Лука Витиелло

Кора Рейли, 2019

В одиннадцать лет я впервые убил человека. Жестокость, как яд, бурлила в моих венах. Меня воспитывали как будущего Дона, чтобы я правил без капли жалости и, не колеблясь ни секунды, жестоко наказывал. Меня учили калечить и убивать людей. Когда Арию отдали мне в жены, все с нетерпением ждали, как скоро я и ее сломаю, следуя по стопам своего отца, который издевался над всеми своими женщинами. Мне, как и отцу, всегда доставляло удовольствие внушать страх окружающим. Пока не появилась она – Ария. Рядом с ней мне нет нужды скрывать свою тьму. Ее свет куда сильнее моего мрака. За то, чтобы не разрушить ее, придётся дорого заплатить. Не будет ли слишком высока цена для такого чудовища, как я? Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Лука, 9 лет

Не сводя глаз с дверного проема, мы с Маттео сидели за обеденным столом в ожидании матери. Колокол к ужину давным-давно прозвенел.

Марианна, наша няня, стояла тут же, подпирая стену и бросая взгляды то на часы на буфете, то на нас. Отец редко ел в нашей компании, но мать, как минимум, ужин не пропускала никогда, даже если с трудом держалась на ногах. Она никогда не опаздывала — на случай, если отец решит заявиться.

Где же она?

Может, заболела?

Вчера она была очень бледной, только на лице и руках остались синие и желтые пятна после отцовского наказания. Она частенько делала что-нибудь не так. С нашим отцом сделать «так» было трудно. То, что вчера считалось правильным, сегодня могло стать ошибкой. Нам с Маттео тоже часто доставалось за то, что путали одно с другим.

Маттео сунул нож в тарелку с остывшим пюре, а затем запихнул лезвие с картошкой в рот.

— Когда-нибудь ты порежешься. — Марианна цокнула языком.

Маттео, упрямо вздернув подбородок, снова толкнул нож в пюре и облизал.

— Не порежусь.

Я оттолкнул стул назад и встал. Мне не разрешали выходить из-за стола пока не доем, но поскольку отца дома не было, а Маттео младше меня на два года, хозяином считался я.

Пока обходил стол, Марианна дёрнулась в мою сторону.

— Лука, тебе нельзя… — Увидев выражение моего лица, она заткнулась.

Я похож на отца. Поэтому меня Марианна боялась больше, чем Маттео. Поэтому, и еще из-за того, что стану Доном. Скоро я сам буду наказывать всякого, кто сделает что-нибудь не так.

Я прошёл через холл и поднялся по лестнице, Марианна за мной не пошла.

— Мама? Ужин готов!

Тишина. Я шагнул на площадку и приблизился к спальне матери. Дверь оказалась неплотно прикрыта. В прошлый раз, когда мать не спустилась к ужину, я нашёл ее рыдающей в кровати. Но сейчас изнутри не доносилось ни звука. Толкнув дверь, я судорожно сглотнул. Было слишком тихо. Из открытой двери ванной комнаты тянулась дорожка света.

Снизу донёсся голос отца, он вернулся с работы. Наверное, разозлился, не застав меня за обеденным столом. Лучше бы мне спуститься вниз и попросить прощения, но ноги сами понесли меня к свету.

Наши ванные комнаты отделаны белым каррарским мрамором, но сейчас почему-то из маминой исходило розовое свечение. Я перешагнул через порог и застыл. Пол был залит кровью. Я повидал ее достаточно, чтобы узнать. А ещё ее запах — немного меди, немного сладости — сегодня ещё слаще из-за того, что смешался с ароматом маминых духов.

Мой взгляд скользнул по реке крови, поднялся по подсохшему водопаду красных пятен на белой стенке ванной и уткнулся в безжизненно свисающую руку. Белая плоть разошлась, обнажив под собой нечто темно-красное.

