Этап. Nous

Константин Бояндин

Конца света не будет. Возможно, потому, что он случается по расписанию для тех немногих, которые абсолютно точно знают, когда он наступит в очередной раз. «Этап» – роман о тех, кто, возможно, охраняет всё человечество, не позволяя ему сгинуть раз и навсегда. Для этого нужно немногое: в очередной раз пережить конец света – и остаться человеком.

7

— Даже не знаю, с чего начать. — Мария потёрла лоб. — Давай с тебя начнём. Тебя сбила машина, верно?

— Можно и так сказать. — Николаев вздрогнул, припомнив последний сон. — Я был в машине.

— Со всеми так. — Мария налила себе минеральной воды. — Блин, я когда-нибудь сопьюсь. Не давай мне пить, ладно?

— Даже воду?

— Только разбавленную, — она улыбнулась. — И почему кажется, что я тебя давно знаю? Кроме шуток! Ну так вот. Мы все тут попали под машину. Кого-то сбило, кто-то сам был в машине. И вот мы тут, блин. Две-три недели можно жить нормально, а как наступит полнолуние — всё как вчера, понял? Начинается конец света. Главное, дожить до полудня, по Гринвичу.

— А что в полдень?

— В двенадцать часов двенадцать минут двенадцать секунд мир исчезает. Ну, как вчера. А нас всех куда-то ещё переносит, и всё по новой. Две-три недели, и снова конец света. Если держать кого-нибудь за руку, то окажешься где-то рядом с ним. Федя у нас самый головастый — у него остальные подробности.

— Ясно. — Николаев отпил из своего бокала. Не то чтобы стало понятнее, но появилась какая-то опора под ногами.

— Слушай. — Она взяла его за руку. — Будет жутко хреново. Тебе ведь уже снилось, как тебя сбили, да? Снилось?

— Снилось. — Николаев опустил взгляд. Стало тоскливо и неприятно. Мария взяла его за руку.

— Посмотри вокруг, — она обвела всё взглядом. — Этим людям осталось две или три недели. Потом они все умрут, ясно? Или просто исчезнут, или как вчера — жуткая, неприятная смерть. А мы останемся. Мы всегда, блин, остаёмся.

— Хочешь ругаться — ругайся. Я и не такое слышал.

— Да, ты же таксист, — она рассмеялась. — Не похож ты на таксиста. Верь или не верь, тебя сюда занесло надолго. Может, навсегда. Тебе нужно продержаться первую неделю, потом будет легче. Если хочешь, помогу. Но помни, чуть что — сразу в лоб.

— Спасибо, Мария. — он поднял взгляд.

— Маша. — она допила стакан и налила себе из сифона ещё. — Слушай, как в старые времена, сифоны!

— Спасибо, Маша. — ему стало зябко и тревожно, невзирая на жаркий летний день. — Говоришь, первую неделю?

Она покивала.

— Станет легче, привыкнешь. Я уже пятнадцатый год привыкаю. А дядя Гоша тут сорок лет.

— Сколько?! Шутишь?

— Такими вещами не шучу. — Она посмотрела ему в глаза. — Слушай, идём на квартиру. Приведу тебя в порядок. И Кошку твою обустроим, ей тоже дом нужен.

— Проходи, — позвала Мария. — Дверь закрой сам, тут замок не защёлкивается.

Николаев машинально повесил портфель на вешалку. Только если нёс что-то тяжёлое, ставил его на пол.

«Папа? Папа пришёл!»

Голос Дениса — показалось или нет? Если показалось, то настолько явственно, что на секунду стало очевидно: всё, что было до того — дурной сон. Потерял сознание, потом непонятно как приехал из той больницы, и вот он, дом. Сейчас посидеть, вручить сыну игрушку, и рассказать, какая чертовщина примерещилась. Всё, конечно, сыну не расскажет — расскажет Марии. Своей Марии. А сейчас и она выйдет, улыбнётся и скажет, вытирая ладони о фартук, «Ты уже? У нас уже всё готово».

Голова закружилась. И сразу вспомнилось: Даша, выбегает, удивление и радость на её лицеж их троих, с Дашей и Еленой разговоры, а потом — кровь на губах и лице Даши, белые, как восковые, глаза, рёв и шипение. У меня и у них отняли жизнь, подумал Николаев, и злость накатывала — не остановить. Всё отняли. И за что, интересно? Что я такого натворил, чтобы со мной так?

Ему померещился вой и шипение из соседних комнат. Бластер сам собой лёг в руку, вновь оказался тяжёлым — вот эта едва заметная кнопка снимает с предохранителя, а это — выбор режима стрельбы, сейчас — точечный, лучом.

— Сергей? — в прихожую вышла Мария. Эта, здешняя Мария. Она увидела выражение лица Николаева, бластер в его руке. Заглянула в карман своей вновь купленной куртки. Все три диска равномерно светились синим цветом.

— Чёрт, не может быть! Сергей! — Но он смотрел словно сквозь неё. И доносились, смутно вроде, крики с улицы, и звуки выстрелов, и ещё что-то. — Нет! Очнись! Сергей, очнись! Не сейчас! — она вцепилась ему в плечи, тряхнула, а он стоял, глядя насквозь — и такой ненависти она давно не видела ни на чьём лице. Дала ему пощёчину — словно и не заметил.

Она прижала его к себе, и поцеловала.

Николаев очнулся. От слов, но в первую голову — от поцелуя. Его он потом не мог забыть, сколько времени ни проходило, что бы ни случалось. Ушёл гнев, остыла ненависть, ушла обречённость. Были только он и Мария — стояла, прижимала его к себе. Отпустила и отошла сама, прижимая ладонь ко лбу.

