Последняя кукла Питера Страубе. Мрачная сказка на грани фантастики

Константин Шахматов

Действие рассказа «Последняя кукла Питера Страубе» разворачивается как бы в двух временных измерениях одновременно: прошлом и настоящем. Однако, и то и другое настолько сказочно и запутанно, что вряд ли можно с полной уверенностью утверждать, где действуют реальные персонажи, а где вымышленные. Вдобавок все это тайно контролируется еще и третьей стороной, намерения которой остаются тайной до самой развязки. Книга содержит нецензурную брань.

Из донесения AOS V.D. Апрель 2001 года

Ругаясь на чем свет стоит, Данилов вылез из тачки и, обойдя ее в круг, пнул по изъеденному ржавчиной бамперу.

— Вот, сука!

Как чувствовал, что этот большущий кусок дерьма сдохнет на полдороги. Легче бросить ее здесь, и забыть. И не марать больше руки, пытаясь реанимировать. Ведь сколько денег она из него высосала, сколько нервов испортила. Одно слово: сука!

Он стоял на грязной раскисшей обочине, и брызги от пролетающих мимо автомобилей оседали на его не глаженных брюках.

Первая неделя апреля выдалась для Данилова самой что ни на есть распоганейшей. Дрянной и полной отчаяния. Заработанные по легкому деньги, так же исчезли, как и пришли. Вместе с растаявшим снегом утекли сотней маленьких ручейков грандиозные планы по начинанию нового бизнеса. А еще Светлана, его благоверная, изводила постоянным нытьем по малейшему поводу. Видите ли, он мало уделяет ей свободного времени, пропадая черт знает где на черт знает какой работе. Даже вид грязной посуды в раковине выводил прежде спокойного как удав Данилова из состояния равновесия. Но самое главное, к нему опять возвернулись комплексы по поводу личной несостоятельности. В переводе на русский язык сие означало, что у Данилова не стоял. И это в тридцать пять лет!

Впрочем, визг тормозов и веер чернильных брызг, заставили его встрепенуться. Он едва не выронил сигарету, когда прыгал спиною назад, выгибаясь как суслик.

— Сука!

Да, уж. Слова-паразиты прилипают намного страшнее, чем дорожная грязь. Только отряхнув брюки и разогнув спину, Данилов соизволил взглянуть на остановившийся у обочины Мерседес. Честно сказать, его абсолютно не волновало, кто сидел за рулем этой новехонькой и навороченной тачки. Да хоть сам господь бог!

Дверца открылась, и из машины показалась ухоженная блондинка, преимущественно своей верхней частью. Ее хрупкие плечики укрывала песцовая шубка.

— У вас машина не заводится? — поинтересовалась она, — Вам нужна помощь?

Данилов недоверчиво покрутил головой. Вроде, к нему обращаются.

— Нет, — пробурчал он, затягиваясь, — все в порядке.

Видал он таких дамочек. Очень много видал. Наверняка, живет за счет богатого «папочки»; на люксовый Мерс насосала…

Дверца резко захлопнулась, и иномарка сдала чуть назад.

— Извините, я не расслышала!

Девушка приподняла дымчатые очки и вопросительно посмотрела на щурившегося от солнца Данилова.

— Мне на работу, — выдохнул он, бросая окурок.

— Садитесь.

Закрыв «шестерку» на ключ, Данилов плюхнулся на сидение рядом с роскошнейшей телочкой. Плюхнулся не аккуратно, со всего маху, и буквально уткнулся взглядом в ее сногсшибательные колени. Девушка улыбнулась, и протянула Данилову руку:

— Давайте знакомиться. Меня зовут Аня… Анна Андреевна.

Очень приятно! — чуть не закричал он, пожимая прохладную руку.

— Данилов, — сказал он в ответ, — Владимир Александрович.

— Я вас обрызгала? Еще раз простите, я недавно вожу машину…

Данилов надул щеки, не зная, что и ответить.

— Так куда же мне ехать? До пятницы я совершенно свободна!

