Останься. В плену у зверя

Кира РАЙТ, 2022

Маленькая, беззащитная, светлая девочка – такой мне казалась моя только-только обретённая пара. Просто нежный цветочек, который нужно оберегать и защищать от всего. Но именно она не просто вонзила мне кинжал в спину, а выстрелила в грудь, глядя прямо в глаза… Только тогда и выяснилось, что мой «цветочек» вовсе не желает сидеть под хрустальным колпаком ненужной ей заботы. И я ей тоже не нужен. Поэтому теперь мне необходимо принять одно очень важное решение: либо смириться и отпустить, либо заставить остаться любым способом… И, кажется, я уже сделал свой выбор.В книге: разница в возрасте; преодоление трудностей; драматичные моменты, много; обязательный ХЭ.Первая часть истории – роман «Дыши со мной», цикл «В плену у зверя».Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Следующим днём один из моих ребят наконец-то притащил коробку с Эмином. Собакой-Эмином, разумеется. Брать его на руки без неё ни один из барсов не мог — мало того, что мы на генетическом уровне не выносим собак, так ещё и шерстяной комок будто бы ненавидел нас всех по умолчанию. Просто весь в хозяйку.

И я поспешил с этим ценным грузом к ней в комнату. Мне хотелось уже убедиться, что сейчас с ней всё станет как раньше, до этого выстрела. Она будет общаться с собакой, рисовать, говорить со мной иногда, я — заниматься делами и просто нормально жить, лишь изредка проводя с ней время. И тогда у меня перестанет ныть внутри предчувствие чего-то нехорошего.

Когда я вошёл, Элисса смотрела с непониманием и испугом, лишь встала, снова вытянувшись по струнке, но молчала. Тогда выпустил пса на пол, и он с радостным визгом кинулся к ней.

Девочка упала на колени, начала обнимать его, гладить, вроде бы даже чуть не расплакалась. Надо же. Мне так не радовалась.

Видимо, осознав, что они тут не одни, она прекратила поток нежностей, подняла на меня глаза и тихо поблагодарила. Просто «спасибо». Ладно. Я пожал плечами и собирался уйти, не ответив, как вдруг:

— Вы больше не злитесь?

— Как связана твоя собака с тем, что я злюсь?

Промолчала. Может, думала, что я увёз пса намеренно, чтобы наказывать её? Да, наверное. Я же в её глазах чудовище просто.

— Нет. Я не злюсь.

— И значит… не станете больше… мучить её…

— Кого?

— Ну… ночью…

Я чуть не покраснел впервые в жизни. Так она решила, что я издеваюсь над бедняжкой, которая стонет на весь дом? Такой вариант мне даже в голову не пришёл. Неужели поэтому она в последние дни находится в предобморочном состоянии каждый раз, как меня видит, и трясётся как перед приступом или наоборот огрызается? А я-то голову ломал… Дебил.

— Элисса, как бы тебе это… она не от боли кричит. Я не делаю ей неприятно, даже наоборот…

Девочка точно не поверила. Хотя, если вспомнить, что пережила раньше, и то, какие звуки издаёт моя партнерша, если ещё и не видеть, как сама двигается навстречу, в принципе можно посчитать, что я её там пытаю… Но глядя в эти испуганные большие глаза, светящиеся укором и неприязнью, я не мог продолжить объясняться. Просто язык не поворачивался сказать ей, что через две двери от неё трахаюсь с другой. Хотя и так понятно, но вот как сказать… Почему-то возникло ощущение, что я её пачкаю этим всем. Совершенно необоснованное ощущение!

— Слушай… я взрослый мужчина, и не собираюсь отказываться от секса, потому что для тебя это неприемлемо. Ни тебя, ни кого-то другого я не принуждаю, но и воздерживаться вечно не могу.

Она опустила голову.

— Скажешь ещё хоть что-то?

Не скажет.

Зато вид её тонких пальчиков, перебирающих длинную шерсть пса, не давал мне покоя. Видимо, придётся порадовать свою новую временную женщину очередным приглашением. Тем более, Элисса вон даже не так уж и против, если я её там не избиваю.

И снова первое возникшее чувство — не облегчение, что не считает меня подонком, а обида. Мне всё равно бы хотелось, чтобы она приревновала, даже если самому себе в этом не признаюсь.

Но как выяснилось, по поводу пса радовался рано. Теперь единственное, что изменилось — Элисса сидела в обнимку с собакой, но так же почти не выходила и не начала рисовать. По вечерам, когда я был не один, затыкала уши и раскачивалась из стороны в сторону. Спасибо, что не ревела.

