Спасти дракона

Кирилл Кащеев, 2018

Она – Ирка Хортица, дочь языческого бога Симаргла, хозяйка наднепрянской магии и ведьма-оборотень. Она привыкла справляться с любыми трудностями, но всех ее способностей оказалось недостаточно, когда девушка очутилась в Ирии, волшебном мире змеев. Ирка отправилась туда, чтобы спасти Айта, Великого Дракона Вод, но… не переоценила ли себя юная ведьма? Оставшиеся в родном мире друзья Ирки, Танька и Богдан, столкнулись с новыми проблемами и опасными старыми тайнами. Ирка и ее друзья попробуют совершить невозможное… но смогут ли они спасти дракона?

Танька и Богдан

Глава 3. Две недобрые старушки

Подскакивая на выбоинах, мини-вэн катил по дороге. В салоне царило мрачное, абсолютно непроницаемое молчание. Сидящий за рулем молодой вовкулака попытался включить радио, но веселые голоса диджеев звучали как похабные частушки на похоронах, и он выключил. Каждое сказанное слово отдавалось набатным колоколом. Богдан небрежно вытащил мобилку и пробежал пальцами по экрану. Танькин мобильник тихонько пикнул в ответ. Если исключить перепутанные буквы, когда Богдан мазал пальцами мимо сенсорных кнопок, сообщение гласило:

«Зачем насчет робл. и ОксТар голову морочила, будто они замешаны?»

«Дала МВ ложную версию. Не нужно, чтоб искали И. в И.». — Танька подумала и уточнила: — «В Ирии».

Нетерпеливый Богдан дочитывал сообщение прямо с экрана Танькиного телефона, не дожидаясь отправки. Кивнул и застрочил в ответ:

«Поверить не могу, что И. это провернула! А где мертвяк?»

Богдан отправил эсэмэску, дождался, пока Танька поглядит на него, и покачал головой, то ли осуждающе, то ли восхищенно. Танька тяжело вздохнула:

«На стройке. Окончательно мертвый. Его, наверное, ищут».

С надеждой посмотрела на Богдана, словно он мог помочь. Богдан подумал, страдальчески сморщился, точно у него невыносимо болел зуб. На Танькином экране вспыхнуло:

«Пусть лежит. Он мертвый, И. — живая. Не знаем, что в Ирии происходит. Что будет, если змеи узнают?»

Подумал, досадливо хмыкнул и едва слышно прошептал:

— Надо было ей туда лезть, ненормальной!

Танька поглядела на него удивленно.

«Сам говорил, Айта надо спасать», — отослала она.

«Говорил! — даже в появившихся на экране буквах чувствовалась воинственность. — Не значит, что я собирался это делать!»

Танька насмешливо посмотрела на Богдана.

— Когда Ирка вернется, поезжай куда-нибудь: хоть на ролевку, хоть на рыцарский турнир, хоть на штурм крепости!

— А кто всегда шипит, когда я на реконструкции собираюсь? — удивился Богдан. — «Ты воин сновидений, тебе реальных драк с нечистью мало, надо еще понарошку такому же придурку как ты, забрало начистить…» — передразнил он саму Таньку.

— Тебе будет полезно с парнями пообщаться, — усмехнулась Танька. — А то у тебя стала прорезаться чисто женская логика!

Богдан зашипел не хуже Айта.

— На других наезжаете, а сами не об Ирке, а об играх думаете! — С переднего сиденья к ним обернулась разозленная Катерина. Увидела мобилки у них в руках. — Вы что, друг другу эсэмэски пишете?

— Ну ты же сама сказала… — медово пропела Танька, и они с Богданом дружно рявкнули: — Мы играем! — голосами настолько злобными, что звучало как «Мы собираемся закопать десяток расчлененных трупов, но еще для одного место найдется!».

— Сейчас вы с бабкой пообщаетесь и цапаться между собой у вас сил не останется, — пообещал Ментовский Вовкулака. Мини-вэн запрыгал по колдобинам, спускаясь вниз по старой городской балке, на дне которой прятался Иркин дом.

— Не подъезжайте к дому, — напомнила Танька Ментовскому Вовкулаке. — Вас бабка в лицо не знает, а мини-вэн видела, когда Ирку забирали… вчера. — Голос ее упал. Все было только вчера! Вчера в полночь Ирка отпустила Отца Дубов на покой и помогла явится на свет новому Великому Хортицкому Дубу! И исчезла. Все думают, что ее похитили, и только Танька и Богдан знают, что Ирка сбежала сама — в Ирий на помощь попавшему в беду Айту. А они с Богданом остались прикрывать. Потому что если богатыри с заставы дознаются, где Ирка… они обязаны сообщить в мир змеев о «нелегальном проникновении». В лучшем случае Ирку поймают и отправят обратно, и ничем она Айту не поможет. В худшем… В мире змеев свои законы, и кто знает, что там делают с «нелегалами». И кто знает, что сейчас происходит с Иркой!

Мини-вэн остановился неподалеку от Иркиного дома, и Ментовский Вовкулака приглашающе кивнул к выходу.

— Подождем еще пару часиков? — жалобно попросила Катерина. — Вдруг Ирку найдут?

Танька зябко обхватила себя руками за плечи. Ирка в Ирии уже почти двадцать часов. В чужом мире, о котором они ничего толком не знают! Может, она там лежит раненая, одна, истекает кровью… Мутная волна паники плескалась в желудке, норовя подняться до сердца. Может, самое лучшее, что они с Богданом могут сделать для Ирки — сдать ее? Богатыри потребуют, чтоб ее нашли и вернули обратно, — и ничего змеи Ирке не сделают, не станут они ссориться с заставой, не говоря уж про ведьм! И вообще можно наврать, что Ирка случайно в другой мир провалилась.