Рука принадлежала матери. Это точно была мама, хоть она и казалась незнакомкой. Потухшие карие глаза неподвижно уставились на меня. Ее взгляд был полон грусти и одиночества.

Я сделал несколько осторожных шажков вперёд.

— Мама? — ещё шаг. — Мам?

Она не реагировала. Мама была мертва. Мертва. На полу я заметил нож — один из ножей Маттео. Чёрный керамбит. Своего оружия у неё не было.

Она порезалась. Это ее кровь. Я опустил взгляд вниз, себе на ноги. Носки пропитались красной жидкостью. Закричав, дёрнулся назад, но не удержав равновесия, поскользнулся и упал. Я больно ударился копчиком об пол. Одежда на мне тут же намокла от ее крови и прилипла к коже. Вскочив на ноги, я с разинутым ртом опрометью бросился прочь. В висках стучала кровь, глаза щипало. В дверях я на что-то налетел. Подняв голову, обнаружил над собой разъяренного отца. Он ударил меня наотмашь по лицу и гаркнул:

— Хватит кричать!

Я сжал губы. Я кричал? Моргая, посмотрел на отца, но его лицо расплывалось.

Отец схватил меня за шкирку и начал трясти.

— Ты зачем нюни мне тут распустил?

Я знал, что в нашем доме плакать запрещено. Я никогда не ревел, даже когда отец меня наказывал. Он ударил ещё сильнее.

— Отвечай!

— Мама умерла, — просипел я.

Отец нахмурился, только теперь обратив внимание на кровь на моей одежде.

— Иди за мной, — приказал он.

В коридоре я заметил двух телохранителей. Они как-то странно смотрели на меня.

Я не двигался с места.

— Лука, шевелись, — прошипел отец.

— Не надо, прошу, — взмолился я, нарушив ещё один запрет — просить. — Я не хочу на неё смотреть.

Лицо отца перекосило от ярости, и я напрягся. Нависнув надо мной, он вцепился мне в руку.

— Никогда больше. Чтобы я никогда не слышал этого слова от тебя. И никаких слез. Ни одной мерзкой слезинки, иначе я выжгу тебе левый глаз. Мафиози ты можешь стать и с одним глазом.

Быстро закивав, я вытер тыльной стороной ладони глаза и не сопротивлялся, когда отец потащил меня в ванную. Я больше не плакал, глядя на тело в ванной. Всего лишь тело. Постепенно рёв у меня в груди начал затихать. Это всего лишь тело.

— Ничтожество, — пробормотал отец. — Жалкая шлюха.

Я недоуменно нахмурился. Вне дома отец встречался со шлюхами, но мать не такая. Она его жена. Шлюхи могли позаботиться об отце, чтобы он потом бил ее не так сильно. Она мне так объяснила. Но это не сработало.

— Первый! — закричал отец.

Вошёл один из телохранителей. Отец не утруждал себя запоминанием имен обычных солдат, вместо этого давал им номера.

Первый встал вплотную у меня за спиной и сжал мое плечо, пока отец с жестокой ухмылкой внимательно осматривал тело матери. Я уставился снизу вверх на телохранителя, удивляясь, зачем он это делает и что это значит, но тот смотрел только на отца, не обращая на меня внимания.

— Пришли кого-нибудь убрать этот бардак и позвони Балдони. Пусть найдет мне новую жену.

Я не мог поверить в то, что он сказал.

— Новую жену?

Отец сощурил серые глаза. Такие же серые, как у меня.

— Переоденься и начни уже вести себя не как мальчишка, а как подобает чертовому мужику! — Он замолчал и после паузы продолжил: — И приведи Маттео. Пусть посмотрит, какой трусливой шлюхой была его мамаша.

— Нет.

— Что ты сказал? — Отец уставился на меня.

— Нет, — повторил я дрожащим голосом. Маттео любил нашу мать. Ему будет больно.

Отец сердито посмотрел на руку, все ещё лежащую на моем плече, а затем перевёл взгляд на телохранителя.

