Тень дракона

Кирилл Кащеев, 2018

Девочки интересуются мальчиками, и юные ведьмы тут вовсе не исключение. Возможностей у них больше: под Рождество погадать на суженого, опробовать парочку приворотов и зелий привлекательности. Только вот ручей, над которым читали заклятье Ирка и Танька, вскипел кровью… Мертвые ведьмы, разъяренные оборотни, ужас над городом… и да, привлекательные парни вокруг Ирки тоже крутятся. Только вот один из них, кажется, хочет ее убить.

Глава 2. Больничный ужас

Оксана Тарасовна встала, потирая спину, — даже несмотря на выпрошенное в ординаторской кресло, болело все тело невыносимо. Слабый серый свет от попискивающего монитора едва позволял разглядеть вытянувшуюся на больничной кровати Марину — бледное лицо и белые волосы сливались с белизной подушки.

Врач говорит — между жизнью и смертью. Врач говорит — надежда есть. Надежда — это так много, если знать, как за нее правильно зацепиться. Ведьма опустилась на колени перед Марининой кроватью и зашептала:

— Ишла черна дивка з черными ведрами по черну воду. Ведра качнулись — вода разлилася. У рабы Божьей Маринки кровь унялася, рана зажилася…

К концу заговора ее резко затошнило и повело в сторону, так что она едва не рухнула на пол — за сегодняшнюю ночь она колдовала, наверное, уже в десятый раз. Хорошо бы чаю, но пойти в ординаторскую и попросить она не решалась. Оперировавший Марину хирург и сам не соображает, почему разрешил посторонней бабе остаться в реанимации, а поддерживать внушение она не могла — не было сил.

Пошатываясь, она поднялась с пола и побрела к окну. Остановилась, глядя в темноту и прижимаясь лбом, прикосновение холодного стекла принесло мгновенное облегчение. Завтра из своей деревни Вонюкино — или как ее там? — приедут Маринины родители. Придется изображать завуча того малярного ПТУ с красивым названием «Строительный колледж», в котором, как они думают, учится их девочка. Надо с утра слетать домой… нет, все-таки лучше съездить… и одеться попроще. А вот что она скажет…

Может, зря она поверила Хортице с подружкой и их безумной истории? Случайно оказались у ручья, случайно нашли… Оксана Тарасовна покачала головой, перекатываясь лбом по холодному стеклу. Конечно, ножом в грудь — совсем не ведьмовской стиль. А может, на то и расчет — и Хортица просто отводит от себя подозрения, путает следы? А на самом деле хитро и изощренно мстит за случившееся в Каменце — не Марине, конечно, даже думать смешно, а ей, Оксане Тарасовне? И не было никакого исчезнувшего убийцы?

В золотистый круг света под фонарем вступил человек — тяжелая дубленка, шапка. Остановился, задрав голову, и принялась пристально изучать темные больничные окна, будто что-то высматривая. Оксана Тарасовна бездумно глядела на него. Дед какой-то… Лица не разглядеть, но фигура смотрелась невыносимо старомодно — дубленка казалась кожухом, а заломленная набекрень шапка напоминала о старом, еще черно-белом фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки». Так и кажется, что из перекинутой у деда через плечо сумки сейчас черт выскочит.

Кажется, высмотрев, что ему надо, дед под фонарем удовлетворенно кивнул и очень даже бойко, совсем по-молодому, взбежал по ступенькам. Блеснула стеклом открывшаяся больничная дверь.

Оксана Тарасовна уперлась плечом в тяжелое кресло и перетащила его на падающую из окна серебристую лунную дорожку. Села, откинув голову и подставляя лицо невесомым лунным отблескам. Добрая луна даст немного сил измотанной ведьме… На задворках разума мелькнуло — «старой ведьме», но Оксана Тарасовна эту мысль безжалостно подавила. До старости далеко, до старости бесконечно далеко, она в самом расцвете, на пике своих сил… которых никогда не станет больше. Сколько новых заклятий ни придумай, каким количеством робленных девчонок себя ни окружи, а ей никогда не сделать того, на что способна Хортица. Да что там Хортица с ее полубожественной кровью — даже того, на что способна ее белобрысая подружка. Утешением было, если б эти две хоть бездельничали, — так нет ведь, учатся! Рождественские заклятья они пробуют, понимаешь ли! У-у, ведьмы! Оксана Тарасовна устало усмехнулась — даже на нормальную бодрящую злость на ведьм-соперниц сил не оставалось. Какая долгая, долгая ночь…

