— В утренний выпуск. На главную страницу! — восхитился он. — Анабель! Я беру свои слова обратно! Ведь можешь, когда хочешь! Почему ты раньше так не писала? С этого дня ты — специальный корреспондент! Завтра жду тебя в редакции! А вот, держи! Десять эрлингов за предыдущую статью про самонагревающийся чайник. Только я там половину повычеркивал. Считай, что почти все. Так что вознаграждение — скромное. За эту статью отдам завтра, когда ты наконец-то появишься в редакции!

В моих руках оказалось десять серебристых монет. На одной стороне была рука, объятая пламенем, на другой стороне — череп. Прямо пиратский дублон. Я вспомнила про штраф в пять тысяч, посмотрела вознаграждение, которое не заслужила. «Ипотека — друг человека!» — улыбнулась приятная девушка из банка и протянула мне билет в один финансовый конец.

— Анабель! — окликнул меня Томас.

Портал не работал, поэтому домой пришлось ковылять пешком. За время путешествия я узнала, что сбежать в другой город или в другую страну у меня не выйдет. А все почему? Потому, что это — единственный уцелевший город после катастрофы столетней давности. Все остальное поглотили воды. Мне долго рассказывали про всякую магическую ерунду, покуда, мы не вышли на какую-то площадь. Дома на улице были один другого краше. Сразу видно, что это — небедный квартал. Портил вид только старый, серый дом, с заколоченными и выбитыми окнами, словно сошедший с хеллоуинских обоев. Ржавая, заросшая калитка была приоткрыта, старый почтовый ящик накренился к земле под тяжестью писем и каких-то квитанций. Я не удивлюсь, если это…

— Твой дом! — произнес рыжий, доставая из нагрудного кармана часы. Мне помахали, оставив меня напротив этого покосившегося монстра, который волею фотошопера — самоучки были вклеен между роскошными особняками.

— Если она пойдет к инквизиции или магам, ее сочтут больной! Даже не дергайся. — услышала я знакомые голоса, которые становились все глуше и глуше по мере удаления.

Я подошла к почтовому ящику, достала какое-то красивое письмо, распечатала его и прочитала: «Сообщаем вам, что ваш дом подлежит сносу за неподобающий внешний вид. У вас есть месяц, чтобы найти (приобрести) новое жилье. С ув. муниципалитет Шестой Секторали». Итак, что мы имеем? Долг в пять тысяч, дом под снос, незнакомый мир и знакомая работа. Вот такая горькая правда. Ах да, еще какие-то квитанции с долгом в восемьдесят тысяч. Анабель Эрланс! Есть у меня подозрение, что ты не особо сопротивлялась, когда тебя кушало чудовище! Или, как настоящая женщина, сопротивлялась, но только ради приличия.

Я открыла дверь и… обомлела! Передо мной висело привидение! Мама! Старая полупрозрачная бабка, подслеповато щурясь маленькими глазками, кутаясь в призрачную шаль, смотрела на меня, как Мюллер на Штирлица.

— А ну дыхни! — потребовала бабка, подлетая ко мне почти вплотную.

Я дыхнула. Бабка закачалась.

— Вроде не пила! Значит на свидание ходила? Да? Шлялась с мужиками! Позор! Приличные девушки должны сидеть дома! Не доросла еще до свиданий! Уууу! Глаза бы мои тебя не видели! — взвыла призрачная бабка, сурово сопя.

Я на всякий случай посмотрела, сколько мне лет. Тридцать. Анабель Эрланс было тридцать лет. Бабка тем временем исходила от негодования.

— А ну дыхни еще раз! — потребовала бабка, пока я пыталась нашарить ручку двери. — Да как тебе не стыдно! Ты еще прощения попросить у меня должна за то, что сказала мне перед тем, как сбежать через окно! Бессовестная! Гулящая! Никуда тебя больше не отпущу! Ты меня слышишь! Дома будешь сидеть в своей комнате! Ишь ты, взяла моду, гулять без разрешения! Да еще и с мужиками, которые тебя спаивают!

