#ЖИЗНИГРА

Клуб космических пахарей

#Жизнигра – второй сборник «Клуба космических пахарей». Авторы – выпускники Creative Writing School. Тема – игра, во всех ее проявлениях, не важно – покер или шахматы, нарды или преферанс, с правилами или без, на деньги или на жизнь. Важно, что в фокусе – человек играющий, а иногда и проигрывающий. Каждый рассказ – погружение в свой мир, не отпускающий до последней строчки: ожившие статуи в московском метро, рыжий иерусалимский кот, обледенелая крыша старого склада, запах инжира, гудок парохода… Книга содержит нецензурную брань.

^{Елена Мызовская}

Заходи в дом, дорогой

Теперь мне оставалось только ждать. Я выбрал его почти сразу: дерзкий ник, высокий рейтинг, открытый профиль, любит большие ставки. Чувак играет по-крупному, часто рискует, рвет куши, крутит реальными деньгами. Зарегистрировался давно, почти всегда в доступе. Представляю его за монитором: дрыщ под два метра, весь день в трусах, глаза круглые, как фишки. Девок выбирает здесь же, на бегущей панели справа. На реал, короче, не отвлекается. Такого можно взять на амбициях. Прикинуться новичком и срезать в последний момент. Мастерства мне на это хватит.

Зары¹ любят меня. Тогда, в четыре года, я сам не понял, что натворил. Но с тех пор кости на моей стороне. Может, это была сделка? Наш двор на Лавровой. Нарине уже почти догнала меня, почти поймала. Ничего другого мне не оставалось: сорвав на бегу лоскут коры эвкалипта, я хлестнул крученой деревянной кожей сестру по лицу. Она вскрикнула, зажмурилась, заслонилась руками. Выиграв секунды, я прыгнул в сторону через мамину клумбу и закатился под стол на веранде. Длинная фестончатая скатерть надежно спрятала меня от слезящихся глаз Нарине. Обхватив колени и замерев на холодном каменном полу, я слышал, как она звала маму. Когда голос ее стал глуше, тусклее, я решил приподнять угол скатерти. Самое время покидать убежище. Вдруг совсем рядом я услышал:

— Садись, садись, дорогой! Женщинам все равно не понять, — узнаю я голос дяди Гургена. Он садится за стол и под скатерть проникают его огромные темные ноги. Они обуты в стоптанные шлепанцы, черные волосы покрывают всю кожу ног, отчего мне кажется, что дядя никогда полностью не раздевается.

Кто-то еще садится за стол с другой стороны. По отдельным возгласам я не могу понять, кто это. Потом со стуком на стол ставится что-то большое. Затем я слышу, как два маленьких предмета один за другим падают и катятся по поверхности.

— Ты удачлив, Гурген. Но удача бывает переменчива, — пришептывает неузнанный голос.

— А, дорогой, — представляю, как дядя прищуривается, улыбаясь, — не говори под руку. С камнями надо уметь договариваться. И верить в них. Тогда они будут приносить тебе удачу.

Я люблю слушать, когда говорит дядя Гурген. Его слова, как спелый инжир: сладкие, обильные, запоминающиеся. Словно тысячи косточек смоквы, лопающихся и застревающих на зубах, слова дяди надолго оставались во мне, перекатываясь в голове воспоминаниями. Может быть, так происходило потому, что я не всегда до конца понимал, что значат его фразы. Загадочные обороты цепляли меня, и я долго их обдумывал.

— Подходи ближе, ближе, дорогой! Не стесняйся, ставь свои фишки в мой «дом». Я тебя тут, во «дворе», поджидаю, готовлюсь: строю «запруду».