Она послушно принимала всё, что ей выписали, пыталась есть, но потом неизменно убегала в уборную. А ещё перестала говорить. Даже с Эмином. На мои вопросы изредка отвечала «да», «нет» и всё. И как бы я не пытался что-то выяснить, просто без толку.

Ещё и зверь внутри требовал снова виться у её ног, жалеть, любить… На самом деле мы хотели этого оба, но я не отменял принятого решения не потакать своим чувствам и её поведению, отдав приказ приготовить всё необходимое в клинике для неё. Я не могу ей помочь, пора признать это. Добровольно самой себе она помогать тоже не хочет, поэтому оставался только один вариант…

Но в очередной раз, наблюдая за ней, заметил, как она сидит на полу, где лежал раненный я, и гладит обновлённый ламинат. Это была совершенно жуткая, пугающая картина, которую всё же не выдержал, и через горничную попросил её спуститься в гостиную.

Девочка остановилась у дивана, на котором я сидел. И молчала. Как всегда.

— Садись.

Села на самый край.

— Чем тебе помочь?

Элисса резко подняла голову, и я встретился с её большими, печальными глазами. В них была просто вселенская грусть. И боль… Сейчас она не злилась.

— Тебе плохо?

Она устало кивнула, а я придвинулся ближе.

— Почему? Что болит?

Крошечная ладонь легла на её грудь. И я как-то на автомате оттянул ворот её свободной домашней майки, заглянув туда, но тут же отпрянул. Не знаю, зачем я так сделал и что рассчитывал увидеть, но точно не то, что увидел. Элисса видимо тоже не ожидала, потому что сразу вскочила, собираясь бежать, но я удержал её за руку.

— Что это?

Молчит.

— ЧТО. ЭТО. БЛЯДЬ. ТАКОЕ.

Вся её грудь была покрыта тонкими свежими шрамами, напоминающими… полосы от когтей? Именно когтей. Звериных… Их было на ней много, только эти новые! Но откуда?! И тут мне в голову пришла очень странная мысль…

Ни один нормальный человек, а тем более оборотень, так бы не поступил, но она же у меня…

— Ты сама себя так царапала? — всё ещё надеясь на то, что она нашла способ нанести себе такие раны. Мне казалось это лучше, чем если бы я не замечал так долго, что кто-то в моём, блядь, доме причиняет ей вред!

Бледная девочка тряслась рядом и молчала.

— Если не ты, то кто? Когда, Элисса? Я не чувствую от тебя чужих запахов, ничего… Кто это сделал?! Как это вообще возможно?!

Словно со стеной разговариваю. Рука на её запястье сжалась ещё сильнее.

— Элисса! Ответь мне!

Но вместо ответа она расплакалась, то и дело жалобно всхлипывая, чем снесла все мои предохранители, здравый смысл и всё остальное ко всем чертям. Я хотел обнять её! Так сильно ничего не хотел! Но это значило бы, что я сдался, что снова иду у неё на поводу! Ведь она могла бы сделать это сама, а потом обвинить кого-то… Как, например, Эррин. И это заставляло тормозить в выводах. Но от того, как сильно сдерживался, разозлился ещё больше.

— Что за новая сцена? Что на этот раз? Для чего? Что ты хочешь, чтобы я сделал?!

Молчит.

Дёрнул её на себя, заставляя снова сесть, но когда отпустил руку, она машинально схватилась другой за кисть, которую я только что сжимал. До этого успел заметить красный след от своей хватки. Эта девчонка меня с ума сводит!

Резко встал и пнул журнальный стол.

— То есть это ты теперь ещё и не будешь со мной говорить, да? Это ты на меня обижена, не наоборот?!

Ноль реакции. И почему не проходит ощущение, что это я её чуть не убил, а не она меня? Орать хотелось, чтобы прекратила это, и сдерживаться сил становилось всё меньше. И она заметила мой настрой, подняв вверх голову. Её нежное, кукольное личико исказила гримаса презрения.

— Что, уже больше не любите?

Слова прозвучали едко, словно выплюнула их, напоминая мне о том, что шептал ей тут же в порыве чувств перед тем, как она едва не лишила меня жизни. ОНА. МЕНЯ. Не я её! Ещё смеет огрызаться! И поступать так подло, указывая на мою слабость! Именно это она решила мне сказать после долгого молчания вместо ответов на вопросы о её здоровье.

Звериная агрессия всколыхнулась. Меня самого трясло. Ирбис внутри хотел наказать её так, как наказал бы свою самку, убеждённый, что ей бы даже понравилось. Я еле сдерживался и несильно, как мне показалось, сжав её подбородок пальцами, процедил:

— Слова выбирай, пигалица.

— А Вы кто тогда?

