Мажор в деревне

Кристина Майер

Глава 6

Вадим

Голова раскалывалась. Огрела стряпуха меня от души. И вроде злюсь, но не посылаю ее далеко и надолго, как было бы в случае с другими. Нравится с ней воевать, но не хочется при этом перегнуть палку. Обидеть так, чтобы простить не смогла. За ее выходку вчерашнюю не мешало бы ее перекинуть через колено и приложиться ладошкой к округлым формам, на которых так часто останавливается мой взгляд. Ударить не смогу, а вот погладить… задрать подол платья…

До прелестей Елены Владимировны доберусь позже, а сейчас имею право попросить поцелуй за физический и моральный вред, но гордячка не спешит раскаиваться и уступать. Продолжаю настаивать, тем более она в панике, что сюда кто-то едет. Опускаюсь до шантажа, не поддается.

Кто там едет? Жених, ухажер или брат? Училка, видать, завидная невеста по местным меркам, можно будет не переживать, когда я ее оставлю, утешитель найдется.

Угрожая мне половником, сама направляется к двери, открывает затвор. Можно подумать, я бы стал ее удерживать. Совсем не умеет флиртовать, деревня! В это время во дворе останавливается автомобиль. Отсюда не видно, кто подъехал, вхожу на кухню и выглядываю в окно. С губ слетает добрый русский мат. Почему он не предупредил, что приедет?

— Попробуй только что-нибудь сказать о моем нравственном падении, обвиню тебя в совращении, а через пару недель назову отцом своего будущего ребенка, понял? — тихо прошипела Елена Владимировна, возвращаясь в кухню.

«Еще бы не понять! А может, она уже беременна?» — эти мысли остудили мой пыл быстрее, чем появление Вячеслава Игоревича.

— Мое отцовство доказать надо будет, а я даже доступ к твоему телу еще не получил, — процедил сквозь зубы. В столовой уже раздавались шаги друга моего деда.

— В любом случае мое заявление добавит тебе проблем, — довольно усмехнулась эта зараза.

— А ты что здесь делаешь? — брови дяди Славы удивленно поползли к челке. Я не успел ответить, он переключился на повариху. — Лена, доброе утро! Как бабушка?

— Спасибо, Вячеслав Игоревич, уже лучше. Скоро сможет вернуться на работу.

— Хорошо. Приветы передавай. Скорейшего выздоровления. Так что ты здесь делаешь? — вернулся он с допросом ко мне, подозрительно на меня посматривая. Я открыл рот, чтобы произнести ложь, но стряпуха меня опередила.

— Вадим вчера вызвался помочь мне с разделкой мяса. Я ему так благодарна. Туша большая, мне сил не хватит кости порубить.

Разделать мясо? Я? Не офигела ли эта зараза? И не возразишь!

— А он все-таки мужчина, — добавила Елена Владимировна.

«Все-таки мужчина?!» — у меня от злости кровь в голове зашумела.

— Ты когда-нибудь этим занимался, Вадим?

Этого старика просто так не обмануть, об истинной причине моего появления он догадывается. А мясо я только на шашлыки нарезал, тушу в глаза никогда не видел.

— Справлюсь, — уверенно произнес, на вредного воробушка старался не смотреть, чтобы зубами не заскрипеть.

— Тогда я могу быть спокоен. Лена, я там два ящика кур с птицефабрики привез. Ощипанные, но не разделанные. Надо осмолить, распотрошить. У тебя помощник надежный, вдвоем, думаю, справитесь, — говорил друг деда серьезно, но мне казалось, в его глазах пляшут смешинки. — Вовремя Вадим в помощники подался.

«Осмолить, распотрошить…» — не нравилось мне все это. За этими словами стоит какая-то гадость. Я так подозреваю, что придется копаться в кишках и дерьме дохлой птицы…

Не буду я этим заниматься! Пусть только Вячеслав Игоревич уедет. Оставлю училку-стряпуху с ее курами. Пусть возится! Ей не привыкать.

— Вы работайте, а я тут посижу поработаю, молодежь. Надеюсь, вы не против?