Веселый смех девушки заставил Данилова выдохнуть, и указать направление.

*

До сего дня Данилов сам не однократно оказывался в роли доброго провожатого. И этот фокус с легким обрызгиванием и предложением подвезти, дабы загладить вину, он не раз проделывал сам. И трюк срабатывал. Наверняка, эта самая Аня сделала так же. Но что ей понадобилось от такого неудачника, как Данилов? Знакомое чувство надвигающихся приключений овладело им. Внизу живота неприятнейшим образом засвербило. Данилов украдкой взглянул на себя в зеркало, и остался доволен. Какого черта! — подумал он, — один раз живем!

Всю дорогу Анна Андреевна оживленно болтала. В основном о себе. Из своего опыта Данилов прекрасно знал, что женщины очень любят, когда их слушают и не перебивают. Нужно только поддакивать с умным видом, и не задавать глупых вопросов. И если все пройдет гладко, она обязательно испытает над мужчиной свои неотразимые чары. Женщины любят ощущать себя хищницами. А если дать ей понять, что готов на все, ради ее расположения, она захочет получить от тебя большее.

По словам новой знакомой, она была директором преуспевающей фирмы. Так же у нее имелся маленький сын и любимый мужчина, и до недавнего времени семейная жизнь протекала счастливо, и довольно размеренно. В какой-то момент благополучие рухнуло, и теперь Аня в обиде на всех мужиков, особенно олигархов, каким и был ее теперь уже бывший. Конечно, после развода она получила все, что хотела, но кроме Ванечки. И только сие обстоятельство ее угнетает. И очень сильно. Так сильно, что она готова на все, дабы вернуть себе маленькое сокровище.

Данилов молча слушал, и тактично поддакивал. Анне, судя по всему, требовалось кому-нибудь выговориться. Вскоре они уже перешли на «ты», и Данилову показалось, что их знакомство длится целую вечность.

— Вот, сюда! — Данилов показал поворот, и они въехали на территорию, обнесенную железной решеткой с воротами.

По середине — двухэтажное здание, сдаваемое под различные офисы.

— Я здесь никогда не бывала, — сказала Аня, — Что у тебя тут?

Данилов с неохотой ответил:

— Контора рога и копыта.

— Что, прости? — не поняла девушка.

— Я частный сыщик. Мы с партнером пару лет назад открыли свое агентство. Поначалу нормально было, теперь вот проблемы.

— Клиентов мало?

— Можно и так сказать, — уклонился Данилов.

Все-таки, девушка ему малознакомая. И кто знает, что у нее на уме.

— Тебя подождать? — спросила она.

— М-м-м. Если не трудно, то пару минут.

Он словно предчувствовал, что наведываться сегодня в офис — пустое занятие. В двери, запертой на наружный замок, нашел вложенную записку. Развернул ее, и прочел:

«Скотина, где тебя носит! Клиент не дождался, уехал злой. Я тоже. Нет никакого желания работать. С наихудшими пожеланиями Стас.»

Данилов скомкал записку, и бросил в угол.

— Ну и хер на тебя, не дождался! Сам ты скотина!

Он посмотрел на парковку. Там все еще стоял черный Мерин.

— Ну, что? — спросила Анна Андреевна, когда он вернулся.

— Нет никого!

Аня посмотрела на него снизу-вверх. Потом о чем-то задумалась. У Данилова екнуло сердце.

— Хочешь за руль?

*

Володя быстро приноровился к характеру иномарки. Автомобиль шел легко, подчиняясь малейшему повелению водителя. Просто летел. На проспекте он разогнался до ста сорока, но на большее не осмелился. Для первого раза и этого оказалось достаточно. Сам Данилов выжимал из своей «шохи» не более сотки.

— Как тебе тачка? — глаза Ани блестели.

— Улет! — Данилов был на седьмом небе ото счастья.

— Заедем кое-куда? — спросила она, положив свою руку ему на колено.

— Как скажешь, — Данилов прекрасно понял намек.

