Сказание о Павшей

Кира Трушина (2024)

Пески времени хранят древние тайны, одна из них — история богини Маат. Она была хранительницей справедливости и порядка в Древнем Египте, однако за сотни лет люди извратили её образ. Теперь прошлое богини переплетается с настоящим, грозя изменить ход истории. Профессор Эйвери Брейкен исследует забытые мифы, постепенно раскрывая заговор жрецов времён фараона Яхмоса. Можем ли мы доверять истории, если её пишут те, кто жаждет власти?

Глава вторая

Сказание о прошлом

Звук моих каблуков гулко раздаётся в длинном коридоре Сорбонны — старейшего университета Парижа. Этот стук словно единственный голос, нарушающий тишину раннего утра. Высокие окна с деревянными рамами пропускают мягкий свет весеннего дня, играющий золотистыми бликами на полу. За окнами пробуждается Париж: свежая листва, пение птиц, первое тепло. Но здесь, в коридорах университета, царит прохлада. Сквозняк, как неугомонный гость, бродит по пустым переходам, обдавая меня свежестью с запахом влажной земли и первых цветов.

Деревянный пол под ногами поскрипывает при каждом шаге, отдаваясь эхом, словно университет сам приветствует меня. Я иду уверенно, хотя пальцы слегка замёрзли, и чтобы согреться, на мгновение потираю их. Прохладный воздух касается кожи, пробираясь под свитер и пронизывая до костей, создавая разительный контраст с весенним теплом за окнами.

Лёгкое волнение перед лекцией приятно щекочет внутри, но я знаю — всё пройдёт, как надо. В этих стенах меня знают и уважают, а уверенность, накопленная годами, делает подобные моменты частью привычной рутины. Однако вдруг, словно назло, книги выскальзывают из рук, с громким стуком падая на пол, нарушая гармонию утреннего покоя. Этот звук разлетается по коридору, будто разбивая его тишину на сотни осколков.

Я останавливаюсь, с лёгкой улыбкой наклоняюсь, чтобы собрать бумаги и учебники. Холодная поверхность дерева касается пальцев, усиливая ощущение контраста между теплом улицы и холодом стен. Это один из тех неловких моментов, которые могли бы выбить из колеи новичка, но не меня. Всё идёт своим чередом.

Прошедшая ночь была долгой. Я погрузилась в подготовку материалов для сегодняшней лекции и уснула лишь под утро, когда серый свет начал пробиваться через плотные шторы моей квартиры. Несмотря на усталость и утренние парижские пробки, я всё же приехала вовремя. В этом университете меня знают как одного из лучших преподавателей, и это знание придаёт сил даже в самые тяжёлые дни.

Перед массивной дверью аудитории я останавливаюсь, делая глубокий вдох. Этот ритуал помогает мне сохранять собранность. Поправив выбившуюся прядь, касаюсь очков и мысленно ободряю себя: Ты справишься. Всё пройдёт, как всегда, на высоте. Твои лекции не раз впечатляли их.

Дверь издаёт протяжный скрип, будто приветствует меня. Я уверенно вхожу внутрь.

Разница между коридором и аудиторией разительная. Здесь тепло и уютно. Солнечные лучи льются сквозь большие окна, наполняя пространство светом, в котором играет лёгкая пыль. Воздух пропитан ароматом древесины и бумаги — неизменных спутников учебных залов. Просторная аудитория встречает меня спокойным гулом голосов. Студенты что-то обсуждают, но при моём появлении разговоры быстро затихают.

Чувствую их взгляды, прикованные ко мне. В них — уважение и интерес. Они знают, что мои лекции всегда содержательны. Я задерживаю взгляд на аудитории, ловя короткий момент тишины. Подойдя к кафедре, я позволяю себе паузу, обводя взглядом зал. Всё говорит о том, что пришло время слушать.

— Приветствую вас, студенты, — произношу я, разрывая тишину. — Сегодня мне выпала честь заменить профессора Лейна, который временно отсутствует.