Скрип-скраб-скрип-скраб… По коридору скрипели ботинки. Оксана Тарасовна сморщилась, как от зубной боли. Скрип напоминал раннее детство, когда они с мамой жили в гарнизоне где-то в сибирских лесах — сейчас взрослая Оксана Тарасовна и на карте бы то место не нашла. Магазины отсутствовали, и ботиночки для офицерских детишек тачал гарнизонный сапожник. Был он стар и имел свое представление, что есть высший модный шик — сапоги «со скрыпом»! Особенно замечательно в них было в жмурки играть — стоишь, глаза завязаны, а вокруг со всех сторон скрип-скраб-скрип-скраб…

Перебирая ногами так мелко, точно ростом был не больше кошки, обладатель «музыкальной» обувки доскрипел до двери и остановился по ту сторону. Будто прислушиваясь. В желто-золотистой щели под дверью зашебуршало, мелькнула лохматая тень. Оксана Тарасовна вздохнула — ну кто ж еще в наши дни способен так щегольски расхаживать в скрипучих сапогах? Ведьма потянула носом — и впрямь почуяла слабый запах дегтя. Смазывает, негодник! Еще небось и волосья салом мажет, винтажный ты наш!

— Коли дело есть, так заходи, а коль без дела пришел — так иди себе, — ворчливо предложила ведьма. — Беда у нас — не до тебя.

За дверью вроде как подпрыгнули, и только воздух свистнул — беззвучно унеслись прочь. Оксана Тарасовна дернула уголком губ — любопытствовал, лохматый. Собраться с силами да показать ему, как соваться со своим любопытством к злой, уставшей ведьме? Так ведь собираться особо не с чем. Она поудобнее устроилась в кресле — хоть полчасика подремать, глядишь, и полегчает.

Осторожный скрип шагов возобновился — кто-то робко семенил к двери, на этот раз с другой стороны коридора. Оксана Тарасовна подняла голову и недобро уставилась в плотно закрытую створку. Дразнится он, что ли? Вот так спустишь самую чуточку — немедленно на голову садятся, и хорошо еще, если не в буквальном смысле!

Скрипучие шаги остановились у двери — зашуршало, и кто-то шумно засопел в замочную скважину. Оксана Тарасовна невесомо скользнула к двери и… со всей силы пнула ногой. Створка распахнулась и впечаталась в стену с другой стороны. С потолка посыпалась штукатурка.

— Ага, получил? — гаркнула ведьма, вихрем вылетая в коридор и оглядываясь в поисках оглушенного мохнатого тельца.

Никого. Скрипя петлями, распахнутая створка качалась у нее за спиной. Коридор по-прежнему пуст, лишь вдалеке бледно светилась лампа над столом дежурной медсестры.

— Шустёр, лохматый, — процедила Оксана Тарасовна и скороговоркой забормотала: — Домовой-домовой, выходи играть со мной! Дам тебе молока, хлебца и кренделька, сладкую ватрушку, сдобную пампушку. — Голос у нее при этом получился такой злобно-сладкий, что сама б она нипочем не вышла. Но домовые до домашних сладостей сами не свои, хоть и почуют подвох, а все равно вылезут! Оксана Тарасовна завертела головой, стараясь не упустить, где сейчас вспучится крашеная стена и выглянет мохнатое рыльце со свинячьим пятачком.

Не вылез. Оксана Тарасовна надменно приподняла бровь — это уже странно. Хотя кто их знает, больничных домовых, может, их ватрушки не привлекают, может, им аспиринчику.

— Пожалеешь, мохнатый хозяин, — она многообещающе окинула взглядом пустой коридор. Прошелестел горестный вздох, но домовой так и не показался.

Оксана Тарасовна задумчиво вернулась в палату, осторожно прикрыла за собой дверь. Ни один нормальный домовик не станет над ведьмой шутки шутить. Если, конечно, желает сохранить в целости шерстку и пятачок. У выходки местного домовика была причина, и лучше ее понять раньше, чем…

Оксана Тарасовна остановилась, чувствуя, как сердце вдруг подскочило к горлу и забилось там, точно желая удрать из тела как можно скорее. В ее кресле кто-то сидел. В падающем из окна серебристом лунном свете она отчетливо видела продавленное сидение и ободранный дерматин спинки — в кресле было пусто. Но вот хоть режьте… точнее, хоть жгите, хоть топите — сидит там кто-то, и все!

Ох, как не вовремя — она так устала! Делая вид, что и не собиралась садиться, Оксана Тарасовна склонилась над кроватью — Марина лежала все так же неподвижно, но полосочки по экрану бежали веселей, ветвились зелеными молниями. Еще бы, она всю ночь трудилась! Перекачала в Марину все силы. В груди холодной жабой шевельнулся страх. А вот этого никак нельзя. Струсившая ведьма — мертвая ведьма. Кончились силы — воюй тем, что осталось.