— Первый, выбей из него эту дурь.

Первый отдёрнув от меня руку и коротко скользнув по мне взглядом, приступил к исполнению приказа. Я рухнул на колени, опять скорчившись в крови матери, почти не чувствуя ударов. Мне только и оставалось, что рассматривать красные пятна на белом мраморе.

— Хватит! — прикрикнул отец, и удары прекратились. Я посмотрел на него снизу вверх, в голове звенело, спина и живот горели. Отец долго сверлил меня взглядом, я в ответ упрямо не отводил глаз. Нет. Нет. Нет. Я не приведу Маттео. Ни за что, пусть даже Первый изобьет меня до полусмерти. Я к боли привык.

Отец поджал губы.

— Второй! — позвал он второго телохранителя. — Приведи Маттео. Лука заляпает кровью новые персидские ковры.

Едва сдержав победную ухмылку, я попытался подняться, чтобы остановить Второго, но Первый крепко схватил меня за руку. Я сопротивлялся и почти вырвался, но тут в дверях показался Маттео, и я безвольно обмяк.

Карие глаза Маттео стали размером с блюдца, когда он увидел мать, кровь и свой нож рядом с ванной.

— Твоя мать тебя бросила. — Отец кивком указал на тело матери. — Покончила с собой.

Маттео смотрел, не проронив ни звука.

— Забери свой нож, — велел ему отец.

Маттео неуверенной походкой вошёл в ванную, и Первый сильнее сжал мою руку. Отец перевёл взгляд с меня на брата, который трясущимися руками поднял свой нож. Я ненавидел отца. Яростно ненавидел.

И ненавидел мать за то, что она нас бросила, за то, что сделала это.

— А теперь оба убирайтесь!

Маттео стоял как вкопанный, уставившись на окровавленный нож. Я схватил брата за руку и потащил в свою комнату. Когда я дотолкал его до ванной, он все ещё не сводил взгляда с ножа. Мне пришлось силой забрать у него нож. Я сунул его под кран, чтобы смыть запекшуюся кровь. В глазах защипало, но я не поддался.

Больше никаких слез. Никогда.

— Почему она взяла мой нож? — прошептал Маттео.

Я выключил воду, вытер нож полотенцем и протянул ему. Немного помедлив, он покачал головой и попятился, пока не упёрся в стену спиной и сполз по ней на пол.

— Почему? — бормотал он, и глаза его наполнились слезами.

— Не реви, — прошипел я, торопливо закрывая дверь ванной, опасаясь, что отцу вздумается зайти в мою комнату.

Маттео вздёрнул подбородок и сузил глаза, но все равно начал реветь. Я нетерпеливо схватил полотенце и опустился на колени рядом с братом.

— Маттео, хватит плакать. Прекрати, — прошептал я, сунув полотенце ему в лицо. — Вытри лицо, а то отец тебя накажет.

— Ну и пусть, — всхлипывал Маттео. — Мне все равно. — Но в его дрожащем голосе слышался ужас.

Я поглядывал на дверь, прислушиваясь к звуку шагов. Пока было тихо, если только отец не решил подкрасться, чтобы пошпионить за нами. Но скорее всего, сейчас он занят тем, что избавляется от тела матери. Может, прикажет своему консильери Бардони бросить ее в Гудзон. Меня передернуло.

— Держи полотенце! — рявкнул я.

Маттео, наконец, забрал у меня полотенце и резкими движениями вытер покрасневшие глаза. Я протянул ему нож, но брат с сомнением посмотрел на него.

— Бери.

Он поджал губы.

— Маттео, ты должен его взять.

Отец ни за что не разрешит его выбросить. Мой младший братишка все-таки послушался, протянул руку и пальцами обхватил рукоятку.

— Это просто нож, — произнёс я, хотя так же как он не видел на ноже ничего кроме крови.

Маттео кивнул и сунул его в карман. Мы уставились друг на друга.

— Теперь мы остались одни, — сказал он.

