Книжная дама из Беспокойного ручья

Ким Мишель Ричардсон, 2019

Во времена Великой депрессии в штате Кентукки была организована конная библиотечная служба. Целью проекта являлось создание новых рабочих мест и повышение грамотности населения. Всадниц, доставляющих книги в самые труднодоступные уголки этого дикого края, называли книжными дамами. Мэри Кюсси Картер одна из таких книжных дам. В любую погоду она бесстрашно преодолевает милю за милей, стремясь передать книги своим читателям. Но путь Мэри намного сложнее, чем у ее «коллег», он пролегает не только через непроходимые леса, но и через дебри человеческих предрассудков… Слишком уж сильно она отличается от других. Мэри последняя в своем роде – ее кожа голубого оттенка. Местные называют ее Василек, и большинство произносит это с презрением и брезгливостью. Но для того, кто посвятил себя книгам, столкновение с реальностью может оказаться невыносимым… «Книжная дама из Беспокойного ручья» – это история мужества и непоколебимой веры одного человека в то, что словам под силу изменить мир.

Глава 6

Юния вернулась одна. Дрожа от страха, я сидела рядом с ней и молилась. Но, как всегда, вне церкви все мои просьбы казались притворством, недоверием к словам своих же земляков о том, что Бог вездесущ. Спустя несколько минут мной завладел стыд от осознания собственной греховности. Сколько бы раз я ни обращалась к Всевышнему, в церкви для меня все равно не отведено место, а значит, я была никому не принадлежавшим существом без Бога. Поэтому Иисус никогда ничего не дарует мне до конца моей жизни.

Плечо мула дрожало под моими руками. Почти час я пыталась его успокоить и еще час ушел на то, чтобы избавиться от приступа тошноты и позабыть о Вестере Фрейзере. Я вновь лишилась свободы и счастья, которые обрела этим утром. Меня одновременно раздражало и пугало то, с какой легкостью ему удалось меня обокрасть. Я взглянула на часы, отряхнула юбки и отправилась в путь.

Прежде чем добраться до дома Лаветта, мы уже посетили три хижины. У меня ломило шею, потому что приходилось постоянно оборачиваться назад. От нервов щипало все тело.

С горного хребта открывался завораживающий вид, и вскоре я немного расслабилась, наслаждаясь пейзажем. Вдалеке грядами наслаивались друг на друга темно-синие горы, края которых переливались на солнце с каждым поворотом головы, начиная от темных тонов и заканчивая светло-зелеными оттенками, создаваемыми парящими облаками. Дул свежий прохладный ветер. Аромат жимолости и сладких яблок, исходящий от ближайшего дерева, витал над обветшалым забором, мимо которого в поисках желанного нектара пролетали бабочки и толстолапые пчелы.

Эта гора жила своей жизнью. В ней чувствовался заряд энергии, в отличие от моего дома, скрывшегося в темной гниющей впадине, поросшей старой корой и мхом, где весь день стояла темнота, переходящая ночью в беспросветный мрак. К горе Лаветта относились с пиететом, будто на ней располагался божий храм.

— Тише, девочка, — успокаивала я Юнию, с опаской обходя по кругу дом моего нового читателя.

Смугловатый от загара, как дорогой старинный пергамент с золотистым оттенком, но моложавый на вид Джексон Лаветт стоял на коленях во дворе, напевая скрипучим голосом какую-то песню, и заделывал брешь в пробитой стенке колодца.

— Оставь ее на крыльце, — сказал он, едва взглянув на меня.

Я повернула к лестнице, слезла с мула, но поводья держала в руках. Внутри вьюков отыскала потрепанную копию «Мольбы по старому шахтеру». Я экспериментировала с книгами, стараясь угодить каждому читателю. Но с таким скудным ассортиментом было невозможно подобрать материал абсолютно для каждого человека. К тому же, я появлялась в Центре всего раз в месяц. Вслед за Коббом из кожаного мешка выпали еще две книги и оказались на траве рядом с Юнией.

— Тише, тише, — продолжала я успокаивать мула, от страха вытянувшего ноги. Я нагнулась за книжками под копытами и, не отпуская поводья, постучала ей по коленям, чтобы она отошла назад.

Мистер Лаветт пришел на выручку, взявшись за уздечку. Не успела я предупредить о буйном нраве Юнии, как она тут же, вытянув назад уши, укусила его.