— Выезжай за черту города, и сразу налево, — сказала она, на отнимая руки.

А он-то грешным делом подумал об удобной постели и простынях! На пустынной стоянке, где они оказались совершенно одни, бестия набросилась на него, и размотала в два счета. Он опомниться не успел, как одержимая своими желаниями вскарабкалась на него, и больно сжала ногами. Все происходило в бешеном ритме, без лишних слов и прелюдий. Он крепко держал ее за тонкую талию, подкидывал вверх, и с силой опускал вниз. Через минуту закрытые окна авто покрылись испариной. Через пять минут все было кончено. Они уже сидели каждый в своем кресле, и одевались.

Данилов тяжело и часто дышал, пытаясь задернуть непослушную молнию; Аня, со спутанными волосами, деловито застегивала пуговички на блузке.

— Ты не откажешь мне в одной маленькой просьбе? — спросила она.

— Говори, — ответил Данилов, закончив с ширинкой.

Аня отвела рукой волосы, и взглянула на Данилова чуть склонив голову. Взглянула очень внимательно, даже серьезно.

— Ты частный сыщик, правильно?

Ах, вот в чем дело! — подумал Данилов, но вслух произнес:

— Да, я тебя слушаю.

— Мне нужно, чтобы ты сделал для меня небольшую работу.

— Все, что хочешь, — с задержкою произнес Данилов, — Что-то смертельно опасное?

Последнюю фразу он постарался произнести в шутливом тоне, дабы не выглядеть идиотом.

— Нужно найти человека. Это не трудно. Я знаю где он находится, и дам тебе соответствующие координаты. Я могла бы обратиться в структуры, но опасаюсь. Я долго искала, и только сейчас нашла подходящего исполнителя. Именно, вот сейчас.

— И почему я? — осторожно спросил Данилов, пытаясь не испортить момент.

— Просто все, кого я до сих пор знала, не заслуживают доверия. Наверное, потому не заслуживают, что я слишком хорошо с ними знакома.

— И кто они?

— Долбоёбы! — горько усмехнулась Анюта, — Я все расскажу, но чуточку позже. Теперь поедем обратно?

Данилов кивнул.

— Ну, поехали.

Анна приблизила к Данилову свое красивое, с изысканным макияжем лицо и, в качестве благодарности, поцеловала в пересохшие губы.

*

На трассе их уже ждали. Еще два Мерседеса. Такие же черные, с затемненными стеклами.

— Это мои, — сказала Анна Андреевна, — Они всегда должны меня охранять.

— Они за нами следили?

— Не волнуйся. Только из далека.

При этих словах, из первого Мерса вышел здоровенный бугай, а еще один появился из следующего.

— Ну, мне пора, — Аня взяла Данилова за руку.

Данилов заискивающе улыбнулся.

— Может, до дому подкинешь?

— Сам доедешь, — Аня кивнула на толстый кожаный руль, — Пользуйся. Можешь считать это авансом.

— Но-о-о, — Данилов не нашел что ответить.

— Завтра увидимся.

Аня достала из сумочки свой мобильный, и переложила в бардачок Мерина.

— Я тебе позвоню, скажу адрес.

Девушка выпорхнула из машины, и поспешила к поджидавшей ее охране. Первый бугай услужливо распахнул перед ней дверцу, второй же, все это время, пристально разглядывал оторопевшего Данилова, словно фотографируя. Девушка махнула из-за спины охранника ручкой, и скрылась в темном чреве роскошного автомобиля. Аккуратно захлопнув дверь, верзила пошел на место водителя, демонстративно придерживая кобуру пистолета под пиджаком.

Две черных блестящих на апрельском солнце авто, с пробуксовкой и визгом рванули «с места в карьер». Данилов долго смотрел им вслед, пока те совсем не исчезли.