Тихий шёпот прокатывается по рядам, но быстро стихает. Их взгляды полны ожидания.

— Не беспокойтесь, — добавляю я с лёгкой улыбкой. — Сегодняшнее занятие обещает быть не менее увлекательным. Мы рассмотрим новый материал, недавно привезённый с места исследований.

Мои слова звучат спокойно, но уверенно. В их глазах вспыхивает интерес, а осанка студентов становится прямее. Организованный ритм моего подхода к преподаванию всегда настраивает их на собранность. Они знают: дисциплина — ключ к увлекательному погружению в знания. Их взгляды полны предвкушения, потому что я не просто передаю информацию, я делюсь страстью к истории, которая неизменно захватывает. Моя уверенность чувствуется в каждом слове, но в глазах студентов, несмотря на мой строгий вид, была заметна радость. Они знают, что я всегда подхожу к материалу с максимальной серьёзностью и глубоким знанием.

Я кладу бумаги на кафедру и аккуратно раскладываю их вместе с папками, внимательно выравнивая края. Тихий шелест страниц наполняет аудиторию, создавая лёгкую мелодию ожидания.

— Напоминаю, — начинаю я, — ко мне можно обращаться как, профессор Эйвери Брейкен.

Я беру мел и, плавно повернувшись к доске, аккуратно вывожу своё имя. Буквы ложатся ровно и уверенно, словно подчёркивая важность момента. Закончив, я убираю мел на место и бросаю взгляд на аудиторию. Студенты перешёптываются, но некоторые уже с нетерпением ждут начала лекции. Их много, и в воздухе ощущается лёгкое напряжение, готовность к чему-то большему.

— Надеюсь, лекция пройдёт без помех, — говорю я с тёплой улыбкой, наблюдая за внимательными взглядами.

Но прежде чем я успеваю продолжить, одна из студенток поднимает руку. Её жест слегка неуверен, как будто она боится прервать меня.

— Да, мисс? — спокойно спрашиваю я, позволяя ей высказаться.

— Меня зовут Лили, — начинает она, голос слегка дрожит, но любопытство явно сильнее. — Я хотела спросить о профессора Лейне. Почему он уехал? Простите, просто очень интересно. Неужели новые раскопки?

Её вопрос вызывает лёгкий шёпот среди студентов. Я внимательно встречаю её взгляд, позволяя паузе повиснуть в воздухе. Этот момент помогает им понять, что я не люблю раскрывать лишние детали.

— Лили, — произношу я её имя с лёгкой строгостью, — профессор Лейн участвует в важном историческом проекте. Как вы понимаете, раскопки — это всегда сложный и многоступенчатый процесс.

Моя пауза даёт им время осмыслить услышанное, прежде чем я продолжаю:

— Однако, если вас интересует конкретный аспект его работы, уточните ваш вопрос.

Лили чуть колеблется, но её интерес побеждает.

— Хотелось бы узнать, связано ли это с чем-то значительным? Может быть, с чем-то, о чём мы должны знать? — уточняет она.

Её прямолинейность вызывает лёгкую улыбку на моём лице.

— Все раскопки профессора Лейна имеют значимость, — отвечаю я сдержанно. — Но если вы пришли сюда, чтобы узнать о его исследованиях, а не о материале, который я собираюсь преподать, это может стать препятствием для усвоения темы сегодняшней лекции.

Несколько студентов едва заметно усмехаются, уловив мой намёк. Лили, понимая, что тема будет раскрыта позже, откидывается на спинку стула.

— А теперь, если позволите, мы перейдём к теме лекции, — объявляю я. — Исследования профессора Лейна напрямую связаны с тем, что я хочу вам рассказать. Возможно, ответы на ваши вопросы придут по мере изучения материала.

С этими словами я начинаю лекцию. Внимание студентов снова сосредотачивается, предвкушение растёт.

— На раскопки от нашего университета была направлена группа из шести человек, — говорю я, направляя свой взгляд в аудиторию. — Они работают в Карнаке, на восточном берегу Нила, недалеко от Луксора. Это место расположено неподалёку от Карнакского храма, где недавно были найдены артефакты, предположительно относящиеся к XVIII династии фараонов.