— У тебя есть я.

Стук в дверь прервал нас, я торопливо помог Маттео подняться на ноги. Дверь открылась, и на пороге появилась Марианна. Увидев нас, она на мгновение прикрыла глаза. Ее обычно аккуратно уложенные в пучок волосы сейчас торчали во все стороны, как будто она потеряла свою сеточку для волос.

— Хозяин послал меня убедиться, что вы готовы. Скоро приедет его консильери. — Ее голос звучал как-то странно и незнакомо, а губы дрожали. Она переводила взгляд с меня на Маттео и обратно.

Я кивнул. Она приблизилась и коснулась моего плеча.

— Мне так жаль.

Я отступил назад, подальше от ее касаний, и сердито посмотрел на нее, потому что это помогало не разреветься.

— Мне нет, — пробормотал я. — Она была слабачкой.

Марианна отшатнулась и изменилась в лице.

— Поторопитесь, — перед уходом выдавила она.

Маттео просунул свою ладошку в мою.

— Я буду по ней скучать.

Я посмотрел на свои ноги в окровавленных носках, но отвечать не стал, потому что это посчиталось бы слабостью. Мне нельзя быть слабаком. Больше никогда.

Чезаре со всей дури двинул кулаком мне в живот. Согнувшись пополам, я рухнул на колени. Марианна отложила в сторону вязание и заохала. Прежде чем он ударил бы меня по голове, я перекатился вбок, подскочил на ноги и выставил перед собой сжатые кулаки.

Чезаре кивнул.

— В следующий раз не отвлекайся.

Сжав зубы, я бросился в атаку, провёл обманный апперкот, поднырнул и ударил Чезаре по корпусу. Хрюкнув, он отскочил назад. Он обучал меня рукопашному бою с тех пор как мне исполнилось три года.

Чезаре отошёл от меня на безопасное расстояние.

— Когда подрастешь, станешь непобедим.

Я мечтал стать непобедимым прямо сейчас, чтобы не давать отцу нас наказывать. Я уже был выше и крепче других детей в классе, но мне нужно было стать еще сильнее. Я начал снимать перчатки.

Чезаре повернулся к Маттео. Тот, задумавшись и подтянув колени к груди, сидел на краю боксерского ринга.

— Теперь твоя очередь.

Брат никак не среагировал, уставившись в одну точку. Я бросил в него боксерскую перчатку. Он вскрикнул, потёр висок, взъерошив темно-каштановые волосы и нахмурился.

— Твоя очередь, — повторил я.

Маттео поднялся, но я заметил, что он расстроен. Причину его настроения я знал, но надеялся, что он будет держать ее при себе.

— Почему мы не поехали на похороны мамы?

В нашу сторону шла Марианна. Я бросил в него вторую перчатку.

— Заткнись.

Он топнул ногой.

— Нет! — Брат спрыгнул с ринга и потопал к выходу из спортзала. Куда это он собрался?

— Маттео! — крикнул я, бросившись за ним.

— Я хочу с ней попрощаться! Несправедливо, что она там совсем одна.

Нет, нет, нет! Зачем он говорит такое при посторонних?

Я не оглядывался, но знал, что Чезаре с Марианной слышат каждое слово. У самых дверей я схватил Маттео за руку и потащил назад. Он попытался вырваться, но я был сильнее. Он поднял на меня зареванные глаза.

— Хватит реветь, — строго прошептал я.

— Неужели ты не хочешь попрощаться? — охрипшим голосом спросил он.

Внутри у меня все сжалось.

— Она с нами тоже не попрощалась, — я отпустил Маттео, и он ещё сильнее разревелся.

Марианна погладила его по плечу, но ко мне не прикоснулась. Она усвоила урок. За эти дни каждый раз, когда она пыталась меня утешить, я ее отталкивал.

— Ты расстроен, и это нормально.

— Ну нет, — упрямо заявил я.

