Главная роль

Константин Давлетшин

Эта книга вмещает в себя огромный и удивительный мир. А точнее – миры.Жизнь на волшебных райских островах посреди Тихого океана, странные обычаи аборигенов, любовь прекрасной туземки.Трагические и неожиданные события пришлось пережить русскому моряку Алексею Лаврову после кораблекрушения.

Линкор

А как всё красиво начиналось! В тридцать четвёртом году я закончил военно-морское училище в Ленинграде, и попал служить на Балтику, эсминец «Борзый». Там, правда, мне пришлось сразу переквалифицироваться из штурманов в артиллеристы. Но новая служба мне даже понравилась, и я быстро еë освоил. За отличную боевую выучку через три года меня перевели сначала старшим артиллеристом на крейсер «Чапаев», а ещё через год на флагман Балтфлота — линкор «Мировая революция». А это очень серьёзное продвижение по службе.

Служба у меня шла как по накатанной, пока зимой 39-го в Кремле не решили, что финская граница проходит подозрительно близко от Ленинграда и пора бы её сдвинуть подальше. Рабоче-крестьянские полководцы вполне серьёзно считали, что нам достаточно только посильней шапкой размахнуться как перепуганные финны сразу разбегутся в разные стороны. Мы же «непобедимая и легендарная…»! Но не тут-то было! Финнами командовал бывший царский офицер, который догадывался о таком раскладе, и заблаговременно построил целую цепь бетонных укреплений, скромно назвав еë своим именем.

Пока наша армия и авиация с большим трудом и огромными потерями штурмовала «линию Маннергейма», кто-то излишне инициативный, на самом верху, вдруг вспомнил: а где же наш прославленный Красный флот? Может хватит ему болтаться на внешнем рейде Кронштадта, пора бы уже показать себя в бою! Комиссары, конечно большие и очень опытные стратеги, поэтому боевую задачу флоту поставили примерно так: «а ну-ка давайте обстреляем финнов с моря! Покажем им где раки зимуют!».

Сказано — сделано! Линкорную эскадру подняли по тревоге и чуть ли не пинками выгнали в море. Но линкор — не ледокол, Балтика-то зимой замерзает, но кабинетных флотоводцев такие тонкости не волнуют, им главное: давай-давай и поскорее! Три линкора, пять крейсеров и восемь эсминцев построились гуськом, то есть в кильватерную колонну, и тихим ходом потащились за ледоколами «воевать Финляндию».

Единственная финская береговая батарея была вооружена пушками времён царя Гороха, и никакой угрозы никому не представляла, ну разве что собственной орудийной прислуге и случайным чухонским рыбакам. Тем недобрым утром расчёт на батарее страшно удивился, увидев медленно выползавшие из-за горизонта главные силы Балтфлота! От удивления финны впали в полную прострацию, и смогли открыть ответный огонь, только через пять минут после начала стрельбы. Зато наши корабли открыли сумасшедший огонь и стреляли не переставая, и залпами, и одиночно, и дублетами, и триплетами. Прямо музыка! Финны беспорядочно и хаотично отстреливались, и даже изловчились уложить один снаряд в ста метрах от нас! Это называется — прицельная финская стрельба на поражение.

За линкорами глухо ухали залпами крейсера и непрерывно трещали очередями эсминцы, которые на радостях ввели в бой всю наличную артиллерию, включая мелкокалиберные пулемёты. Наверно даже из личных пистолетов стреляли! Но как на эсминцах не старались, все их снаряды ложились с большим недолётом. Хотя это совсем не помешало их командирам доложить о нескольких прямых попаданиях в финскую батарею! Зато линкорный главный калибр крушил одну огневую точку за другой. Точек, правда, было всего аж целых три штуки, но мы тоже считали каждое прямое попадание за отдельную огневую точку. Когда исход боя стал ясен всем, кроме совершенно обалдевших финнов, я ушёл с Главного поста корабля и занял место в дальномерном посту на крыше первой башни. Там значительно интересней.

Ба-ба-бах! Ба-ба-бах! Красота! Орудийная башня вздрагивает, из стволов вылетают огненные шары, которые сразу сливаются в один, раздаётся оглушительный грохот, от которого лопаются и трещат барабанные перепонки, весь горизонт впереди окутывается серым дымом. Как он рассеется, я смотрю в окуляр дальномера: есть попадание! Перезарядка, где-то в глубине, в подбашенных помещениях, зажужжали элеваторы, лязгнули орудийные замки, зашевелились стволы и снова: ба-ба-бах, ба-ба-бах… и тут труба дальномера почему-то летит влево, кресло подо мной проваливается, неведомая сила подхватывает меня и швыряет вниз!

