Прелесть

Клиффорд Саймак

Клиффорд Саймак – один из отцов-основателей современной фантастики, писателей-исполинов, благодаря которым в американской литературе существует понятие «золотой век НФ». В начале литературной карьеры Саймак писал «твердые» научно-фантастические и приключенческие произведения, а также вестерны, но затем раздвинул границы жанра НФ и создал свой собственный стиль, который критики называли мягким, гуманистическим и даже пасторальным, сравнивая прозу Саймака с прозой Рэя Брэдбери. За пятьдесят пять лет Саймак написал около тридцати романов и более ста двадцати повестей и рассказов. Награждался премиями «Хьюго», «Небьюла», «Локус» и другими. Удостоен звания «Грандмастер премии „Небьюла“». В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Денежное дерево

1

Сгибаясь под тяжестью фотоаппаратуры, Чак Дойл брел вдоль высокой кирпичной стены, что отделяла городской дом Дж. Говарда Меткафа от низменного обывательского окружения. И вдруг он увидел, как через стену перелетела двадцатидолларовая купюра.

Дойл давно убедился, что мир жесток и коварен, и, хотя никто не смог бы обвинить этого парня в чрезмерной умудренности, он уж точно был не лыком шит и не позволял дурить себе голову. Но если на дороге попадались деньги, он реагировал быстро и правильно.

Сейчас он огляделся, не смотрит ли кто в его сторону — к примеру, тот, кто затеял сыграть с ним грязную шутку. Или, что еще хуже, тот, кто может подойти и предъявить свои права на подобранную купюру.

Но оба варианта были маловероятны, поскольку действие происходило в снобском квартале, где жильцы предпочитают заниматься своими делами и серьезно заботятся о том, чтобы в эти дела не совали нос посторонние. Что достигается главным образом благодаря высоким глухим стенам, густым живым изгородям и прочным узорным решеткам. А улица, где Дойл готовился поохотиться на купюру, вообще-то, не имела права называться улицей. На самом деле это был переулок между кирпичной стеной резиденции Меткафа и непроницаемой живой изгородью банкира Дж. С. Грегга. Дойл загнал сюда свою машину, поскольку дорожный знак запрещал парковаться на бульваре, куда были обращены фасады домов.

Никого не обнаружив, Дойл опустил на землю фотоаппаратуру и рванул к банкноте, которая, слабо трепеща, лежала в переулке.

Он сцапал добычу половчее, чем кошка хватает мышку, и теперь увидел, что это не однодолларовый пустяк и даже не пятерка, а целая двадцатка. Волнистая бумажка, такая новенькая, что аж лоснится. Нежно держа ее кончиками пальцев, Дойл решил вернуться в «Бенни плейс» и позволить себе порцию выпивки, а то и две, чтобы отпраздновать такую колоссальную удачу.

По переулку гулял легкий ветерок, и малочисленные деревья, росшие между оградами, заодно с многочисленными деревьями, чинно выстроившимися по краям холеных газонов, играли что-то вроде приглушенной симфонии. Ярко сияло солнце, небо не сулило дождя, воздух был чист и свеж. Идеальный мир.

Миг спустя он стал еще идеальней.

Потому что через стену Меткафа вслед за первой зеленой бумажкой перепорхнула вторая. А за ней третья, четвертая… И вот их уже уйма, трепещущих, кружащихся, весело пляшущих с игривым ветерком в переулке.

Несколько мгновений Дойл стоял столбом: глаза выпучены от изумления, кадык ходит ходуном от восторга. А затем кинулся ловить деньги, хватать их справа и слева и запихивать в карманы, задыхаясь от страха при мысли, что упустит хоть одну или не успеет дать деру. Он знал, что у денег всегда есть хозяин и даже в этом квартале не найдется такого отъявленного транжиры, который бы не попытался вернуть уносимую ветром наличность.

Так что он собрал деньги с усердием Гекльберри Финна, набредшего на кусты ежевики, напоследок огляделся, не осталось ли чего, и кинулся к машине.

Через дюжину перекрестков, в квартале уже не столь роскошном, он загнал автомобиль на тротуар напротив пустого земельного участка. Боязливо озираясь, вытряхнул бумажки из карманов и уложил на пассажирское сиденье.

— Вот это куча! — восхищенно присвистнул Дойл. Он и не чаял, что денег окажется так много.