Теперь маленькие предметы постоянно падали на крышку стола и со стуком по ней перекатывались. Я вспомнил, как однажды отец взял меня с собой в горы. Мы поехали к его приятелю, у которого в садах росло много орехов. Они как раз поспели, и он разрешил мне взять столько орехов, сколько я смогу поймать. Сын хозяина забрался на дерево, стал рвать орехи и бросать их вниз. Сначала я не мог схватить ни одного ореха. Они летели мимо меня и громко стукались о плитки, выстилающие двор. Я заметил, что отец перестал шутить и замолчал. Тогда я снял рубашку, ворот взял в зубы, а противоположные концы зажал в руках, растянув ткань в стороны. С этим капканом дело пошло веселее. Я наловил приличную кучу орехов, а в награду за сообразительность хозяин одарил нас еще бочонком меда. Сидя под столом и слушая дробь над головой, я вспомнил те орехи. Мне казалось, они снова падают на меня сверху, а я не могу их поймать. Но мне обязательно надо придумать, как их достать! Я не глупый малыш! Я приподнял скатерть и осторожно выглянул из своего убежища. В этот момент один орешек соскользнул со стола и упал на пол. Я быстро схватил его: в моей ладони лежал игральный кубик. Он жалобно смотрел на меня одиноким черным глазком. Мне показалось, что он тоже не хотел быть малышом, неудачником. Я быстро повернул его шестью глазками вверх, поставил на место и опустил скатерть.

— Нервничаешь, Гурген? Руки трясутся? Не можешь две кости ровно на стол выбросить?

— Что ты, дорогой! Это тебе надо нервничать — ты далеко зашел. Я при своих всегда останусь, а тебя игра крепко затянула. На столе лежит шесть. Давай погляди, что там на полу выпало? Я тебе доверяю.

— Рассчитаюсь и освобожусь, — зашептал голос совсем рядом со мной по ту сторону скатерти. — Шеш²! Шеш-гоша³! — вскричал он неожиданно громко. — Бог ты мой, кто же послал ему именно сейчас шесть-много?!

Только потом, повзрослев и начав самостоятельно выбрасывать и ходить, я понял, что тогда, подыграв зарам, случайно изменил ход событий. Что было в той игре на кону? Да ничего, наверное. Обычная партия: соперничество двух мужчин, из которого каждый хотел выйти победителем. Почему я придумал мальцом, почему до сих пор верю, что зары, как живые, могут принимать чью-то сторону, что я в той игре пошел им навстречу и поэтому они, не забыв услугу, в дружбе со мной? Да очень просто: тогда — детские задвиги, теперь — игровой настрой. Я программирую себя на победу. Вот и теперь, сидя за ноутбуком в съемной комнате в Мытищах, черт знает как далеко от нашего игрового стола в мандариновой роще, я верю в себя и в кости — они мне помогут. Изучив пару сайтов, предлагающих игры с реальными игроками и выводом наличных денег, я решил сыграть на этой платформе. Годный интерфейс, понятная система ставок, прозрачные списки игроков. Я зарегистрировался и стал выбирать соперника. Годзилла подходил для моих целей идеально. Теперь мне оставалось только ждать, когда он примет вызов. И он ответил: всплывающее окно в верхнем углу утвердительно моргнуло. Делаю сессию во весь экран. Доска раскрыта, фишки уложены в ровные столбцы у каждого во «дворе», лунки зияют в ожидании, кубики лежат на виртуальном ребре. Щелкаю по ним мышкой, разыгрываем первый ход. Мне выпадает чахар⁴, у него — пяжнд⁵. Погнали!

Дядя Гурген рано научил меня играть в нарды. И в восемь лет я уже уверенно водил свои фишки по доске. Прибегая из школы, я часто заставал дядю у нас дома. Его всегда было много, и со всеми нами он успевал говорить одновременно: хвалил мамин плов, любовался платьем Нарине, торговался с папой, учил меня делать «запруды».

— Вартан, ты не спеши любой ценой зайти к себе в «дом», — наставлял мня дядя, водя пальцами по доске, — тебе надо соперника суметь задержатьи плацдарм выстроить для своих фишек. Тогда и в «дом» успеешь раньше него, и выведешь быстрее.