Я замечаю, как студенты слегка наклоняются вперёд, их интерес становится ещё более явным.

— Там был обнаружен древний свиток, — продолжаю я. — Он находился в погребённой под землёй комнате на глубине нескольких метров. Благодаря герметичности сосуд с текстом сохранился почти в идеальном состоянии. Весом около пятидесяти килограммов, он представляет собой один из важнейших артефактов, найденных за последние годы.

С интересом я наблюдаю за студентами. Их лица выражают смесь любопытства и трепета. Я продолжаю:

— Именно поэтому сегодня мне будем говорить о содержании этого свитка и эпохе Новое царство. Рукопись, предположительно написана в период с 1612 по 1121 год до нашей эры, затрагивает множество исторических событий. Это будет не просто анализ текста, но и погружение в контекст времени.

Пауза перед следующей фразой подчёркивает важность момента.

— Задавайте вопросы по мере лекции, — мягко подчёркиваю я настраивая аудиторию на активное участие. — Вот перевод текста. — Я поднимаю папку над головой, демонстрируя её студентам, после чего опускаю обратно на стол. — Свиток имеет два названия: «Песнь Маат» и «Сказание о Павшей». Это удивительная история, полная загадок, как и всё, что оставили нам древние египтяне.

Мой взгляд пробегает по студентам и я замечаю, что они внимательно слушают. Однако прежде чем я успеваю начать руку поднимает один из студентов, молодой человек с первых рядов, который казалось, давно ждал момента, чтобы задать вопрос.

— Профессор, — начинает он, слегка наклонившись вперёд, — а разве египтяне не пытались объединить свои мифы? Были же разные культы и религиозные центры. Это сказание каким-то образом объединяет их взгляды?

Я слегка улыбаюсь, оценивая его проницательность.

— Весьма верное замечание, — киваю я. — Действительно, в Египте было множество религиозных центров, каждый из которых имел свои мифы и богов. Но этот текст уникален тем, что он, возможно, является одной из первых попыток синтеза этих религиозных верований. Египтяне не создали единый канон, который можно было бы использовать на всей территории страны. Но данное сказание объединяет их веру во что-то более целостное.

Я снова оглядываю зал, чувствуя, что интерес студентов возрастает. Вдали поднимается ещё одна рука.

— Профессор, — говорит девушка в середине аудитории, — а почему это сказание называется «Сказание о Павшей»? Это как-то связано с мифами?

Отличный вопрос! Эти студенты действительно вовлечены.

Я делаю шаг к кафедре и, слегка облокачиваюсь на неё.

— Да, название связано с мифами, — коротко отвечаю я, не желая раскрывать всей истории.

Внимание аудитории становится почти осязаемым. Они готовы впитывать каждое слово, и я начинаю.

— До начала творения Вселенная представляла собой бескрайний океан — тёмный, безжизненный и недвижимый. Не существовало отдельных стихий, ни неба, ни земли, ни жизни, ни смерти — только хаос. В этом безмолвном состоянии Вселенная пребывала целую вечность. Человеческий разум не в силах полностью осознать это первобытное ничто. Однако даже из этого хаоса могла появиться жизнь, воплощающая в себе взаимосвязанные элементы — боги.

Огдоада, восемь изначальных божеств, была первой, кто разделил хаос на свои составляющие. Нун и Наунет символизировали бесконечные воды, Хух и Хаухет — бесконечное пространство, Кук и Каукет — мрак, а Амун и Амаунет — тайну сокровенного. Но был ещё пятый элемент — Нила и Кристиана, воплощение созидания, силы которая дала начало всему сущему. Они символизировала сам акт сотворения и были самыми милосердными среди богов.

Однако Кристиана и Нила были больше, чем просто богинями — они воплощала три грани, или ипостаси творца: Ху — «божественное изречение», Сиа — «божественное понимание», Хека — «магия». При помощи Хека девушки замыслили мир в своих сердцах, а затем силой божественного изречения воплотила замысел в жизнь.

