По волчьему следу

Карина Демина (2024)

Придет серенький волчок, и ухватит за бочок… В темный-темный лес потащит, а там и не найдут. Возможно, даже искать не будут, потому как издревле в темных-темных лесах люди пропадали. Но что-то переменится, когда на пеньке обнаружат голову. А потом и вторую, принадлежащую излишне старательному следователю. Две же головы — уже повод отправить на место особую группу. Пусть Бекшеев и разбирается, что же такого происходит в маленьком провинциальном городке близ границы. И какое отношение к происходящему имеют беглые каторжники, контрабандисты и сожженная в годы войны деревня. Главное, ступив на след, не увлечься. И помнить, что волк — животное умное. А потому нельзя сказать наперед, кто и на кого охотится.

Глава 6. Поедь

«Поедью именуют следы от кормившихся в оном месте зверей и птиц, по которым опытный охотник может…»

«Толковый словарь юного охотника»

— Да чтоб всех вас… — Туржин честно попытался удержаться, когда грузовик качнуло влево, но все одно съехал с лавки вместе с покрывалом, на эту лавку заботливо наброшенным.

Грохнули чемоданы, сваленные тут же.

— Мы тут… сейчас… навернемся.

— Говоришь много, — оборвал его Тихоня, который выглядел расслабленным, словно совершенно не мешали ему ни тряска, ни мешанина запахов, царивших внутри кузова.

Как ни странно, подействовало.

Туржин опалил Тихоню взглядом, но поднялся и молча вернулся на место. Покрывало и то поправил. Молчание, правда, долго не продлилось.

— Стало быть, нам тут не рады, — сказал он иным, спокойным тоном. — Если выслали это…

— Скорее всего, — Бекшеев надеялся, что он-то усидит. Самодельные лавки были прикручены на совесть, да и поручни имелись, но дорога явно оставляла желать лучшего. — Мы чужаки. Начнем расследование. Копаться будем. Как знать, чего на копаем.

— И на кого, — добавил Тихоня.

— И что делать?

— Работать, — Тихоня поглядел на Туржина снисходительно. — Мешать прямо не посмеют, но по-тихому гадить будут.

Бекшеев подумал и согласился.

— Скорее всего попытаются убедить, что никакого серийного убийцы здесь нет.

— А головы?

— А головы… мало ли. Может, местные браконьеры шалят. Или там контрабандисты тропы делят. Граница-то близко. Да и леса тут старые, в них много кто скрываться может…

Пусть времени со времен войны прошло изрядно, но совсем уж сбрасывать со счетов данную версию не стоило.

— А если они правы? Если это и вправду… ну… местные?

— Что местные — факт, — Бекшеев уже думал. — Чужой не сумел бы спрятать тела так, чтобы их не нашли. Да и в подобных городках почти все чужие на виду. А вот браконьерам с жандармерией ссориться не с руки. Как и тем, кто тайными тропами ходит. И потому первого паренька они могли бы убить. Случайно там. Намеренно. Но вот следователей… убийство следователя — это всегда шум. Вызов. И местные, пусть нас и не любят, но землю будут рыть на совесть. А как местные, они наверняка знают, кто там с тихими делами связан. Их первым делом и тряхнут… нет, причина тут в ином.

Туржин с кряхтением оперся на лавку и проворчал.

— Умеете вы… психов найти.

— Это не я, — сказал Бекшеев и получилось, что он словно оправдывается. — Это скорее наоборот, они меня находят.

Правда же.

Машину тряхнуло, а после грузовичок и вовсе опасно накренился.

— Да чтоб тебя…

Он рухнул на все четыре колеса с грохотом и скрипом. И упрямо двинул дальше.

— Он нас точно угробит раньше вашего ненормального… — Туржин вцепился в лавку обеими руками. — Если мы доедем живыми, я…

Грузовичок повело влево и зубы Туржина громко клацнули, а потому сказать, что именно он собирался сделать, не получилось.

