Измена. Жизнь заново

Кира Фарди (2024)

— Как же ты мог?! — горло сдавливает спазм. Я смотрю на смятую постель, на спину мужа и на кружевные трусики на полу. Чужие трусики. — Дина? — Глеб вскакивает. — Я-я подаю на развод, — говорю первое, что приходит в голову от шока. — Не неси чушь! — рявкает муж, уже полностью совладав с собой. — С чем останешься? Дом, сбережения, дочь — все мое! — Лялька уйдет со мной со мной. — И не рассчитывай! Я не дам тебе развод. Не даст? Это мы еще посмотрим. После всех унижений, пережитых за годы брака, теперь я буду бороться. И мстить.

Глава 3

Я бросаюсь к окну, забыв о Ляльке, и глухое раздражение поднимается в груди. Глеб мило прогуливается с гостьей, показывая ей наш сад. А Рита-Маргарита то запрокидывает голову и смеется, то хватает мужа под руку, то оглядывается…

«Вот сучка офисная! Еще и зрителей ищет! — вскипаю я. — Ну, я тебе!»

Я швыряю на столик блюдо с пирожными, кофейник, посуду и везу все на веранду. В голове перебираю, что бы такое сделать, чтобы удовлетворить адское просто желание уничтожить эту шмару.

Автоматом сервирую десертное угощение, а варианты так и крутятся в пылающем мозгу: от плюнуть в кофе до выгнать взашей из дома.

Но ничто не подходит. Испорчу Глебу карьеру, а сама прослыву безумной истеричкой, кандидаткой в психушку. Все пожалеют несчастного Глебушку и посмеются надо мной.

Р-р-р…

Свекровь теперь кокетничает с издателем Гвоздевым, но, увидев меня, сразу начинает распоряжаться:

— Дина, налей нам кофе.

«Терпение, только терпение!» — повторяю про себя, как мантру.

Только сажусь, как Гвоздев спрашивает:

— Мне очень нравятся эти картины. Кто автор? Не узнаю.

Игорь встает и идет к стене, свекровь вскакивает за ним.

— Ой, это домашняя мазня Дианы. Не стоит вашего внимания.

— Отчего же! Очень мило, — он поворачивается ко мне, а я стою, сгорая от стыда: так меня еще ни разу не унижали прилюдно. — У вас художественный дар, Дина.

— Спасибо.

— Сочетание цветов радует глаз. А вот это вообще шедевр.

Игорь подходит к холсту, покрытому оранжевой краской. На ее фоне изображено нагромождение редких черных камней, среди которых растет одинокая сосна.

— Вы думаете? — сомневается свекровь. — А мне она кажется совершенно безвкусной.

— Наоборот, здесь есть идея.

— Да? — Алла Борисовна, скорбно опускает уголки губ. — У Дианы в мастерской много подобного добра.

— Чудесно! — Игорь подходит ко мне. — Я очень хочу, чтобы вы оформили интерьер моего офиса.

От неожиданности я чуть не икаю. Ловлю встревоженный взгляд свекрови. С чего бы это?

— Но…

— Какие картины придадут ему шарм, как думаете?

— Нужно сначала посмотреть на цвет стен, интерьер, — загораюсь я.

— Ой, — перебивает меня Алла Борисовна. — Неужели вы не можете найти нормального художника? Дина совсем не бизнесмен.

Она хватает Гвоздева за локоть и тащит его внутрь дома. Я остаюсь одна. Слезы наворачиваются на глаза, от обиды хочется плакать.

Черт!

Промокаю салфеткой веки, смотрю на разводы туши и бегу в спальню. Я, как та одинокая сосна на картине, гнусь под ветром, но не ломаюсь. В каждой семье свой жизненный уклад. Если я его приняла с самого начала, не мне и менять.

В гостиной слышу приглушенный женский смех, осматриваюсь, вижу полоску света под дверью кабинета Глеба.

Подхожу, теперь различаю в смехе шаловливые нотки, и раскатистый бас мужа вторит ему.