Он взял в руки стопку банкнот, намереваясь пересчитать, и увидел, что из нее торчит какая-то палочка. Хотел стряхнуть ее щелчком — нет, осталась на месте. Похоже, прилипла к банкноте. Дойл взял ее двумя пальцами, потянул. Она потянула за собой двадцатку из стопки. Черенок, как у яблока или вишни, самым прочным и естественным образом крепился к уголку двадцатидолларовой купюры!

Бросив остальные деньги на сиденье, Дойл держал черенок, а с черенка свисала купюра, как будто на нем и выросла. И, судя по цвету торца, этот черенок еще совсем недавно цеплялся за ветку.

«Денежное дерево!» — подумал Дойл.

Но ведь это невероятно! Не бывает денежных деревьев. Их просто-напросто не может быть!

«Белая горячка? — предположил Дойл. — Нет, вряд ли, у меня уже сколько часов капли во рту не было».

Но стоило закрыть глаза, и возникло оно, могучее денежное дерево: ствол в три обхвата, широко раскинутые ветви, на них — густая листва, и что ни лист, то двадцать долларов. На ветерке они играют денежную музыку, а ты лежишь под их сенью и в ус не дуешь, никаких у тебя бед и забот, только подбирай опавшие листья да в карман запихивай.

Он подергал за черенок, но тот крепко держался за купюру. Тогда Дойл сложил ее как можно аккуратнее и засунул в брючной кармашек для часов. После чего, не считая, затолкал в карман остальные деньги.

Через двадцать минут он вошел в бар Бенни. Хозяин протирал стойку красного дерева. В дальнем конце зала прихлебывал пиво одинокий посетитель.

— Давай бутылку и стакан, — потребовал Бенни.

— Покажи деньги, — буркнул Бенни.

Дойл вручил ему двадцатку — такую новую, свежую, что ее хруст в тихом баре показался чуть ли не грохотом. Бенни изучил дензнак самым тщательным образом.

— Тебе ее кто-то нарисовал? — спросил он.

— Не-а, — ответил Дойл. — Нашел на улице.

Бенни придвинул к нему бутылку и стакан.

— Отработал уже? — спросил он. — Или только начинаешь?

— На сегодня все, — ответил Дойл. — Щелкал старину Дж. Говарда Меткафа. Журналу на востоке понадобились его фото.

— Ты про этого рэкетира?

— Он не рэкетир. Четыре или пять лет назад завязал, теперь он магнат.

— В смысле олигарх? А чем промышляет?

— Понятия не имею. Но чем бы ни промышлял, внакладе не остается. У него на холме шикарная хата. Но сам-то он невзрачный, уж не знаю, почему им заинтересовался журнал.

— Может, хотят тиснуть статью о том, каким бывает выгодным возвращение к честной жизни?

Дойл наклонил бутылку и плеснул жидкости в стакан.

— Мне, вообще-то, без разницы, — философски произнес он. — Готов хоть червяков снимать, лишь бы платили.

— Кому может понадобиться фото червяка?

— Ну, мало ли на свете чокнутых, — проговорил Дойл. — Я вопросов не задаю, мнений не высказываю. Мне дают заказы, я иду и снимаю. Тем и кормлюсь, и все меня устраивает.

Он с удовольствием выпил и налил еще.

— Бенни, — спросил он, — слыханное ли дело, чтобы деньги росли на деревьях?

— Ты перепутал, — сказал Бенни. — Деньги растут на кустах.

— Если они растут на деревьях, значит могут и на кустах. Куст — это просто маленькое дерево.

— Нет-нет, — возразил, слегка встревожившись, Бенни. — На кустах они не растут. Как с куста — это просто такое выражение.

Зазвонил телефон, и Бенни пошел ответить.

— Это тебя, — сказал он.

— Интересно, кто додумался искать меня здесь? — удивился Дойл.

Он подхватил бутылку и побрел вдоль стойки к телефону.

— Ну-ну, — сказал он в трубку, — и кому это я понадобился? Весь внимание.

— Это Джейк.

— Да неужели? Ты дал мне работенку. Обещал заплатить завтра или послезавтра. Не припомнишь, сколько твоих заказов я выполнил, не получив ни гроша?