Ну и пускай.

Доедут.

Куда они денутся.

Городок был невелик — три тысячи жителей, церквушка, торговая площадь да дома в два этажа. Те, что поближе к площади. Они и сложены были из желтого кирпича, крытые нарядною новой черепицей. Те, что дальше — деревянные, одни поновее, другие и вовсе поставлены были во времена незапамятные, а потому вросли в землю по самые окна. Да и окна те, махонькие, кошке не протиснуться, заставленные мутным толстым стеклом, прикрывались еще и ставнями, словно избы опасались впустить слишком много солнечного света. Дымили трубы. Пахло навозом и сеном, и скотиной, которую держали во дворах. На дороге копошились куры, а ближайшую лужу, весьма солидных размеров, оккупировала стая гусей.

Грузовичок остановился перед этой самой лужей.

И Бекшеев с облегчением выдохнул. Оно, конечно, за городом дорога стала получше и трясти почти не трясло, но вот местную брусчатку он все же прочувствовал, что ногой, не ко времени разнывшейся, что всем своим организмом. Одна радость, голова болеть перестала.

Хорошо.

Туржин с легкостью спрыгнул, не отказав себе в удовольствии пнуть чемодан. И Тихоня, глянув в спину, сказал со вздохом:

— Совсем дурной. Ничего. Я еще похуже был.

— Эй, — Васька заглянул в кузов. — Вы тут как? Доехамши? А то там дорогу подразмыло, после-то мужики песочком позасыплют, но пока он ямины. Тряхало, небось.

— Тряхало, — подтвердил Тихоня и тоже сполз. А Бекшеев вдруг ясно осознал, что он вот так, легко, не спрыгнет. Что для него эта невеликая высота, отделяющая кузов от земли, препятствие весьма серьезное. И что делать? Стоять с героическим видом?

Или позорно садиться на задницу, свешивать ноги и как-то от так выбираться?

Или вовсе помощи просить? От стыда щеки вспыхнули.

— Чемодан подашь? — Тихоня понял все. — Чтоб туда-сюда не скакать… эй ты, там… как тебя?

— Сергей, — буркнул Туржин.

— Вот, к хате носи, — Тихоня сдернул два ближайших чемодана, которые Туржину и всучил. А Бекшеев, радуясь внезапной отсрочке, подтащил к краю мешок Тихони.

И второй.

И на руку протянутую оперся почти спокойно. Если сосредоточиться и прыгать на здоровую ногу, то оно и ничего. Благо, растянуться носом в лужу ему не позволят.

Получилось.

Именно тогда Бекшеев и выдохнул. Огляделся. И увидал, что городишко этот, что покосившуюся слегка ограду, гусей и лужу, и домишко за оградою. Крепкий некогда, он слегка облез, облупился, да и крыша чуть просела.

— Мда… — только и сказал Бекшеев. — Комнат там сколько?

— Так… одна, — Васька почесал в затылке. — Сказано было, что след… следыватель приедет. Из Петербурху… а вас туточки он целая толпа.

— Следственная группа, — поправил Тихоня. — И дом ничего, нам с Серегой в самый раз будет. Верно, Серега?

Туржин чего-то да ответил, не слишком радостное.

— Ежели еще твоя хозяйка готовить возьмется, то будет вовсе ладно. За отдельную плату само собой.

— Они добре готовят! — заверил Васька. — И мясо у Аньки берут! А у Аньки мясо — наилучшее! Во всей округе такого нету! И колбас тоже. Особливо сушеные… я принесу!

— Принеси, — Тихоня похлопал паренька по плечу. — Потом. А пока скажи, может, в городе гостиница какая имеется? Или дом доходный, в котором бы квартиры сдавались? Их благородиям, сам понимаешь, в этаких хоромах непривычно будет… небось, еще и клозет на улице?

— Чего? — Васька моргнул.