…Черт! Как же больно! В ушах стоит дикий звон, из ноги хлещет кровь, я катаюсь по полу поста и ничего не пойму! Как из тумана ко мне тянут руки несколько матросов, как рыбы открывают немые рты, подхватывают и куда-то тащат. От боли я взвыл в голос, но не услышал сам себя, только звон в голове! Боль в ушах стала совсем невыносимой, словно кто-то пытался через ухо продырявить гвоздём мне мозг! И тут я, похоже, вырубился.

Очухался уже в корабельном лазарете. Голова замотана бинтами, в ушах продолжает звенеть, а ногу ниже колена я не чувствовал. Где она!? Неужели оттяпали? Я резко сел на кровати и схватился за ногу. Ух, на месте! И тут резкая боль снова ударила в голову, в глазах помутилось, я повалился на бок, схватился за черепушку и тихо завыл. Черт, как же больно…

Кто-то стал вежливо трясти меня за плечо, приоткрываю один глаз, передо мной стоит, согнувшись наш корабельный хирург, что-то говорит, но голоса я не слышу. Ну и замотали, ничего не слышно! Я оттянул в сторону повязку на голове, но слышимость не улучшилась! Я сказал хирургу, чтобы говорил громче, но к своему ужасу сам себя не услышал! Я испугался, резко сел на кровати и стал срывать с головы бинты, хирург пытался мне помешать, но я врезал ему под дых локтем. Слух не вернулся. Я взял голову обеими руками немного потряс и попытался сосредоточиться. Не помогло…

Через три месяца Центральный военно-морской госпиталь списал меня с корабля на берег. Ну в общем-то они правы, кому нужен хромой и глухой на одно ухо офицер? Какой от меня толк?

*****

Тогда на корабле случилось, то, о чём я неоднократно предупреждал командование. Построенный ещё тридцать лет назад корабль имел ресурс всего по 250 выстрелов на ствол, после чего трубу в стволе, а лучше весь ствол целиком, необходимо менять. Я вёл скрупулёзный подсчёт каждого выстрела и докладывал командованию, что орудия на корабле требуют срочной замены. Но кто у нас принимает решения? Комиссары! Бывшие «идейные» рабочие и матросы с образованием в лучшем случае три класса или вообще без оного! Они начали кричать, что я хочу вывести из строя самый сильный и мощный корабль Красного Флота, обзывали меня провокатором и грозили натравить на меня «органы» если я не замолчу!

— Советский корабль обязан вести бой до последнего снаряда, невзирая на трудности, потому что рабоче-крестьянский экипаж, ведомый вперёд единственно верным учением Ленина-Сталина должен задушить империалистическую гидру в еë логове!

Даже не знаю, как это прокомментировать. Наверно единственное подходящее определение — идиотический бред!

Ясно, что с таким идейным подходом к ведению боевых действий, корабли вышли в море имея остаток по ресурсу примерно по тридцать выстрелов на ствол. Хорошо, что на Балтике нам не с кем воевать, а то мы самый настоящий флот самоубийц! Нам было бы проще самим затопить свои корабли прямо в порту! Но я зря переживал, когда узнал о характере цели, то успокоился. Три линкора, 27 стволов главного калибра, почти пятнадцать тонн суммарный вес бортового залпа, думаю раз пять-семь пальнём по финнам и назад. Должно хватить.

Но гладко было на бумаге… Похоже в смутные времена Гражданской войны, двух матросских бунтов и послереволюционной неразберихи с командирами, на корабле никому и в голову не приходило считать выстрелы! На 230 выстреле у правого орудия оторвало дульный срез, одновременно ствол среднего орудия раздуло изнутри, и он раскрылся «розочкой»! Тысячи закалённых осколков полетели во все стороны кося личный состав. Взрывной волной меня ударило головой о броню башни и один из осколков распорол мне правую ногу до кости порвав все сухожилия.

За разрыв стволов назначили виноватым старшего артиллериста корабля, то есть меня. Естественно, а кого ж ещё! Но я не деревенский дурачок как они думали! На разборе я выложил высокой комиссии увесистую пачку своих рапортов о состоянии орудий. Надо отдать должное, комиссия справедливо во всем разобралась и нашла настоящих виновников.

Говорят, Сталин лично, по докладу комиссии, определил кому, сколько и чего дать. Со мной поступили по-честному: наградили орденом Красного Знамени и… отправили дослуживать на берег! Но сидеть на складе и считать тухлые портянки — занятие недостойное морского офицера. Я нажал на кое-какие связи и через три месяца оказался в Одесском морском пароходстве на борту старого ржавого корыта — сухогруза «Вася Пупкин».