Танька нерешительно посмотрела на Вовкулаку. Он взрослый, он опытный, он подскажет, как правильно… Ментовский Вовкулака поймал ее взгляд в зеркальце заднего вида и ободряюще кивнул:

— Прорвемся! Иркина бабка — это еще не самое страшное в нашем мире! — и негромко рыкнул. — А ну быстро на выход: раньше сядешь — раньше выйдешь!

Пикнул брелок, закрывая расписанный волчьими мордами мини-вэн, всей толпой они двинулись вокруг забора к калитке. Задумавшаяся Танька брела последней. Рассказать или не рассказывать. Рассказать или… Танька ткнулась в спину Лике и подняла голову. Компания переминалась у входа. Богдан и Ментовский Вовкулака сосредоточенно изучали приоткрытую калитку.

— Вы ж мент! — буркнул Богдан. — Сто раз во всякие притоны врывались, типа «Всем лежать, руки за голову!».

Ментовский Вовкулака представил, как он с такой заявочкой ввалится к Иркиной бабке на кухню, и его ощутимо передернуло.

— Я бронежилет не взял, — рыкнул он. — А ты за меня не прячься, сам-то здухач, тебе положено с нечистью дело иметь!

— Ну да — вот расскажи такому… — окидывая Вовкулаку демонстративно-презрительным взглядом, процедила Танька.

— Чего расскажи? — по-волчьи настороженно шевельнул ухом старый оборотень.

— Ничего! — решительно отрезала Танька. Пора бы уже привыкнуть, что взрослые мужики только изображают всевидящих и всезнающих. Танька досадливо махнула рукой в ответ на собственные мысли. Все и всегда приходится решать самой! Она растолкала робленных и откинула придерживающий калитку изнутри крючок. Створка с негромким скрипом распахнулась.

— Чего замерла? — поинтересовался Вовкулака, легонько подталкивая Таньку в спину. — Бабка на груше со снайперкой засела? — И невольно сам посмотрел на грушу. Проверил.

— Над двором нет ведьмовской защиты, — глухо откликнулась Танька. Ее пальцы двигались, словно трогая невидимые струны, а между бровями залегла тревожная складка. Ментовский Вовкулака подумал, что Танька сейчас выглядит не на свои неполные шестнадцать. Серьезная, очень взрослая и очень встревоженная молодая женщина. А что личико детское — и не замечаешь вовсе.

— Так Ирка ж вроде как… нездорова была. Могла забыть…

Нездорова. Прелестное определение для проникающего ранения в грудь, да еще зараженного трупным ядом! Танька одарила Вовкулаку уничтожающим взглядом:

— Не могла! Она профессиональная ведьма, а не девочка из кружка по эзотерике. Когда мы Ирку отсюда забирали, защита стояла на месте, а сейчас заходи кто хочет!

— Ну что вы там топчетесь у входа, будто милостыньку пришли просить? — донесся от дома звонкий старушечий голосочек. — Проходите-е-е, мы вас уже заждались!

Богдан притянул Таньку к себе, и они рука в руке двинулись по садовой дорожке. Ментовский Вовкулака торопливо протиснулся в калитку и пошел рядом, прикрывая Таньку с другого бока. На крыльце стояла бабка. Стояла монументально, как памятник, Таньке показалось, что так она стоит уже давно, точно выглядывает их от самого Запорожья.

— Мы же не опоздали! Обещали вечером приехать, и вот… приехали! — невольно вырвалось у Таньки. Сейчас придется сказать, что приехали они без Ирки. За спиной она почувствовала шевеление — кажется, робленные начали отступать обратно к калитке. Танька почувствовала отчаянное желание развернуться и припустить следом за ними. А лучше — впереди них!

Лицо бабки оставалось неподвижным, будто вырезанным из дерева. Она просто глядела на Таньку… и молчала! Танька невольно поскребла пальцем ухо. Молчащая бабка — это такой феномен: невольно начинаешь думать, что ты сама оглохла!

— Приехали-приехали, конечно приехали! — Из-за бабкиного плеча высунулся остренький, как шильце, носик, а потом появилась вся старушонка — такая мелкая и тощая, что пряталась за бабкой целиком. — Радость какая, правда, бабулечка? Гляди, какие милые девочки!

— Так и хочется съесть, — тяжело, будто стальную сваю забила, ухнула бабка.

— Ах, бабулечка-красотулечка, такая шутница! Нет-нет, никого мы сейчас есть не будем! — визгливо засмеялась старушонка. — Мы ж вас так ждали, так ждали! Особенно Ирочку! — Взгляд старушонки стал как прицел снайперской винтовки — оббежал лица сгрудившихся у крыльца девчонок и тут же спрятался под седыми кудряшками, выбивающимися на лоб из-под веселенького цветастого платка. — А уж как хорошо-то, что у Ирочки столько подружек! С такой девочкой, как Ирочка, все-все дружить хотят! — Старушонка энергично закивала, длинные концы туго завязанного платка запрыгали под подбородком. — И умница, и красавица, и мальчики вокруг нее вертятся, и все-то ей удается! Только смотреть, и восторгаться, и понимать, что сама никогда-никогда не будешь такой! — Старушонка хитренько покосилась на девчонок, словно отслеживая их реакцию.

— Можно мы не будем восторгаться? — пробормотала Маринка. Катерина вымученно улыбнулась.

Показалось Таньке или старушонка и впрямь удовлетворенно кивнула?