Я внимательно слушал дядины подсказки, но не успевал ими воспользоваться. Видя свободные лунки у дяди во «дворе», я торопился занять их, суетился, покидал в спешке свои позиции, радуясь, что приближаюсь к своему «дому».

— Не мельтеши, Вартан, учись держаться достойно. Я смотрю, ты удачлив, сынок. Камни выпадают тебе знатные. Осмотрись, прежде чем продвигаться по доске. Не решай сгоряча. Соперник может сделать ложный выпад, приманить тебя легкой добычей, а ты гляди в оба, не поддавайся.

Мы сидели за круглым кованым столиком в нашей мандариновой рощице за домом. Тогда, в детстве, он казался мне очень крепким и массивным. Теперь я понимаю, что он был совсем не велик: доска для игры в нарды занимала его почти полностью, оставляя с боков узкие полулунья для сорванных мандаринов. Они в этом году поспели как никогда рано. Ветки, обсыпанные плодами, клонились к столу — год выдался урожайным. Я сидел на краешке стула, подложив школьный рюкзак себе под ноги, и думал, как перехитрить дядю.

— Посмотри, Вартан, какой край нам достался! — говорил дядя Гурген, откинувшись на спинку стула и разводя в воздухе руками. — Повезло родиться в таком благодатном месте! Море, зелень, фрукты, горы! Богатый край. А посмотри, какая у нас осень! Помню, один российский журналист, приехав в Абхазию, так сказал про нашу осень: «Она пришла и сбрызнула улицы налитыми виноградными гроздьями, наполнила дворы дубовыми бочками с чачей, развесила по садам смокву, киви, гранат, разбросала по земле, словно изумруды, горсти фейхоа».

Я привстал на рюкзаке, дотянулся до свисающего с ветки мандарина, сорвал его и положил рядом с доской, до следующего хода. Дядя улыбнулся, схватил ртом висящий рядом мандарин и съел его прямо с кожурой. Помню, как я удивился, когда первый раз увидел, что дядя так ест мандарины. Это был день моего рождения, мне исполнилось пять. И как всегда, самые вкусные фрукты в нашем саду еще не поспели: хурма и мандарины висели на ветках унылыми плотными зеленоватыми шарами, которые годились разве что только для обстрела случайно оказавшегося поблизости неприятеля. Я сидел на диване, дожевывал сладкий суджух⁶ (отец не любит, когда его называют чурчхелой) и ждал праздничную мамалыгу. И тут распахнулась дверь, и в дом вошли дядя Гурген, тетя Ануш и их сын Сурен. Дядя нес за спиной огромный мешок, тетя еле удерживала в охапке какие-то кульки, а Сурен тащил две большие сумки. Сумки сразу отправили к маме на кухню, кульки разложили передо мной, а мешок дядя аккуратно положил на пол у своих ног. В моих кульках оказались алани⁷, пахлава и горы разных орехов. Дядя тронул ногой лежащий рядом с ним мешок, и из него покатились огромные спелые мандарины. Он поднял один, обтер о штаны и съел, не очищая. В тот день я узнал, что дядя Гурген стал владельцем рынка. Я сразу полюбил его новую работу. И тетя Ануш тоже. Пока я прыгал по кухне как бешеный, набивая рот то одной сладостью, то другой, она говорила маме:

— Бараму рынок перешел от отца. На все готовенькое пришел, но не сумел своим добром распорядиться. Мой милый оказался сильнее его, поэтому рынок теперь наш. И чего он обиделся? Не умеешь играть — не берись.