— Уборная, — пояснил Тихоня.

— Он, там, за хатой, — Васька махнул рукой. И задумался. Надолго. Брови его рыжеватые зашевелились от излишне активной работы мысли.

Потом он вздохнул.

— Гостиница-то имеется… только это… дорого там. Страсть.

— Ничего, — Бекшеев с трудом сдержал улыбку. — Как-нибудь осилим.

— И порядку мало. Тамочки на низу ресторация… ну как, ресторация, кабак, только дерут в три шкуры. Охфицеры тама снедають…

— Какие офицеры?

— Так, — Васька поскреб затылок. — Этие… военные… туточки недалече, в Закутниках, военные… три версты, ежель напрямки. Деревня. Заняли. Ну и солдатики. И пленные еще прежде были, чегой-то там то ли закапвали, то ли откапвали, а может, вовсе дорогу строили. Или там иное чего. Ну вот. Пленных давно уж немашечки, а военные остались. Граница близенько. Стерегут.

Он произнес это веско, показывая, что всецело осознает важность присутствия близ города военных.

А вот Бекшеев поморщился. Про военных Одинцов ничего не говорил.

Плохо.

— Так тепериче охфицеры ездить стали. Сидят. Пьют. Едят… а их гадостью кормят! Все у нас знают, что Трофим, который гостиницу держит, значится, скупой до жути. За грошик удавится. Чем он их кормит — одному Богу ведомо, потому как мяса у Аньки не берет. И колбас не берет. Типа у него свои. Пробовал я… жуткая пакость! А вы, господин, может, лучше, ежели тут не по нраву, тогда в нумера к Сапольничихе? У ней доходный дом…

Как дом.

Домик.

Нет, по местным меркам он был высок, даже весьма — в целых три этажа и с мезонином. Пара колонн, причем на левой под слоем краски проступали характерные рытвины — следы от пуль.

Лестница в пять ступеней.

Пара мраморных львов. И дама в шелковом китайском халате с наброшенною поверх него шалью. Лицо дамы кругло и набелено. Темные волосы уложены в высокую прическу, которая держится чудом и парой шпилек. Шею обвивают две нити жемчуга. Пухлые пальцы стянуты кольцами. И смотрит она на Бекшеева недобро, явно подозревая в желании попортить тайком её, Фелиции Зигмунтовны, законное имущество.

— Вот, — Васька перед дамой этой терялся. И картуз с головы стянул. Светлые выгоревшие на кончиках волосы тотчас поднялись дыбом. — Господа из самой столицы приехали. Расследовать…

И замолчал виновато как-то.

— Из столицы? — в блеклых глазах дамы мелькнула искра интереса. — Так уж из самой?

— Из самой, — согласился Бекшеев. — Нам комнаты нужны… неделя, может, две.

Если все сладится.

А нет…

— Чтобы чисто, тихо и лишний раз не беспокоили. Если можно будет столоваться здесь же…

— Кухарка у меня неплохая, — проговорила дама неспешно. Её взгляд скользнул по Бекшееву, ощупав с головы до пят. И от этого взгляда не укрылось ни некоторая помятость одежды, ни стоимость её. Переместился на Софью, которая шляпку сняла и ею обмахивалась, отгоняя местных мух.

На мрачную Зиму, к ноге которой прижималась Девочка.

— Тварь воспитанная? — уточнила хозяйка доходного дома. — В доме гадить не станет? Мебель грызть?

— Воспитанная, — губы Зимы чуть раздвинулись.

— Слышишь её? — хозяйка чуть склонила голову.

— И слышу тоже.

— Хорошо…

Она снова посмотрела на Бекшеева и строго сказала:

— В доме не курить и не магичить. Плата вперед. Отговорок, что завтра, я не принимаю. Векселей и расписок тоже.

— Фелиция Зигмунтовна! — возмутился Васька.