Каждую из этих трёх сил олицетворял высший бог — Нун. Только ему удавалось понять эти три грани и управлять ими, но его дочери стали вторыми у кого получилось совладать с такой силой. Это означает, что Кристиана и Нила были настолько сильны и всемогущи, предполагая в себе все три части мысленного акта, который смог постичь только высший бог — Нун. Их единение с силами этих граней делало их равными по могуществу своему отцу.

В отличие от других божеств, Кристиана и Нила чувствовали особую связь с миром людей. Их доброта и сострадание позволяли им видеть в людях не только их слабости, но и их потенциал. Однако, в отличие от них, другие боги видели в этом только угрозу. Нун и остальные из Огдоады сочли людей слишком ничтожными и недостойными божественного внимания. Их гнев был вызван тем, что они считали себя высшими существами, а Кристиану и Нилу — нарушительницами порядка.

Кристиана и Нила воплощали гармонию творения и понимания. Они были двумя сторонами одной сущности — сила и мудрость, изречение и магия, две божественных сестры. Благодаря их союзу, они подошли ближе к тайне мироздания и к Нуну, их создателю, как к равному. Но несмотря на их божественные силы и единение, каждая из них искала свой путь в мире.

Однако Нила не справилась с божественной силой. Её неспособность полностью контролировать магию Хека привела к катастрофическим последствиям. Попытавшись использовать силу в полной мере, Нила нарушила равновесие между гранями, что привело к гибели.

Кристиана осталась одна. Потеря сестры стала для неё глубокой травмой. Это стало напоминанием, что даже боги не застрахованы от ошибок. Эта трагедия навсегда изменила Кристиану и подтолкнула девушку к решению создать место, где она могла бы укрыться от боли и осуждения.

Однако её мягкость и любовь к людям стала причиной изгнания. Огдоада отвергла её, отправив в мир к смертным. Она приняла это с покорностью, готовая стать их защитницей и наставницей. Но, оказавшись среди людей, она столкнулась с их жадностью и коварством. Вместо благодарности они пытались подчинить её, истощая силы богини. Их алчность и злоба превратили её жертву в источник нового зла.

В отчаянии и ярости Кристиана обрушила свою мощь на древнюю Месопотамию. Она стёрла с лица земли великие города, уничтожила цивилизацию, считавшую себя непобедимой. После этого она осознала, что ей больше нет места среди людей. Она сбежала, скрываясь от мира, который когда-то создала вместе с сестрой. Горе и предательство навсегда изменили её. Теперь она находила утешение лишь в природе, её гармонии и величии, но любовь к человечеству угасла.

Тень предательства оставила глубокий отпечаток на её душе. Она больше не видела в людях ничего, кроме алчности и злобности. Её светлая сущность угасала, уступая место гордости и отрешённости. Богиня, олицетворявшая созидание, постепенно превращалась в существо, избегающего ответственности и подавленное собственной силой.

Она больше не стремилась к совершенству и порядку, как в прошлые дни. Теперь она была одна, как и прежде, но эта одиночество было результатом её собственных ошибок и утрат. Она больше не могла вернуться к прежней себе — слишком глубоки были её раны.

Столетия и тысячелетия она бродила по миру, изучая его мироустройство. Её взору открылась красота флоры и фауны, которую другие боги не замечали, ей полюбился мир, но не люди. Помня их предательство она ждала алчность и злобу в каждом встречающемся ей на пути человеке.

Время уничтожило в ней её суть, создание сущего становилось для неё непосильной ношей. Богиня начала уподобляться тем, к кому чувствовала отвращение став гордой и эгоистичной.

Я только начала излагать детали сказания, как в воздухе поднялась рука. Это был молодой человек с задних рядов, слегка наклонившийся вперёд, словно готовясь к прыжку. В его голосе сквозил интерес, но интонация несла едва уловимую нотку скепсиса.

— Профессор Брейкен, — начинает но, отчётливо произнося каждое слово, — почему приравнивание богини Кристианы с людьми высказывается в отрицательном ключе?