«Еще как против!» — я кинул взгляд на обнаглевшую кухарку. Молча предупредил, чтобы она меня отпустила, но Елена Владимировна не хочет зарывать топор войны.

— Что вы, Вячеслав Игоревич. Нам будет приятно. Сидите, работайте. Мы вам мешать не будет. Кофе сделать? — елейным голоском.

Мне ее захотелось придушить… только за ее довольный взгляд победительницы. Я уже хотел послать все к какой-нибудь бабушке, но тут вновь заговорил дядя Слава.

— Я как раз деду твоему звонить собирался. Похвалю тебя за рвение. Сергеич о тебе неплохо отзывался. Вот и Елена говорит, что сам вызвался помочь. Не прячешься от грязной работы. Молодец! — вбивал гвозди в крышку моего гроба дедовский друг.

Придется потрошить дерьмо птицы! Кажется, я все-таки заскрипел зубами.

***

Лена

Почему мажор проглотил мою подставу? Почему согласился? Я ведь видела, что его выворачивало от одной мысли, что придется прикоснуться к мясу. А с курами вообще получился полный треш. Как правило, Вячеслав Игоревич привозит уже полностью разделанную птицу, но сегодня, видно, на птицефабрике было много заказов, и работницы не успели. Я в этом деле не мастер, хотя приходилось заниматься и разделкой. Мне еще обед готовить, поэтому помощи я была бы рада, если бы ее оказывал кто-то другой.

Робнер смотрел на меня так, словно это я курица, которую он жаждет разделать. Должно быть, он уже сейчас думает о том, как отыграться на мне. Можно ведь закончить наше противостояние, отпустить его в поле к комбайнерам и самой со всем управиться. Но во мне словно пробудилась садистка, которой нравится измываться над мажором.

Его барские замашки выводят из себя. До сих пор трясет, стоит вспомнить требование вымыть ему туфли. Да и от всего остального тоже трясет — одолжение мне сделал, предложив работу поломойки. Хватает, целует, прижимает к себе, шантажирует…

Нет, жалеть его не стоит. Вот пусть своими белыми ручонками возится с потрохами, а я пока картофель помою, овощи почищу, рис переберу…

— Сначала надо кур разделать, на улице жара, они завоняют, — в полный голос, пусть наш разговор слышит директор.

— Они и так воняют, — так тихо, что мне кажется, я не слышала, а прочла по губам.

— Поэтому сходи к машине и принеси тушки, — стрельнув в меня яростным взглядом, он резко развернулся и вышел из кухни.

Вернулся быстро. Грохнул два ящика о железный стол. Я отметила, что у мажора даже дыхание не сбилось. А ведь каждая курица весит приблизительно два килограмма — и это без потрохов. Я подошла, чтобы посмотреть, сколько тушек в каждом ящике.

— Их там двенадцать, — буркнул Вадим, догадавшись, зачем я заглядываю в коробку.

— Вот и славно, приступай. Ножи вон в том ящике, — указала на стол с отсеками. Его брови хмуро сошлись на переносице, мажор не сдвинулся с места.

— Что значит «приступай»? Я никогда этим не занимался, — он говорил тихо, чтобы Вячеслав Игоревич не слышал.

— Ты думаешь, я разделывала? Нет, — пожала плечами. — Мне обед готовить, нужно овощи чистить. И не смотри на меня так. Ты сам сюда приперся, я тебя не звала.

— Я не умею.

— Я тоже, — нагло врала, но Робнер об этом не знает. — Вбей в поисковике, думаю, на ютубе найдется видео-инструкция.

— Сама смотри, а я овощи почищу, — процедил он сквозь зубы.

— Овощи я тебе не доверю.

Мне некогда было с ним спорить, обед должен быть готов вовремя. Минут пять он прожигал меня злым взглядом, я не реагировала, потом спросил, где лежат перчатки, надел их и достал первую курицу.

— Покажи, как это делается? — процедил сквозь зубы. Я смилостивилась, быстро объяснила.