Неужели она не понимает? Если отец узнает, что Маттео плакал из-за матери, тем более при Чезаре, ему попадёт. Может и глаз ему выжжет, как угрожал мне. Я не мог позволить такому случиться. Оглянувшись, я заметил, что Чезаре торчит недалеко от нас, разматывая бинты на кулаках.

— Наша мать была грешницей. Самоубийство это грех. Она не заслуживает, чтобы мы горевали по ней, — повторил я то, что говорил мне наш духовник, когда мы с отцом ходили в церковь. Я не мог этого понять. Убийство тоже было грехом, но священник никогда не напоминал об этом отцу. Покачав головой, Марианна печально посмотрела на меня и погладила меня по плечу. Почему она никак не уймётся?

— Она не должна была оставлять вас одних, мальчики.

— Ее и раньше вечно не было с нами рядом, — заявил я, усилием воли сдерживая свои эмоции.

Марианна кивнула.

— Знаю, знаю. Ваша мать…

–…была слабачкой, — прошипел я, отшатываясь от ее прикосновений. Я не хотел говорить о матери. Я просто хотел забыть о том, что она когда-либо существовала, и хотел, чтобы Маттео перестал смотреть на этот дурацкий нож так, будто тот может его убить.

— Не надо, Лука, — тихо попросила Марианна. — Не становись таким как твой отец.

То же самое перед смертью сказала мне бабушка Марселла.

Бабуля была хрупкой и маленькой. Кожа у неё была как будто велика для ее тела, как будто она одолжила ее у человека вдвое больше неё.

Она улыбнулась так, как никто и никогда мне не улыбался и протянула ко мне свою дряхлую руку. Я взял ее ладонь. Кожа у неё была как бумага, сухая и холодная.

— Не уходи! — потребовал я. Отец сказал, что она скоро умрет. Потому и послал меня к ней в комнату — чтобы я понял, что такое смерть, но я и без него это знал.

Бабуля легонько сжала мою ладонь.

— Я буду присматривать за тобой с небес.

Я покачал головой.

— Оттуда ты не сможешь нас защитить.

Ее карие глаза светились добротой.

— Скоро защита тебе будет не нужна.

— Я всеми буду править! — прошептал я. — А потом убью отца, чтобы он больше не обижал маму и Маттео.

Ба потрепала меня по щеке.

— Чтобы стать Доном, твой отец убил своего отца.

Я выпучил глаза

— Ты ненавидишь его за это?

— Нет. Твой дедушка был человеком жестоким. У меня не получилось защитить Сальваторе от него, — она так тихо прохрипела, что мне пришлось наклониться ближе, чтобы услышать ее. — Поэтому я старалась защитить тебя от твоего отца, но тоже не смогла.

Ее веки затрепетали, ба отпустила мою руку, но я вцепился в неё.

— Лука, не становись таким, как твои дед и отец.

Она закрыла глаза.

— Бабуля?

Я нахмурился и оглянулся на Чезаре, который, скрестив руки на груди, наблюдал за мной. Слышал ли он, что сказала Марианна? Отец на неё разозлится. До чертиков разозлится.

Я резко развернулся, подошёл к нему вплотную и, прищурившись, заявил:

— Ты ничего не слышал.

Чезаре удивленно вскинул брови. Не думает же он, что я тут шутки шучу?

Я мало что мог поделать. Вся власть была в руках отца.

— Ты никому ничего не скажешь. Или я нажалуюсь отцу, что ты распускаешь о нем сплетни. Я его наследник. Мне он поверит.

Чезаре опустил руки.

— Лука, тебе вовсе необязательно мне угрожать. Я и так за тебя, — сказал он и отправился в раздевалку.

Отец всегда говорил, что вокруг нас полно врагов. Но как мне узнать, кому я могу доверять?

Лука, 11 лет

Сквозь мой ночной кошмар, сквозь образы красных ручейков на белом мраморе прорвались крики. Дезориентированный, я сел в кровати, прислушиваясь к выстрелам и воплям. Что происходит?