В зале воцаряется лёгкая тишина. Вопрос звучит громко, и вызывает интерес у студентов. Несколько людей поворачивают головы к молодому человеку, а я улавливаю на их лицах любопытство. Я встречаюсь взглядом со студентом, что задал вопрос и, чувствую напряжение возникшее в аудитории, после чего спокойно отвечаю.

— Так происходит по причине её существа, — начинаю я. — Как я уже говорила, богиня Кристиана символизирует создание всего сущего. Люди были созданы по её подобию. В самом начале она, вместе с сестрой, создала человечество как мирную и дружелюбную расу, которая привлекала её взор. Но, будучи изгнанной, она столкнулась с истиной. Люди, так же как и она, не были идеальны — они могут проявлять злобу и эгоизм. Это кольцевой сюжет: качества, заложенные в людях, отражают саму богиню.

Молодой человек кивает, но теперь уже с явным интересом, а не ехидством, как раньше. Девушка с короткой стрижкой и серьёзным взглядом, сидящая чуть ближе к середине зала, задаёт вопрос с тихой, но ясной интонацией, не проявляя ни грубости, ни сомнений.

— Значит, — начинает она, слегка прищурившись, — она в самом начале была не идеальна, просто не понимала, что в ней могут быть изъяны?

Зал замирает в ожидании, атмосфера становится всё более сосредоточенной. Несколько студентов с передних рядов начинают что-то тихо обсуждать между собой, заинтересовавшись неожиданным поворотом обсуждения.

— Верно, — киваю я, — но не забывайте, что это всё-таки сказание. Мы не можем достоверно утверждать, как было на самом деле. Это мифологический текст, и его интерпретация открыта для размышлений и обсуждений.

Я ненадолго замолкаю и откашливаюсь, прежде чем продолжить лекцию, давая возможность студентам переварить услышанное.

— Продолжая своё скитание по небытию собственных мыслей, богиня ощущала глубокую внутреннюю тоску. Её прежние деяния и ошибки тяжело давили на неё. Прошлое, полное заблуждений и предательств, не отпускало, и каждое её действие казалось ей потенциальным источником новой боли. Она хотела найти место, где бы её приняли, а не отвергли, где она могла бы укрыться от боли и осуждения.

Так в её сердце зародилась идея: создать собственное царство, где её не осудят и не отвергнут, а люди, созданные по её образу и подобию, не смогут пойти против неё. Ведь люди, в отличие от богов, будут зависимы от своей создательницы. Так появился первый из её подчинённых — Нармер, будущий основатель Египта.

Нармер, первый правитель нулевой династии, сыграл ключевую роль в объединении Египта. В видении он увидел богиню, которая предложила ему божественную поддержку в обмен на верность. С её помощью он стал фараоном, чей авторитет освящался её волей. Народ верил, что его сила исходит от богини, делая власть неоспоримой. Нармер объединил Египет, создав великое государство. Его имя стало легендой, а история его встречи с Кристианой овеяна мифами.

Так Кристиана установила строгие правила: фараоны должны подчиняться её воле и хранить договор в тайне. За это она обещала оберегать Та-Кемет и даровать ему процветание. Так появился первый завет, известный как «Сказание о Павшей», который передавался из поколения в поколение. С него началась история великой древней цивилизации.

Она стала первым богом Египта. Люди, видя её могущество, строили для неё храмы, преклонялись перед ней, возводили памятники. Первое время поклонение радовало её, но вскоре стало обременять. Она осознала, что это не приносит ей удовлетворения: люди видели в ней совершенство, которого она не могла достичь. Если человечество, созданное по её образу, несовершенно, значит, и она далека от идеала. Это открытие тяготило её, заставляя всё больше отдаляться от своего народа. Ей больше не хотелось быть недосягаемым идеалом, лишённым права на слабости и ошибки. Постепенно Кристиана поняла, что ищет не слепого поклонения, а понимания и свободы.

Так она скрылась от взора обычного люда.