— И такая несчастная, ай-ай! Отец невесть где, мать бросила… Такая замечательная девочка — и даже собственным родителям не нужна! — Уголки губ старушонки печально обвисли, как развязанные шнурки кроссовок. А прицельные глазки так и постреливали в сторону ребят. Отсутствие реакции, кажется, старушонку смутило — пауза затягивалась.

— Что ж мы на крыльце стоим?! — спохватилась старушонка. — В дом-то проходите! Мальчик! Притулился там, с краешку, я тебя и не заметила! Девочки тебя, наверное, тоже не замечают, да? — сочувственно поглядела на Богдана старушонка. — Глупые, счастья своего не понимают! Иной девчонке, может, и понравился такой обычный, простой паренек — так боится, подружки засмеют: сама убогая, вот на убожество и позарилась!

За спиной у Богдана сдавленно хихикнула Катерина и откровенно, в голос, расхохоталась Марина. Богдан бросил быстрый взгляд на Таньку и торопливо отвернулся. Щеки и лоб его заливал горячий румянец то ли гнева… то ли стыда.

— Ой прыщики-то как видны! Ты не волнуйся, они сойдут скоро, лет через пять-шесть будешь парень хоть куда! — утешила его напоследок старушонка. — Правда, бабулечка?

— Хоть ты его ешь! — густым басом подтвердила бабка.

— Есть не будем! — строго напомнила старушонка.

— Я извиняюсь, а вы, гражданочка, кто такая? — опомнился Ментовский Вовкулака.

— Я-то? — удивилась старушонка. — А я… вроде как кума! Точно, кума и есть!

— А документики ваши посмотреть можно? — вкрадчиво поинтересовался Вовкулака.

— Чтоб такой мужчина, в таких чинах, самолично у какой-то старухи документы проверял! — Старушонка-кума звучно всплеснула руками. — Не ценят вас, не понимают. Сынки всяких начальничков поперед всех в генералы выбиваются, а честный служака по десять лет в каждом звании сидит — ни продвижения, ни зарплаты! Так, глядишь, скоро участковым на рынок отправят, гопоту от прилавков гонять!

Ментовский Вовкулака насупился.

— Что ж вы не проходите? — кума распахнула дверь и пошла к кухне, повиливая костистым задом, туго обтянутым пестрым сарафаном старинного кроя. Танька шагнула следом… Ментовский Вовкулака отпихнул ее от двери и звучно клацнул зубами у самого лица.

— Еще ты будешь вперед меня лезть! — рыкнул он.

— Твоя очередь последняя… убогая! — хихикающие девчонки проскочили мимо, одна за другой скрываясь в коридоре. Пряча пылающее лицо, внутрь скользнул Богдан. Танька задумчиво поглядела ему вслед и тщательно заперла за собой дверь. Пошарила в тумбочке под вешалкой, удовлетворенно кивнула и зажав в ладони что-то маленькое, пошла на кухню.

— Ты где застряла, убогая? — ехидно хмыкнула Марина.

— Тапочки в шкафу искала, — равнодушно обронила Танька.

— Какая хорошая девочка! — всплеснула руками старушонка-кума. — Не пачкает, чужой труд бережет! А хозяйка не против, что ты в ее шкафу без спроса роешься? — невинно поинтересовалась она и посмотрела не на бабку, истуканом застывшую посреди кухни, а на четверку робленных. И снова отсутствие реакции заставило ее на миг замешкаться.

— С хозяйкой мы как-нибудь договоримся, — все так же равнодушно ответила Танька. — А вы зачем приехали?

— Ты, наверное, лучшая Ирочкина подружка, раз такие вопросы задаешь! — снова восторженно всплеснула руками кума. — Другие девочки сами по себе живут, только о себе да о своих делах думают, а ты вся в подруге, просто растворяешься в ней без остатка и нет у тебя ничего своего, и не будет никогда! Какая чудная девочка, правда же, бабулечка?

— У-у, так бы вот взять и съесть! — немедленно согласилась бабка.

— С едой погодим пока, — остановила ее кума.

— Совсем погодим? — невозмутимо уточнила Танька. Обычно через пару минут разговора бабка сажала гостей за стол. Если, конечно, не выгоняла вон поганой метлой. Для Таньки и Богдана, как пользующихся особой благосклонностью, промежуток между шагом через порог и полной тарелкой под носом составлял восемьдесят девять секунд. Танька сама проверяла.

Старушонка-кума и бабка переглянулись. Голова у бабки двигалась медленно и неловко, как на шарнирах, взгляд не выражал ничего, и только веки поднимались и опускались: луп-луп, как у мультяшной совы.

— Так вы не ответили — зачем приехали? — настойчиво повторила Танька.

— Все секреты тебе расскажи! — смеясь, погрозила ей пальчиком старушонка. — Тебе ведь все-все рассказывать можно! Правда, девочки? — Она повернулась к устроившимся за кухонным столом робленным. — Вот кто ни за что не проболтается! — Она указала на Таньку. — Ни один ваш секретик наружу не вышел, верно?

— У меня вышел! — гневно завопила Лика. — Что я клиентке вместо зелья от морщин, чтоб муж-олигарх не сбежал, дала приворот на тренера по фитнесу. Тренер за ней бегать начал, а муж сразу развелся! И про молодого колдуна, который меня в ресторан позвал, а сам не пришел, я там сидела как дура весь вечер, а туфли и блузку из шкафа Оксаны Тарасовны взяла! Только я думала, Маринка на меня настучала, а теперь понимаю, что вовсе не она! — и Лика мрачно уставилась на Таньку.

