Дух танцует дерзко

Ким Кимуш, 2022

Метафизический экшен познания драгоценности человеческого бытия, основанный на реальных событиях. Нея тяготеет к абстрактному и мистическому знанию. Но отвергает эдакую блажь, чтобы угодить окружению и вписаться в прагматичную модель успеха. Пока не понимает, что коверкает жизнь в борьбе с чем-то неистребимым. Со скрежетом зубовным поворачивает вспять. В переплетах мистических курьезов учится не малодушничать. Видеть в темноте кризисов и неопределенности парадоксальные возможности. За компанию читателю предстоит оживить хулиганскую изобретательность путем бесстрашного вопрошания и разрушения гнетущих интенций. Ощутить вкус магического мышления и прелесть получения желаемого без агрессии. Набраться дерзости признать в себе способности к мистическому творчеству – превращать невозможное в обыкновенное чудо – и прошмыгнуть в мир сверхчеловеческого сознания и опыта, пригодный, однако, и для радостей земного порядка. Содержит нецензурную лексику.

Часть 2. Слишком человеческая любовь

Глава 18. Когда душе любви хочется

— Похоже, вы сильно любите Бога, — сказал астролог после небольшой паузы.

Нея молчала, пытаясь угадать, что в натальной карте может указывать на это.

— Так? — уточнил Танмай по-русски.

— Не знаю, с чем сравнивать, — ответила Нея и смутилась, сообразив, что из ее ответа выходит, будто она больше никого не любила.

— Та-ак! — довольно заключил Танмай.

Потупив взгляд, Нея улыбнулась, но тут же вспомнила:

«Человек не умеет любить. Он даже Бога пытается использовать. И я пыталась», — губы непроизвольно искривились, ей захотелось провалиться сквозь землю.

Впрочем, там она уже побывала.

* * *

Вглядываясь в ладонь Неи, хиромант в Индии сказал, что она обладает большой силой желания. Вероятно, поэтому стоило разрешить себе желать большего, возможности перед ней открывались с легкостью.

Элегантный интеллектуал в темно-синем костюме, великодушный демократ с обаятельной улыбкой, Вениамин Аликович интриговал играючи. Редкая мальчишеская небрежность в манерах добавляла его образу самобытности.

За круглым столом в своем роскошном офисе, то пристально, то лукаво он смотрел на Нею. Располагал к себе умными шутками, увлеченностью делом и казался человеком, умеющим рисковать и выигрывать.

Он открывал представительство в Эмиратах. Искал бизнес-ассистента-переводчика и общий знакомый Вениамина Аликовича и отца Неи порекомендовал ее. Перспектива сулила профессиональный рост, расширение кругозора и возможность ближе познакомиться с достойным кандидатом в спутники ее новой правильной жизни.

Хотя Нея и без того уже знала, что Вениамин Аликович не иначе как ниспослан свыше. На первом собеседовании он закрепил рукопожатие подарком из нескольких книг о карме, чем уничтожил остатки присущей Нее настороженности.

Через неделю он пригласил ее на второе собеседование. Нея виновато призналась, что не сможет освободиться раньше восьми, и он радушно согласился подождать.

В девять вечера она была на месте. На проходной встретил охранник и по пустому коридору провел в дальний кабинет. Уставший, Вениамин Аликович сидел за рабочим столом, на котором помимо пары файлов с документами и портрета его духовного учителя стояла бутылка виски и хрустальный бокал. Увидев Нею, он оживился, встал, с улыбкой приветствовал, предложил сесть, в черное кожаное кресло напротив. Сам сел обратно в похожее, но побольше.

— Выпьешь со мной? — непринужденная, чуть лукавая улыбка, обозначила приятельский настрой встречи.

— Нет, Вениамин Аликович, спасибо, я не пью.

— Хм… Ну и зря…

Нея сочла замечание не допускающим сомнений и только улыбнулась.

— Значит, придется одному пить, не возражаешь?

— Нет, конечно.

Он наполнил фужер и начал рассказывать о предстоящем объеме работы и своих ожиданиях от Неи.

— Мне нужно убедиться, что ты ко всему готова, — подытожил он через полчаса.

Нея, приученная ценить и оправдывать доверие, рассказала, как будет стараться. Чтобы подтянуть английский, уже выбрала интенсивный курс. И в качестве испытательного срока готова бесплатно совмещать со своей нынешней работой его первые поручения.

Он глянул на дверь, выдержал паузу и сказал, что ему нужно проверить ее в другом смысле.

