Современный нигилизм. Хроника

Костантино Эспозито, 2021

Современный нигилизм – это и открытый вопрос, и новая повседневность, и продукт общества потребления. Как форма мышления, в прошлом революционная и смелая, привела нас к молчаливой константе «нет ценностей и нет идеалов»? Отрицать и ничего не искать – сейчас, в сложнейших реалиях, – тупик или освобождение? Костантино Эспозито, итальянский академик и преподаватель философии в Университете Бари, ведет хронику этого явления и показывает, как нигилизм высвечивается в элементах современной культуры. Это и разговоры со студентами, и размышления над текстами Уоллеса, Маккарти, Уэльбека, Рота, Хайдеггера и Ницше, картинами Альберта Бурри и Лучо Фонтана, даже сериалом «Настоящий детектив» и мультфильмом «Головоломка». Автор подарил читателям в это тревожное время терапевтический и воодушевляющий текст, который мерцает во тьме.

1. Нигилизм, точка отсчета

В начале нашего путешествия я хочу обратиться к финалу великой книги, которая, как и все великие книги, предлагает взглянуть на себя и на мир так, как нам никогда бы и в голову не пришло, но встреча с подобной книгой дарит такую возможность, и не потому, что мы слепо следуем за автором, а потому, что осознаем: в этом состоит наше собственное ви́ дение. Я говорю о книге «Дорога» Кормака Маккарти. Как вы наверняка знаете, отец и сын бредут по безжизненной пустыне, в которую превратился мир после ядерной катастрофы. Там, где все сгорело дотла — не только деревья и дома, но и мужество оставаться в живых, — мало-помалу обнаруживается некая сила, которая позволяет героям сопротивляться и не просто идти вперед, как велит инстинкт выживания, но и отыскать в сердце проблеск надежды и нежную привязанность друг к другу.

Истерзанное гнетущим прошлым, не в силах избежать жестокого настоящего и беззащитное перед угрозой будущего, такое сердце получает незабываемый опыт. «Потому что мы несем огонь»^[2], — говорят герои друг другу: и они вправе так говорить. Преодолевая небытие, которое вот-вот лишит их собственного «Я», они чувствуют появление в своей жизни необъяснимого порыва, будто призыв к бытию во взгляде одного и тепле ладони другого. Этот порыв дарует им чувство глубокой признательности, благодаря которому они могут бороться и сопротивляться окружающей их действительности. В конце этого путешествия, когда обоим удается пережить столкновения со свирепыми хищниками — существами, когда-то бывшими людьми, — а также внезапное исчезновение всего, что до недавнего времени составляло их мир, мы становимся свидетелями прощания и одновременно освобождения от страданий. Маккарти блестяще завершает напряженную историю спасения двух героев, находя в памяти человека — а по сути, в памяти всего человечества — ключ к будущему. Эта память не пробуждает ничего из прошлого, она как след, окаменелость, которая вдруг обретает жизнь. Эта память призывает вновь прислушаться к происходящему, к осторожному и нерушимому обещанию, сопутствующему нам на чувственном и физическом уровне. В ее слабом голосе, нежном и неумолимом одновременно, скрывается сила, способная пробиться сквозь глухой гул небытия.

Человеческая жизнь такова именно потому, что она противопоставляет себя пустоте. В ней нет и намека на нигилизм, который даже за границами философии всегда готов уничтожить смысл, ради которого мы существуем; не видя этого, не проходя через это, мы не были бы людьми. Именно благодаря альтернативе между существованием и пустотой мы приходим к пониманию себя. И это совершенно не зависит от того, выйдем мы из этой схватки победителями или проигравшими. Именно тогда, когда мы уступаем пустоте, когда объявляем недостижимым смысл окружающего нас мира — именно тогда память о бытии и может возродить смысл — хватит одного взгляда, одной встречи, одного разговора.

Вот как заканчивается «Дорога»:

«Когда-то в горной речке водилась форель. Было видно, как рыбы стоят в янтарной воде, а течение медленно покачивает их плавники с дрожащими белыми каемками. Рыбины оставляли на руках запах тины. Гладкие, мускулистые, напряженные. На спинах — замысловатые узоры. Карты зарождающегося мира. Карты и запутанные лабиринты. То, что назад не вернуть. И никогда уже не исправить. В глубоких впадинах, где прятались рыбы, все дышало древностью и тайной».

Все — даже форель в реке — несет в себе смысл, заставляет нас дрожать и шептать, повествует нам о своем бытии. Это бытие мало увидеть — к нему надо прислушаться, ведь это не просто одна из характеристик мира вокруг нас, а история, предшествующая нашему существованию. Вот на что нужно обращать внимание, чтобы потом рассказать об этом другим. Все — каждый символ — несет на себе оттиск мира, принадлежит к единому целому, выделиться из которого может только нечто особенное. И чтобы понять это ощущение мира, мы должны разглядеть его в чешуе на спине рыбы, в каких-то особенных шероховатостях бытия, иногда скрытых от глаз.

Но поиск и расшифровка смысла того, что нас окружает, всегда в большей или меньшей степени остается прогулкой по лабиринту: мы можем заблудиться в нем, если путеводная нить вдруг оборвется. Мир никогда не дается нам незыблемым, раз и навсегда, он дается нам в становлении, он создается в более или менее рациональной форме теми, кто в нем живет. Гениальность человечества заключается именно в этой способности интерпретировать реальность без желания и возможности «исправить» ее, «зафиксировать» в каких-то графиках и чертежах. Реальность нельзя просто согласовать с нашими намерениями, потому что она предшествует нам и превосходит нас. Но если бы мы не смотрели на нее вовсе — ее бы не существовало, реальность была бы для нас пустотой. Только внимательный взгляд может разглядеть тайну — а не что-то обыденное — в тех вещах, которые противопоставлены пустоте.

Следующие главы будут попыткой прислушаться к тому, что нам говорит современный нигилизм.

Примечания

2

Здесь и далее роман цитируется по изданию: Маккарти К. Дорога / пер. с англ. Юлии Степаненко. СПб.: Азбука, 2020.