— Как бы она узнала? — слабым, прерывистым голосом, будто через силу, выдавила Катерина.

— Ой, она же умничка! — восторженно возопила старушонка-кума. — Гораздо умнее других девочек! Бабулечка, подтверди! — Но прежде чем бабка успела открыть рот, вскинула розовую, слишком гладкую для ее возраста ладонь. — Нет! Ничего не говори! Если бы она не была самой умелой и умной… разве Ирочка стала бы с ней дружить? — и одарила робленных многозначительным взглядом, явно намекая, что уж на них-то Ирка и внимания не обратила.

— Не очень-то и хотелось! — пробурчала Марина. Катерина просто сникла, Вика и Лика уставились в разные стороны. Богдан затравленным мышонком сидел в углу и только прикрывал ладонью единственный прыщик на щеке. Ментовский Вовкулака отсутствующим взглядом уставился в пространство — не иначе пересчитывал нанесенные начальством обиды. Зато Танька почувствовала прилив веселой, бодрящей злости.

— Так, а секрет? Ваш? — насмешливо напомнила она. — Зачем вам Ирка?

— Ни зачем, я к бабушке ее приехала — разве кума к куме просто так приехать не может! — всполошилась старушонка, все время недоумевающе косясь на робленных.

— Конечно к бабушке, — немедленно согласилась Танька. — Зачем бы вам понадобилась самая обыкновенная, ничем не примечательная школьница?

— А-а… Ирочку, что же, даже лучшая подруга не ценит? — старательно выдала возмущение старушонка. — Так может, Ирочка со мной поедет? Вроде как на дачу… Свежий воздух! Птички-цветочки-бабочки… — на каждом слове старушонка раздвигала руки, словно хотела показать размеры этих самых птичек-цветочков. Бабочки, судя по всему, были со слона!

— А вы ее спросите, — невинно предложила Танька.

Старушонка снова шастнула взглядом по робленным, особенно задержалась на Викиных длинных темных волосах.

— И спрошу! — воинственно объявила она. — Что ей здесь делать? Подруги ее не уважают… Вы ж ее останавливать не станете, верно, девочки?

— Сдалась она кому, зараза заносчивая! — выпалила Марина.

Кума радостно закивала, тряся хвостиками платка:

— Родителям она не нужна, бабушка от нее только и хочет, что избавиться, — верно я говорю, бабулечка?

— Ну а что мне с ней делать — не есть же! — пробурчала бабка, а в глазах у нее мелькнула отчетливая тень сожаления. Похоже, как раз о том, что Ирку не получится съесть.

— Со мной Ирочке хорошо будет, там ее ценить, любить будут. Я ведь Ирочке не чужая, верно, бабулечка? Ой, молчи, все и так знают, что верно…

— А ведь он тебя не уважает, — лениво растягивая слова, выдала Танька.

Старушонка замерла, глупо приоткрыв рот:

— Кто?

— А вот он! — Танька кивнула в сторону бабки. — Ты ему говоришь — молчи, а он все норовит рот открыть! Ты здесь главная, ему велели тебя слушаться — а он что? Ты из сил выбиваешься, язык пересох, а он только портит — и не уважает, совсем не уважает! Разве так с начальством себя ведут? — со значением проговорила Танька. — Эй ты, ты бы что с начальством сделал? — рявкнула она на бабку.

Знакомые губы растянулись в совсем незнакомой дебильной усмешке и…

— Съел! — гаркнула бабка.

— Ах ты ж гадюка, хуже змея крылатого! — от пронзительного визга старушонки задрожали чашки в буфете. — Кто ты такой, чтоб тут об себе понимать! Тварь безмозглая да безмордая!

— Съем! — утробно взвыла бабка и, раззявив рот, с рыком кинулась на старушонку-куму.

Маленький, но жилистый кулачок кумы врезался бабке в зубы — и короткий беззвучный гром сотряс кухню. Бабка замерла, напоровшись на кулак как на штык. Ее лицо пошло извилистыми трещинами… и знакомые черты осыпались, будто разбитый пазл, открывая гладкую, как яйцо, физиономию, лишенную глаз и носа, и даже рта, которым поддельная бабка пыталась цапнуть свою подельницу.

— На-кася выкуси! — торжествующе заорала та. — Без зубов-то! — И с размаху влепила безмордому по уху. По тому месту, где у нормальных людей должно быть левое ухо.

Из брюха одетого в бабкино платье существа раздался утробный рык. Старушонка с визгом вцепилась загнутыми, как рыболовные крючки, коготками в его пустое гладкое лицо. Сплетясь в клубок, они покатились по полу.

— Ох как вы не любите, когда с вами ваши же фокусы откалывают! — фыркнула Танька и зачастила: — Як иде Логин-сотник до Устиновой палаты, а та Устинова палата потрясается. И як не можуть на Логина-сотника злые люди-твари злого слова сказати: глаголющие уста им оловом заливаются, язык лживый древенеет. Так и на нас, рабов Божьих, не могли худого слова молвить. Как замок заперт, так и рот твой для лжи, хулы да наговоров заперт, быть по Слову моему, аминь! — И звонко защелкнула дужку зажатого в ладони маленького стального замочка.

Из раззявленного рта старушонки-кумы вырвался не визг, а невнятный хрип. Существо в бабкином платье подняло волосатый кулак у нее над головой. Танька схватилась за свою сумку.

— Чего сидишь? Прыщи пересчитываешь? Вяжи их! — Богдану полетела веревка странного зеленоватого цвета. — И вы! Шевелитесь, генерал недоделанный!

