Последняя кукла Питера Страубе. Мрачная сказка на грани фантастики

Константин Шахматов

Действие рассказа «Последняя кукла Питера Страубе» разворачивается как бы в двух временных измерениях одновременно: прошлом и настоящем. Однако, и то и другое настолько сказочно и запутанно, что вряд ли можно с полной уверенностью утверждать, где действуют реальные персонажи, а где вымышленные. Вдобавок все это тайно контролируется еще и третьей стороной, намерения которой остаются тайной до самой развязки. Книга содержит нецензурную брань.

Из донесения AOS V.D.

Надо бы заскочить домой. Похвастаться перед супругой своим новым приобретением. Но каким образом авто достался ему он, конечно же, не расскажет. И это не будет враньем. Он просто не скажет всей правды. И жена поверит, куда ж она денется.

Дорога заняла не более десяти минут, ибо попутные автомобили предпочли не соревноваться с ним в скорости. Лихо притормозив у подъезда, Володя птицей влетел на второй этаж родимой хрущёвки. Ключ без помех вошел в замочную скважину. Данилов тот час очутился в узеньком коридоре квартиры.

Первое, что он увидел, это черные лакированные ботинки, аккуратно стоявшие на обувной полочке.

— У нас гости? — выкрикнул он, сбрасывая промокшие кроссы в угол.

Он хотел было заскочить в туалет, но в дверном проеме, ведущем из коридора в гостиную показалась голова жены. Ее лицо выражало упрек. Данилов почуял неладное. Вытянув шею, он пытался заглянуть в комнату, но супруга преградила ему дорогу. Все, что он увидел, это край расправленного дивана, с накинутым на него одеялом. Поверх одеяла лежала нога. Голая, сука!

— Ты? — прошептал одними губами Данилов.

Света сделала шаг навстречу, скрестив на груди руки. На ней не было ничего! Данилова бросило в жар. Чувство несправедливой обиды обожгло его сверху до низу. А еще, он почувствовал себя персонажем скверно написанной пьесы, в которой главный герой возвернулся не вовремя.

Жена все так же стояла перед ним, не давая пройти в комнату. Он хотел ее отодвинуть, но вдруг отчаянно расхотел прикасаться, словно испугался испачкаться. Комок подступил к горлу.

— Я в туалет зайду, — тихо сказал Данилов.

— Пожалуйста, — брезгливо сказала она.

Расстегнув брюки, он долго стоял над унитазом, тупо уставившись в его белое чрево. Не спрашивая разрешения, крупные слезы, одна за другой, беззвучно катились из его глаз. Он поднял голову к потолку, и те полились по щекам. В зеркале он случайно увидел свое отражение. Жалкое зрелище. Данилов чуть не завыл, но опомнился. Надо взять себя в руки. Открыв воду, подставил лицо под прохладную освежающую струю. Как бы там ни было, нельзя, чтобы предательница видела его слез.

Выйдя из ванной, он кое как обулся в сырые кроссовки. Тут же почувствовал на себе взгляд жены, и поднял голову. Та успела облачиться в легкий халат и, стоя у входной двери, смотрела на него молча, но с вызовом. И что ты будешь сейчас делать? — словно спрашивала она.

Данилов не знал, что сказать и что сделать. Ему вновь стало так жалко себя, что глаза повторно наполнились влагой.

— Пусти, — сказал он.

Жена, нехотя, отступила.

Данилов пулей вылетел из подъезда.

Закрывая лицо как последний ворюга, прыгнул в машину. Долго сидел, повернув ключ. Бабки, сидевшие на скамейке, с пристрастием разглядывали его сквозь стекло, и подозрительно перешептывались.

Кое-как вырулив со двора, он проехал сто метров, и встал на обочине. Уткнувшись в кожаный руль, тихо завыл, пуская слюну на помятые брюки. Ну, почему? и За что? — два вопроса крутились в его голове, не находя выхода.

Так он просидел, пока совсем не стемнело.

*

Когда они делали это впервые, Володи хватило на пару движений, а Светлана больно ударилась головою о книжную полку, висевшую у него над кроватью. Она ушла в ванную комнату, где тихонечко плакала. Забравшись вместе с ней в ванну, и открыв кран, Данилов заботливо вытирал ее маленькие слезинки, и смотрел, как в сливное отверстие утекали вместе с водой красные капли. И в тот момент у него странно щемило сердце. То ли от ложного ощущения вины, то ли от осознания необходимости сделать маленькую, но такую необходимую подлость. Глупец! В свои двадцать с хвостиком лет он считал предательство самым тяжким грехом, и не мог переступить через принципы. Да, он был честным в большей степени, чем наивным. Именно был. Через две недели он сделал ей предложение, и Светлана ожидаемо согласилась. Наверняка любила его.

И до сей поры Данилов глупо считал, что они оба счастливы.

Володя очнулся, почувствовав холод и резкую боль. Что же мне делать? — подумал он, — Домой нельзя; к родителям — тоже; остается другая женщина. К счастью у него, как и у всех, была еще и любовница.

Повернув ключ, он дал по газам, не позволив мотору прогреться.