— Чак, выполни этот заказ, и я тебе выплачу все, что задолжал. Вот ей-богу, отдам до последнего цента. Мне позарез нужно провернуть это дело, причем срочно. Видишь ли, с дороги в озеро слетела машина, и страховая компания требует…

— Машина где сейчас?

— Все еще в озере. Со дня на день ее вытащат, и мне нужны фотографии…

— Так ты что, хочешь, чтобы я нырял и снимал под водой?

— Ну да, именно это и требуется. Понимаю, задача не из простых, но я все устрою, ты получишь снаряжение ныряльщика. Ужасно не хочется тебя об этом просить, но я не знаю, к кому еще можно обратиться…

— Не возьмусь, — твердо произнес Дойл. — У меня слишком хрупкое здоровье. Если промокну, получу воспаление легких, а когда я простужаюсь, воспаляется пара зубов, да еще эта аллергия на любые водоросли. Наверняка в озере полно водяных лилий и прочей дряни.

— Плачу по двойной ставке! — в отчаянии вскричал Джейк. — Даже по тройной!

— Знаю я тебя, — хмыкнул Дойл. — Ничего не заплатишь.

Он положил трубку на рычаг и зашаркал обратно, двигая по барной стойке бутылку.

— Ну и наглый же тип, — пожаловался он Бенни. А затем, проглотив без перерыва две порции, добавил: — Ужасный способ зарабатывать на жизнь.

— А бывают приятные способы? — рассудительно спросил бармен.

— Скажи-ка, Бенни, с двадцаткой, что я тебе дал, все ли в порядке?

— А что с ней может быть не в порядке?

— Ну, не знаю… Ты ею так хрустел…

— А я всегда хрущу деньгами, работа такая. Посетителям это нравится.

Бармен протирал стойку сугубо машинально — стойка была чиста и суха.

— И хорошенько рассматриваю, — добавил Бенни. — Наловчился, что твой банкир. Поддельную купюру с пятидесяти футов узнаю. А то некоторым хитромудрым типчикам верится, будто бар — самое подходящее место, чтобы подсунуть фальшивку. Всегда надо быть начеку.

— И часто подсовывают?

Бенни отрицательно покачал головой:

— Да я бы не сказал. На днях клиент шепнул: откуда ни возьмись появилась тьма фальшивок. Правительство, говорит, в панике. У этих денег только серийные номера одинаковые. Не должно быть двух купюр с одинаковыми серийными номерами. Парень этот сказал, что правительство грешит на русских.

— На русских?

— Ну да. Мол, русские наводнили страну поддельными деньгами, да такими качественными, что даже эксперт от настоящих не отличит. Мол, если фальшивок вбросить достаточно, может рухнуть экономика.

— Ну ничего себе, — с некоторым облегчением проговорил Дойл. — Грязный трюк.

— Русские — они такие, — кивнул Бенни. — Грязная шайка.

Дойл еще налил и выпил, а потом вернул бутылку.

— Пора мне, — заявил он. — Обещал Мейбл, что заскочу. Пьяным я ей не нравлюсь.

— Интересно, что она вообще в тебе нашла, — ухмыльнулся Бенни. — Работает в закусочной, а там всякие парни бывают. Среди них попадаются трезвые и работящие.

— Души у их нет, — объяснил Дойл. — Ни один дальнобойщик или автомеханик не отличит закат от яичницы-болтуньи.

Бенни отсчитал сдачу.

— А ты, как погляжу, свою душу на коммерческую ногу поставил.

— Точно, — кивнул Дойл. — И это всего-навсего здравый смысл.

Он сгреб деньги со стойки и вышел на улицу.

Мейбл томилась ожиданием за столиком, и это не было событием из ряда вон выходящим. Всегда что-нибудь случалось и он опаздывал. Мейбл давно смирилась.

Дойл поцеловал ее и расположился напротив. В заведении было пусто, лишь новая официантка протирала стол на другом краю зала.

— Сегодня нечто странное случилось, — сообщил Дойл.

— Надеюсь, хорошее, — жеманно улыбнулась Мейбл.

— Пока не знаю, — пожал плечами Дойл. — Может, и хорошее. Но с таким же успехом могут быть и неприятности. — Он достал из кармашка для часов купюру, расправил и положил на стол. — Что это, по-твоему?

Конец ознакомительного фрагмента.