Глава 4. Допрос кумушницы

Парень и оборотень сорвались с места. Богдан захлестнул веревку на глотке безмордого. Жуткая тварь извернулась, как выкручивают белье, Богдан увидел перед собой гладкую, словно полированную, белесую поверхность — на миг его собственная физиономия отразилось там, как в стеклянном шаре. Бессмысленное, лишенное черт лицо поплыло, как горячий воск, из бесформенной лужи проглянул глаз, хитро уставился на Богдана, потом второй, с негромким «чмок» проклюнулось ухо, прорезался жесткий, насмешливый рот, мальчишеские щеки… Еще не определившееся до конца, перекошенное, кривое, на Богдана смотрело его собственное лицо!

Вовкулака налетел сбоку, отбросил Богдана прочь. Неведомое существо взвыло… и физиономия его вскипела, точно воск швырнули в огонь: между вполне человеческими щеками вырастала и тут же опадала клыкастая волчья пасть, уши перли со всех сторон: человеческие по бокам и острые волчьи на макушке, глаза то вытягивались и опушались ресницами, то становились по-звериному круглыми и желтыми. Существо отчаянно рванулось, пытаясь высвободиться из хватки Вовкулаки.

— Врешь, не уйдешь! — прохрипел тот, заламывая ему руки и швыряя на пол. — Что, раньше на перевертышей не нарывался, тварюка?

Богдан принялся наскоро обматывать запястья существа веревкой. Существо запрокинуло голову — и из человеческого рта вырвался вой совершенно волчьей тоски… а рот становился все меньше, всасываясь в белесую гладь лица. Пляска черт стихала, растворяясь в абсолютной безличности, и существо без лица неподвижно вытянулось на полу.

Поигрывающая шариком разрыв-травы Танька отступила от зажатой в угол старушонки. Ухватив за шиворот, Вовкулака приподнял молотящую ногами куму в воздух и встряхнул, как щенка. Мгновение — и уже оба нежданных «гостя», скрученные, как колбаски, оказались на полу.

— Веревка из крапивы. — становясь над старушонкой, бросила Танька. — Таким, как ты, из нее не вырваться!

— Это она вам назло так со мной обращается! — завопила старушонка, выворачивая голову под неимоверным углом, чтобы посмотреть на робленных.

— Почему — нам? — хлопая ресницами, будто только проснулась, зевнула Катерина. — Какое нам дело?

— Девчонка тобой командует! — Старушонка вовсе уж неимоверно, как червяк, выкрутилась в сторону Вовкулаки. — Недоделанным генералом обзывает!

— Если она лучше знает, что тут происходит… — рассудительно покачал головой Вовкулака. — А генералом я еще стану… раз я уже сейчас вполне так себе доделанный полковник.

— Что, больше не выходит, кума? — присаживаясь на корточки, с ласковостью кобры поинтересовалась Танька. — Или все-таки… Кумушница? Кумушница-сплетница, друзей ссорить мастерица, любимых разлучать, семьи рушить, соседей войной друг на друга толкать!

— После твоего заговора да в крапивной-то веревке — у кого выйдет? — поерзала на полу Кумушница. — Разве только у этих ваших… средств массовой информации, во! А я слабенькая да хиленькая, вона, даже тебя против подружки настроить не смогла! — и Кумушница в который уже раз покосилась на робленных.

— Так это она нас настраивала? А на тебя почему не подействовало? — обиделась Катерина.

— Потому что родители меня учили не прятаться от собственных проблем! — отрезала Танька — И все, что она тут болтала — что я не сама по себе, а всего лишь при Ирке, — я когда-то обдумывала. Меня, знаете ли, никогда не прельщала роль подруги главной героини. Даже хотела с Иркой вообще… разойтись потихоньку, чтоб быть собой, а не ее тенью.

— И… чего? — Богдан изумленно уставился на Таньку. Надо же, он всегда считал, что Танька всем довольна, а она, оказывается, решала сложные внутренние проблемы.

— А ничего, — хладнокровно ответила Танька. — Папа снимал рекламу для своей фирмы и взял меня на телевидение. Ты знаешь, что ведущий кулинарного шоу на самом деле иногда даже готовить не умеет? — правильно поняв Богданов взгляд, пояснила Танька. — Шоу не держится на одном ведущем. Да, Ирка у нас… вроде как звезда. — Танька снисходительно усмехнулась. — Только кроме звезды еще должен быть продюсер. Который достанет деньги, все спланирует, обо всем договорится и прикроет, даже если звезда, допустим, уйдет в запой. Или… — она покосилась на Вовкулаку, — еще куда-нибудь. Мне больше нравится быть продюсером! И я собираюсь сейчас выполнять свою работу. Говори быстро, куда вы с подельником… — Танька поглядела на гладкое, лишенное черт лицо второго существа. — След-Безымень, верно? Что своего лица не имеет, чужие носит? Куда Иркину бабку дели?

— Ась? — На остроносой физиономии Кумушницы отразилась растерянность, бесцветные бровки недоуменно приподнялись.

Богдан вдруг ринулся прочь из кухни — топот ног, хлопок входной двери, снова хлопок, обратный топот…

— Козы тоже нет! — тяжело выдохнул он. — Ну и кот как в Запорожье пропал, так и не вернулся.

— Кот наверняка Ирку ищет. — Когда Ирка только становилась ведьмой, кот ее тоже искал. И ведь нашел! Танька снова повернулась к пленнице: — Бабка где, спрашиваю?

Выкатив блекло-голубые глазенки, Кумушница таращилась на нее в недоумении… потом губы ее растянулись в ехидной усмешке:

— Хитра-а-ая! — протянула старушонка. — Сперва неважные вопросы задаешь, потом к важным перейдешь. Я тоже так делаю. Издалека пущенная сплетня надежнее.