Я умею играть, поэтому я здесь. В Инете на игровых площадках, где можно играть на деньги, народ чаще соглашается на партию в короткие нарды. Для длинных нард партнера приходится выискивать специально. Здесь другие ставки, другой темп, другие риски. Пока Годзилла ведет себя аккуратно, снимает потихоньку с «головы», продвигается по лункам к «дому». Прощупывает меня, изучает. Я поднимаю ставку за выигрыш и провожу четыре в «дом». Он как бы невзначай, отвлекшись, открывает «двор». Время у меня есть, сейчас перехитрю его бдительность, а потом отыграюсь: и я увожу мою фишку из нижней правой лунки к нему во «двор». Годзилла отреагировал мгновенно: на экране всплыло окно с уведомлением, что соперник собирается увеличить ставку в три раза. Поверил, купился, принял меня за лоха.

Гагры. Наш дом на Лавровой. Мне десять. Вчера в школе мы с Гогой попробовали травку. Отец выпорол меня прямо во дворе, не закрывая ворот, не говоря ни слова. Сегодня я не пошел в школу, потому что не мог сидеть. Зашедший к нам дядя нашел меня у эвкалипта: я стоял рядом с ним и ожесточенно драл с него кожу. Я был так зол, что дядя не решился предложить мне нарды.

— Подходящее время, чтобы научить тебя делать кинжалы. В жизни каждого мужчины наступает такой момент, когда для него это становится необходимо. Начнем с деревянных. Когда их освоишь, пойдем в кузницу делать стальные.

И дядя стал учить меня выпиливать клинки, выжигать инициалы на древке, бороться на ножах.

Я так и не понял, как это произошло. Но с какого-то момента дядя стал появляться у нас все реже, а тетя Ануш все чаще. Я был занят друзьями, улицей, школой и сам редко забегал к нему на рынок. В шестом классе мы с Гогой и Хачиком стали собирать в нашей школе мальчишек, которые интересовались кинжалами. Мы раскладывали их на столах, обсуждали достоинства, недостатки, выпиливали для настоящих клинков древки. Собираясь на очередную встречу, мы с парнями сидели на каменных ступеньках моего дома на Лавровой, грызли орехи, вдыхали бегущий из кухни запах шафрана и чистили наше оружие перед показом.

— Софа, ты не представляешь, какой он стал! — слышал я голос тети Ануш через открытое окно. Мама готовила ужин, а тетя обильно приправляла его россыпью жгучих слов. — Дом буквально разваливается, а он только отшучивается. Припоминает себе старые заслуги и играет дни напролет. Рынок совсем забросил. Семью забросил. Врет, все время врет. Кто бы мне сказал, что эта проклятая игра уведет у меня мужа, я бы в жизни не поверила. Завел дружков себе и сидит с ними целыми днями. Ты зови его почаще к вам в дом, пусть посмотрит, как нормальные люди-то живут.

Мы почти закончили, пора бежать на школьный двор, пора показывать свои клинки. Тетя всегда преувеличивает, ее слова надо делить на два и из оставшейся половины просеивать еще треть охов и вздохов. Но дядя и правда стал редко к нам заходить. Или я стал больше занят своими делами. В нарды я теперь играю с Гогой. Соперник, что надо.

А через год я провожал дядю в Россию. Поспели мандарины. К российской границе покатилось абхазское золото. Мы с ребятами тоже решили немного подзаработать. Муслим, наш приятель из кузнечной мастерской, раздобыл где-то убитую «девятку», мы забили ее под крышу мешками и дернули к границе. Припарковавшись в очереди на таможню, мы стали разведывать обстановку. Муслим разговорился с водилами, Гога пошел к пограничникам, а я двинул к пешеходному коридору. Могло оказаться, что быстрее и выгоднее перетащить мешки пехом, чем торчать в многочасовой автомобильной очереди. Сплавить их перекупщикам сразу после границы и уехать домой. В конце концов не фуру везем, с нашим количеством проще на руках перетащить.

— Дядя Гурген, ты чего здесь? — он стоял с сумкой в очереди на переход, второй от окошка.

— А, малой… — без прищура отреагировал дядя, — в Ростов на месячишко. Подработать.

— Как тебя тетка отпустила-то? Сейчас по хозяйству дел… Мы вот мандарины везем. Подработать, — передразнил я дядю, по-дружески толкнув его кулаком в плечо. — А с рынком что? Все?