Осмолив кур, принялся их разделывать. Сначала неуверенно потрошил кишки, потом заработал быстро и четко. Пыхтел, как старый паровоз, и матерился все время.

— Ты оскверняешь пищу, — буркнула я. — Можешь не ругаться?

— Лучше молчи! — процедил он сквозь зубы.

Запах стоял, конечно, отвратительный. Вадим, наверное, чтобы скорее отделаться и не задохнуться, действовал очень быстро.

Мне пришлось только вымыть птицу, все остальное сделал он. Вячеслав Игоревич заглядывал пару раз к нам, но Робнер в его сторону даже не смотрел. Делал вид, что увлечен работой.

— Где мясо, которое нужно разделать? — кинув последнюю курицу в мойку, спросил он. Футболка промокла. В этой духоте сложно не вспотеть. Во мне шевельнулась жалость, но я все-таки ответила. Самой разделать тушу мне будет сложно.

— В холодильнике, — указала, в котором именно.

— Стол протри…

Закончил он до обеда. Бросил ножи и топор в раковину. Ничего не сказав, вышел. Послышался негромкий короткий разговор в столовой, я видела, как Вадим уходит. Приехали рабочие, Робнера с ними не было. Вячеслав Игоревич не уехал, пока не поел. Почему-то мне стало неуютно. Припахала белоручку, теперь он бродит где-то голодный. На обратном пути развезла горячий обед старикам. Мучившая совесть заставила собрать контейнеры с едой и для Робнера. Дома его не было. Уехал куда-то на машине. Может, не вернется? Постояла во дворе, но все-таки вошла на веранду, которая была открыта, и на небольшой тумбе оставила пакет с едой.

— Ты что грустишь? — спросил Матвей за ужином.

— Не грущу, устала немного. Еще эта жара, — попыталась уйти от разговора. Не хочу, чтобы Матвей что-то заподозрил. Я весь вечер думала об Робнере. Неужели сбежал?

— Лен, я сегодня в участке переночую, дежурить некому, у Борьки сын родился, он отмечает, — усмехнулся брат. Ребята уважали Матвея, он всегда мог понять и пойти навстречу. — Леха на больничном.

— Если нужно, оставайся, — я знала, что ночью могут позвонить с проверкой, да и так, разное случается. Станица у нас спокойная, но даже здесь иногда может за ночь быть несколько происшествий.

Спать легла, еще не было одиннадцати. Как правило, когда жара спадала, жители выходили на улицу, сидели допоздна, дышали свежим воздухом. А я и правда устала. Завтра опять рано вставать. Уснуть сразу не получилось. Неуютно мне было из-за того, что выжила из станицы мажора.

Резко проснулась. На улице ночь, в комнате темно-темно. Я даже не сразу поняла, что меня так напугало. Чужая рука на талии, горячее тело прижимается сзади…

— А… — не успела заорать, мой рот зажали…

— Не кричи, воробушек, — горячий тихий шепот обжигает кожу за ухом. Этот наглый голос я бы не спутала ни с одним другим! — Скоро рассвет, мы всю ночь спали вместе, — от его слов мне становится… плохо? Страшно? Нет, я злюсь!

Пытаюсь вывернуться, лягнуть этого гада, но он предусмотрительно кладет свою ногу поверх моего бедра. Я ужом кручусь, а он тихо смеется. Мне остается только мычать, хотя кто меня может услышать? Матвей на работе, бабушка в больнице.

— Я хотел лишь поговорить, ты не просыпалась, а я устал ждать, прилег рядом, — в его голосе смех.

Он специально меня злит. Сколько часов он со мной в одной постели? Что он успел разглядеть? Свет фонарей с улицы проникает в окно. Я не задвигала ночные шторы, потому что нет смысла, все равно рано вставать. Представила, как он тут стоял и меня рассматривал, к щекам прилила краска. Да что там к щекам, я вся красная, даже в зеркало смотреть не надо. На мне лишь шелковая майка и коротенькие шорты из того же комплекта. Простынь скомкана и лежит подо мной. Я даже не уверена, что моя грудь была прикрыта, бретельки вечно норовят сползти. Мысленно застонала.