Оксана Тарасовна аккуратно подкрутила колесико капельницы, поправила флаконы с лекарством, прихватила кое-что с тумбочки и небрежной походкой направилась к окну. Лунный свет погладил плечи, посеребрил волосы, точно хотел поддержать измученное бессонной ночью и ворожбой тело. Оксана Тарасовна прислонилась спиной к подоконнику, запрокинула голову и эдак мечтательно уставилась на проглядывающую сквозь тучи луну. Губы ее почти беззвучно зашевелились:

— Луна-сестра серебром востра.

Лунный свет — лунный меч, от нежданных, страшных встреч.

Тихий звон, льдинки хруст, черный ворон, звонкий топот…

На костре серебра, покажись, смерть врага!

— уже в полный голос выкрикнула она и, резко повернувшись, уставилась прямо в пустое кресло.

Столб лунного света дернулся, как луч прожектора, широким кольцом обежал пол и потолок и тоже уперся в кресло. Точно маркером очерченная серебристым лунным ореолом, в кресле проступила тень, черная, как густая осенняя грязь. Будто выдавленные в этой грязи пальцами, на ведьму пялились пустые дыры глаз, и зияло отверстие раззявленного в безмолвном крике рта.

— Тебе смерть, ведьма, — проурчал утробный, словно выползший напрямую из кишок, голос.

Оксана Тарасовна атаковала. Рука резко вынырнула из кармана жакета. Хищно блеснув иглой, толстый шприц ударил в пустую глазницу ночного гостя.

Медленно качаясь, черная тень поднялась из кресла. Оксана Тарасовна зачарованно уставилась в нависшее над ней темное бесформенное лицо с застрявшим в глазнице шприцем… и тут же шарахнулась в сторону. Лезвие широкого, точно кухонного, ножа ледяным прикосновением скользнуло по коже, походя вспоров плотную ткань шерстяного жакета.

Ведьма завизжала — наполовину испуганно, наполовину яростно — и рванула створку окна. Сидящая на дереве воронья стая снялась с места и ринулась в распахнутое окно. Растопырив крылья, истошно каркающая ворона ударила тени в грудь — неведомое существо отшвырнуло к стене. На голову ему спикировала вторая птица — толстый клюв долбанул в затылок. С чвяканьем увяз — ворона отчаянно забила крыльями. В окно, будто выпущенные из пулемета, одна за другой влетали птицы. Пахнущие морозом и мокрыми перьями тельца с ног до головы облепили черную тень. На мгновение она обрисовалась бесформенным столбом молотящих черных крыльев и долбящих клювов. Закачалась, норовя стряхнуть птиц с себя, ударилась в одну стену, в другую. Смерчем закрутилась посреди палаты — не удержавшиеся вороны с карканьем взлетали и тут же атаковали снова…

— Так его, так! — подскакивая на каблуках, взмахнула кулаком Оксана Тарасовна.

Тень сложилась вдвое — точно упала на колени под тяжестью стаи. Карканье стало торжествующим… и вдруг смолкло совсем. Словно каждой вороне в клюв кляп забили.

Стая таяла, будто ее высасывали изнутри. Птичьи тельца стали плоскими, казалось, из них разом исчезли кости и внутренности, оставив лишь кожу с торчащими перьями. Мгновение смутно напоминающая человеческую фигуру пирамида из распластанных птичьих крыл еще высилась посреди комнаты… а потом просто осыпалась высокой грудой пуха и мокрых перьев. Точно выпотрошили гигантскую подушку.

Из этой груды, медленно вырастая, поднималась широкоплечая тень с пустыми провалами вместо глаз. Тень утробно расхохоталась, и широкий нож ударил ведьме в грудь. Оксана Тарасовна шарахнулась назад, налетела на прикроватную тумбочку. Тусклый ночник зашатался… Ведьма поймала его в падении. Новый удар ножа пришелся в круглый плафон, разнеся вдребезги электрическую лампочку. В лампе что-то пыхнуло, коротко стрекотнуло, как кузнечик. Сверкнув в лунном свете, нож взметнулся над головой ведьмы.

Оксана Тарасовна швырнула битой лампой прямо в тень. Осколки стекла чвякнули, увязая у ночного гостя в груди. В наступившей кромешной тьме от лампы во все стороны побежали ветвистые красно-золотые молнии. На черном теле ночного гостя — еще более темном на фоне царящего вокруг мрака — точно набухли кровавые царапины. Вопль, похожий на скрежетание камнем по железу, сотряс больничную палату — и тело убийцы разорвало на клочки, как вырезанный из черной бумаги силуэт.