— Ты, вот что, Вартан. Ты… с мандаринами это вы хорошо придумали. Наш край, он, сам знаешь, какой, только черпай. А мне сейчас быстрые деньги нужны, и много, я в Ростове знаю одно место. Заработаю и вернусь. Как же я без хозяйства, да и оно без меня! Месяц не расчет, ну два. Если дела совсем хорошо пойдут, месяца два меня не будет. Вернусь, все наверстаю.

Над окошком в погранзону загорелся зеленый свет. Дядя обнял меня и прошел к окну. Ссутулившись, просунул документы в щель под стеклом, оглянулся на меня и приманил рукой.

— Вартан, сходи отсыпь мне мандаринов.

Я было побежал к машине, но дядя остановил меня.

— Сумку возьми.

— Да я тебе в горсти принесу, зачем всю сумку с вещами туда-сюда таскать.

— А ты вещи-то забери, там ничего важного нет, а мандаринов побольше принеси.

— Да ты чего?! Мандарины эти еще несколько месяцев будут, приедешь наешься. Вещи в чужом городе нужнее.

— Где рвали-то? В хозяйстве у Аушбы? По дороге на Рицу? Принеси, Вартан, принеси мне полную сумку.

Годзилла сменил тактику и стал напирать. Ставка за выигрыш округлилась до серьезных цифр. Только бы интернет не крокнулся! Я уперся руками в матрас, зажал в потной руке мышку и щелкнул по кубикам. В комнате, где я сейчас жил, было три кровати, два стула и шкаф. Стол уже считался роскошью. Чем больше спальных мест, тем дешевле аренда. Поставь стол, пришлось бы убрать кровать. Готовясь к игре, я сразу решил поставить ноут на кровать, а самому сесть на пол, подложив под себя сумку. Ноут у меня классный, с начинкой что надо. Только оранжевый. Потому что брал-то я его для Нели.

С Нелей мы стали встречаться в конце одиннадцатого класса. Почти лето. Почти свободны от школы. Почти все Гагры наши. Нет — вся Абхазия наша! Неля любит магнолии и панорамные виды. Я беру у Сурена машину и везу ее на дачу Сталина на Холодной речке. Дача построена в скале. На обрыве. Над Черным морем. Петляющая спираль горной дороги поднимает нас всё выше и выше. Я знаю, что по узкой асфальтовой полосе можно доехать прямо до дома, но Неля говорит мне оставить машину в кармане для экскурсионных автобусов и дальше пойти пешком. Она идет впереди и восхищается какими-то природными красотами, а я смотрю на ее бедра.

— Посмотри, какие величественные сосны! И как они вырастают в таких красавиц на неплодородной горной земле?!

— Да, красавицы, — отвечаю я, поднимаясь взглядом к пояснице. Здесь фигура у Нели изгибается чуть сильнее, чем обычно бывает у девушек, что подчеркивает бедра еще больше.

— Я люблю сосны за их твердый характер. За силу духа, за выносливость. Им приходится трудно, но, вырастая, они получают бесценный опыт и всю эту красоту вокруг себя. — Неля наклоняется за шишкой, и я пытаюсь угадать по очертаниям на платье, в каких она трусиках сегодня.

Я подхожу ближе и притягиваю ее к себе:

— Давай не будем ждать конца августа — поженимся сразу после выпускного. Переедешь ко мне — родители готовы отделить нам часть дома, начнем жить самостоятельно. Работу я уже нашел, денег нам хватит.

— Ты здорово все придумал, но давай не будем менять планы, гости уже настроились на август. И потом, — она провела шишкой по моей спине, — я хочу продолжить учиться.

— Конечно, продолжишь. Я буду работать, а ты сиди дома и учись, в интернете все есть. Или занимайся чем-то еще, чем захочешь, рожай детей, купайся, загорай, рисуй. А я буду нас обеспечивать.