В кабинете повисла тишина. Горячая волна откуда-то из низа живота толкнула Нею в солнечное сплетение, дыхание в груди остановилось. Она инстинктивно бросила взгляд на окна — там стояли решетки, за дверью — охранник. Непроизвольно откашлявшись, она начала выкручиваться, осторожно подбирая слова:

— Вениамин Аликович, если я вас правильно поняла… Вы мне очень нравитесь… как мужчина. Я бы хотела, чтобы все произошло в другое время и в другой обстановке.

— Хм, неплохой ход, — усмехнулся он.

Осушил фужер, помолчал. Пошатнувшись, поднялся. Сказал «нет, откладывать не будем». Обошел стол, вытащил ее за плечи из кресла, развернул спиной к переговорному столу, задрал юбку и начал стягивать упругие колготки. От него разило перегаром. Нея извивалась и отстранялась, что его распаляло, и он стал агрессивным. Она поняла, что сопротивление приведет к мордобою, и тогда унижение не получится скрыть.

Вениамин Аликович повалил ее на стол. Она попыталась представить, что ее тело ей не принадлежит. Отрешенно посмотрела по сторонам и остановилась на портрете его духовного учителя. В золотой рамочке, со жгучими взглядом и копной кудрявых волос он, казалось, присутствовал.

«Ты видишь? Позволишь этому произойти?» — спросила она молча.

Портрет не ответил, и было уже поздно.

Мертвецкая безучастность Неи не вдохновляла Вениамина Аликовича. Он остановился и, раздраженный, не смог продолжить.

— Что ты… какая-то… — бормотал он, отстраняясь и подтягивая штаны. Его шатало.

Нея поняла, что самое омерзительное позади. Выпрямилась, натянула трусы и колготки, опустила юбку и еле слышно попросилась в туалет.

Оказавшись в одиночестве, бросилась к раковине. Смотрела строго мимо зеркала и стряхивала с себя мокрыми руками неизвестно что. Сверху мерцала и щелкала лампочка. В унисон у Неи задергался глаз. Она вцепилась в ускользающую бесчувственность, нажала на слив, еще раз вымыла руки и вышла.

В пустом коридоре остановилась, долго смотрела на проходную в конце, услышала завозившегося охранника и пошла обратно в кабинет. Вениамин Аликович сидел в своем кресле и допивал виски. Нея встала в дверном проеме.

— Садись, — сказал он, небрежно указав рукой на ее кресло, — дверь закрой.

Нея покорно села.

— Вениамин Аликович, я бы хотела уйти, — тихо сказала она.

Его лицо исказилось презрением.

— Что ты… вялая какая… Ты че, бля… всегда такая?! — он ухватился за стол и с вызовом поднялся.

Сердце Неи бешено заколотилось, ладони мгновенно взмокли. Но не человека напротив она испугалась, а тех, к кому он, не ведая, воззвал.

Кровь в ее венах забурлила, сообщая каждой клетке ярость и побуждение убить. Нея словно очнулась. Вскочила и, воткнув в его глазницы бешеный взгляд, выдохнула первые языки пламени:

— Хватит! — охваченная мелкой дрожью, она застыла.

Вениамин Аликович оторопел, но быстро опомнился:

— Во-от! — начал он, криво улыбаясь и опускаясь в кресло. — Вот этого я и хотел… Чтобы ты показала характер. Вижу, есть он у тебя… хе-хе…

Нея удивилась, что потребовалось так мало, но страшась упустить момент, стояла на своем:

— Ну вот, показала! Теперь можно идти?!

— Хм… ладно… иди, — опустил он голову, с трудом ворочая языком, — водитель от…зет. Я те позвоню… когда арабы при… — отрыжка не дала ему закончить.

Меньше, чем через десять минут Нея неподвижно и молча сидела на заднем сиденье его черного «мерседеса».

Заревела через день — в выходные.

Глава 19. Переплет

«Как такое могло случиться?

Я же доверилась Богу.

Что я сделала не так?

Не правильно молилась?

Хочу того, что не положено?

Я отверженная?

Бестолочь, которой надлежит знать свое место?

Счастье — вымысел, и суть жизни — в страдании?

Бога нет?

Признать правоту тех, кто Его отрицает? И вместе с тем — всякий смысл?

Но страдание ведь есть. Разве из этого не выходит, что смысл в страдании? Оно бессмысленное?

Если я признаю отсутствие смысла, то должна буду признать существование смысла в его отсутствии. Не может ведь смысл отсутствовать бессмысленно. Иначе, почему бы ему не присутствовать? И тогда вопрос не в наличия или отсутствия смысла, а в его содержании…

Так зачем случился этот кошмар?

Как пережить?

Я шагнула через пропасть и сорвалась?

Это мой конец?»