— Бабка, — в третий раз напомнила Танька. Может, кому этот вопрос и неважен, а для нее важнее всего! Что она Ирке скажет, когда та вернется? Да и сама она к этой старой скандалистке, Иркиной бабке, вроде как привыкла.

— А и скажу, чего не сказать-то! — заверила Кумушница. — Ты ж про старую человечку, что утречком по двору болталась, козу доила? Обещала я Безыменю: как лицо разглядит, пущай забирает — ему ж, поди, тоже свое удовольствие надо поиметь, кровушки живой попить человечьей! Только она в дом — мы за ней, чтоб, значит, соседи не видели…

* * *

… Старая рассохшаяся дверь отворилась бесшумно. Волна холодного, как зимний сквозняк, воздуха, пронеслась по комнатам, вымораживая цветы на подоконниках. Порой людишки чуяли этот холод, да только сделать уж ничего не могли, разве в чулан забиться, лишь оттягивая неизбежное.

— Бабулечка! — тихонько прошептала Кумушница. — Где ты, красотулечка, выходи, милая!

Безымень шествовал коридором, и с каждым шагом, прикасаясь к этому дому и к этим вещам, он менялся. Вот оформилось лицо — противное, с ехидными глазками и крупным ртом, на плечах повисла темная блузка, заколыхалась юбка. Безымень пополнел и округлился, как здешняя бабулька, зато плечи раздвинулись не по-старушечьи прямо и решительно.

— Ну, бабулечка, пожила — и хватит с тебя! — ласково протянула Кумушница. — Не зли Безыменя — хуже будет! Вот никогда не верят, глупые, — пожаловалась она, бросаясь на звук человеческих голосов…

На стене висела здоровенная «плазма» — включенная. Безымень люто взревел и ринулся в комнату, звучно клацнув клыками по экрану. «Плазма» зашаталась, затарахтела, повисла на одном крюке и погасла, заливаясь сплошной чернотой.

— Куда лезешь, безмордый, то ж телевизор! — завопила Кумушница. Безымень ощерился на нее и заметался по комнатам, круша все на своем пути. Но бабку они так и не нашли.

— Куда ж она делась-то? — стоя посреди коридора, растерянно крикнула Кумушница. За спиной у нее раздался отчетливый смешок. Во дворе издевательским меканьем откликнулась коза… и все стихло.

* * *

— Небось в окно удрала старуха, и дела ей нет, что у меня Безымень некормленый.

Танька задумалась. Если Кумушница не врет, бабку они с Безыменем не тронули, та успела куда-то деться раньше. В магазин за пельменями ушла? И козу с собой прихватила.

— Ну теперь давай спрашивай по-настоящему. — Кумушница ужом извертелась в стягивающих ее веревках. — Зачем мы сюда явились да для чего…

— Зачем — я и так знаю, — с задумчивой рассеянностью обронила Танька. — Ты мне уже сказала.

— Я? — вопль старушонки был страшен, ее выгнуло дугой в путах, а на губах вскипела пена, как при припадке. — Я ни в жисть, ни полсловечка…

— Ты столько словечек наговорила, что такую ерунду сообразить вообще не проблема! — Танька вдруг нависла над старушонкой, голубые глаза налились грозовой синевой и стали как водовороты в океане, засасывающие целые корабли. — Где колдун? — свистящим шепотом спросила она.

Глава 5. Расхищение ведьмочек

Из сухонького рта Кумушницы вырвался слабый вскрик, она вжалась в пол, словно пытаясь продавиться сквозь линолеум, подальше от этих страшных глаз. Богдан и Вовкулака не поняли вопроса, но были абсолютно уверены, что сейчас, глотая слова и задыхаясь, старушонка выложит все, что Танька хочет знать!

Кумушница сглотнула — так, что натянулась желтая дряблая кожа на цыплячьей шейке, с усилием, будто валуны ворочала, оторвала взгляд от Таньки и сдавленно прошептала:

— К-какой такой…

— Серенький, с ушками. — Танька выразительно помахала ладошками возле собственных ушей. — Но не зайчик, нет! Ну кто-то же должен был прийти к лесной осине, встать лицом на запад и позвать «умершего-убитого, заблудшего-некрещеного и Безымень-След, Тень человечью…» — Танька кивнула на Безыменя. Лицо существа оставалось гладким, как яйцо. Он был неподвижен, словно труп, без чужого лица отключенный от света, и звука, и вкуса, и всего! — Сами по себе они не появляются, их наслать надо. Кто-то должен был проломить защиту над домом — Кумушнице с Безыменем такое не по силам. Я почему-то подозреваю, что это наш старый серокожий знакомый — правда, раньше он не был настолько силен, чтоб ведьмовскую защиту снести. Ладно, разберемся. — Вопрос по существу — где эта сволочь?

— А и не скажу, — поджимая сухонькие губки, объявила Кумушница. — Жить хочу.

Танька пару мгновений еще рассматривала ее, потом разочарованно отвернулась:

— Великая вещь — репутация, — вздохнула она. — Его — неизвестно, где-то там — ты боишься больше, чем меня здесь. Что остается делать? Только зарабатывать репутацию. Прям на тебе.

Голубенькие глазенки Кумушницы стали бесцветными от охватившей ее неуверенности… и первых проблесков страха.

— Лезь в погреб! — скомандовала Танька Марине. — Мне нужна банка огурцов — пытать буду!

— Огурцами? — белокурая ведьма так растерялась, что даже огрызаться не стала.