О старом мастере, жителях Рюгге, и отблесках революции

В каморке мастера Страубе было тепло и уютно. Потрескивал сухими дровами старинный камин, такой же старый и почерневший, как сам Питер; клубился на огне закипающий чайник. Пахло казеиновым клеем, сосновой стружкой, и еще бог знает чем. Впрочем, пахло до того хорошо и приятно, что всякий, кто бы не зашел в сию ненастную пору, а октябрь в этом году выдался на редкость холодным и омерзительным, наверняка засиделся бы там, и очень надолго.

Да, Питер Страубе слыл воистину гостеприимным хозяином. Все посетители его мастерской, в купе с небольшим магазинчиком, решительно таяли от его приятного обхождения. И если ничего не покупали у мастера, то не уходили от старого Питера без подарка. Пусть маленького, но до того, опять же, приятного и запоминающегося, что у всякого обделенного золотым талером обывателя, возникало желание прийти к нему снова. Ведь не все же его чудеса стоили баснословных денег. Бывали дни, особенно перед длинными праздниками, когда мастер отдавал их, практически, за бесплатно.

И чем же занимался добрейший мастер Питер Е. Страубе, — как значилось на висящей над входом в каморку латунной табличке? Он дарил людям радость. И эта радость была особого рода: от сущих безделиц, до больших, в рост человеческий, кукол.

В те времена в землях Остландии и славного города Рюгге существовала странная мода, — в часы досуга предаваться необъяснимым с физиологической точки зрения, развлечениям. Люди садились, и играли в куклы! У детей были свои игрушки, у взрослых — свои. Причем, такие замечательные, что с ними можно было не только премило беседовать или пить воображаемый чай, но кое-что и еще. И мода сия объяснялась наличием у жителей города большого количества свободного времени. И хотя появилось оно неожиданно, можно сказать, как ноябрьский снег на голову, но продолжалось уже довольно долгое время. Лет десять, а то и двенадцать, не менее.

А чем обусловлено появление такового, так это произошедшей ни с того ни с сего революции. Правящая верхушка, во главе с наместником герцогом, была смещена кучкой дерзких бунтовщиков, чтобы на его место установить выборные советы. Так как построить новое, самостоятельное от короля государство в отдельно взятом герцогстве, практически невозможно, а если и возможно, то черт его знает как, то мероприятия по выборам в новый муниципалитет растянулись на добрых полгода. Нельзя сказать, что среди жителей города Рюгге не нашлось хотя бы десятка порядочных во всех отношениях граждан, но сколотить из них комитет управления оказалось не такой уж простой задачей. Старые чиновники, из поколения в поколения передающие по наследству свои посты, а также знания, привилегии, и определенные навыки, были целенаправленно ликвидированы. Ремесленники и торговцы, составлявшие большую часть населения, мало подходили для этого, потому как всю свою нелегкую трудовую жизнь привыкли мыслить другими, в отличие от чиновников, категориями.

Между тем, за прошедшие годы с того памятного события, когда отставной майор королевской гвардии Людвиг Шмаус, храбрец и красавец мужчина, водрузил над Шлезвигским замком флаг революции, новая власть успела наголову разбить экспедицию короля по принуждению к миру, а также с успехом противостояла ежегодным нападкам соседей, подстрекаемых все тем же отвергнутым сюзереном. И хотя в секретных переговорах майор предлагал графствам объединиться, но вступать в союз с Остландской республикой на неравноправной основе им совсем не хотелось. Так продолжалась эта затянувшаяся не пойми чего, но вернемся к гражданам Рюгге.