*

Он познакомился с Верой, когда в очередной раз поругался со Светой, и колесил по ночному городу в поисках приключений. Сблизившись самым простым и естественным способом, тут же в машине, молодые люди пришли к общему знаменателю, что у них много общего. Она понравилась ему за свои здравые рассуждения о смысле жизни и стремлении к счастью. Да и сам он, к тому времени, уже не останавливался ни перед какими условностями в достижении оного: врал, предавал, выкручивался.

Да, со временем взгляды человека меняются. Отвратительное становится вполне терпимым; глупое — не лишенным оригинальности; наглость сродни второму приданому. И Володя не был тому исключением. После многих безуспешных попыток оседлать Эверест, он удачно переболел юношеским максимализмом.

А что же Вера? Дождавшись развода от мужа, ушла от него, и воспитывала ребенка одна, снимая крохотную комнатушку рядом с Заводом металлоконструкций. Ушла, устав от бесконечных измен и часто возникающего безденежья. Данилов время от времени наезжал к разведенке, заваливая продуктами или малюсенькими подарками. Вера встречала его как желанного гостя. По крайней мере ему так казалось.

А чуть позже, когда Сонечка — ее дочка, видела десятые сны, они с Верой занимались любовью. Хорошо, как по нотам. Не торопясь, наслаждаясь процессом. Лишь тонкая занавеска между кухней и комнатой, а также металлическая кровать со скрипучей панцирной сеткой, оказались безоговорочными помощниками их обоюдного и окончательного грехопадения.

Это всего лишь интрижка на стороне, — думал Данилов тогда, — очередной роман, хотя и очень красивый. А Вера? Вера — всего лишь любовница.

О, как ему нравились ее длинные волосы; тонкие музыкальные пальцы; изящные икры. Еще он очень любил разглядывать Веру со стороны, когда она этого не замечала. Он снимал ее своеобразным рапидом, чтобы откладывать в памяти. Взмах руки, поворот головы, и так далее. Сзади особенно хороша была попка. Особенно, когда он прижимался к ней обнаженной, благоухающей. А еще она красиво стонала. Не в пример его Свете, которая все делала в гробовой темноте и молчании.

*

Увидев Данилова в таком состоянии, мать-одиночка без лишних вопросов уложила его в постель, и напоила горячим чаем с малиной. Потом дала валерьянки. Данилов расслабился, и его боль притупилась. Всю ночь он пролежал под одеялом не шелохнувшись, а Вера согревала его своими объятиями.

В пять утра он поднялся, и молча сидел на маленькой кухне, отгороженный занавеской. Чуть позже встала и Вера. По ее виду можно было сказать, что она так же плохо спала. Выпив чаю и, поцеловав Данилова в щеку, она ушла на работу, не забыв проверить дочурку.

Еще через час проснулась девчушка и, увидев Данилова, широко заулыбалась знакомому дяде.

— Привет, заяц, — ответил негромко Володя, прогнав с лица маску великой печали и безысходности, — Как дела?

Ребенок принялся с азартом рассказывать ему о своих куклах, школьных занятиях, и так далее.

— Подожди-подожди, тараторка! — усмехнулся Данилов, — Твоя мама просила напоить тебя чаем. Это во-первых. А во-вторых, проверить уроки. Так что, давай, слазь с постели.

— Хорошо! — кивнула Сонечка, отбрасывая одеяло.

Они сидели за маленьким столиком, накрытом цветастой клеенкой, и пили заварочный чай. Глядя на девочку, он совсем не слушал, что она говорит, погрузившись в свои скорбные мысли.

Как странно, — раздумывал он, — Со Светой они прожили чуть меньше десяти лет, но так и не завели собственного ребенка. Она очень хотела, но Данилов всячески избегал этой темы. Думал, что рано. Хотел пожить в свое удовольствие; встать на ноги; заработать побольше денег. Потом стал загуливать на сторону. И сам не понял, как это произошло, потому случилось сие очень быстро и неожиданно. Потом как прорвало, и понеслось… Данилову приходилось врать благоверной почти каждый день. Так можно ли считать это отправной точкой, после которой нетяжелая жизнь Данилова обросла большими проблемами и покатилась в обратную сторону?

Но не один же он такой злодей и обманщик. Супруга, к примеру, ни разу не обманывала его? Обманывала! Хотя бы тот случай с анализами эякулята…

Данилов проверил у ребенка уроки, и проводил девочку в школу, предварительно заплетя ей косичку. Заплел не слишком умело, как мог, но это заставило его почувствовать себя Робин Гудом, и даже героем. В глазах маленькой девочки, разумеется.

Интересно, чего я боялся, когда не хотел зачинать ребенка? — бурчал про себя Данилов, — обузы? ответственности?

Он тут же вспомнил, как в последнее посещение Сонечка рассказывала ему о том, как папа приходил домой пьяный и кричал на ее маму. Как она, Сонечка, убегала в другую комнату и пряталась под кроватью, чтоб отец ее не нашел.

— Ты же была совсем маленькой, — говорил ей Данилов, — неужели все помнишь?!

— Помню, — отвечала она, — и буду помнить всю жизнь. Папа был злой, и бил маму.

Девочка плакала, а он вытирал ее слезки и приговаривал, чтобы она успокоилась:

— Такого больше не будет, я обещаю…

Тогда Соня подняла на него глаза, полные слез.

— И ты не сделаешь нам ничего плохого, как папа?

— Нет, конечно же.

— Почему? Потому, что любишь нас?

Данилов не мог сказать «да», поэтому просто кивнул.