Взгляд Таньки стал настолько уничтожающим, что даже Маринка смутилась.

— Конечно нет! Таких идиотов, чтоб огурцами пытать, просто не существует! Пытают рассолом, — и, насладившись общим молчанием, принялась загибать пальцы. — Иркина бабка туда и соль, и чесночок кладет, и укропчик… Полный набор всего, чего вы боитесь, — сообщила она Кумушнице. — У приятеля твоего рта нету, остаешься ты!

— Я не буду пить! — промычала та и крепко стиснула зубы.

— Ха! — выдала Танька… и из аптечного шкафчика над холодильником вытащила упакованную в целлофан здоровенную клизму.

Как пройдется по дворцу,

Беломраморну крыльцу,

Затанцует краковяк — все он делает не так,

Если спляшет он галоп — получаешь сразу в лоб,

Заиграют польку — будет очень больно.

На мазурку позовет тот, кто в зеркале живет!

Танька недоуменно уставилась на Кумушницу.

— Это чего было? — поинтересовалась она.

— Ты ж такая умная! — скаля мелкие, совсем не человеческие зубки, прошипела старушонка. — Догадайся!

— Ага, я умная, — кивнула Танька и со зловещим хрустом распечатала целлофановую упаковку клизмы.

— Может, все-таки расшифруешь это ее… поэтическое творчество? — угрюмо предложила Марина, глядя на неистово бьющуюся в крапивных путах Кумушницу. — Или пусть вон Вика в погреб лезет… или Лика…

— Я тоже боюсь! — запротестовала Лика. — Если здесь такое делается, представляете, что там может быть?

— Не боюсь я вовсе! — взвилась Маринка. — Просто… это ниже моего достоинства.

— Погреб — он довольно-таки низко. Прям под землей, — согласилась Танька.

— Я полезу, — поднялся Богдан.

— А ты уже не боишься, что тебя девушки не любят? — обернулась к нему Танька. — Успокоился, расслабился, готов вместе с тупыми блондинками по подвалам шастать?

— Я не вместе, я вместо…

— Сама тупая! — взвизгнула Марина.

— Я еще и сама блондинка, — напомнила Танька, эффектным жестом отбрасывая назад светлую челку. — Ты мне нужен здесь, — шикнула она на Богдана. — И полковник тоже. А эти четверо все равно ничего не делают, только треплются под руку! Пусть или помогают, или валят отсюда!

— Хорошая мысль… — начал Вовкулака.

— Ну да, а потом Оксана Тарасовна нам, как всегда, ничего не расскажет! Я полезу! — перекрывая нарастающий гвалт, крикнула Лика и тут же пошла на попятный. — Если не одна, если еще кто-нибудь со мной…

Старушонка Кумушница вдруг перестала биться в путах и с интересом уставилась на робленных.

— Идите хоть все, лишь бы я наконец получила эту банку! — с деланым равнодушием бросила Танька, продолжая исподтишка разглядывать свою пленницу.

Богдан распахнул крышку погреба, и экспедиция для добычи орудия пытки — банки с огурцами, — цепляясь каблуками и держа руки на отлете, чтоб не коснуться пыльных стен, принялась спускаться по скрипучей деревянной лестнице. Первой в глубине скрылась Лика.

— Аа-ай! — короткий крик взвился над погребом. — Я каблуком зацепилась! Тут доски гнилые!

Следом за краем крышки пропала рыжая макушка Катерины.

— Аа-а-а! — долгий вибрирующий вопль заставил подскочить всех. — Мышь! — на два голоса завопили ведьмочки.

— Да притащите вы уже ту клятую банку! — вызверился Вовкулака.

— Скажи им, что огурцы в самой глубине, — невозмутимо сообщила Танька.

Брезгливо ежащаяся Вика спустилась на одну ступеньку, другую… наклонилась, чтоб видеть подружек… Только Маринка еще стояла на самом верху.

Вопль звуковой волной поднял занавески на кухне. Ведьмочки орали — дико, страшно… Грохотали рушащиеся стеллажи.

— Что там — крыса? — рявкнул Ментовский Вовкулака.

Марина метнулась прочь, грохнулась об пол, завизжала, отчаянно дрыгая ногой — на ее щиколотке проступили кровоподтеки от стиснутых мертвой хваткой пальцев. Ее дернуло, поволокло по полу… ведьмочка попыталась уцепиться за край люка… Еще рывок, и Маринка скрылась в глубинах погреба. Люк сам собой захлопнулся.

Мелко, противно захихикала связанная Кумушница.

— Защиты на доме нет, туда что угодно пролезть могло! О чем мы думали! — Богдан рванул кольцо люка. Вовкулака что есть оборотнической силы всадил когти под неплотно прилегающий край. В погребе продолжали орать.

— Ну, собственно, я так и думала, — тихо сказала Танька.

Ее не услышали. С утробным хеканьем Вовкулака отжал край, Богдан, извернувшись, спрыгнул на деревянную лестницу…

По погребу метались ведьмочки. Размахивали руками, пытались выкрикивать заклинания, швырялись банками с консервами и шариками разрыв-травы. Разлетались фонтаны рассола, битого стекла, мелких зелененьких огурчиков и ярко-алых помидор. Робленные были одни! Никого больше! Истошно орущую Катерину невидимые руки ухватили поперек талии, пронесли по воздуху, впечатали спиной в опустевший деревянный стеллаж и принялись… протаскивать прямо в стену погреба!

— Не видишь их, нагнись и посмотри промеж ног! — рявкнул Вовкулака, бросая Богдану кухонный нож.