Я перехватил ее руку, забрал шишку и бросил чешуйчатый шарик в пропасть. Потом мы еще долго сидели на обрыве госдачи, целовались, мечтали.

Наконец, кончились выпускные экзамены. Несмотря на школу, я уже несколько месяцев работал в автомастерской. Там познакомился с чуваком, который пару раз перегонял машины из Германии. Интересная тема. Хочу хорошенько изучить этот вопрос. С Нелей мы видимся почти каждый день. Мне кажется, мы знаем все друг о друге, чувствуем друг друга даже на расстоянии. Но вдруг совершенно неожиданно для меня она сообщает, что ей нужно поехать к сестре в Сухум. Какого черта! Скоро свадьба, она сама к нам приедет. Ах, оказывается, не сможет приехать, приболела, хочет увидеться и поздравить сейчас.

Неля нагнулась к чемодану и, прижимая голой коленкой крышку, быстро соединила половинки молнии в единую цепь. Я обнял ее сзади и прикоснулся губами к треугольнику обнаженной кожи, открывшемуся на шее в створках раскинутых волос. Она мотнула головой, убирая с лица волосы, встала, уклоняясь от поцелуя, и тут же прижалась ко мне сама, пробралась под рубашку, обняла. С улицы донесся продолжительный автомобильный гудок. «Заур, чертяка! Не мог опоздать!» Она замерла, как будто принимая решение, потом отстранилась, выскользнула из моих рук, и мы поехали на станцию. Она уезжает в Сухум. Я остаюсь в Гаграх. Зачем все так усложнять? Неля поднялась на подножку мешковатого неспешного сухумского поезда и, обернувшись, улыбнулась мне. Ветерок, угождая мне напоследок, взметнул воланы ее юбки, обнажив родимое пятнышко на загорелом бедре.

Это пятнышко похоже на песочные часы. Я представлял, закрывая его ладонью, что в этот момент останавливаю время. Хотел бы я сейчас дотронутся до ее бедра и крутануть часы назад. Не отпустить ее в эту поездку в Сухум. Не оказаться самому в этой комнате в Мытищах. Не биться по Сети с каким-то мутным дрыщом в нарды, а играть в свое удовольствие с дядей в нашем саду на Лавровой.

«Повидаться с сестрой» растянулось на две недели. Наконец она вернулась. На станции ее встретил отец, и мы увиделись с ней уже дома.

— Я должна тебе что-то сказать, — обдало меня с порога.

Я смотрел на нее, и внутри наливалось, разбухало, словно переспелая хурма на тонкой ветке, какое-то чувство неизбежности.

— Я поступила! Я поступила! — не дожидаясь моего ответа, затараторила она, хлопая в ладоши и слегка подпрыгивая.

— Скажи толком, что случилось? — как можно спокойнее спросил я.

— Милый! Все так удачно! Экзамены шли один за другим, нам сразу говорили результаты. У меня максимальный бал, я точно поступила!

Бывает пропустишь момент, когда хурма еще твердая, хрустящая, годная, не сорвешь ее, и она будет висеть на ветке, портясь, перезревая. Висеть, пока не случится катастрофа.

— Ты про какие экзамены, милая? Куда поступила?

Налитой шар хурмы сорвался с надтреснувшей ветки и полетел вниз.

— В Абхазский государственный университет, на исторический факультет, — гордо сообщила мне Неля.

Нежный плод грохнулся на асфальт. Тонкая кожица треснула, шар лопнул, и в луже собственного сока расплылась размозженная мякоть.

— Милый, я хотела сделать тебе сюрприз, поэтому ничего раньше не говорила. К тому же я ведь могла не поступить, а ты бы за меня переживал. Да, с сестрой я немного схитрила, на самом деле ездила сдавать экзамены.

Схитрила?! Соврала мне! Поступила втихаря в этот гребаный институт!