Как уже говорилось, у них появилось много свободного времени. Им не нужно было работать, — гер Шмаус обеспечил их всем жизненно необходимым; получать знания стало проблематично, — местные школы, и даже университет, были закрыты под предлогом разработки новой учебной программы, более соответствующей веяниям времени; вступать в брак и рожать детей, — отпало всякое желание и необходимость. Прежние законы, при которых у жителей Рюгге существовала потребность бороться за лучшую долю, а иногда, что называется и «за место под солнцем», были упразднены «за ненадобностью» решением муниципалитета, который со скрипом, но заработал. Новые законы принимать не спешили, потому, что как выяснилось, люди и без них знали, что хорошо, а что плохо, и без крайней необходимости преступлений не совершали. Благо, всего хватало: и еды, и одежды, и развлечений. Тот же гер Шмаус, занявший пост Главного комиссара республики, а заодно бургомистра, открыл особым декретом множество заведений, где каждый житель города и гражданин мог получить дополнительную порцию развлечений. Причем, за весьма скромную плату, — один пфенниг. Причем, этот же самый пфенниг выдавался посетителю прямо на входе, словно билетик. Деньги, как таковые, не имели большого хождения в пределах республики. Еще в самом начале правления Комиссар реквизировал у жителей города все денежные накопления; в деревнях ввел продуктовый налог; ремесленников обязал к поставкам целого списка продукции. Все они обменивались друг с другом, причем так удачно и выгодно, что через несколько лет сами забыли про деньги, и твердо уверовали в гениальную прозорливость любимого Комиссара.

Таинственный гость, и что он хотел от Питера Страубе

Питер только вернулся из оранжереи, где ухаживал за растениями, и успел заварить себе кружку душистого глёга, добавив в него изрядную порцию апельсиновых корок, как в дверь постучали. На пороге каморки появился округлого вида господин, в черном салопе с короткими рукавами и песцовым воротником; на ногах — высокие кожаные ботфорты; на голове — побитый на вату цилиндр, натянутый по самые уши.

— Честь имею, гер Страубе, — поздоровался он тихим голосом.

Старик обернулся, подслеповато щурясь, и тут же стал искать у себя на макушке очки, дабы разглядеть посетителя. Странный гость снял цилиндр, и приветливо улыбнулся.

— Не узнаете?

Человек с ловкостью циркача перемахнул каменную ступеньку, и в пару шагов оказался подле старого мастера.

— Людвиг, мой друг! — спохватился старик, разглядев округлого человека.

Оба по-дружески рассмеялись, и обнялись, будто долго не виделись.

— Сколько лет-то прошло!

— Пожалуй, все десять, а то и двенадцать, не менее! Аккурат с той поры, когда я купил у тебя премиленькую юнг фрау!

Седовласый Питер затряс длинными волосами:

— Помню-помню. Я назвал ее Гердой. Хороша была кукла.

— Не то слово! Теперь она служит моему верному камердинеру! Представляешь, все пружинки и шестеренки исправно работают! Знай только — смазывай.

Господа понимающе рассмеялись, после чего Питер потянул Людвига за руку, и усадил на один из двух стульев.

— Угощайся, друг мой. Я только что заварил порцию прекрасного глёга, словно предчувствовал.

— Не откажусь, не откажусь, — замурлыкал гость, — Так, знаешь ли продрог, пока до тебя добирался.

— Неужели пешком шел? — удивился старик, — Через весь город?

— Увы, — Людвиг придвинул к себе горячую кружку, и обхватил её левой рукою, так как правую держал под столом, — Когда необходимо соблюсти тайну государственной важности, приходится отказаться не только от кареты, но и от лошади. Да и от охраны, само собой. Дело серьезное, и не хотелось, чтобы враги узнали…

Посетитель запнулся, а старик согласно закивал головой.

— Что ж, я тебя понимаю… И внимательно слушаю. Хотя, чем я могу помочь тебе, милый Людвиг? Моих старческих сил теперь едва хватает на то, чтобы заварить себе чашечку доброго глёга.

— Что ты! Что ты! — воскликнул гость, вдыхая пряные ароматы, — Ты еще полон сил и энергии. Я твердо уверен в этом. И точно так же я знаю, что их достаточно, чтобы смастерить для меня самую лучшую из всех твоих механических кукол!

— Луч-шу-ю! — произнес по слогам Людвиг, — И самую, что ни на есть волшебную.

Старый мастер устало вздохнул.

— Ну, да, только волшебство и поможет.

Теперь вздохнул посетитель.