Богдан перегнулся в пояснице… Серое марево отслаивалось от штукатурки, сочилось между полками, размытые, как клочья тумана, руки сомкнули хищные гибкие пальцы на поясе Катерины, мелькнули похожие на пятна плесени глаза… Не разгибаясь, из положения «кверху попой» Богдан метнул нож. Клинок вонзился в стену, пройдя сквозь призрачный глаз твари. Тварь беззвучно завопила. Ментовский Вовкулака скатился с лестницы, успев ухватить за ноги уже до половины втянутую в пол Маринку.

На кухне мелко дрожал Безымень и визгливо хохотала Кумушница:

— Сейчас вам будет! Сейчас он всем устроит!

— Он? Устроит? — Танька усмехнулась… и вытащила из кухонного шкафчика пакет перловки.

— Эй! Куда собралась? — Усмешка мгновенно сбежала с лица Кумушницы, она покатилась по полу, норовя сбить Таньку с ног. — Ты что задумала? Сто-ой!

Входная дверь звучно хлопнула. Танька пробежала по дорожке до покрытого молодыми листочками куста орешника… и, вспоров пакет, вытряхнула на ладонь ровно двенадцать зернышек.

— Орех… зерна ячменя… Ну, господин серокожий, если это ваша работа, сейчас вы у меня получите!

Из открытой форточки кухни несся истошный вопль Кумушницы:

— Не сме-е-ей!

Танька всадила зажатые между пальцами зерна в землю под орешником и быстро забормотала:

— Чим тело-душа мается — сырой землей унимается, шо злые вороги напустили — то в землю спустили… — Слова всего лишь путь, который прокладывает для своей Силы ведьма. Лук, направляющий стрелу. Уж сколько раз Танька творила заклятья, а до сих пор благоговейно замирала, чувствуя, как поднимается изнутри ее Дар, готовый перелиться в Слово. Точно теплый и сильный прибой, что накрывает тебя, когда лежишь на самой кромке пляжа у воды! — В леса дремучие, в кусты колючие… — В голове точно пламя разгоралось, Танька знала, что в такие минуты у нее глаза вспыхивают, как два сапфира. — Всех, какие есть, подсылов из Иркиного дома заберите, в кровавый прах обратите и колдуна-насыла с собою прихватите, что сделал, на него поверните! — Танька вскинула руки, словно подбрасывая заклятие на ладонях, как мяч… и закричала.

Нынешний прилив Силы если и походил на прибой — то на цунами, когда громадная волна смывает мелкие прибрежные городки. Сила не вмещалась в тело, Сила перехлестывала через край, заставляя Таньку захлебываться в ее неудержимом потоке, и наконец с ревом ринулась в направлении, которое указывало заклинание. Неистовый горячий ветер пронесся по саду. Старая яблоня со скрипом накренилась… и рухнула на забор тяжестью переломленного ствола. Ветер со свистом ввинтился в трубу, ворвался в приоткрытые форточки. Окна взорвались. Вихрь стекла пронесся над садом, рассекая кроны. Дом качнулся, кровельные листы — один, второй — оторвались от крыши и обрушились на землю. Таньку отдачей приложило о грушу — сверху посыпались прошлогодняя труха и свежие листочки. Из дома донесся долгий, многоголосый вибрирующий вопль, в котором не было ничего человеческого. И все стихло.

Танька сползла по стволу и поднесла дрожащие ладони к глазам. Медленно затухая, на пальце изумрудным огнем пульсировал Иркин перстень.

— Ничего себе подарочек! — пробормотала Танька. — Я ж с таким не справлюсь! Ну Ирка… звезда! — выдохнула, будто выругалась, она.

В доме снова заорали, Танька со стоном поднялась и заковыляла обратно.

Поперек коридора, жалостно задрав к потолку разлапистые листья, лежал вывороченный из горшка фикус. Крапивные веревки валялись неразвязанные и… пустые. Только в линолеуме на полу словно выдавили два силуэта: тощей остроносой старушонки и вроде бы человеческой грузной фигуры неопределенных очертаний.

«Может, и хорошо, что бабка исчезла. — Мысли текли вяло и заторможенно. — Что бы она со мной сделала! Зато в ближайшее время этому колдуну, кто бы он ни был, будет точно не до нас! И не до Ирки!»

Ступенька за ступенькой Танька спустилась в подвал. Вовкулака и Богдан, вооруженные ножами, стояли спина к спине. Ободранная, как из мешка с котами, Вика забилась в уголок и самозабвенно ревела. Из центра погреба торчали ноги — на одной осталась Маринкина босоножка на тонкой шпильке. Все остальное тело по пояс уходило в плотно утоптанный земляной пол погреба. Ноги отчаянно дергались. На стене, широко раскинув руки, висела вплавленная в штукатурку Катерина.

— Подполянники, — глядя на дрыгающиеся Маринкины ноги, кивнула Танька. — И постень! — перевела она взгляд на «вмонтированную» в стенку Катерину.

— Лику забрали! — поднимая на Таньку зареванные глаза, выкрикнула Вика. — Уволокли сквозь пол!

— Как… забрали? — Танька обессилено опустилась на бочку с капустой. Разлитый всюду рассол моментально промочил джинсы. — Вы что, с мелкой нежитью справиться не могли?

— Ну и какого фига этим подпольщикам понадобилась Лика? — опуская нож, хрипло спросил Богдан.

— Подполянникам, — машинально поправила Танька.

Только приходили они вовсе не за Ликой. Танька поглядела на украшающие пальцы робленных колечки со слабенькими, но ясными изумрудными огоньками.