— Если бы ты знал, мальчик, — Фелиция Зигмунтовна произнесла это с легкой усталостью. — Сколько в этих столицах мошенников… и все-то солидно выглядят. А так и норовят бедной вдове голову задурить. Квартирки у меня хорошие. Небольшие, это да, зато при каждой — своя уборная. Если побольше возьмете, то и с ванной могу. Идемте, покажу. Ты, охламон, тут постой. Нечего дорожки затаптывать… а вы, стало быть, за Охотником? Из Петербургу… получили, стало быть, письмецо-то?

— Вы его отправили? — сказала Софья.

Она ступала осторожно, одной рукой придерживаясь за Зиму, другой — опираясь на Девочку. Глаза Софьины оставались широко открытыми. Она и моргала-то редко, и тогда по лицу сбегала слезинка. Из левого глаза.

Из правого.

По очереди.

— Я, — не стала спорить Фелиция Зигмунтовна. — Как карточку в ящике нашла, так и поняла, что прав был Епифан… упертый. Я ему говорила, что не след самому в это дело лезть. Но разве ж послушает. Вещи его я тоже сохранила, если нужны.

— Нужны.

— Тут-то немного, но книжечки, блокноты…

— Утаили от следствия? — уточнила Зима. И почтенная вдова фыркнула.

— От какого? Ко мне и не приходил-то никто, хотя все знали, что Епифан у меня живет. Я в комнатах ничего-то и не трогала…

В доме было пусто.

И чисто.

— Дорого у меня, — пояснила Фелиция Зигмунтовна. — Наши-то ищут, чего подешевше. И шуму не люблю. Господа офицеры уж очень шумные, особенно, когда праздновать изволят. А у них ноне каждый визит праздник… пьют без меры, еще и буянить принимаются. И после-то управы не найти, да… для купцов ныне не сезон, они после появляются. Но клиент у меня свой.

Красные дорожки.

Паркет.

Панели старого дерева. И обои с вензелями. Лепнина на потолке. Картины, чуть выцветшие, сроднившиеся со стенами. И лестница с какими-то несуразно высокими ступенями. У подножия её лежали копии тех львов, что охраняли вход в дом.

Сразу заныла нога, предупреждая, что каждодневный подъем — это не то, что Бекшееву нужно. И вдова остановилась перед нею. Поморщилась, но сказала.

— Квартир тут всего четыре на втором этаже. И шесть — на первом, но там и сами меньше, и ванная комната одна на две квартиры. Правда, если наверх, то обождать придется, я там небольшой ремонт затеяла, раз уж не сезон.

— Устроит и первый, — Зима поглядела на лестницу. На Бекшеева. И добавила. — Нам с Софьей как раз удобно будет.

— Епифан тоже на первом остановился. Смежная квартира аккурат свободна… заодно и вещицы посмотрите.

Вдове явно не хотелось пускать постояльцев выше.

— Замечательно, — Бекшеев оперся на трость. — Буду рад. Только… я заплачу за обе квартиры. Но никого в соседи не селить.

Важный кивок.

И разворот.

Фелиция Зигмунтовна из широких рукавов китайского халата вытаскивает ключи. Один протягивает Зиме. Второй — Бекшееву.

— У меня копии, — предупреждает она. — Но обыкновения шарить по вещам не имею. Если что ценное, могу предложить сейф…

— Письмо, — Бекшеев ключ взял. Тот был теплым и покрыт чем-то теплым, с ароматом цветочных масел. — Стало быть, вы его отправили?

— Епифан и сам собирался. И попросил меня, чтоб, если вдруг чего случится, то я отправила. Только не в губернскую управу, как он полагал. Там, небось, тоже отмахнулись… сразу в столицу и отправила.

Красные губы чуть дрогнули.

— Но вы располагайтесь, господа. Я же велю чаю сделать. Обед, к сожалению, не готовили, но могу послать за пирогами. Тогда и поговорим… если хотите.

Бекшеев вот хотел.

И даже очень.