Все рухнуло, рассыпалось, мечты растеклись по асфальту. Соврала мне! Наши лопнувшие отношения еще можно было собрать… Уже нет: случайный прохожий, чертыхаясь, счищает с подошвы раздавленное тело.

— У меня сейчас дела, надо заехать к Сурену. Я пойду. Отдыхай.

Неля перестала прыгать, подошла ко мне и тихо обняла. От поцелуя я уклонился.

Никуда мне не надо было. И я пошел к морю. Сезон в самом разгаре, отдыхающие заполонили весь берег. Но я знаю тихие места, где мы с Нелей уединялись, когда еще были вместе. Туда не так-то просто добраться: нужно перемахнуть высокую бетонную стену, раздвинуть тугие ветки кустарника, перелезть через волнорез. Оказавшись на нашем месте, я, наконец, мог выпустить злобу, обиду, негодование наружу. Мелкие и крупные камни полетели во все стороны. Полезла в университет! Зачем? Чтобы был повод пропадать в другом городе, в общаге, тусить с кучей незнакомых парней! А потом чтобы не заниматься домом, хозяйством — она же на работе! Я выбирал глыбы покрупнее, замахивался и отправлял беспорядочно в разные стороны, стараясь закинуть их как можно дальше. Немного успокоившись, я сел поближе к морю, набрал мелких камешков и стал бросать их целенаправленно в воду. Они легко поскакали по поверхности, оставляя за собой воронки. Или она думает, что я не смогу ее обеспечить? Она думает, что я буду мало зарабатывать, нам не будет хватать на хозяйство и поэтому пошла учиться, чтобы потом работать? Я должен доказать ей, что могу получать достаточно денег. Где же взять быстрые деньги? Быстрые деньги! Дядя тоже так говорил, уезжая. Ему нужны были деньги, и он поехал в Ростов. Как оказалось, он тогда никого не предупредил, и я первый сообщил новость о его отъезде. А я еще удивлялся, как тетя его отпустила. Конечно, не отпустила бы, стала бы уговаривать, умолять остаться. И дядин план не осуществился бы. Но мужчина сам должен принимать решения. Люди поговаривали, что дядя проиграл крупную сумму и не смог расплатиться. Он уехал, чтобы отдать. С тети Ануш кредиторы не стали требовать, это мужские дела. Через какое-то время дядя стал регулярно переводить домой деньги. Он звонил, рассказывал, что нашел хорошую работу, что дела его с каждым днем идут все лучше и лучше и что скоро, совсем скоро он сможет вернуться. Прошло три года с того дня, когда мы прощались с ним на границе. Я знал, что после Ростова он работал на олимпийских объектах в Сочи, а потом и в Москве. Да, его отъезд затянулся, но я не буду терять время на поиски места, где заработать, я сразу поеду в Москву. Вожу я профессионально, международные права у меня есть, устроюсь таксистом. Заработаю прилично денег и вернусь к Неле. Ноут, который купил для нее и хотел подарить в день свадьбы, возьму с собой, потом получит все сразу. Она увидит, на что я способен. А институт можно и бросить.

Москва оказалась больше, громче, стремительнее, чем я мог представить. Хорошо, нашелся земляк, который помог с жильем, арендой машины и деньгами на первое время. Я впрягся в работу и быстро понял, что тягаться с этим городом будет непросто. Чтобы отдавать каждый день ренту и оставаться в плюсе, приходилось возить клиентов и ночью. Спал несколько часов прямо в машине и снова включал программу поиска пассажиров. Быстрые деньги появлялись и тут же пролетали сквозь пальцы. Еле-еле закрыл первый месяц: сто тысяч отдал только за аренду машины и койки. Сто тысяч в никуда!

Ладно, с машиной клевый был план, но кое-какие нюансы я не учел. Сдаваться, возвращаться ни с чем я не собираюсь. О возвращении без денег вообще не может быть и речи. Я научусь жить в этом городе, прощупывать его жирные места и выжимать из них золотой сок. Вот и Нелькин ноутбук пригодился для дела. Вожу его все время с собой, чтоб не сперли из комнаты, но на серьезную игру с реальным противником выхожу только с домашнего интернета.