Свет в коридоре включился, вероятно, сработали датчики движения. Я перекатился на край кровати, когда дверь открылась. В проеме появился высокий мужчина, которого прежде я никогда не видел. Он нацелил пистолет мне в голову.

Я застыл.

Он пришел меня убить. Мне стало понятно это по выражению его лица. Я уставился ему в глаза, собираясь умереть как настоящий мужчина, с высоко поднятой головой. Маленькая тень скользнула за спиной мужчины, и Маттео с боевым кличем запрыгнул ему на спину. Пистолет выстрелил, и я дёрнулся, когда бок обожгло острой болью.

Пуля прошла гораздо ниже чем должна была. Если бы не Маттео, киллер убил бы меня. Слёзы брызнули из глаз, но я выбрался из кровати и достал из тумбочки пистолет. Незнакомец направил пушку на Маттео. Я поднял пистолет, прицелился в голову мужчине, как учили меня Чезаре и Первый, и спустил курок. Во все стороны брызнула кровь, попала даже на испуганное лицо Маттео. На какое-то мгновение все как будто замерло — даже мое сердце перестало стучать — а затем завертелось с бешеной скоростью.

Незнакомец повалился вперёд и утянул бы за собой и брата, если бы Маттео вовремя не отпрыгнул. Он ошеломлённо посмотрел на меня, вниз на тело, а затем медленно перевёл взгляд обратно, задержавшись у меня на животе.

— У тебя кровь идёт.

Дрожа от боли, я зажал рану в боку. Рука с пистолетом тряслась, но я его не выронил. С первого этажа все ещё раздавались крики и выстрелы. Я дернул головой в сторону шкафа.

— Спрячься там.

Маттео нахмурился.

— Давай! — рявкнул я.

— Нет.

Пошатываясь, едва не теряя сознание от боли, я подошёл к нему. Ухватив Маттео за манжету пижамы, потянул его к шкафу. Несмотря на сопротивление, мне удалось затолкать брата внутрь и повернуть ключ.

Маттео колотил изнутри по двери.

— Выпусти меня!

Пока спускался по лестнице, меня трясло от тревоги и боли. Звуки привели меня в гостиную. Сначала я увидел отца. Сидя на корточках за диваном, он отстреливался от двоих мужчин. Те стояли ко мне спиной. Отец мазнул по мне взглядом, и я решил было, что не стану ничего делать. Я его ненавидел. Ненавидел за то, что он делает с Маттео, со мной и даже со своей новой женой Ниной.

И все же я поднял руку и выстрелил в одного из нападавших. Отец позаботился о другом. Схватившись за плечо, мужчина рухнул на пол. Отец подошёл, отшвырнул его пистолет подальше и прострелил ему обе ноги. Я услышал, как где-то в доме раздалась очередь выстрелов, а вслед за ними тяжелые шаги. Неровной походкой в гостиную вошёл Первый, кровь из раны на голове заливала его лицо.

Отец хмуро зыркнул на него.

— Вы всех убили?

Первый кивнул.

— Да. Но они прикончили Второго.

— Они не должны были прорваться так далеко, — пробормотал отец. Без предупреждения он вскинул пистолет и выстрелил в Первого. От неожиданности я вскрикнул, увидев, как телохранитель повалился на пол рядом со мной. Я знал его всю свою жизнь.

У меня подкосились ноги, рана в боку пульсировала болью. Разглядывая меня, отец достал телефон и сказал в трубку:

— Пошли за Доком, возьми Дюранта и идите сюда. Больше никому ничего не говори, пока я не выясню, кто крыса.

Закончив разговор, отец подошёл ко мне и дернул за шкирку, поднимая на ноги. Одной рукой удерживая меня вертикально, другой он убрал мою ладонь от кровоточащей раны и ткнул в неё пальцем. Перед глазами потемнело, я дёрнулся от боли. Отец резко встряхнул меня.