Он отдернул руку, тихо ругнувшись про себя, и стал успокаивать рану, тряся запястьем.

— Простите, сэр. Простите! У нее выдался ужасный день, — извинялась я, от досады слегка ударив ее по крупу. — Мне очень жаль. Просто она, как бы это сказать… не очень любит людей. — Я полезла в сумки за старым бинтом, предложив его мистеру Лаветту.

— У меня есть кое-что получше, — отмахнулся он, взяв с перил кувшин, и промыл прозрачной жидкостью свою рану. — Алкоголь вылечит быстрее.

Я полезла в карман за семенами Ангелины. — Миссис Моффит просила вас передать это доктору в качестве оплаты за прием. Ее мужу нужна помощь.

— Я пока не собирался в город, — он скорчил гримасу, посмотрев на рану, и пока обматывал больную руку куском тряпки, ловил на себе мои робкие взгляды.

— Он в очень плохом состоянии.

Наши взгляды встретились, и я уже не могла отвернуться. В его глазах таилась живость и энергичность, однако никакой игривости в них вовсе не было. Скорее что-то более серьезное: рисковость и азарт, но при этом его взгляд источал смелость и безобидность, даже я была не в состоянии вызвать у него ни отвращения, ни страха, ни желания убивать. На лице читалось любопытство, потерянность и другие отдаленные чувства, которые я не могла вспомнить, но которые каким-то странным образом запали в его душу и навсегда там остались.

Он перевел взгляд на руку, чтобы снова осмотреть рану.

— Его подстрелили, сэр. Он серьезно ранен. — Опустив голову от собственной наглости, я почувствовала, как лицо вместе с ушами заливается синей краской, и спрятала руки за спиной, вспоминая оленьи перчатки отца, которые сейчас пришлись бы очень даже кстати.

— Нечего было красть чужих куриц, — простодушно сказал он, рассматривая мое платье.

Я убрала семена обратно в карман пальто, нервно перебирая пальцами по крохотному свертку. Слишком высокая цена для обычного воришки, чтобы отрывать себя от дел и ехать ради него несколько часов до города и обратно. Мистер Лаветт не видел в этом смысла. Зато я буду в городе через пару недель и тогда передам все доктору.

Довольный своей повязкой на руке, он вытащил из кармана нож.

Боясь, что он решил отомстить, я отступила, притянув к себе Юнию за поводья.

— Значит, Юния? — он начал дразнить мула ножом, следя за его реакцией. — Так зовут эту старушку?

Юния прижала уши и выбросила вперед переднюю ногу. Мистер Лаветт успел увернуться, немного недооценив ее характер.

Ругаясь, я снова дернула за поводья.

— Так ты встречаешь новых друзей? — спросил мистер Лаветт, взяв яблоко с крыльца. Он отрезал от него кусок и протянул мулу.

Юния повернула голову, искоса смотря на него и фрукт. И в тот момент, когда казалось, что ничего не произойдет, она все-таки подалась вперед и забрала все яблоко.

— Юния! — закричала я, испугавшись, что теперь он точно будет ее лупить или придумает еще чего хуже.

Но он лишь засмеялся и убрал нож в карман. — Какая у тебя заботливая хозяйка. Она дорожит тобой. Я тебя угощу чем-нибудь, если еще раз привезешь мне книжную даму. Обещаю.

Хлопая ушами и жуя яблоко, Юния внимательно рассматривала мистера Лаветта. Никогда раньше этот мул не проявлял симпатию к мужчинам после тех страданий, которые причинил ему Чарли Фрейзер со своим кузеном.

Мистер Лаветт поднял с земли копию «Мольбы по старому шахтеру». — А есть что-нибудь еще? Мне нравится Кобб, но я уже прочитал его, когда уезжал на запад.

Старый писатель Ирвин Ш. Кобб, который родился у нас в Кентукки, пользовался особой популярностью среди мужчин за свой непревзойденный юмор. Помню, как Па любил читать его истории о пожилом священнике-судье.

— Не сегодня, сэр. Остальные книги уже заказаны. Я довольствуюсь лишь тем, что привезет почтальон. Попробую принести что-нибудь еще в следующий понедельник. У вас будут пожелания?

— Давно хотел почитать Джона Стейнбека, его последние произведения.

— Я хожу в Библиотечный центр каждый второй вторник. Постараюсь подобрать вам нужную книгу.

Мне нравилось искать материал для читателей, а не брать все подряд у курьера.