— Я знаю твое умение, Питер. И хорошо помню, что когда заказывал для заведений досуга два десятка сих прелестных штуковин, ты пел мне точно такие же песенки о старческой немощи и болячках. Вспомни, я заказал тебе еще десять, и ты вовремя справился с таким серьезным заказом. Подозреваю, что все зависит от предложенной суммы.

— Ах, что ты! — воскликнул старик, — Деньги не имеют значения. Да в нашей свободной республике их и потратить-то не где!

— Тогда, что?

— Душевные силы, мой друг. Их так мало осталось, что я вполне обосновано опасаюсь…

Старик, не договорив, отвернулся, дабы подбросить в топку полено. Добавив дров, повернулся обратно, и уставился подслеповатыми глазками на округлого господина. В линзах его очков играли отблески пламени.

— Чего? Объясни.

Гость спокойно отпил теплого глёга, и облизал сладкие губы.

— Как думаешь, — спросил Питер, — чем настоящий мастер отличается от рядового ремесленника? Исключительно тем, что его изделия получаются лучше? Нет, он ежедневно и по чуть-чуть вкладывает в каждое свое произведение душу. Это как сделка с нечистым, а посему — своего рода проклятье. С каждым разом тебя становится все меньше и меньше. Боюсь, как бы совсем не осталось. Да-да! Чтобы добиться признания, приходится чего-то лишиться. Лично я, за право заниматься любимым делом, расплатился семейным благополучием, а после — здоровьем… И вот еще что я скажу: признайся, ты и сам платишь. Тебе не страшно?

Людвиг заерзал на стуле. То ли ему стало жарко от выпитого вина, то ли он слишком близко сидел к растопленному очагу… Он провел ладонью по лысому черепу, стирая капельки пота; задержался пухлыми пальцами на подбородке, тщательно выбритому; потом ответил, тихо и вкрадчиво.

— Понимаешь, старик, ты по-своему прав. И прав так же в том, что за каждую победу я исправно плачу. Например, в тот год, когда я водрузил над Шлезвигским замком знамя победы, я потерял любимую Грету. Она умерла, едва подарив мне наследника. Еще через год, когда мы бились с армией короля Фердинанда, я потерял правую руку, — Людвиг грохнул поверх стола обтянутый воловьей кожей протез, — Ее отрубил вместе с саблей, во время решающего сражения, грязный королевский наемник. Помнишь такое?

Людвиг поднял лапу, и помахал ею перед носом старого Питера. — Ты сам делал мне этот протез. Он до сих пор действует.

Гость обхватил механическими пальцами кружку с остывающим глёгом, и раздавил ее как скорлупу земляного ореха.

— Ну а теперь, — продолжил Людвиг, смахнув с лица красную капельку, — когда все, кажется, хорошо, а наша республика не испытывает каких-то особенных затруднений, мой сын Клаус страдает от чудовищной невротической человекобоязни.

Мастер Страубе выпрямился, и седые брови на морщинистом лбу заняли самое верхнее положение. Прожив три четверти века, он впервые услышал такое странное слово: «нев-ро-ти-чес-кой».

— Да-да, — подтвердил Людвиг, — и мне стоит огромных усилий, чтобы домашние учителя или доктор, пользующий его, качественно выполняли работу. А мне нужен здоровый приемник, понимаешь, старик? Без всяких заскоков и странностей. Иначе, для чего я все это построил?!

Людвиг взмахнул руками, пытаясь объять необъятное, и края салопа отчаянно колыхнулись, делая его похожим на толстого черного ворона.

Господа замолчали на пару минут, после чего странный гость резюмировал.

— В общем так. Я думаю, ты меня понял. Моему сыну срочно нужна девочка-кукла. Подросток, лет тринадцати или четырнадцати. Для начала, для дружеского общения. Делай что хочешь, но через месяц она должна быть.

— Какие-то особые пожелания?

Старый мастер изменился в лице. Выражение удивления и сострадания уступило место печали и обреченности.

— В меру умна, естественно симпатична, — гость поднял палец вверх, — и как можно ближе к человеческому оригиналу.