Годзилла понял, что я прикидывался простачком. Кости теперь выбрасывает размеренно, всякий раз обдумывая очередной ход. С каждым броском ситуация на доске мне нравится все меньше и меньше. Черт, мне это совсем уже не нравится! Он заводит последние фишки к себе в «дом» и следующим ходом начнет выводить их наружу. Зары, миленькие, не подведите! Сейчас самое время быть за меня. Я столько сделал, чтобы приблизиться к моей цели! Я заслужил эту победу, она должна быть моя. Пока этот папочкин сыночек протирает трусы у компа, я дни и ночи корячусь, зарабатывая на жизнь. У него тут все устроено: квартира, место в офисе, запонки на манжетах, суп на столе. А мне приходится выгрызать крошку за крошкой, чтобы тут продержаться и что-то сверх заработать.

В тот день, когда дядя уехал, я вернулся домой уже ночью. Мандарины все сбыли, но пришлось потолкаться на границе. Я тихо открыл дверь и, стараясь никого не разбудить, стал пробираться к себе. Но мама и так не спала.

— Гурген куда-то делся.

— Да? — зачем-то удивился я.

— Ануш прибегала час назад. Говорит, домой не приходил. Взяла у нас фонарик, сказала, что пойдет поищет его на рынке. Говорит, тосковал он как-то особенно в последние дни, мог захотеть походить ночью по рынку, вспомнить, как при нем там все было.

— Да ладно, будет он такой фигней страдать. Не такой он человек, чтобы сопли по прилавку размазывать. Он человек дела: решил и уехал. Звони тетке, пусть спать идет.

Мне почему-то тогда казалось, что дядя легко уехал. И легко мог вернуться. Сейчас думаю, не все так однозначно было. Почему он не рассказал мне? Почему ничего не объяснил на границе? Если б я знал, может, не увяз бы здесь…

Но черт, черт, как все плохо! Надо сосредоточиться, надо вытянуть эту партию. Мне нужно выбросить шесть-шесть. Только шесть-много, иначе все пропало! А этому дрыщу везет: дупли прямо идут к нему в руки. Так, что-то пишет мне в окне для сообщений, мудила: «С камнями надо уметь договариваться». Умник! Умник… Что?! Как же так… Как?! А говорил: «хорошая работа…», «дела все лучше и лучше…», «скоро вернусь…» Тетка ведь как больная ходила после его отъезда, еще прядь эта седая… Вообще, она сильно постарела с тех пор, как он уехал. Сейчас уже вся белая, хотя не на много старше моей матери. По сравнению с мамой выглядит просто бабкой. Как же она сдала после его отъезда! А он? Что он делал все это время? Зачем…

Неля, наверное, плакала, когда я вот так взял и сорвался с места. Не предупредил ее, не позвонил. Чего уж там — просто сбежал. Не смог ее понять и сбежал.

Сколько раз, играя с дядей, я замирал над доской на этих последних шагах! Теперь он, ссутулившись, ждет, что я выброшу. Что ж, щелкну по кубикам и вырублю сессию, не буду смотреть на результат. Как бы там ни было, на билеты мне хватит.

Примечания

1

Зары — одно из названий игральных кубиков.

2

Шеш — шесть.

3

Шеш-гоша — шесть-шесть.

4

Чахар — четыре.

5

Пяндж — пять.

6

Сладкий суджух — армянское лакомство, напоминающее грузинскую чурчхелу (ядра грецких орехов, нанизанные на нитки и окутанные виноградной или абрикосовой массой). Особенностью приготовления сладкого суджуха, влияющей на вкус, является использование смеси трех пряностей (корицы, гвоздики, кардамона), не применяемых в чурчхеле.

7

Алани — сушеные персики, начиненные грецкими орехами, изюмом и медом.