Простите, что это сейчас было? Я попыталась открыть дверь, но дверь была наглухо закрыта.

— Марш в комнату! — приказала бабка, показывая рукой на старую лестницу.

Я поднялась наверх, толкнула первую попавшуюся дверь и увидела, что это — уборная. Оглянувшись по сторонам, я с наслаждением присела на старый, но чистый клозет, чувствуя, что если бы меня все-таки решили сжечь на костре, то внезапно отсыревший хворост пришлось бы поджигать повторно. Я потянула руку к бумажке, как вдруг из стены появилась бабка, приводя меня в ужас.

–Ты с улицы пришла! — заорал призрак. — Руки не мыла, а уже в туалет побежала! А ну быстро иди мой руки! И чтоб это было в последний раз!

Дверь по соседству вела в ванную. Бедненько, но чистенько. Я повернула латунный кран и из крана потекла горячая вода. О да, сейчас бы искупаться. Я заткнула дырку деревянной пробкой, которая на лежала полочке, посмотрела на какие-то пузырьки. Вода постепенно набиралась, пока я нетерпеливо снимала с себя чужое платье, бросая его на пол. Полотенце есть, мыло есть, какая-то ерунда типа шампуня есть. Отлично.

Я вылила какой-то флакон в воду, и она покраснела и покрылась обильной пеной. Раздевшись, я нырнула в ванну и закрыла глаза. Внезапно я почувствовала, как вся вода уходит, оставляя меня в мыльной пене. Я осмотрелась по сторонам и увидела призрачную бабку, которая сжимает в прозрачной руке пробку.

— Ты что себе удумала, Анабель! Воду надо экономить! Бери тазик и мойся! Только дорогое мыло не бери! Бери дешевое!

Я посмотрела на старый таз и обмылок на веревочке.

— Ишь ты! Думаешь, бабушка не видит? Бабушка все знает! И куньку мой с мылом! Три раза! А что это у тебя за панталоны такие? — бабка подняла с пола мои трусы, — Срамота! Позор! Так вот что ты от меня прятала! Точно. На свидание ходила! Все! Я тебя больше никуда не пущу! Будешь сидеть дома! Целее будешь! Нет покоя мне! Вырастила гулящую! Раненько тебя на мужчин потянуло!

Я стояла вся в мыльной пене и смотрела на себя в зеркало. Анабель Эрланс! Если раньше мне было тебя искренне жаль, то сейчас я за тебя искренне рада! Отмучилась, бедная. Я смыла с себя пену и завернулась в полотенце.

— Через десять минут ужинать! Вымой руки с мылом! Три раза! — приказала бабка, появляясь из стены. — Тщательно мой, между пальцами тоже! Показывай, как ты руки моешь! А то знаю я. Повозюкала мылом, а потом водичкой сполоснула! А потом полотенце грязное! И под ногтями мой!

Я посмотрела на бабку и произнесла:

— Я — не Анабель. Анабель сегодня погибла… Меня просто…

— Что ты врешь мне! Я что? Совсем слепая? А ну живо мой руки! Иначе спать будешь без ужина! Да куда ж ты так воду открываешь! Помаленьку! — возмутилась бабка, прикрывая кран до тех пор, пока из него не стала сочиться струйка, похожая на ниточку.

Я минут пять смывала мыльную пену, а потом просто вытерла руки об полотенце.

— И кто босыми ногами по холодному полу разгуливает! — не унимался призрак. Мои нервы и так были на пределе,. Я повернулась к бабке и сказала:

— Пошла вон! Не трогай меня! Отстань от меня! Я — не Анабель! Ясно? Меня зовут Анна, и я — из другого мира!

Бабка посмотрела на меня, подслеповато щурясь, а потом выдала:

— И рот с мылом вымой! Три раза! Ишь, чего удумала! Родной бабушке грубить!