Округлый приблизился к старику, и резко понизил голос.

— Да-да. Прогресс не стоит на месте, и надо следовать последним веяниям моды. А вдруг, она не понравится мальчику, что мне с ней делать?

Старик неодобрительно покачал головой.

— И самое главное, — твердо сказал Людвиг, — Ближе к апрелю она должна по-настоящему подружиться с моим ненаглядным сынишкой.

— А что будет в апреле? — осмелился уточнить мастер.

— Что-то невероятное!

Скрипнув стулом, Людвиг встал, и направился к выходу. На столе, рядом с осколками кружки, он оставил мешочек золотых талеров.

— До встречи, старик! Жду тебя к Рождественским праздникам!

Мастер фыркнул, когда за гостем захлопнулась дверь. Бросив монеты в сундук, он стер со стола, а потом призадумался.

*

Не стоит, наверное, пояснять, кем оказался загадочный посетитель. Людвиг Шмаус, за последние годы и потолстел, и потерял пышные волосы. Вместе с внешностью изменился его характер. Он стал мнительным, скрытным, раздражался по пустякам. А еще очень мстительным. Немудрено, держа на плечах большой груз ответственности, ежеминутно не помышлять от делах особо важных и государственных. Когда со всех сторон разного рода завистники или вредители так и норовят отнять у тебя власть или плоды революции.

И чтоб удержать эту власть, Людвиг Амадей Шмаус не чурался любых, и самых экстравагантных способов. После закрытия школ и университета, он перво-наперво наводнил город и даже окрестности своими собственными шпионами. Они докладывали ему обо всем, что происходило в республике: и плохом, и хорошем. Дабы оградить свой народ от вражеской пропаганды, запретил все газеты, за исключением одной, статьи в которую редактировал или тщательно просматривал сам. По такому же принципу был сохранен только один городской театр, репертуар которого утверждался им лично. Так же, против влияния на приграничные земли со стороны соседей, завистливых и жадных, как он всегда утверждал в своих выступлениях на публике, гер Шмаус выстроил по периметру высокую железную стену, обнеся ее двойным кольцом электрической проволоки. Для пущей надежности, две сотни гвардейцев с собаками патрулировали ее и днем и ночью, сменяя друг друга.

Да, главный комиссар и бургомистр города Рюгге охотно привлекал к делу защиты общественных интересов самые последние изобретения техники. То же самое электричество, например, по приобретенному им патенту, отбиралось из атмосферы целой сетью сложной конструкции башен, установленных приезжими инженерами за баснословные деньги. Кстати, на этот проект оказалась потрачена половина реквизированных ранее средств граждан Остландии. И если разговор зашел о денежных тратах, то на стену ушла ровно четверть, и еще четверть на организацию общественного досуга. Но траты, как говориться, оправдывали себя. Жители Рюгге получили, кроме прочего, освещение улиц и центральный водопровод, параллельно с канализацией. Но все эти «блага» могли исчезнуть в мгновение ока, если бы остались без главного покровителя и вдохновителя — Людвига Шмауса.

Боясь покушений, а король Фердинанд был готов на любые, самые подлейшие подлости, гер Шмаус заточился в Шлезвигском замке, и обезопасил себя личной охраной. Такой же не веселой во всех отношениях участи он подверг своего сына. Ведь как не надежна была защита, но за все время правления Главного комиссара, на его жизнь было устроено шесть покушений! В среднем по одному за два года.

Первое он помнил отлично. Произошло оно в поле, когда Людвиг стоял палаточным лагерем перед королевскими карательными войсками. Ночью, командующий подослал к нему диверсантов. Профессиональные убийцы сумели пробраться к Людвигу Амадею в палатку. Произошла короткая, но кровопролитная схватка, в ходе которой отставной майор лишился правой руки, а нападавшие были убиты. Подоспевшие на подмогу товарищи лишь созерцали холодные трупы.

Увы, в то далекое время, гер Шмаус был еще молод и полон жизненных сил. Теперь же, — другое дело.