— Не кричи, и я тебя отпущу. Обещаешь? — я кивнула, потому что он еще и нос зажал, а мне хотелось вздохнуть полной грудью, скупых глотаний кислорода не хватало.

Робнер сдвинул немного ладонь, и я его тут же укусила, он выругался сквозь зубы, руку отдернул, но из плена не выпустил.

— Воробушек, твоего брата дома нет, мы практически голые лежим в одной постели, будешь шуметь, сбегутся соседи. Ты можешь кричать, а я буду настаивать, что все было по доброй воле, — продолжает шептать на ухо этот гад!

«Почти голые…»

Эта фраза взорвала мой мозг. То, что на мне совсем нескромная пижама, я осознавала, а теперь вот прочувствовала, что кто-то лежит совсем без одежды. Я даже руку отвела назад, чтобы убедиться, но не рискнула тронуть…

— На тебе нет трусов! — чуть не задохнулась от возмущения.

— Зачем об этом кричать на всю деревню? Я с подросткового возраста сплю голым. Удобно очень. Хочешь, и тебе помогу избавиться от лишнего? — его рука скользнула мне на бедро, я тут же по ней стукнула.

— Мне все равно, как ты спишь! Выметайся из моей постели! — я попыталась еще раз вырваться, но Робнер сильнее сжал меня и притянул к себе. Теперь я убедилась, что раньше между нами была хоть какая-то дистанция. Теперь я каждой клеткой ощущала его обнаженное, твердое, а в некоторых местах очень твердое тело.

Капля холодного пота сползла по спине, оставляя неприятное ощущение. Это мой первый опыт… с мужчиной… вот так. Неправильно! Я нахожусь с голым Робнером в одной постели. Если нас кто-то увидит, подумает…

Ладно кто-то! Если нас увидит Матвей… То, что он оторвет Вадиму лишние болтающиеся, ну или не совсем болтающиеся части тела — нестрашно. Но увидеть в глазах брата разочарование мне совсем не хотелось. Он ведь подумает, что я веду себя, как Марина. Увидела богатого парня — и тут же затащила его в свою постель!

— Я не буду кричать, а ты сейчас же вылезешь из моей постели и уберешься из моего дома. Если тебя увидит хоть одна живая душа…

— Воробушек, ты мне угрожаешь? — резко развернул меня и подмял под себя. Теперь твердое нечто упиралось мне в живот. — Я вчера полдня ковырялся в курином дерьме, пропах им насквозь, а благодарности не вижу, Елена Владимировна.

— Спасибо! — буркнула я в надежде, что он с меня слезет.

— Прозвучало как «подавись ты!», — улыбнулся он и наклонился чуть ближе к моему лицу. Кончики носов почти касались, я вжала в голову в подушку, но расстояние не сокращалось.

А потом этот гад меня поцеловал. Опять! Не спросив! Меня и так трясло от злости и непонятного волнения. Хотя очень даже понятного. Если сейчас вернется Матвей, Робнеру можно заказывать гроб и место на кладбище! Мои попытки оправдаться — усугубят его незавидное положение, а мне не удастся оправдаться.

В этот раз поцелуй отличался, не было властного захвата и вторжения. Он словно пробовал меня на вкус. Проводил по сомкнутым губам кончиком языка, оттягивал нижнюю губу своими сухими горячими губами… и вот эта нежность вызывала томление в теле. Мне даже захотелось ответить.

— Звездец, какая ты вкусная! — прорычал он. — Так и хочется…

Что хочется Робнеру, осталось загадкой, потому что я услышала, как к дому приближается автомобиль… Матвея.

— Это мой брат! — взвизгнула я и оттолкнула Робнера. Откуда только силы нашлись сдвинуть эту тяжелую махину? — Быстрее одевайся! Прячься… убегай! — подлетела к его одежде и стала бросать в Вадима.

— Куда убегать? Возле дома припаркована моя тачка, — лениво произнес гад и выпрямился во весь рост, не стесняясь, щеголяя своей наготой!