— Благодарю. А вы много читаете?

— Да, сэр. Я начала читать с тех времен, когда научилась самостоятельно держать в руках книгу, и пока не думаю останавливаться на достигнутом. Мама обучала меня по семейной Библии, старым газетам, брошюрам и псалтырю. Она заставляла отца собирать пустые банки из-под масла и мусорные контейнеры, на которых была напечатана реклама. Все ради того, чтобы меня выучить.

— Мои родители делали то же самое, — подметил мистер Лаветт, смотря на горы и погрузившись в теплые воспоминания о том времени.

Интересно, была ли его мама заядлой читательницей. Моя мама не заканчивала школу, но знала не меньше тех, кто ее посещал. Многие книжки перешли ей от деда-француза, но у нее была также и своя небольшая библиотека из восьми книг, на которые отец откладывал каждую монету. Мама настаивала на моей грамотности. Отец был не против и даже соорудил угловую полку для книг, хотя сам особой любви к чтению не испытывал. Он любил листать газетные или журнальные статьи, повторяя одно и то же: «Книга — это хитрый вор, крадущий наше время. Куда лучше пообщаться с людьми».

Мне было приятно узнать, что этому читателю так нравилась литература. Странно, что он вообще умел читать и интересовался этим занятием, поскольку многие мужчины в наших окрестностях предпочитали журналы о механике или каталоги.

Одни напрочь отказывались от любой макулатуры, других вынуждали обстоятельства в виде писем, приходящих от сыновей с фронта. Но потом мне пришла в голову мысль, что этот человек наверняка образован: ведь он же построил на западе целую плотину.

— Как я скучал по книгам, — сказал мистер Лаветт. — Очень жду новых поступлений. Я бы хотел взять сразу несколько, если такое возможно.

— Постараюсь, сэр.

— А ты быстро ходишь, — обратился он к Юнии, — Говорят, ты не любишь людей? Но после того вкусного яблочка, может, уже передумала? — он взглянул на меня вполоборота. — А вы?

— Простите, сэр? — спросила я, подбирая упавшие книги.

— Вы… я вижу, любите книги. А люди вам нравятся?

— Думаю, мне пора идти. Уже заждались другие читатели. — В моем списке оставалась школа, мистер Прайн, семейство Смитов и Лоретта Адамс. Еще можно было нагнать упущенное время.

— Называйте меня Джексон, — он сделал шаг ко мне навстречу. — А вы должно быть…

Обнажив зубы, Юния взвизгнула, как привидение, и протиснулась между нами. Она отталкивала его и клацала зубами, пытаясь еще раз ущипнуть.

И снова я была благодарна ее упрямству.

— Кюсси Мэри, но люди меня зовут также Васильком, — пробормотала я, спрятавшись за седло, и, закончив складывать книги во вьюк, залезла на мула.

— Василек, — медленно протянул он, поглядывая на мои руки и лицо. — Красивое имя, напоминает синюю стрекозу. И ало-голубые коллинзии. — Он кивнул подбородком в сторону старого дерева, облаченного в юбку из полевых цветов синего и белого цвета.

— Тише, — шептала я Юнии, не зная, что на это ответить. Мое синеющее лицо говорило ярче любых слов. Предполагая, что он в ужасе от моего цвета кожи заберет свои слова обратно, я, немного придя в себя, уже чуть более уверенно снова выдавила из груди «Тише».

— Будь осторожна, — похлопал он мула по крупу.

Юния завиляла хвостом и навострила уши.

Я ударила по бокам, однако она стояла как вкопанная. Мистер Лаветт внимательно смотрел на меня. Всем весом я вжалась в седло и снова ударила по крупу, но мул упрямо никуда не двигался, испортив наш изящный уход.

— До свидания, Кюсси Мэри, — попрощался он, и его лицо озарила улыбка, которую в этот раз было видно даже во взгляде.

— Вперед! Я широко раздвинула ноги и сильнее ударила мула: от резкого хлопка стремянным ремнем все мое тело стало стыдливо заливаться синей краской.

Юния зафыркала и поскакала рысью.

— Джексон Лаветт, — прошептала я спустя несколько минут, убедившись, что мы ушли достаточно далеко от его хижины, и сделала остановку. — Что ты думаешь о нем?

Подняв верхнюю губу, Юния вдыхала свежий ветер, пропуская его через свои большие красивые зубы.