— Соберись. Не смей тут мне умирать.

Я открыл глаза. Покачав головой, отец отпустил меня. Я снова повалился на пол и, хватая ртом воздух, приподнялся на локтях. Отец вышел из гостиной оставив меня наедине с раненым. Тот стонал от боли и пытался ползти. Отец вернулся с веревкой, которой связал раненого незнакомца, затем достал нож и приставил к его предплечью. Отец начал срезать с него кожу, и мужчина закричал нечеловеческим голосом.

Как яблоко почистить — так всегда говорил отец, вот только яблоко не стало бы кричать и молить о пощаде.

Зажимая рукой кровоточащую рану в боку, я не сводил глаз с этой сцены, даже когда к горлу подступила тошнота. Отец следил за мной, я знал, что если отвернусь, меня накажут. В ушах звенели крики агонии, меня трясло. Внезапно руки ослабли, и мою щеку гостеприимно принял твёрдый пол. Постепенно шум в ушах заглушил крики, и все померкло.

В гостиной нашего особняка толпились в ожидании младшие боссы и капитаны. Стоя на середине, отец жестом подозвал меня к себе. Пока я шёл к нему, на меня были устремлены взгляды всех присутствующих. Я высоко задрал голову, потому что хотелось казаться повыше. Для своего возраста я и так был высоким, но окружающие мужчины все равно смотрели сверху вниз. А ещё они смотрели так, будто никогда такого как я не видели.

Я встал перед отцом.

— Самая ранняя инициация, которую когда-либо видела Семья! — громко объявил он. — Всего одиннадцать, а уже намного сильнее и беспощаднее, чем мог бы пожелать любой отец.

Меня раздувало от гордости. Отец никогда не говорил, что гордится мной, никогда даже намёка не делал на то, что мы с Маттео не обуза, а что-то значим для него. Я расправил плечи, в своём чёрном костюме и начищенных ботинках мне хотелось походить на взрослого.

— Сын мой, наши враги будут бояться произнести твоё имя вслух! Моя кровь. Мой наследник.

В его руке появился нож. Я знал, что последует за этим, потому протянул ладонь и даже не дёрнулся, когда он полоснул по ней лезвием. До этого дня отец уже много раз меня резал, подготавливая к этому дню, тренируя выносливость. Каждый раз, увидев, что я вздрогнул, он резал снова и капал на рану лимонный сок или сыпал соль. Это продолжалось до тех пор, пока я не начал скрывать любые признаки того, что мне больно.

— Рождённый в крови. Поклявшийся на крови. Я вхожу живым, а выйду мертвым, — четко произнёс я.

— Добро пожаловать в Семью, Лука. Теперь от моего имени ты будешь убивать и калечить, разрушать и сжигать.

В этот момент в гостиную втащили какого-то человека. Я не узнал его и не знал, в чем он провинился. Весь избитый и окровавленный, мужчина с мольбой смотрел на меня заплывшими глазами. Никто и никогда не смотрел на меня так, словно я хозяин положения.

Отец кивнул и протянул мне нож. Тот самый нож, которым убила себя моя мать. Я принял его и подошёл к мужчине. Новые телохранители отца, несмотря на сопротивление пленника, крепкого держали ее. Я вцепился пальцами в рукоятку. Все присутствующие внимательно следили за каждым моим движением, ожидая малейшего проявления слабости. Но я сын своего отца и однажды стану Доном. Вскинув руку, я быстро полоснул ножом по чужому горлу. Порез получился неуклюжим, хлынула кровь, забрызгав меня с ног до головы. Мужчина выпучил глаза, а я отшатнулся. Рухнув как подкошенный, он бился в конвульсиях и захлебывался кровью, глядя на меня глазами, полными ужаса.

Я наблюдал, как из него вытекает жизнь.

Через пару дней у меня на груди набили чернилами самые важные слова, которые на всю оставшуюся жизнь сделали меня мафиози. Отныне Семья превыше всего.