Неужели?

Холодом сквозит по ногам, невольно передергиваюсь. Сердце останавливается от шока. Резко распахиваю дверь: Глеб развалился на диване с бокалом в руке, а напротив него сидит в кресле Маргарита и что-то рассматривает на экране ноутбука.

Ничего криминального. Вот совсем!

Тогда почему так больно в груди, что хочется кричать?

— Дорогая, — тут же вскакивает муж. — Рита просила показать ей наши семейные фото.

— И ты, конечно, выбрал самые смешные?

— Помнишь, праздник красок, на который мы попали в Индии? Ты была такая милая! Смотри!

Глеб тащит меня к ноутбуку, Маргарита недовольно дергает углом рта, но отодвигается.

Я не узнаю сегодня мужа. И чего он так суетится? Неужели эта Рита так на него влияет?

О боги, как избавиться от подозрений, которые все множатся?

С трудом фокусирую взгляд: на экране наши фото с праздника. Мы оба перемазаны краской от головы до пят и корчим рожицы.

— Дина, вам очень идет этот образ, — яд так и каплет с языка Маргариты.

— Образ кого? Чумазой дурочки?

— Ну, это сказала не я.

— Глеб!

Я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются глубоко в кожу.

— Девочки, не ссорьтесь! — Просит чересчур оживленный муж. — А где господин Гвоздев и Влад?

— Алла Борисовна развлекает одного, а Лялька другого.

— Непорядок!

Муж подхватывает нас с Маргаритой под руки и тащит из кабинета вон. Я цепляю взглядом какой-то снимок в углу экрана, что-то царапает меня, но мысль ускользает, так и не оформившись.

Гости уходят через час. Я убираю со стола и морщусь: живот опять тянет. Я устала от ноющей боли, от суеты, подозрений, хочу принять душ и лечь спать.

— Ты скоро?

Оборачиваюсь: Глеб стоит у кухонного острова и крутит в пальцах апельсин.

— Сейчас. Еще чуть-чуть.

— Дин, брось ты все это!

Муж забирает у меня губку, обнимает и тащит в спальню. — Хочешь, мы тебе помощницу наймем?

— Не начинай, — хмурюсь я. — Мы это уже проходили. Твоей маме никто не нравится.

Это было действительно так. Как только в доме появлялась помощница, Алла Борисовна находила сотню причин, чтобы к ней придраться. Горничные увольнялись, не успев даже начать работать в полную силу.

— Конечно! Зачем ей посторонние люди в доме, когда есть такая замечательная невестка, — смеется Глеб и ласкает мне шею. — У-у-у, как ты вкусно пахнешь!

Я отстраняюсь и бегу в душ, а когда возвращаюсь, застаю Глеба с телефоном в руках. Но он быстро прячет его под подушку.

— Милый, зачем ты притащил к нам эту…

Я сажусь на пуфик, беру в руки крем.

— Дин, не начинай. Мы с Риткой в одном дворе жили, в школу вместе ходили.

— Тискались по подъездам, — продолжаю я.

— И тискались. Что с того? Это же давно было. Ты тоже в юности с кем-нибудь тискалась.

— Нет, ты у меня был первый.

— Ек-макарек, Дин! — Глеб откидывает одеяло, хлопает по кровати рядом с собой. — Иди ко мне, лапуля.

Но я упрямо сижу перед туалетным столиком, намазываю крем на локти: еще не отошла от злости, переполнявшей меня весь вечер.

— А сейчас старые чувства вернулись?

— Спятила? Никогда не думал, что ты у меня такая ревнивая.

— Ты повода не давал.

— И сейчас не даю. Ритка — подруга детства. По старой памяти помог ей с работой. Все! И вообще, она была замужем, воспитывает дочь. Ровесницу нашей Ляльки.

— Была? — я поворачиваюсь к мужу. — Это ключевое слово.

— А ты у меня пила! Пилишь и пилишь!