Она тянула себя за волосы. Обгрызла ногти на руках и приноровилась обдирать их на пальцах ног. В голове все путалось. Все душило. День за днем, неделя за неделей.

— Простить его? Но как, когда прощения не просят? — заливалась она слезами, проснувшись после очередного кошмара, в котором гонялась за Вениамином Аликовичем, чтобы добиться от него раскаяния.

Однажды, в пренебрежительной манере он повернулся к ней спиной, и от отчаяния она ударила ему по пояснице кулаком. Накануне того, как наяву он сломал ногу. Поскользнулся на ступеньках офиса.

Перелом оказался сложным. По результатам первой операции, предстояло еще две. Об этом отцу Неи рассказал тот же общий знакомый и добавил, что ее выход на новую работу откладывается на неопределенный срок.

Раньше Нее было достаточно одной небольшой неприятности с обидчиком, чтобы ее светлая сторона зарделась состраданием и злость угасла. Теперь она утратила ориентиры в различении добра от зла и обессилила.

Отброшенная далеко назад, в зыбучие пески своей пустыни разочарования, с самой возвышенной и в одночасье разодранной в клочья системой ценностей, Нея больше ничего не понимала. Должна ли она смириться и как это сделать? Или сражаться? С собой или с другими? Ее разум спасался от безумия остатками воли, кормящейся ответственностью перед родителями и на работе. Но после передышки в офисе боль чувствовалась еще острее. Силы держать удар таяли, ужас перед неисчерпаемостью вулкана, извергающего боль, рос.

Несколько раз звонила Агата. Нея не брала трубку. Потом в эсэмэсках извинялась и обещала перезвонить. Спустя две недели, не сумев больше откладывать, ответила и разревелась. Через три дня еще. И потом каждую неделю.

Агата растерянно поддерживала жалкие потуги подруги продраться сквозь истерики к пониманию причин и сути произошедшего. Своим скромным любящим присутствием она давала Нее силы жить.

Она же посоветовала Надежду и ее сеансы энергоцелительства. Нея схватилась за соломинку и набралась сил обратиться вдобавок и к тарологу. Разбор ситуации с точки зрения кармических долгов, меньшего зла вместо большего в будущем и десятка других интерпретаций дарили слабую надежду, что это еще не конец.

Прошел месяц, и у Вениамина Аликовича умер брат. Со слов общего знакомого, Вениамин винил себя, каждый день пил и плакал.

— Это совпадение, — уговаривала себя Нея, призывая в свидетели здравый смысл. Но ощущение причастности выдавало себя неугасающей яростью. Сорвавшиеся с цепи демоны беспризорно рыскали, жаждая крови. Истерзанная темной стороной, светлая сторона Неи гибла.

В одной из лекций она слышала, что если человек добровольно скармливает себя своим демонам, пожирая его, они пожирают то, что их порождает.

Была ли это последняя вспышка сострадания к обидчику или инстинкт самосохранения, но Нея решила попробовать. Начала избавляться от собственного «Я». Садилась после работы на пол под алтарем и воображала, как сдирает все представления о себе, питающие гордость, стыд, ярость и жажду возмездия — все, как старую кожу. Морщилась, скукоживалась, каталась со слезами по полу, вставала на колени, кланялась и начинала сначала.

Она представляла, как стягивает со спины и рук отслаивающиеся ошметки кожного покрова, крупные, толстые, с запекшейся кровью и погружает их в кипящий котел, подвешенный над кострищем в сердце ее пустыни, в окружении ликующих демонов. Скармливает им все ожидания от себя и Бога. Ржавым черпаком достает из головы, груди, живота и вытряхивает в вонючие джутовые мешки все без разбора — этические, эстетические, моральные, социальные, религиозные ориентиры, которые она впитала или умышленно встроила в себя. Все интерпретации своего и чужого опыта. Все толкования с позиции здравого смысла, полезного и вредного, правильного и неправильного.

Обливаясь кровью, волочит мешки к котлу, вываливает содержимое в кипящую воду и опустошается. Выскальзывает, как прозрачная дождевая капля, из своего растерзанного «Я». Становится никем и ничем. Несуществующей.

В одну из ночей, в приступе панической атаки, она достала походный спальный мешок, разложила его вдоль шкафа под алтарем, содрогаясь всем телом и всхлипывая, залезла в него, прижалась к полу и попросила Бога или неведомого кого-нибудь, вынести ее из этого, если можно.

Обессилев, провалилась в глубокий сон и поутру сочла это наградой. Стараясь не давать происходящему оценок, вылезла из мешка, умылась, согрела на кухне чайник, села за обеденный стол, сделала глоток горячей воды и вдруг обмякла.

Конец ознакомительного фрагмента.