Даже дар речи потерял. ЗА ЧТО? С ненавистью она смотрела мне в глаза. Будто бы вызов бросала… Вот как? Мой «крошечный, невинный ангелочек», которого я собирался спасать, устал бояться и решил пободаться со мной же? После всего, что она сделала?! Но и этого ей было мало…

— Теперь бить будете?

И её губы опять искривились в пренебрежительной усмешке, словно специально меня провоцировала, чтобы показать, какое же я ничтожество, ублюдок. Даже подумать не успел, что нельзя поддаваться, а моя рука уже дёрнулась и поднялась как для пощечины. Элисса отпрянула так быстро, словно этого только и ожидала. Я же в последний момент успел остановиться и зло выдохнул:

— Ты довела меня!

Чуть не ударил её! Она же не выглядела ещё более испуганной или растерянной, будто правда другого от меня не ждала, а именно это было в порядке вещей. От этого стало совсем мерзко на душе.

— Сделай так, чтобы я тебя больше не видел. Поняла?

Девочка встала с дивана молча, но я снова удержал её. Сам не понял, зачем. Звериная интуиция внутри орала, что что-то (помимо очевидного) не так. Что мне нужно остановиться и подумать. Казалось, я могу ухватить эту мысль за хвост, но стоит паре поднять глаза, как она снова ускользает из-за внутреннего урагана. Чтобы как-то оправдать то, что остановил её повторил тупо:

— Ты меня поняла?

Элисса кивнула, только тогда отпустил. Мне не нравилось чувствовать себя идиотом, но сейчас я чувствовал себя именно так, а не иначе. Я упускаю что-то очень важное, что-то, что лежит на поверхности, но не могу разгадать из-за агрессии к той, которая по природе должна меня усмирять и успокаивать.

Разбил столик ко всем чертям, на щепки разнёс комод в коридоре, и только после этого немного остыл и устыдился того, как общался с ней. Да, она меня вывела, но из нас двоих я взрослый мужик, а она истеричная девочка. Не наоборот. Однако именно я обозвал её и едва не ударил. Хватал ещё… Эту маленькую, тоненькую ручку…

Поразмыслив, решил, что именно я, как сильная сторона, должен сделать первый шаг к хотя бы видимости примирения. Без этого схожу с ума. Не могу не то, что разгадать, а даже сформулировать толком возникшую загадку.

Поэтому, не придумав ничего лучше, сам (впервые в жизни! Потому что содранное вместе с подушками и одеялом бельё недавно не считается) аккуратно снял наволочку с подушки и попросил горничную отнести Элиссе. Мне показалось, что сейчас, когда она снова боится меня, ей нужно будет хоть что-то, что сможет успокоить. В прошлый раз это помогало…

Но девочка лишь робко погладила самыми кончиками пальцев ткань, потом один раз прислонилась к ней лицом, чем заставила моё сердце сильно стукнуть под рёбрами, а затем упрямо сложила возле подноса с едой, к которой тоже не притронулась. Хотя продолжила смотреть на тёмный прямоугольник, но больше не касалась. Вот как. И запах мой ей больше не нужен. Это отозвалось тупой болью внутри, хоть и твердил себе, что должно быть всё равно.

А ещё заметил, как она натягивает один рукав и иногда машинально поглаживает своё запястье. Которое я сжимал. Но пальчики вроде шевелились, значит сломать был не должен… и всё же… не выдержал. Пошёл к ней сам. Снова.

Она смотрела только в пол, будто меня тут вовсе нет.

— Дай руку.

Протянула именно ту, сразу поняв, что именно меня интересует. Припухлость, краснота. Губы зудели, как хотел поцеловать повреждённое место. Но я же решил иначе…

— Пошевели пальцами. Очень больно?

Не успел провалиться снова в жалость и сочувствие к ней буквально на секунду, потому что вот только она была растерянной и грустной, а уже сейчас:

— Потерплю, — и снова эта жуткая усмешка, так не подходящая её внешности. — Если хотите, можете снова так сделать. Вам ведь нравится лечить то, что сами сделали.

Ах ты… Я еле сдержался. Снова показывает мне свои острые зубы! И злые слова попали прямо в цель, заставив закипеть немедленно. Что с ней вообще? Откуда вдруг такая смелость и злость? Или, выяснив, что я не сержусь сильно и не собираюсь измываться над ней, а по ночам не издеваюсь над маленькими, беззащитными девочками, ощутила безнаказанность?

— Ну и сиди тут одна! — грохнул дверью, удаляясь.

Я думал, ей плохо, думал, она переживает, а она… только меня из себя выводит! Хватит. Всё. От ярости забыл и про её больную руку, и про шрамы на груди и животе. Мне просто нужно было отвлечься, чтобы не прибить собственную пару.