А дело в том, что правда, — это самая страшная вещь, какая существует на свете. Она старит человека, и даже может сломать. Против нее ни войны, ни эпидемии, ни революции в отдельно взятой стране, не стоят, практически, ничего. И что интересно, ее боятся как проигравшие, так и победители. Проигравшие ищут себе оправданий; победившие пытаются скрыть на какие жертвы пошли ради победы. В итоге мы имеем две, а может и более псевдоисторических «правд», плохо укладывающихся в общечеловеческую историю.

А Шлезвигский замок был нашпигован скелетами. В каждой стене; в каждом эркере; в каждом шкафу, хранилась какая-нибудь зловещая тайна. В этой нише, к примеру, была замурована бедная горничная, понесшая от герцога Бранденпупского; из этого эркера шагнул на булыжную мостовую один из отвергнутых почитателей эрцгерцогини Гольфштанской; в этом шкафу для носильных вещей, был символично задушен собственным шарфиком кронпринц Хокенбрюкен, гостивший в замке по приглашению герцога Шлезвига. И это вполне естественно, что очередной житель старинного замка, а их как видим, было немало, постарался внести свой посильный вклад в увеличение их дьявольской численности.

В глухом подвале северной башни была устроена настоящая пыточная. О существовании оной, после ликвидации прежних хозяев, знали лишь два человека во всей республике. Сам гер Шмаус, и его верный палач Франц гер Поппен. Палач, кстати, был единственным государственным служащим. Все высокие должности, такие как советники или министры, Главный комиссар успешно совмещал в единственном лице, — своем собственном. И в этом была определенная логика. Нет министров, — нет казнокрадства и взяточничества. Государство, — это я, любил говаривать Людвиг. И с этим тезисом многие соглашались. А если не соглашались, то в двадцать четыре часа выдворялись за пределы республики.

Но вернемся к нашей «зловещей» и «пытошной». В свое время, её особым секретом стали трое безответственных горожан: трубочист Томас Крюгер, кузнец Питер Фальк, и артист бродячего цирка, ликвидированного известным декретом Главного комиссара, фамилии которого так никто не узнал. Трубочист, сидя в одной из труб замка, стал свидетелем секретного разговора, касаемого самой строгой государственной тайны. Вряд ли это произошло случайно, ибо такие совпадения, при наличии в Шлезвиге трех десятков не чищеных дымоходов, в принципе не возможны. Кузнец, как позже выяснилось, на основании полученных сведений организовал секретный кружок, с целью произвести в самом ближайшем будущем государственный переворот. Циркач же был обвинен в том, что агитировал ни в чем не повинное население примкнуть к обозначенному кружку и, в перспективе, восстать против самоназначенного автократа. Конечно, удачно разоблаченные бунтовщики не были единственными пациентами инквизиторской комнаты. Через нее, как вы понимаете, прошли многие уважаемые здесь люди… Заключенным давали лишь воду, и три корочки хлеба, что не позволяло им умереть окончательно. Но не многие выживали.

Этих троих держали по одиночке в каждой из башен, каковых насчитывалось четыре. Северная, как упоминалось выше, была занята комнатой для допросов. Но подвалы западной, южной, и восточной, были совершенно свободны! Если бы кому вздумалось освободить изможденных мятежников, то пришлось бы изрядно побегать. Протяженность крепостных стен, соединяющих башни, со всеми ее заворотами и переходами, равнялась не многим менее тысячи футов, что в самом приблизительном пересчете составляло почти половину римской мили. А если участь протяженность всех подъемных мостов внутри замка и винтовых лестниц, то можно уложиться и целую. К тому же, не имея подробного плана, в сих нескончаемых лабиринтах немудрено заблудиться. Сам гер Шмаус плутал в них первое время, пока не освоился.

Таким образом, бремя забот и нескончаемых страхов изменило этого человека до неузнаваемости, что среди прочих «скелетов» составляло самую главную тайну. Государственной важности, разумеется.