Извилистый электроразряд ударил в кучу птичьих перьев на полу — и те вспыхнули, чадя темным, удушливым дымом. Языки пламени взвились вверх, охватывая парящие в воздухе обрывки ночного убийцы, и полыхнули — разом, дружно, почему-то добавляя к вони паленых перьев еще и смрад горящей шерсти и треск подожженной соломы. Спираль дымного пламени завертелась посреди палаты и с тишайшим шорохом осыпалась на пол густым слоем сухого серого пепла.

Вырубившийся монитор рядом с кроватью Марины тихо пикнул, оживая, — включилось аварийное освещение.

— Что здесь происходит? — дверь резко распахнулась, и на пороге появилась судорожно моргающая спросонья медсестра.

Отчаянно завизжав, Оксана Тарасовна сиганула в дверной проем, сметя в сторону сдавленно вякнувшую медсестру. Серой тучей пепел взметнулся с пола — смутной тенью сквозь нее проступило искаженное яростью мужское лицо.

Оскальзываясь по линолеуму, Оксана Тарасовна длинными скачками помчалась по коридору в широкий холл. Там, точно привязанный шнуром к розетке, стоял пылесос. Едва не врезавшись в стену с разбега, Оксана Тарасовна пнула кнопку включения. Пылесос взвыл, как голодный динозавр над тарелкой манной каши. Негодующе вибрирующая труба развернулась навстречу вихрю пепла. Глядящее из мельтешения серых хлопьев лицо на мгновение вытянулось от изумления… и тут же вытянулось еще больше — его засасывало в пылесос!

Легкий пластиковый корпус запрыгал по полу, словно внутри металось что-то живое, затрещал, стенки вздулись…

С яростным воплем Оксана Тарасовна обхватила пылесос обеими руками, рывком оторвала от пола, качнула, и со всей силы метнула в окно, в серый предрассветный сумрак. Брызнуло разбитое стекло. Ворвавшийся внутрь холодный зимний ветер вздыбил Оксане Тарасовне волосы. Пластик грохнулся об заледенелый асфальт — корпус пылесоса разлетелся яркими обломками пластмассы и темно-серой тучей пыли. Пыль змеей взметнулась вдоль стены, свилась в темное облако. Напротив разбитого окна зависло слепленное из пыли лицо. Пустые провалы глаз пристально уставились на Оксану Тарасовну, черные губы расползлись в широкой, как прорезанной ножом, улыбке.

Ведьма застыла неподвижно. Вязкое ватное оцепенение охватило все тело, руки и ноги стали невыносимо тяжелыми, точно в них налили свинца.

За спиной послышались спотыкающиеся шаги. Рывками, как робот, Оксана Тарасовна повернула голову. По коридору брела давешняя медсестра. Глаза ее были пусты и бессмысленны, как пластмассовые глаза куклы, а на губах… на губах играла та же мерзкая улыбочка, что и на лице за окном.

Медсестра остановилась, пошатываясь из стороны в сторону, будто марионетка в руках кукольника, и ее пустой взгляд вперился в замершую в оцепенении ведьму. Губы скривились, пропуская сквозь себя чужой голос и чужие слова…

Время застыло.

…Тяжелый больничный лифт глухо загудел, металлические двери с лязгом распахнулись, и в холл вывалились двое — мрачноватый мужик в дутой куртке и квадратной шапке и пухлая бабенка в слишком ярком пуховике и с белыми, как лен, волосами.

— Ой, а чего это тут? — изумленно взвизгнула бабенка.

Рассвет сереньким котенком проскользнул между острыми зубьями битого стекла в окне, мягкой лапкой погладил по лицу спящую на кушетке медсестру, заставив ту задергать веками, и наконец скакнул на неподвижную женскую фигуру посреди разгромленного холла больничной палаты.

Оксана Тарасовна медленно повернулась на голос.

— Вы родители Марины? Не волнуйтесь, с девочкой все будет в порядке, — очень спокойным и очень ровным тоном сказала она. — Хотя, конечно, уход тут безобразный: окно разбито, медсестра всю ночь спит…

Беловолосая бабенка уперла руки в бока и всем телом развернулась к недоуменно моргающей медсестре. Оксана Тарасовна удовлетворенно усмехнулась и отступила в коридор — в ближайшее время несчастной медсестре будет не до выяснения обстоятельств погрома в отделении и пропажи пылесоса. Ведьма скользнула в палату своей робленной, выхватила из-за двери старую больничную швабру и ринулась к окну. Взобралась на подоконник — холодный ветер разметал ее волосы и приподнял подол широкой юбки…

Постояла и слезла. С мстительной улыбкой на губах крепко-накрепко завязала на штативе капельницы пояс от медицинского халата, вскочила на швабру и взвилась к небесам, затерявшись в сером рассвете.