Печали мира прочь гоните

Константин Трунин

Я думал, чем себе помочь,все осознав печали мира.Решил тогда прогнать их прочь,идя дорогой из пунктира.Вставал и падал, вновь идя,не подавив в душе раздоры;от снега я страдал, дождя;я видел пропасти и горы,людскую ненависть и зло;добро я видел и надежду:как разрушалось и росло,и укреплялось людей между,открытый горестей ларецпод крышкой запертого счастьяизраненных в любви сердец.И мог от мыслей этих пасть я.…

«В словах напрасна суета…»

В словах напрасна суета.

Из уст я источаю сор.

Как есть — так будет пустота.

К чему мне этот разговор…

В себя смотрю, и ничего.

Не то я говорю вослух.

И малой частью от всего

опять во мраке тонет дух.

К чему всю жизнь стремился я,

слагал о чём свою мечту,

в чём видел смыслы бытия,

всё погрузилось в темноту.

Так думал, понимая суть,

не мысли как и не живи,

пройти ты должен этот путь:

иначе вещи назови.

Неважно, сколько думал дел,

горел заботами в огне.

Гордись, к чему дойти успел,

довольно и того вполне.

«Во мраке буйства плыли на плоту…»

Во мраке буйства плыли на плоту,

и с жадностью уже глядели,

едва теперь давили тошноту,

четвёртый день они не ели.

Напрасно дрались, прочих утопив.

Казалось, было мало места.

Голодные, на крайнее решив,

пошли с охотой — без протеста.

Сперва добили слабых, истязав,

терзая жилы их зубами,

а после падали на плот, рыдав,

прося прощения мольбами.

Взывали к небу — клятый капитан

жирует на брегу прекрасно,

срубил канаты, совершив обман.

Икает клятый ежечасно!

И ели мясо люди на плоту,

глаза с поры той не смыкая.

Теперь не знали вовсе тошноту,

лишь капитана осуждая.

Облитый кровью с головы до пят,

всяк пребывал ещё в надежде,

их оставалось семь и шестьдесят,

сто сорок семь их было прежде.

Усталые, боролись не с собой,

поклоны били истукану,

тогда не раз накрытые волной,

молились в страхе Океану.

Одни кричали — месть нам за Луи,

другие — за Наполеона,

в живых пятнадцать — их кончались дни,

и вот не слышно даже стона.

Без чувств лежали, воля высших сил,

познали жизнь, её невзгоды,

никто не плакал боле, не просил,

пускай тела поглотят воды.

…Тот плот нашли, спасли и тех людей,

спросить пытались про страданье,

и каждый честью славился своей,

о прочем — дружное молчанье.