Глеб легко вскакивает, хватает меня на руки и несет в постель.

— Глеб, давай не сегодня.

— Устала, зайка?

Сильные руки притягивают меня к груди.

— Угу. Смертельно. Ноги просто гудят.

— Ты у меня замечательная хозяйка!

Губы мужа касаются шеи, потом мочи уха. Жаром охватывает кожу, но желание еще спит. И все же мужу удается меня завести. Сегодня он нежный и ласковый, хотя обычно резкий и нетерпеливый. И я уступаю его напору.

Утомленный ласками, он засыпает, а я еще немного лежу, прислушиваюсь к тишине дома. Моего дома.

И вдруг мелькает воспоминание.

Фото. Кто же на нем? И почему в ноутбуке Глеба?

«Потом рассмотрю», — решаю я и погружаюсь в сон, еще не зная, что завтрашний день разделит мою жизнь на «до» и «после».

Живот тянет весь день.

Боль то утихает после приема спазмолитиков и обезболивающих, то разгорается снова. Наконец решаюсь позвонить подруге.

— Сим, что делать?

— Как что? — орет в трубку та. — Собирайся и ко мне в клинику. Немедленно! Какого черта ты терпишь? Звони Глебу!

— Сим, уже поздно, да и Лялька придет от репетитора голодная.

Телефон стоит на громкой связи. Я готовлю ужин и разговариваю с Серафимой.

— Да насрать на поздно! А Ляльке семнадцать лет, сама в состоянии приготовить себе еду.

— Может, пройдет. Поговорила с тобой, и легче стало.

Я действительно не знаю, как оценить свое состояние. Вроде бы терпимо, лишь иногда морщусь и замираю, пережидая приступ.

— Идиотка! Даже слушать тебя не хочу! Звони мужу, или я сама его наберу.

— Он на конференции.

Я сомневаюсь, не хочу Глеба беспокоить, да и у него наверняка телефон отключен.

— Твою ж мать! Как болит? Где? Рассказывай. Аппендицит вырезали? — допрашивает настойчиво Симка.

— Еще в детстве.

— Камни в почках или желчном есть?

— Не знаю, не проверяла. Давно у врача не была.

— А как же медосмотр?

— Какой у домохозяйки медосмотр? Смеешься, что ли? — кривлюсь, но переворачиваю в сковороде шкворчащее мясо.

Я бросаю взгляд на часы: задерживаюсь с ужином, а стрелка неумолимо приближается к семи.

Болевой удар застает врасплох. Роняю лопатку, сгибаюсь пополам, часто дышу и глажу живот по часовой стрелке — так становится чуточку легче.

— Динка, Динка! — кричит встревоженная подруга. — Что с тобой?

— Н-не шу-ми, — с трудом выдыхаю я.

— Так! Идиотка, если ты не позвонишь Глебу, я сама его достану.

— Он в другом городе.

— Да хоть на другой планете! Мне плевать! Вызывай немедленно скорую!

— Нет! Только не это! — лоб покрывается холодным потом, в груди все сжимается. — Вот-вот Лялька придет.

— Р-р-р! Ты невыносима! Звони Глебу!

Короткие гудки набатом гудят в ухе. Смотрю на мобильник, медлю, не решаюсь набрать номер мужа. Мясо на сковороде шипит от возмущения: я забыла его перевернуть. Бросаю телефон на стол и сосредотачиваюсь на ужине. Боль стихает, или я уже к ней уже настолько привыкаю, что перестаю чувствовать.

Брякает звонок домофона. Дочь врывается в квартиру, как ураган. Мрачный ураган, с грозовыми тучами, громом и молниями.

Напрягаюсь.

— Ты почему так поздно?

— Ой, достало все! — Лялька скидывает кроссовки, они как всегда разлетаются по углам. — Под-у-у-у-маешь, на две минуты опоздала!

— А злая чего?

— Сегодня результаты пробника по русскому пришли.

— Здорово! И как? — поворачиваюсь к плите, бедное мясо сходит с ума.