— Господи, — прошептала она. — О боже мой…

Телефон. Её телефон — Николаев машинально полез в свой карман, проверить: там лежал новенький мобильник, Мария решительным тоном потребовала купить. Не он.

Мария не сразу сумела достать телефон — руки дрожали. А Николаев понял, что держит в руке бластер, но снова — игрушку. Осторожно вернул его в кобуру.

— Да, дядя Гоша. — Голос Марию тоже не слушался. — Нет, всё прошло. Да, наверное он. Я буду рядом, конечно. Извините.

Она схватилась ладонью за дверной косяк и долго так стояла, опустив голову. Потом спрятала телефон и выпрямилась.

— Не делай так больше! — Она посмотрела в его глаза. — Давай угадаю: за что это мне, пусть всё пропадёт пропадом, я вам сейчас покажу.

— Почти угадала. — Признаваться было нелегко. Она что, мысли читает?! — Откуда знаешь?

— От верблюда. — Мария слабо улыбнулась. — Давай говори, как тебя в чувство приводить. Что помогает лучше всего. Всё, кроме постели, устрою. Ну, говори!

— Ты не всё рассказала. — Они сидели в здешней гостиной, и на столике было пиво, вино и закуска — пиво Мария пить отказалась, а по поводу вина сказала: как выпью второй бокал, спрячь и не отдавай. Второй бокал стоял, полный наполовину.

У бабушки водился видеопроигрыватель. И телевизор, вполне неплохой. Цены, конечно, далеко не самые низкие в городе, тем более за квартиру в центре, и всё такое, но дяде Гоше Мария верила твёрдо, дурного не посоветует. Так вот, сидели, и смотрели «Семнадцать мгновений весны». Нашлось в киоске в магазине напротив, но туда Мария наотрез отказалась идти одна. Вместе и сходили.

Они сидели, и вскоре она перебралась ему за спину, уселась там, обняв и положив голову ему на плечо. Отпусти их, сказала ему эта Мария не так давно. Не вспоминай, не береди себя. Всё равно будут сниться, каждую ночь. Они там, ты здесь. Это здесь каждое полнолуние конец света, ясно? А там они могут жить ещё долго и счастливо. Может, потому там и не происходит конца света, что здесь он каждый месяц, как по часам.

Кончилась девятая серия. Николаев нажал на паузу. Сделай санитарную паузу, несколько раз требовала Мария. И хохотала, когда он потребовал объяснить, в первый раз, что это такое. В туалет, потом умыться и добавить на стол, вот что это. Я тоже это кино люблю, понял? Смотрим вместе!

— Не всё. — Она погладила его по голове. — Пока не надо всё. Тебе повезло, сразу с нами встретился. Я вот первые одиннадцать раз одна была. Потом расскажу, может быть. Тебе снится, как летишь головой в стекло, да? А я вижу каждую ночь, как меня переезжает и, прости, кишки наружу лезут. Вот такие у меня весёлые сны. Извини, что во время еды.

— Извини. — Он нашёл её руку, легонько сжал. — Трудно во всё это поверить.

— Ты же помнишь свой бластер. Ведь поверил? Не стоял, не трясся — сразу понял, что всё взаправду, да? Повторяй почаще две вещи: они живы, там. И ты жив, здесь. И другим помогаешь выжить, вот и всё.

— Это уже три вещи.

— Блин, все мужики такие зануды! — Она потёрлась лбом о его шею. — Без рук! Ну что, санитарная пауза? Мне уже надо. Чёрт, вроде столько уже выпила, а голова ясная.

— Нет. — Он взял её за руку — просто пожелать спокойной ночи — но Мария легонько оттолкнула его. — Не сейчас. Тебе не я нужна, тебе она нужна.

Он смутился.

— Всё в порядке. — Она легонько потрепала его по щеке. — Завтра будет лучше. Ну, выбирай, где будешь спать.

Теперь он спал чутко. Кошка весь день и вечер о себе не напоминала: нашла себе уголок повыше, забралась туда и всё — дрыхнет без задних лап. Ночью пришла и улеглась в ногах.

Он приподнялся — теперь на любой шорох просыпался, хотя почти сразу же снова засыпал. Кошка пришла ему под бок, и, едва человек начинал шевелиться, принималась мурлыкать.

Топот. Лёгкий удар — это дверь, которую стремительно распахнули, шум льющейся воды. И характерные, неприятные звуки. Николаев сорвался с места (успел заметить, что кошка встрепенулась и поскакала следом), добежал до ванны.

Мария стояла, склонившись над ванной, упираясь ладонью в стену. Николаев схватил ближайшее полотенце — свежо в квартире, дует по полу — набросил ей на плечи. Она сумела выпрямиться и молча прижалась к нему.

— Сейчас пройдёт. — Голос Марии дался не сразу. — Восемь лет уже не было. Ну, почти не было, раз или два в месяц.

— Тошнит после того сна?

Она кивнула.

— Идём, я там вчера колёс купила. Как раз от этого. Отличный сон, с цветом и запахом. — Её передёрнуло.

На кухне она долго сидела, уже после того, как таблетки подействовали. Отпивала из стакана с водой и смотрела перед собой. Иногда губы её едва заметно шевелились.

— Идём ко мне? — Она посмотрела в его глаза. — Ты у стенки, я с краю. А то могу не добежать. Но без глупостей, ладно? Просто побудь рядом.

— Без глупостей я долго не умею. — Он помог ей подняться. — Идём.

— Я тебя точно знаю откуда-то. — Мария шла с трудом, ноги плохо слушались. — О, Кошка, и ты здесь. Иди, помурчи мне, а?