Шло время, и великая богиня созидания всё больше отдалялась от своего народа. Египтяне начали забывать её истинное имя и лицо, путаясь в древних преданиях и не находя ответов на вопросы. Храмы, когда-то воздвигнутые в её честь, всё ещё возвышались над Древним царством, и народ по-прежнему приходил, чтобы почтить богиню, однако её уже называли Маат. Теперь её образ, в своём абстрактном значении, символизировал хаос и порядок, включающие в себя справедливость и правосудие.

Люди изменили её, подстроив образ под собственные представления о совершенстве. Узнав о том, кем она стала, Кристиана в гневе произнесла:

— Я создала людей похожими друг на друга по подобию себя, но я не велела им творить Маат. Это их сердца разрушают созданное мною.

Так богиня всего сущего, предстала перед народом в новой форме, олицетворяя тот самый образ, которым люди наделили её: человекоподобное существо с ликом женщины, одетая в голубое или белое платье с величественными крыльями за спиной. Её длинные белые волосы всегда были перевязаны лентой, из которых торчало священное страусиное перо, символизирующее правду. Кристиана больше не была создательницей, в глазах людей она превратилась в далёкую и непостижимую силу.

Этот процесс оказался неизбежным. Кристиана слишком долго оставалась вдали от своего народа. Время стёрло память о её истинной роли, и египтяне заполнили этот пробел собственными догадками. Так она стала Маат, символом порядка и закона, а её прежний образ окончательно канул в забвение.

— Почему богиня Кристиана так изменилась? — раздаётся голос из аудитории. — Её вообще кто-нибудь видел? А как же фараоны, жрецы, слуги?

Я одобрительно киваю, встречаясь взглядом с молодым человеком:

— Очень хороший вопрос. Изменения образа Кристианы, ставшей Маат, происходили постепенно. Люди веками задавались вопросом: почему её храмы всё ещё стоят, если самой богини никто не видел? Чтобы объяснить её отсутствие, они начали видоизменять её образ.

Делаю небольшую паузу, чтобы аудитория успела осмыслить услышанное.

— Что касается фараонов, здесь проще. В начале истории они заключают с ней договор. Текст гласит: «Она создала нерушимый контракт: в обмен на её защиту и помощь в создании единого царства фараоны обязуются беспрекословно подчиняться её воле и хранить договор в тайне». Таким образом, правители знали её истинную сущность, но по условиям договора не могли раскрывать её народу, чтобы сохранить её могущество.

— А как она жила всё это время? — спрашивает другой студент. — Неужели была одинока?

Я поправляю очки, позволяя себе мягкую улыбку:

— Это важный вопрос, и мы к нему вернёмся. Сейчас продолжим.

Кристиана жила в одиночестве, наблюдая, как сменяются фараоны и приходят новые верования. Египтяне начали поклоняться другим богам, создавая новые культы. Они забыли ту, что некогда сошла к ним с высот божественной Цитадели, свою создательницу. Теперь их главным божеством стал Нун, воплощение водной стихии, существовавшей с начала времён. Нун стал центром религиозного мира, «Отцом богов», создателем всего сущего. Маат, в их глазах, стала одной из его дочерей, продолжившей дело созидания.

С приходом новых божеств пантеон изменился. Каждый культ отражал эпоху, принося новую символику. Одним из таких культов стал культ нимфы Нила — богини рек и плодородия. Она приходила в засуху и голод, принося спасительную воду. Её образ завораживал: женское тело, сотканное из воды, и короткий чёрный парик подчёркивали её божественную сущность.

Египтяне восхищались её силой, строили в её честь храмы, воздвигали памятники. Она стала символом плодородия и возрождения, к ней обращались в молитвах о защите и изобилии. Нила воплощала силу природы, дарующую жизнь.

Со временем Маат и Нила стали восприниматься как сёстры, покровительствующие фараонам. Они символизировали продолжение воли Нуна: одна — порядок, другая — плодородие. Их союз лёг в основу нового культа, известного как «Две божественные сестры».