— У меня восемьдесят баллов!

— Моя умница!

Я тянусь к дочери, хочу ее обнять, но она выворачивается из кольца рук.

— Издеваешься? Куда я с таким результатом поступлю?

— Ну, еще есть время, подготовишься, — я теряюсь от ее злого напора.

Боль опять напоминает о себе, невольно начинаю гладить живот.

— Что с тобой? — замечает движение Лялька.

— Не знаю, живот что-то…

Но она, не дослушав ответ, уже исчезает в ванной. Вздыхаю: вот так всегда. Накрываю на стол: тарелки, приборы, салат без заправки.

— Мама, есть хочу.

На пороге столовой показывается Лялька. Я выпрямляюсь и медленно, боясь расплескать относительное затишье, возвращаюсь в кухню.

— Подождем бабушку.

— Ой, она с подружками встречается, наверняка поужинает где-то.

Новость неприятно царапает сердце. Свекровь даже не сказала мне, что задержится.

Дочь садится, цепляет вилкой огурец, трогает ножом отбивную и кривится.

— Мам, неужели нельзя мясо пожарить нормально?

Перед глазами все плывет, с силой сжимаю столешницу. «Только бы не упасть!» — мелькает мысль.

— Прости, я плохо…

— Ты же дома сидишь, могла бы для нас постараться.

Лялька бросает на стол салфетку и несется к холодильнику. Выхватывает оттуда йогурт, сердито захлопывает дверку. А я от грубой несправедливости застываю. За что со мной так? Наверняка что-то случилось в школе, обычно дочь не такая резкая.

— Могу сварить сосиски, — предлагаю виновато вслед.

— Обойдусь!

Сжимаю пальцы в кулаки и зажмуриваюсь. Боль опоясывает все тело, ввинчивается в виски, выкручивает мышцы и нервы. Звонок доносится будто издалека, как из подвала.

— Ты позвонила Глебу? — кричит Симка.

— Нет… сейчас…

Набираю номер мужа, слушаю длинные гудки, но он не отвечает. Тогда звоню свекрови.

— Алла Борисовна, можете мне помочь?

— Ох, а что случилось? — недовольным тоном спрашивает она и добавляет: — Вечно у тебя все не слава богу.

Желание просить о помощи отпадает сразу, не успев оформиться в слова, но все же выдавливаю из себя.

— У меня болит живот, можете приехать домой?

— Наверняка что-то по-женски. И зачем тебе я нужна? Ой, погоди!

— Слушаю.

Опускаюсь на стул, колени подгибаются, того и гляди — упаду.

— Там Влад должен приехать, отдай ему свою картину. Ну, ту, где одинокая сосна.

— А заче…

Но в ухе уже пикают гудки. Еще раз набираю мужа, он сбрасывает звонок. Тогда пишу смс:

«Глеб, позвони. Срочно!»

Тишина в ответ не удивляет: в последнее время муж часто не сразу отвечает на мои звонки и письма.

«Может, это связано с появлением этой Риты?» — тут же выползает внутренний голос.

Но телефон в руке оживает. Невольно чувствую вину за дурные мысли.

— Дин, я занят, — резко говорит муж. — Что случилось?

— Глеб, мне что-то плохо. Надо в больницу. Можешь вернуться домой?

Несколько секунд напряженно слушаю тишину, шорохи, кажется, чей-то шепот.

— Насколько плохо? Сама не справишься?

— Не знаю, — боль опять стихает, выпрямляюсь. — Наверное, смогу.

— Понимаешь… — торопится муж. — Толку от меня будет мало, пару часов уйдет на дорогу. Извини, меня вызывают…

Звонок видеофона бьет по ушам, вздрагиваю и, едва переставляя ноги, тащусь к двери.

— Что с вами, Дина?

Мужской голос доносится будто сквозь плотную вату. Я хочу ответить, но прихожая вдруг плывет, кружится, я хватаюсь руками за стену, не удерживаюсь и падаю…